Лутцгер сфокусировался на черных как нефть расширенных зрачках Рэйвен, где плескался неподдельный испуг. По своему опыту он знал, что двух бокалов спиртного на голодный желудок достаточно, чтобы убить любой артистизм, и, увы, недостаточно, чтобы отшибло память, недостаточно, чтобы включить программу патологической лжи, которая превращает человека в того мальчика, который кричал "Волк!". Чувствовать себя этим мальчиком у Рэйвен нет причин, и он это докажет.
- Да, - ответил Ноа торопливо на последний вопрос девушки и подкрепил свои слова, на пару секунд накрыв вцепившуюся в его предплечье руку ладонью, инстинктивно сжимая пальцы, ощутившие холодок и дрожь, словно пытаясь сгладить тот торопливый неаккуратный тон, каким было произнесено слово. Ноа не мог согреть ее и успокоить за эти короткие две секунды, но по крайней мере надеялся, что, если не слова, то это прикосновение убедительно в тот момент, когда на словесные уверения нет времени, когда надо разорвать рукопожатие и спешить к двери, за которой, возможно, его судьба. И ее наказание.
Не того, не того, чего нужно, она боится - Хиббс больше не придет, его компании незачем сюда возвращаться, но вместо Лутцгера этот вариант развития событий уже опроверг требовательный голос по ту сторону. Голос прав: эту дверь нужно открыть. В том числе - образно говоря.
- Сидите тихо, - произносит Ноа торопливо, не успевая добавить "пожалуйста", которое неожиданно начинает звучать в мягком и одновременно уверенном: - Я все улажу.
«Я постараюсь все уладить», - хотел он сказать, потому что, если не кривить душой, так и было на самом деле: пытаться - все, что он мог. Пытаться принять весь удар на себя, пытаться спрятать Рэйвен, пытаться заговорить зубы людям, которые привыкли к таким хитростям за многие годы и не пропускают их без внимания. Что у него точно должно получиться - это не геройствовать со своим маниакальным порывом окончить карьеру укрывателя убийств и сосредоточиться на безопасности Рэйвен. Его ангел-хранитель нуждался в спасении больше, чем его совесть.
Рука Лутцгера не задержалась ни на миг на ручке двери перед тем, как он потянул ее на себя. Не рванул, а заставил поддаться спокойно и медленно, как под касанием человека, которому нечего скрывать от правосудия. Ноа растворил дверь шире и вежливо поприветствовал коротко стриженного полицейского азиатского вида, который уже развернул перед носом Гробовщика удостоверение с блестящим значком. «Где-то я видел это лицо», - отрешенно подумал Лутцгер и сфокусировался на короткой фамилии в документе, которая ничего ему не сказала. С удостоверения он стремительно перевел взгляд к стоящему у тротуара автомобилю, за рулем которого сидел напарник посетителя и наблюдал за ними с расстояния. Рядом, на сиденье, лежала открытая книга, перевернутая обложкой вверх.
- Что вам угодно? - Гробовщик снова посмотрел на стриженного полицейского, который убрал ксиву в нагрудный карман рубашки, и невозмутимо вскинул правую бровь. «Какие-то они расслабленные. Как будто не в дом, где произошло нападение на человека, приехали. Рэйвен говорит правду, она их не вызывала». - Приятно было видеть подтверждение словам девушки, но всех вопросов это не решало. - Только вот зачем они здесь?
- Мы просто увидели свет, и решили проверить, все ли тут в порядке, - будто отвечая на внутренний вопрос Гробовщика, объяснил полицейский тоном человека, железно уверенного в правильности своих действий. - Через два дома отсюда сегодня днем ограбили магазин, мы патрулируем.
- Понятно, - кивнул Ноа, делая над собой усилие, чтобы не притормозить, подавшись назад, а показать посетителю, что не против его законного вторжения на свою территорию, хотя все его существо внутренне противилось тому, чтобы этот человек входил, чтобы видел Рэйвен, чтобы заговорил с ней, чтобы лапал его вещи и копался в инвентаре на складе. Если Лутцгер станет вести себя чересчур нервно и подозрительно, выдавая свой шок, страх и нежелание идти на контакт, именно так и случится. - Я хозяин этого заведения, заработался допоздна. Как раз собирался закрываться. Все в полном порядке.
«А свет у меня горит, потому что на улице темно», - невесело усмехнулся про себя Ноа, но промолчал. Объяснение цели визита нисколько его не успокаивало - здесь что-то не так, это могла быть случайность, это могла быть и наводка. Может, этот бодрый малый с хитрыми китайскими глазами, которые сейчас, кажется, протрут в Лутцгере дыру, уже давно у него на хвосте. Эта мысль заставила Гробовщика беспокойно одернуть себя, чтобы не оглянуться в сторону кабинета, и он замер, напрягая мышцы шеи так, что ему начало казаться, словно он со стороны походит на робота, особенно - после следующего вопроса полицейского.
- Здесь есть еще кто-нибудь, кроме вас? - По тону было понятно, что он спросил это на всякий случай, просто раз уж пришел, можно было даже посчитать, что, получив ответ, он сядет обратно в машину и укатит заниматься более серьезными делами - например, каким-нибудь реальным происшествием. Но вопрос как будто парализовал Лутцгера напряжением, инстинктивным желанием запереть все двери в конторе и потерять от них ключи, только бы этот полицейский хмырь не совал туда нос, и он, должно быть, слишком поспешно и настойчиво отрезал:
- Нет. - В следующее мгновение у Гробовщика неприятно засосало под ложечкой, и сердце куда-то рухнуло от иллюзорного ощущения, будто сказал он это не по своей воле, вопреки осторожности и законам логики. «Дурак. Зачем я это ляпнул?» Нужно было построить защиту прочнее, неуязвимее, эффективнее, чтобы наверняка отвести от Рэйвен и себя самого подозрения, продумать психологическую игру тоньше, быть сообразительнее, полезнее, не отдаваться произволу эмоций, вызванных остротой и внезапностью момента. А так, он просчитался и, возможно, сейчас все испортил. Что мешает новому гостю отстранить хозяина и лично осмотреть комнаты? Что будет, если через две минуты он узнает о существовании Рэйвен? Какую ложь Лутцгер придумает, чтобы покрыть другую ложь? И что будет с Рэйвен, если карточный домик этой лжи разрушится до основания?..

«Что вы делаете? - чуть было не воскликнул Лутцгер, но шепот Рэйвен над самым ухом заставил его поймать фразу на излете, незаметно задержав выдох. - Что?..» - Ноа выпустил из легких небольшое количество воздуха, словно, отпустив на свободу перехваченное дыхание, он сможет заглушить тяжелый стук сердца и дефибриллирует остановившееся в его черепной коробке время. Сколько прошло, пока он пытался распределить по полкам в голове разрозненные нервные импульсы? Неожиданный выход Рэйвен. Откровенность. Ее зовущая улыбка. Тепло трепетно прижимающегося к левой стороне его груди тела. Мурашки, бегущие у него по коже.
Под недоуменным взглядом полицейского Гробовщик сделал еще один тихий выдох.
Если капля алкоголя убивает артистизм, то что сейчас происходит? В момент, когда ты захвачен в воронку эмоций, сложно осознать, что на свете существуют люди, чей огонь неопьяняем, чья натура способна гениально играть со всем чувством, и так, что ты на секунду сможешь вообразить, что это не спектакль, что все взаправду, и кровь мчится по сосудам к твоему лицу, и тебя бьет с ног ароматная горячая волна обаяния, откатывает, оставляя тебя трепетать в предвкушении того, как она нахлынет снова.
«Очнись. Вы едва знакомы. Играй лучше свою роль».
На самом деле он уже играл, но только сейчас поймал себя на том, что мягко обнимает Рэйвен чуть ниже талии, поймал себя на ощущении, что этот жест для него приятен и привычен, навевая какую-то тень воспоминания. Лутцгер попытался бы восстановить в памяти, испытывал ли он что-то подобное во время недавних недолговечных романов, которые с натяжкой можно назвать таковыми, но не нащупал бы никакой связи. Недавними они были только относительно возраста Вселенной.
Некоторые женщины могут напоминать только одну - саму себя.
- Нет? - переспросил полицейский насмешливо и подозрительно, разглядывая их обоих в упор так, что Лутцгеру стало не по себе, неловко, будто он был замечен в чем-то аморальном, и в мозгу его лихорадочно пронеслась мысль, а не была ли его реакция на объятия женщины слишком очевидной, хотя, должно быть, по ее замыслу она и должна быть такой, чтобы в их театр поверили. Но какое мнение теперь составил сейчас о них представитель закона? Ноа мысленно укорил себя за то, какие гадости этот невысокий парень мог подумать о Рэйвен из-за его лжи.
«Проклятье». - На мгновение Гробовщиком овладело желание поцеловать ее прямо на глазах у гостя, только бы тот не посчитал Рэйвен девушкой легкого поведения, с которой хозяин похоронного бюро тайно забавляется вечером прямо в офисе. Лицемерием было бы выставлять это желание как продиктованное исключительно рыцарским стремлением защитить ее честь - мягкость волос, ощутимая взглядом, непринужденные объятия, плавные контуры груди и шеи притягивали, подсказывая, что при других обстоятельствах Ноа бы не устоял. Сопереживание, ее красота, дежа-вю и незатухающее ощущение, что они на одной волне, соблазнили бы его. «А что бы подумала она? Наверно, что я просто хорошо сыграл».
Тушуясь, Лутцгер поспешил прикрыть ложь другой ложью.
- Понимаете, я просто не хотел приглашать вас в кабинет, потому что... - Он осекся, чуть не провалившись сквозь землю со стыда, и кашлянул, словно единственная пришедшая на ум версия, способная логично оправдать его очередной проступок, застряла у него в горле. Положительно реагировать на откровенность Рэйвен было одно, сказать сейчас, что Ноа прятал ее в кабинете, потому что она была неодета - совсем другое. Кому бы понравилось, если бы чужой мужчина, недавно напугавший девушку до смерти, излучавший опасность, делал ложные заявления об интимной близости с ней? К тому же, обсуждать это с незнакомцем непорядочно вдвойне.
Лутцгер так и не закончил фразы. Собственная идея подстегнула его воображение, почти сразу же написав, как на холсте, размытыми штрихами гладкое, матово-бежевое тело Рэйвен, в двух местах перечеркнутое мелким черным кружевом, которое сейчас дразнит его боковое зрение. Ноа скользнул вверх взглядом по черной пряди волос и, встретившись глазами с Рэйвен, шевельнул губами в растерянной полуулыбке.

Рэйвен, казалось бы, поняла его замешательство так быстро, будто Лутцгер шепнул о нем ей на ухо, на что бы он в жизни не осмелился, даже будь полицейский глухонемым. Гробовщик внезапно почувствовал, что девушка читает его как книгу, бережно держа в объятиях его напряженную, сдержанную и закованную то в спокойствие, то в смущение оболочку, словно обложку.
В силу специфики своей деятельности, Гробовщик не слишком любил, когда предугадывали его мысли и желания, потому что это неминуемо означало, что он недостаточно закрыт от проницательного взора людей, кому не следует быть в курсе того, что творится у него внутри. Много лет, избегая разоблачения, становясь понятным кому-то и предсказуемым, он сразу прятался в нору, чуя опасность. Теперь же он чувствовал только доверие. Они с Рэйвен сейчас одна команда - так что, пусть читает его лицо и его взгляды, если это откроет ей, как быть дальше, потому что сам Лутцгер не имеет ни малейшего представления, как выбираться из сложившейся ситуации.
Однако он держит лицо, кивая и всем своим видом безмолвно спрашивая: «А вы бы как поступили на моем месте, офицер? да полно вам, у вас хотя бы раз были неуставные отношения на рабочем месте, должны понимать. Да было, все у вас было. В Лос-Анджелесе столько же порядочных копов, сколько в тропиках белых медведей». Видимо, этот эмоциональный посыл пришелся полицейскому не по душе.
- Понятно, - сухо обронил он, и его лицо несколько помрачнело. - Я могу взглянуть на ваши документы? - почти приказным тоном произнес полицейский, перевода указательный палец с Рэйвен на Лутцгера и обратно.
- Конечно, - понимая, что от быстроты ответа зависит его убедительность, ответил Ноа с готовностью, переглянувшись в Рэйвен и лихорадочно вспоминая, есть ли у нее с собой какая-нибудь сумка, где может лежать паспорт. С его-то бумагами все было в порядке - Лутцгер даже готов был продемонстрировать необходимые документы, удостоверяющие, что контора принадлежит ему, и он волен приводить кого угодно на эту территорию. Правда, все это означало, что узкоглазому придется зайти в кабинет, а это дальнейшее вторжение в его личную зону - дальше, глубже. Ноа буквально кожей почувствовал, как власть закона скоро припрет его лопатками к дверце чулана, и Рэйвен в этот момент смогла ощутить, как напряглись его плечи под пиджаком.
- Пойдемте, - сделал Гробовщик приглашающий жест свободной рукой. Он развернул корпус к двери, и это движение заставило обнять Рэйвен чуть крепче, плотнее обвить руку вокруг ее талии, чувствуя под пальцами плавный изгиб, не оставляющий Ноа ни малейшего шанса показать, что ему не нравится, каков он на ощупь. Ему нравилось.
В кабинете, извинившись за беспорядок - выражающийся лишь в виде початой бутылки, бокала и небрежно валяющегося на диване телефона - Лутцгер мягко отстранился от Рэйвен, чтобы разложить бумаги перед представителем закона. Со знаком вопроса на непроницаемом лице следя за тем, как дотошно тот разглядывает его паспорт, Ноа еще улавливал теплый аромат ее духов, чуть притупленный терпким запахом алкоголя, утаскивающий его мысли в какое-то бессознательное, неспешное плавание, которое привело его ладонь к тому, что она сомкнулась вокруг руки Рэйвен.
- Где твой?.. - спросил он негромко, скрывая нетерпение и проводя большим пальцем по тыльной стороне ее ладони и участливо наклонившись к ней. Краем глаза Гробовщик зафиксировал взгляд полицейского, наблюдающего из укрытия документов за этим жестом.
«Интересно, он может взять в толк, играю я или нет? Потому что я - не могу».

По преданному выражению лица Рэйвен Лутцгеру показалось, что девушка собирается вернуться сюда с документами и продолжить игру. Это глупо, - он взволнованно сглотнул, чувствуя, как ворот рубашки, который Рэйвен старательно поправляет, гладит его кожу. Если бы не пристальный взгляд полицейского, Ноа, возможно, сомкнул бы веки и попытался бы нырнуть в это ощущение. Чтобы вспомнить - что? - или чтобы запомнить?..
Наверно, ей не стоило возвращаться. Это приключение должно было закончиться для Рэйвен, как только она покинет контору, успокоив его на прощание быстрым поцелуем в щеку, говорящим, что с ней все будет нормально, и провожатый не требуется, отправится к своему авто, возьмет сумочку с деньгами на такси и уедет в неизвестном направлении. Он запомнит ее такой - веселой, легкой и трепетной, оставившей после себя ощущение, что она выпорхнула из комнаты на десять минут и вот-вот возвратится.
Гробовщик взглянул на девушку, оценивая, в состоянии ли она думать о том же в этот момент. «Не собьется ли с пути? Не встретит ли дурную компанию?..» В любом случае, она исчезнет, а Лутцгер позвонит ей, чтобы удостовериться, что она добралась до дома целой и невредимой.
Ее номер все еще в его телефонной книге.
У него все еще есть право на один звонок.
«Какая муха меня укусила?» - Ноа моргнул два раза, но это не вернуло его с небес на землю - он по-прежнему считал, что этот великодушный жест - отличный повод для новой встречи, которая ему... нужна. И понимал, что даже не успел пока как следует испугаться того, что они прощаются навсегда. А мог бы.
- Хорошо, только... - проговорил он хрипло и осекся, потому что неожиданно перед его глазами отчетливо развернулась картина того, что произойдет, когда ожидание Рэйвен затянется.
Его попросят позвонить ей на сотовый, номер которого он выудит не из памяти своего телефона и даже не из собственной памяти, где самое место номеру любовницы, а из официального блокнота. Телефон же Рэйвен разряжен. Она не ответит. Да и будь аккумулятор рабочим, ответила бы?.. Звонить кому-то другому, чтобы поддержать легенду, рискованно, да и результат в лучшем случае тот же самый.
Затем его попросят найти ее машину, которой он ни разу не видел. Можно, конечно, указать на любую тачку на проспекте, но Рэйвен там не будет. Факт лжи только подогреет интерес. И что тогда, розыск, который благополучно закончится допросом? Или копы отстанут, если Ноа предложит их цепкому взору нечто более занимательное? Не факт.
Поэтому будет лучше, если они отвяжутся сами, поверив в то, что уже удалось наврать. Лутцгер уже хотел продолжить сразу заявлением, что передумал и пойдет с Рэйвен, но полицейский опередил его:
- Мы с мистером Лутцгером составим вам компанию - время позднее, - он вопросительно окинул взором Гробовщика, чье лицо выражало вполне естественное в данной ситуации согласие с волей закона. Лутцгер отошел от Рэйвен, как бы невзначай проведя ладонью поперек ее спины и с усилием задавив подступающую волну смущения, и, подхватив с дивана ее плащ, галантно подал его девушке. «А раньше я себя иной раз чувствовал роботом в этих вещах. Если сравнивать», - улыбнулся он на миг собственному жесту.

Лутцгер немного виновато улыбнулся неловкости девушки, попытался помочь ей выправить волосы из-под ворота плаща и поймал этот черный каскад в ладони. Ноа бережно позволил им упасть вдоль спины Рэйвен, ощущая шелковое скольжение на пальцах, оказавшихся между прядями. Не совсем сознавая, что делает, он пригладил их тыльной стороной ладони, и часть самых тонких воздушных волосков потянулась, словно наэлектрилизовавшись, к его рукам, лаская кожу. На мгновение Гробовщик мысленно обронил в пустоту вопрос, а всегда ли ее волосы так соблазнительно распущены. Заплетает ли Рэйвен их в косы или собирает в аккуратный пучок, когда на улице чересчур ветрено, когда надо стоять у плиты, или когда она наедине с собой, естественная и спокойная, но закрытая от восхищенных взглядов? Почему-то у Луцтгера хорошо получилось представить, как она старается укротить свою шевелюру под океанским ветром, завязывая скромной веревочкой тугой хвостик. Картина показалась Ноа настолько оторванной от реальности, что он сам поразился своему воображению, за которым никогда не замечал особенного богатства образов. Должно быть, это его сознание включило некую защитную программу, нацеленную отвлечь его от того напряжения, которое вызывало присутствие полицейского и хрупкость их с Рэйвен актерской импровизации.
Он слегка сжал пальцы в кулак за спиной девушки, вместо того, чтобы отдернуть руку. Полицейский не мог видеть этого жеста, того, как Лутцгер едва ощутимо касается ее волос, не видел, как его рука замирает, желая окунуть в них пальцы - значит, это все-таки не было игрой? Иначе зачем Ноа это сделал? Не затем ли, чтобы между прикосновением к волосам Рэйвен и ее нежным, очень интимным и свойским "родной" будто перекинулся какой-то мостик, тонкая веревочка, которая повисла в воздухе, точно паутинка между ветками, и оборвалась, когда Гробовщик сотряс воздух спокойным и уверенным ответом:
- Да, дорогая. - Ноа взглянул в глаза Рэйвен, совсем черные, сверкающие в электрическом свете так же, как ее темные как ночь волосы.
«Думай о том, что сейчас действительно важно, - резко одернул он себя и кивнул полицейскому на дверь в знак того, что готов идти. - Уважаемый, извольте убраться из моего офиса, ваше присутствие меня сильно напрягает».
На пороге Лутцгер взял Рэйвен под руку. Не столько потому что для влюбленной пары это было естественно, и не лишь потому, что боялся, что девушка не устоит на нетвердо переступающих ногах, сколько ради собственной уверенности. Было нужно, чтобы Рэйвен вела его, доверчиво опираясь на его предплечье, тесно прислоняясь к нему бедром, чтобы идти ровно, делая вид, что на самом деле ведет он, что он - опора не только в буквальном смысле этого слова; вела к автомобилю, припаркованному в неизвестном Лутцгеру месте. Не зная дороги, он не торопился ускорять шаг, стараясь удостовериться, что Рэйвен успевает за ним, и отрешенно размышлял о том, что, вероятно, будь она одна, все произошло бы быстрее: девушка неровно процокала бы каблучками по улице, поминутно оглядываясь, не идет ли кто из ее теперешних спутников следом, быстро поймала бы такси беспокойным, вибрирующим движением руки... Гробовщик позвонил бы ей утром, убедившись, что время не слишком раннее. Хотя знает ли он вообще, как завести этот разговор, когда очевидно, что собеседница будет не в восторге от того, что услышит его голос, который звучит сейчас в его же воображении: «Я просто хотел узнать, все ли у вас в порядке...»?

Отредактировано Noah Lutzger (2015-04-22 13:20:49)

- Осторожнее! - Он не смог помочь Рэйвен устоять на ногах никак иначе, кроме как быстро обхватив ее талию обеими руками. В этих вынужденных объятиях Лутцгер ощутил кожей упругость ее теплого, несмотря на освежающую вечернюю прохладу, тела, опрокинувшуюся на его грудную клетку, струю ее прерывистого дыхания, пощекотавшего подбородок, сморгнул чересчур откровенный взгляд, прикованный ее распахнутым плащом. В тот самый момент, когда Ноа поймал девушку, как бейсбольная перчатка хватает мяч, у него возникло секундное ощущение, будто они не стоят на тротуаре, прижавшись друг к другу, а падают вниз, вниз, глубоко, он придавливает ее своим весом и упирается ладонями в какую-то смутно осязаемую, твердую как камень поверхность со странными колдобинами.
«Забавно, от такого количества выпивки голова у меня никогда не кружилась, тем более так необычно».
- Ты цела? - спросил Лутцгер чуть виновато, понимая, что, вполне возможно, именно из-за лишнего бокала Рэйвен и оступилась, а открывал бутылку и наливал алкоголь все-таки Ноа. А еще совестнее было от того, что он не мог взять в толк, как нужно было поступить иначе, чтобы сейчас градус и красота его визави не захватывали над ним власть, еще жарче накаляя напряжение.
- Тебе не холодно? - последовал еще один негромкий вопрос, и Ноа указал одним взглядом на глубокий вырез блузки Рэйвен. Голос его завибрировал, скрывая волнение, выказывающее чувства здорового мужчины при первых прикосновениях к желанной женщине, но для полисмена слова прозвучали, скорее как неодобрительное "Прикройся, эти типы, которые только что прошли мимо, на тебя глазели", если тот, конечно, не счел за труд прислушаться.
Лутцгер действительно заметил нетрезвую троицу, проводил ее взором и так до сих пор о ней и не забыл. Эти три темных силуэта, прокатившиеся мимо как тени, дали ему железную уверенность в том, что сейчас они с Рэйвен делают все правильно. Брошенный в ее сторону взгляд, полный вожделения, не ускользнул от внимания Гробовщика, и он помрачнел, воображая, что, скорее всего, поход до машины в одиночку увенчался бы для Рэйвен неприятным общением с этой пьянью, а куда бы оно зашло, не будь с ней Лутцгера и полицейского, он даже боялся представить.
«Если бы в этом городе было безопасно ходить вечером, красивых женщин не хоронили бы в закрытых гробах».
Между тем, человек, знавший о безопасности в ЛА почти все, поблескивая значком, выжидательно смотрел на пару. В его позе читалось нетерпение, однако по какой-то причине Лутцгеру не показалось, что коп прямо уж мечтает поскорее от них отделаться, сунув нос в паспорт Рэйвен. Внезапно его мысль переключилась на второго полицейского, у которого сейчас будет достаточно времени, чтобы покинуть автомобиль и безо всякого ордера проникнуть в контору - перетрясти шкафы Лутцгера на предмет скелетов. На миг Гробовщиком овладело сильное желание вернуться назад, и он сделал над собой усилие, чтобы не оглянуться в сторону офиса. По хребту словно прокатился тугой валик. Для кого-то крепостью был дом, а для Ноа - бюро, независимо от того, какие праведные мысли приходили к нему в голову в этот вечер. Но даже не это было так важно.
«Только дай ей уйти с миром», - взмолился Гробовщик мысленно то ли собственной выдержке, то ли высшим силам, чувствуя, как над ним с Рэйвен нависает новая угроза.

Она виртуозно, безнаказанно и цинично играла, электризуя несколько миллиметров воздуха между их лицами, щекоча слух мурлыкающим тоном. Но она права - больше никакого коньяка. Ситуация и так для них опасна, и не только из-за необдуманной лжи и трупов среди швабр. Опасность заключалась в том, что даже нельзя было назвать переигрыванием, ибо об актерских способностях Лутцгера и говорить было нечего - их не существовало в природе, думал он. Тем не менее, играл он в своем роде гениально, и это напоминало Ноа старое поверье, что актеры водят дружбу с потусторонними силами, когда их личина становится частью их натуры, когда в сознании отворяется потайная дверь, ведущая в параллельный мир, где исполнитель роли слит с персонажем в одно. У Лутцгера эту дверь, казалось, теребил сквозняк, то ошарашивая и интригуя его реальностью и живостью постановки, то возвращая в настоящее. Дежа-вю, какой-то интуитивный зов на уровне выше чутья, смятение, неизвестность - пятьдесят граммов открыли бы эту дверь окончательно и выпустили бы все это вместе с несущимися по нейронам мыслями, оторванными от его настоящей жизни, за которые он не сможет ухватиться, постоянно спрашивая себя: «О чем ты думаешь? о чем ты думаешь? о чем ты думаешь?»
Это Рэйвен колдует. Выпускает между ними чертенка, по-эскимосски касается его лица, с особенной обворожительностью соединяя два раскосых карих глаза в один, становится центром его поля зрения, очаровывает и заставляет думать, что он попал под гипноз, густой и ароматный, как растопленный шоколад.
«У тебя просто не было женщины со дня Всемирного Потопа». Лутцгер решил описать свое состояние предельно понятным образом, потому что то, понимание чего было ему неподвластно, в данный момент пугало - он и так не ощущал власти над внешним миром, не хватало еще потерять контроль над собой. Поэтому укорять себя за влечение и за то, что на долю секунды он воспринял фразу о «до утра» вполне серьезно, гораздо удобнее.
- Очень больно? - заботливо спросил Гробовщик, подавив смущенный кашель и все еще поддерживая Рэйвен, цепляющуюся за его пиджак, опустив руки вдоль ее талии.
«Лучше вообще не заезжать в этот переулок, потому что непонятно, к какой части моих клиентов принадлежать хуже. Не слишком радостно встретить похоронных дел мастера - это еще причина нам больше не видеться».
Не хотелось думать сейчас об этих причинах, но эта мысль будет забивать кол в его голову до тех пор, пока она окончательно не уйдет, а может быть, и после. Сейчас же Ноа по-прежнему хочется, чтобы их путешествие поскорее закончилось, и полицейский, который, возможно, в данный момент чует, как Лутцгеру охота снять напряжение, забыл о них обоих.
«Ведите меня, ведите», - мысленно торопит он Рэйвен, когда на сцену вдруг заявляется двухметровый подвыпивший бугай, отделившийся от компании, которая только что их миновала. Глядя на копа и Луцгера сверху вниз, он явно давит авторитетом, но рост - видимо, единственное, что он способен противопоставить полицейскому значку и убийственной вежливости.
- Нет, у нас все в порядке, - расставляя акценты на местоимениях, произносит Ноа холодно. Звучит почти как «Она со мной» - фраза, которую он давно по-подростковому мечтал произнести в компании женщины, но нужные слова никогда не приходили к нему в подходящий момент. Впрочем, в такой интерпретации это оказалось даже вкуснее, если учесть, что страж порядка среагировал позже, светанув удостоверением.
- Вопросы есть? - нетерпеливо поинтересовался он, и его лицо склеилось в гримасу «Проваливай». Зачем полицейский с тем же нетерпением обратился к Рэйвен: - Идти можете?