- Она всегда была… - миссис Уиллоуи остановилась и развернулась к невестке, - строгой и требовательной. Наверное, все матери такие… - она сочувственно улыбнулась Кэтрин, - А с годами некоторые черты становятся только резче. Хотя мне трудно судить, мы ведь так давно не виделись с ней… почти пять лет.
Будучи замужней дамой, Маргарет нанесла матери всего один визит, первый и последний… И впервые за три года своей вдовой жизни приехала в Блэкберн-холл.
- И я уверена, после родов, когда она увидит внука, все изменится, - мило спланировал засохший лист и упал на дорожку рядом с женщинами, - Скажите, Кэтрин, Вам нравится жить в Блэкберн-холле?
Она спрашивала об этом женщину, которая была теперь хозяйкой дома, где сама Маргарет родилась и выросла. Выросла для того, чтобы уйти в другой дом, хозяйкой которого никогда не была, и потом, после трех лет ночного кошмара под названием «супружеская жизнь», наконец обрела собственный дом.
Иногда, когда вместо кошмаров Маргарет видела просто сны, ей снился Блэкберн-холл. Снились огни свечей, отражающиеся в паркете, запах рождественского гуся и булочек с корицей, и белые легкие шторы, похожие на привидения. Это были хорошие сны. Но всего лишь сны.
- Где вы жили до замужества? – если подумать, они знали друг о друге очень мало. И Маргарет нисколько не стремилась поведать о себе, но вот о невестке узнать новое была более чем расположена. Тут извечное женское любопытство мешалось с прагматизмом… и привычкой знать, чего ждать от находящихся рядом людей.

- А с утра пойдем на охоту. У нас хорошие края... - карета подпрыгнула на очередной кочке и Джонатан проглотил последнее слово. Хоть какой хмурый и недовольный вид у него не был, Кавендиш был доволен. Он любил Блэкберн за тишину, размеренность и предсказуемую знакомость. Здесь ощущения были не новыми, и это радовало, в памяти всплывали кусочки воспоминаний. Здесь было уютно, беззаботно. Единственное, он быстро начинал скучать. Хорошее ценится на расстоянии. Поэтому Джонатан и соблазнил друга поездкой, рассчитывая, что Артур не даст ему впасть в меланхолию.
Они бесконечно долго подъезжали к дому. Все тело затекло, а тряска нервировала, хотелось поскорее выбраться из этого ящика на колесах и пройтись. В окошке он заметил два женских силуэта.
- Если бы я не вырос в этом доме, то сказал бы, что нас встречают. - Джонатан выдавил улыбку и выскочил из экипажа. Разглядывая приближающихся дам, он разминал затекшие ноги.
- Рад видеть Вас. Супруга, - Джонатан поклонился сестре и официозно поцеловал руку Катерины. - Как Ваше здоровье?

К счастью, разговор о нориджской живописи был отложен. Маргарет не доставило бы труда, но и удовольствия тоже, сказать, что она находит висящие на стенах дома пейзажи как минимум скучными. Это могло дать Кэтрин ложную надежду, что она поддержит молодую миссис Кавендиш в семейной войне против старой. А Маргарет не хотела подавать ложных надежд. Никому.
На ее счастье, будто в романе, появилась карета, в которой Кэтрин узнала экипаж брата. Трудно было бы найти более подходящий момент. Маргарет улыбнулась. Все-таки она не видела брата уже больше пяти лет… и удостоилась от него только вежливого поклона. И не менее вежливого приветствия, после которого Джонатан, как и подобало мужу, осведомился здоровьем беременной супруги. Хотя чего ей стоило ждать, она всего лишь сестра. С этими мыслями Маргарет обратила свое внимание на спутника Джонатана, который только вышел из кареты.
Она отметила и приятную глазу наружность, которую портил разве что излишне яркий румянец, и модный покрой дорожного сюртука, выдававший в мужчине столичного жителя… и его взгляд, направленный на Кэтрин. Маргарет просто почувствовала его, потому что на нее саму незнакомец не взглянул вовсе, даже из вежливости. С одной стороны это успокаивало, миссис Уиллоуби привыкла ценить свой покой, но с другой… с другой стороны ее некстати проснувшееся женское тщеславие напомнило, что она еще молода, и весьма недурна собой. Так почему, позвольте поинтересоваться, она не удостоена взгляда даже из вежливости? Этот джентльмен смотрел на Кэтрин, как будто Маргарет была пустым местом. Смотрел, молчал… полно, да был ли румянец румянцем?
«Может, они знакомы?», - подумалось ей, - «Может, они встречались в Лондоне».
Судя по тому, что джентльмен ехал в карете вместе с ее братом, это было более чем возможно.
Маргарет подняла руку в тонкой черной перчатке, поправляя шляпку. Леди не подобает явно проявлять свой интерес к чему бы то ни было. Особенно, если дело касается такой деликатной материи.
- Я тоже очень рада Вас видеть, брат, - сказала Маргарет, - Мы постоянно вспоминали о Вас в Блэекберн-холле, дорогой Джонатан… и вот вы здесь. Это такая радость для всех нас.
«Может, теперь в доме станет спокойнее, и воцарится мир?» - понадеялась Маргарет про себя.

Джонатан стоял с учтиво-вежливым лицом, и ни каплей больше. Радости от встречи в душе баронета было прискорбно мало, всю ее заполняло какое-то перечное и натянутое ожидание. Только чего? Находясь где-то не здесь, ибо здесь было скучно, Джонатан мимолетно отметил, что сестра "прохудилась". Именно этим словом внутреннему голосу баронета было угодно описать Маргарет. То ли печаль так не красила сестру, то ли что другое. Жена растолстела в талии, что не удивительно и вполне нормально, но казалось каким-то кощунством. Джонатан еще раз для себя отметил, что эта женщина не вызывает внутри никаких чувств - ровная гладь. Вот почему здесь ему было скучно. Надо было притворяться. Прятать безразличие за манерностью куда проще и не интереснее, чем чувства за безразличность. Это он понял четко.
- Осторожнее, позвольте отвести вас в дом. - в глазах промелькнул испуг. Джонатан аккуратно подхватил жену. Катерина больно защемила кожу на руке, но эти неудобства не заставили бы джентльмена отстраниться, - так успокаивал себя Кавендиш.

Не то, чтобы Маргарет ожидала от своего брата какой-то сердечности, нет... В конце концов, Джонатан был мужчиной, а весь жизненный опыт Маргарет говорил о том, что мужчины не испытывают теплых чувств к женщинам, будь это сестры или жены, или даже матери. Вся их страсть уходит на клубы, парламент, охоту, карты, скачки, выпивку… и продажных девиц, благослови их Господи за то, что мистер Уиллоуби так редко бывал дома, и еще реже обращал на Маргарет свое внимание, когда вспоминал о том, что в природе существует миссис Уиллоуби. Но все же обращал… Наверное, она была плохой женой.
Брат прервал эти неуместные воспоминания, представив ей своего спутника, правда уже после того, как Кэтрин назвала молодого человека по имени.
- Добро пожаловать в Блэкберн-холл, мистер Тачит, - Кэтрин смотрела только на мужа, и Маргарет пришлось сказать эти слова, приличествующие больше хозяйке дома, чем вдовой сестре хозяина.
- Приятно познакомиться с Вами, - комплимент молодого человека на краткий момент смутил Маргарет. Она отвыкла от комплиментов, последний из них достался ей кажется, на собственной свадьбе… впрочем, невесту принято хвалить… или во время визита в Блэкберн-холл почти сразу после замужества… но что еще могла сказать мать, кроме того, что брак красит женщину? Наверное, это можно не считать за комплимент. Тогда остается свадьба.
Ни во время брака, ни после смерти мистера Уиллоуби ее наружности не возносили хоть малейшую хвалу, и уж подавно не называли очаровательной. Неудивительно, что она смутилась. Ненадолго, пока не поняла, что слова мистера Тачита были всего лишь данью вежливости.
Бога ради, чем это еще могло быть? Он с момента выхода из кареты смотрел только на Кэтрин, а на нее саму глянул только в момент представления. Ситуация была довольно неловкой, вот он и нашел способ выйти из нее как можно изящней. Конечно, это была вежливость, и ничего больше. Она – двадцатипятилетняя вдова со скромным годовым доходом, чем, кроме вежливости, можно объяснить такой комплимент?
«Не о чем волноваться, Маргарет. Не о чем».
Тем более, что он снова смотрел только на Кэтрин. Побелевшую от головокружения или нервов, вцепившуюся в руку мужа миссис Кавендиш, мать будущего наследника баронетского титула.
- Да-да, - ей внезапно стало холодно, как будто все ветры Англии залезли под теплый черный палантин, - Пойдемте в дом. Кэтрин, дорогая, может, дать Вам нюхательной соли?

Кэтрин беременна... У Артура защемило в груди. Почему это открытие так поразило его? Она замужняя женщина, почему бы ей не быть в таком положении.
Надо сохранять хоть видимость внешнего спокойствия, подумалось ему, не то сестра Джонатана, которая почему-то не сводит с него глаз, что-нибудь заподозрит.
Зачем он сюда приехал? Чтобы полюбоваться на радости тихого семейного очага четы Кавендиш? - зная, что это не так, растравлял он сам себя, находя в этом какое-то болезненное удовольствие. Убедиться, что все действительно кончено? Неужели он ревнует? До сих пор? Какая глупость. Артур был убежден, вернее, он убеждал себя, что все пережитые чувства и эмоции улеглись, и он уже не столь уязвим, как если бы эта встреча произошла несколькими месяцами ранее.
Мимолетного взгляда на семейную пару, стоящую рядом, было достаточно, чтобы понять - счастливой семейной жизни здесь и в помине нет: стоило лишь взглянуть на безучастное лицо баронета, поддерживающего супругу, по всей видимости, лишь из чувства долга, и растерянную, поникшую Кэтрин. Кавендиш почти не скрывал своего неудовольствия, весь его облик выражал досаду по поводу так некстати приключившейся дурноты своей беременной жены...

Зачем же он все-таки приехал? Наверное, не устоял против соблазна взглянуть еще раз, возможно, в последний, в ее глаза - с надеждой увидеть в них что-то, услышать, понять...
Вот она цепляется за руку мужа, которому совсем не нужна. И так же равнодушно, скорее всего, тот относится к скорому появлению на свет своего наследника. Подумать только, даже в светских гостиных, основу жизни которых составляли сплетни, не ходило слухов о том, что леди Кавендиш в положении. Впервые он задумался о том, что же привело ее в его, Артура, объятия - скука либо безразличие мужа, о котором по скупым недомолвкам он догадывался еще тогда. Кстати, усмехнулся Артур про себя, не такого уж безразличного, похоже, судя по последствиям. При этой мысли что-то смутно-беспокойное промелькнуло у него в уме и пропало. Но он готов был поклясться, что минувшей зимой она не притворялась, нет.

Голос Кэтрин оторвал Артура от мрачных мыслей, он взглянул ей в лицо - порозовевшие щеки и смущение, понятное, как он предполагал, ему одному, так украсили ее. Как она все-таки хороша. Однако во взгляде леди Кавендиш читались растерянность и страх - хрупкая надежда разбилась как стекло: это было все, что он увидел. Она боялась... Полноте, Кэтрин, разве я не джентльмен?
Он поклонился, скользнул взглядом по раздавшейся талии молодой женщины, снова посмотрел в ее глаза и промолвил:
- Миссис Кавендиш, вы очень любезны. Я очень люблю пешие прогулки.
Он отвернулся от нее и вопросительно взглянул на Маргарет.
- Не смею настаивать, миссис Уиллоуби, поскольку день сегодня не располагающий, но, возможно, вы все-таки составите мне компанию. Надеюсь, леди Кавендиш, - почти не глядя на Кэтрин, вскользь добавил Артур, - ваше недомогание скоро пройдет.

Звуки скрипящего под колесами гравия затихали вдали, по мере того как карета, увозя от них Кэтрин и баронета, удалялась к Блэкберн-холлу - этой цитадели фамильной чести и пуританской морали. Вероятно, леди Кавендиш он теперь увидит лишь во время трапез в окружении своей пусть и немногочисленной, но вездесущей родни, фамильного серебра и фарфора. Наверняка она и сама будет избегать его, сидя безвылазно в своих комнатах. Кэтрин, наверное, вообразила что он будет ее преследовать, чего-то добиваться, - Артур пожал плечами, поскольку был совершенно далек от этого.

Он обернулся наконец к молодой женщине, терпеливо стоящей рядом под порывами озлобленного ветра. Ее заявление о том, что погода налаживается, вызвало подобие легкой улыбки на его губах - Тачит не разделял подобного оптимизма: скупое на тепло октябрьское солнце грозили закрыть рваные облака, уже несшиеся на них, появлению которых они были обязаны все тому же нестихающему ветру, - однако свои сомнения оставил при себе.

Волнение, вызванное присутствием Кэтрин, понемногу улеглось, и молодой человек ощутил легкое замешательство, обычно охватывающее его в незнакомом или полузнакомом женском обществе. К счастью, его спутница стеснительностью не отличалась и бойко спросила, какой дорогой им стоит двинуться к дому. Артуру показалось, что она ожидала от него выбора длинной дороги, иначе зачем вообще было спрашивать. А ему неудобно было предложить короткий путь, поскольку он недавно во всеуслышание заявил, что является любителем пеших прогулок.
- Полагаюсь на вас, миссис Уиллоуби, вам здесь знаком, наверное, каждый куст. Так что давайте пойдем самой живописной дорогой, - принял он нейтральное решение, пропуская ее слегка вперед.
Куда она его поведет, ему было все равно, лишь бы наконец уже куда-то двинуться. Некоторое время они шли молча, лишь Артур, искоса поглядывая на спутницу, пару раз поддел носком ботинка ворохи разномастных листьев, там-сям сбитых в кучки неутихающим ветром.
Он успел заметить, что она вдова. Интересно, сколько ей лет - двадцать три, двадцать пять? Он про себя подивился облику молодой женщины - она была оживленна, даже жизнерадостна, что как-то не соответствовало ее статусу в его представлении. Ему казалось, что все вдовы, будь они молодые или старые, подобны нахохлившимся воронам, вроде его тетушки Дженнифер, когда преставился ее муж, в черных чепцах сидящим где-то в стороне, скорбно поджав губы и с вселенской печалью в глазах. Маргарет Уиллоуби не попадала в сформировавшийся в его сознании образ, чему он был несказанно удивлен, возможно, даже приятно.
- Вы давно живете в Блэкберн-холле? - спросил Артур, с опаской покосившись на небо (как бы не затянуло еще сильнее), затем на свой зонт, а после снова на Маргарет. Вечно эта его щепетильность. Наверняка она повела его по длинной дороге, и если неожиданно польет дождь, ему не останется ничего другого, как пригласить миссис Уиллоуби под свой зонт. Со смешанным чувством смущения и досады он подумал о Кэтрин, которая, стремясь избавиться от его общества, навязала им эту прогулку.

- Не думаю, что гостеприимство Линкольншира надежнее, чем того же Лондона... - пробормотал Артур, не столько опасаясь дождя, сколько смущаясь от необходимости в таком случае позаботиться о леди, в гостях у которой, некоторым образом, он находился.
Свернув в вязовую аллею, они вступили на дорожку, почти сплошь покрытую ковром из листьев. Заслон из могучих деревьев, переплетавшихся в вышине мощными кронами, посаженных, наверное, еще при основателе Блэкберна, немного защищал их от ветра - на аллее он бушевал не так сильно. Артур с наслаждением вступил на этот нерукотворный настил - шуршание осенних листьев под ногами всегда действовало на него самым благотворным образом.
Как ни странно, ненавязчивое присутствие Маргарет Уиллоуби совсем не тяготило его, как он было думал поначалу, скорее наоборот. Напряжение отпустило, он чувствовал, что обстановка и столь малое общество расслабляют его. Сам немногословный, он не любил праздной болтовни, особенно женской, к тому же, как правило, приправленной столь привычными уху банальностями. Маргарет же больше молчала, тихо шла рядом, так же как и он шурша листвой и изредка задавая типичные для первого знакомства вопросы. Высшим светом явно не испорчена, взглядывая на нее время от времени, думал Артур, но и провинциальной простушкой ее тоже было не назвать, во всяком случае так ему показалось на первый взгляд.
Однако природную живость характера она нет-нет да и проявляла: то в порывистом жесте схватившись за шляпку, которую чуть не сорвал ветер, то по-ребячески пнув ногой кучу опавших листьев. Артур улыбнулся - он вспомнил, как они с сестрой в детстве забрасывали друг друга листьями, и как ему нравилось падать на шуршащий большой ворох в родном парке, что приводило в ужас матушку, считающую, что детям джентльмена так себя вести не подобает.

- Бывал... - ответил он на вопрос миссис Уиллоуби, поддев своим зонтом-тростью золотую листву, - пару раз, один - еще при прежней супруге сэра Джонатана, Эмили, и после... Но мне кажется, это было так давно...
Листва с тихим шелестом разлетелась и мягко легла чуть поодаль.
- Так и осталось непонятным, почему ее так быстро не стало, - задумчиво произнес Артур, словно вспоминая былое. - Ваш брат никогда об этом не говорил. Лондон гудел от слухов, но, как вы понимаете, слухи - это только слухи.

Артур покачал головой.
- Вы задаете вопросы, на которые у меня нет ответа, миссис Уиллоуби, - он на мгновение остановился, затем продолжил свой шаг. - Как я мог хорошо знать женщину, которую видел от силы два раза в жизни, и то лишь краткие мгновения? Эмили Кавендиш была добра и приветлива к нам, и в то же время равнодушна - это все, что я помню. В первый раз мы приехали в Блэкберн-холл вместе со старым приятелем, если можно так выразиться, - ведь нам было чуть больше двадцати, - а какие могли быть развлечения в отдаленном от столицы поместье. Охота, верховые прогулки, карты... - он снова улыбнулся. - После мы встречались в Лондоне, но она всегда держалась в стороне, где-то в отдалении. Вот, пожалуй, и все.
Юный Тачит, конечно же, не уделил особого внимания жене Джонатана - лишь столько, сколько требовали правила учтивости и приличий. Но вряд ли Кавендиш обходился с ней лучше, чем сегодня с Кэтрин, чему он, Артур стал свидетелем.
Кстати об охоте: многие окрестные дворяне выезжали на нее с женами, так как это было событие равносильное балу в Лондоне - и прекрасная половина местной знати стремилась как себя показать, так и на других посмотреть. Лишь Эмили никогда не было в этой толпе.
В те времена Артур еще выезжал на охоту - отдавая дань моде, принимал участие в этой популярной у аристократии забаве. Лишь позже сборище кавалеров и дам, несущихся куда-то ради того, чтобы затравить несметной тучей собак несчастную лису или оленя стало вызывать отвращение. И он под благовидными предлогами все чаще отказывался от этих развлечений.

Артур никогда не стремился вернуться в Блэкберн-холл. Даже тогда, много лет назад, ему казалось, что в углах этого дома словно затаились призраки, хранящие какую-то ужасающую историю и только и ждут своего часа чтобы вылезти из своих щелей и поведать её нечастым посетителям родового гнезда Кавендишей.
- Ваш брат не очень любит рассказывать ни о себе, ни о своей семье, вы и сами должны это знать, - помолчав и пройдя несколько ярдов, промолвил молодой джентльмен. - Может быть, появление наследника смягчит его суровый нрав... - как бы между прочим заметил он. - Смотрите, - Артур подошел к одному из деревьев и задрал вверх голову, - дятел.
Небольшая красивая птица в красной шапочке примостилась на стволе не очень высоко от земли и сейчас дробно выстукивала свою мелодию, доносящуюся до них сквозь приглушенный шум ветра.

- Да, - согласилась Маргарет, глядя на яркую птицу, - Мне тоже хотелось бы в это верить.
Наверное, стоит поговорить с Джонатаном. Ради Кэтрин… ради мамы. И ради ее собственного спокойствия, в конце концов.
Говорить о Джонатане не хотелось. Хвалить его, по мнению Маргарет было не за что, а говорить о хозяине Блэкберн-холла как-то иначе – не вежливо. Можно было просто идти по аллее к дому, но они прошли уже больше половины, и Маргарет было жиль упущенного времени. Упущенного на приличия, на раздумья, о чем, кроме погоды и плохих дорог будет уместно разговаривать благовоспитанной вдове с только что представленным ей человеком.
- Вы любите бывать за городом, мистер Тачит? Или Лондон больше Вам по душе? – спросила Маргарет.
Сама она в Лондоне провела год, и город остался в памяти чередой светских мероприятий, поездок в карете по переполненным улицам, удушливыми туманами и шумом. Стучали кареты по мостовым, кричали разносчики, гремела музыка на званых вечерах…
Интересно, тогда, семь лет назад, мистер Тачит проводил свой сезон в Лондоне? Если он был другом или хотя бы приятелем ее брата еще в те времена… могли ли они встретиться? Или они даже встречались, но не придали этому никакого значения? Сейчас Маргарет не могла вспомнить ни одного лица или имени из тех, кого ей представляли в Лондоне. Кроме своего покойного мужа. Тут, скорее, придется постараться, чтобы образ мистера Уиллоуби изгладился из памяти. Но миссис Уиллоуби была уверена, что ей удастся это сложное предприятие. Она очень хотела забыть большую часть из этих трех лет.
- Должно быть, город сильно изменился за последние шесть лет. Сейчас все так быстро меняется, - она улыбнулась. Да, все меняется. И порой – к лучшему. Например, как сегодняшняя погода…

Маргарет замерла на дорожке, едва не наступив на край собственной юбки. Меньше всего она ожидала подобного вопроса, и не подготовилась к нему. В Девоншире все знали, что она не смогла подарить мужу наследника. Именно потому и перебралась в коттедж, а не жила в господском доме. Такова была причина «для окружающих», и все с готовностью принимали ее, ведь Маргарет всецело следовала условностям, не докучая и не надоедая новому владельцу дома Уиллоуби. В Блэкберне ее «неудача» на поприще брака также не была тайной. Ожидать подобного вопроса миссис Уиллоуби могла бы разве что от Кэтрин…
Пальцы в черных перчатках судорожно сжали серую ткань юбки. Ровно на один вдох, а затем она сочла возможным поднять взгляд на собеседника и улыбнуться.
«Это всего лишь вежливый интерес. За ним не может ничего крыться. Никто ничего не знает. Никто».
- Нет, мистер Тачит. У меня нет детей, - голос Маргарет был ровным, но глаза лихорадочно блеснули, выдавая, что вопрос задел молодую вдову несколько больше, чем должен был, - Наш с мистером Уиллоуби брак не был благословлен наследниками.
Эта давно заученная наизусть фраза поддержала ее спокойствие, как спасательный круг. Маргарет приучила себя не говорить о своем браке иначе, чем приличествующими случаю, раз и навсегда заученными фразами. Чтобы не думать над ответом. Не вспоминать. И не сказать случайно чего-то лишнего.
- А у Вас есть дети, мистер Тачит? – Маргарет не придумала ничего лучше, чем «отправить обратно» вопрос, как в игре в лаун-теннис. С ее стороны это всего лишь вежливость, разве не озабочен каждый мужчина тем, чтобы оставить на земле наследника? Маргарет было проще спрятаться за подобными объяснениями, чем признаться самой себе в который раз, что она была плохой женой и так и не стала матерью. Наверное. И что она совершенно не будет расстроена, узнав, что мистер Тачит женат, счастлив в браке и имеет двухлетнего сына. Или что его жена, как Кэтрин, сидит и ожидает его в имении… а он ведь смотрел на Кэтрин не просто как на знакомую. Или это всего лишь фантазии?

- О, но я вовсе не нахожу Ваш вопрос бестактным, - процесс усаживания на скамейку и сопутствующие ему детали вроде смахивания листьев и тщательного укладывания складок юбки позволил Маргарет окончательно овладеть собой и сморгнуть непонятно откуда выступившую на глазах влагу. Что с ней такое творится? Со дня похорон Маргарет не проронила ни слезинки (ночные кошмары не в счет), и теперь усиленно моргала. Не хватало еще, что чтобы мистер Тачит считал ее чувствительно-плаксивой барышней.
«Я здравомыслящая благоразумная вдова двадцати пяти лет, а не героиня какого-нибудь романа мисс Остин», - сказала себе Маргарет и подняла глаза на своего спутника. Может, стоит сказать ему, что воспоминания о браке вызывают у нее печаль и горечь? Но тот сменил тему, и Маргарет была от всей души благодарна ему за это.
Любая тема будет лучше, чем воспоминания о ее замужестве. Даже богохульная теория сэра Чарльза Дарвина. Сама Маргарет об этой теории только слышала, но ее все так активно порицали… это вызывало интерес.
Она вдруг поймала себя на том, что вот уже почти с минуту разглядывает мистера Тачита до неприличия явно. Спасало ее только то, что мужчина, похоже, и сам углубился в воспоминания.
- Я была в Лондоне всего один раз, - Маргарет поправила шляпку и палантин. Похоже, они не скоро попадут в дом. И этот факт Маргарет ничуть не расстроил.
- Это было шесть лет назад, когда я дебютировала… В конце сезона я уже вышла замуж, и с тех пор не посещала Лондон. Я живу в Девоншире, в коттедже.
И ее годовой доход от вдовьей доли наследства был не настолько велик, чтобы снимать дом в Лондоне хотя бы в течение месяца. Почему-то Маргарет даже в голову за все три года вдовства не приходила мысль попросить Джонатана предоставить ей гостеприимство в лондонском доме Кавендишей. А Джонатан ни разу ее не пригласил.
- Должна сказать, что с удовольствием бы пожила месяц-другой в столице, - Маргарет улыбнулась. Правду говорить легко и приятно. Когда эта самая правда не причиняет никакой боли и вреда, - Особенно сейчас. Столько мест, о которых я только слышала… а так хотелось бы посмотреть. Вы ездили по подземной железной дороге в Лондоне, мистер Тачит? – не самый подобающий для светской беседы вопрос, но кого еще ей удастся спросить?
Тогда, шесть лет назад, столичную железную дорогу только запустили. И не могло быть и речи, чтобы Маргарет прокатилась по ней, даже в целях увеселения. Только Гайд-парк.

На недоумение мистера Тачита Маргарет только пожала плечами. Хорошо, что мужчина не ждал ответа на свой вопрос. Она не смогла бы удовлетворить его любопытство даже не из вежливости или желания не выставлять брата черствым и негостеприимным. Просто… к ней на самом деле лишь недавно вернулись собственные желания. В том числе, и желание увидеть Лондон. Увидеть совсем иначе, чем тогда, шесть лет назад. И непременно проехаться по подземной железной дороге хотя бы раз. Пусть даже она и станет похожей на трубочиста.
- Я неплохо держусь в седле, - нескромно будет сказать, что до замужества она нередко получала от матери выговоры, что слишком много носится по окрестностям, позволяя солнцу «коптить» лицо, которое у настоящей леди обязано оставаться лилейно-белым. Тем более, что снова на лошадь она села, только овдовев… хотя Маргарет и лелеяла надежду, что не растеряла навыков уж совсем безвозвратно.
Вопрос о верховых прогулках не заставил ее насторожиться. Он всего лишь означал, что мистер Тачит планирует погостить с Блэкберн-холле… и что, возможно, он не будет против ее компании на прогулке по окрестностям. Или на охоте? Брат любит охотиться. Маргарет же с некоторых пор было слишком жаль несчастную лису, которую гонят и гонят, не оставляя ни единого шанса сбежать. Любит ли охоту мистер Тачит? Они ведь друзья с ее братом.
- Но охота меня не слишком привлекает, - сочла она себя обязанной предупредить мистера Тачита. К тому же, участвовать в охоте не слишком прилично для вдовы, пусть даже траур уже закончился. Королева Виктория скорбела по Альберту, и все вдовы должны были скорбеть по своим мужьям всякий день и час…
Но не она. Она не будет скорбеть. Может, бог простит ей этот грех, не самый большой из совершенных Маргарет Уиллоуби.
- А вы, мистер Тачит, - она настолько увлеклась беседой, что легко улыбнулась, позабыв о необходимости держать «светское» выражение лица, - любите охоту?
Мысленно Маргарет готова была простить своему собеседнику любовь к лисьей травле, так же, как уже простила вопрос о ее несуществующих детях. Мистер Тачит вообще производил на Маргарет странное впечатление. Он… был не похож на брата. На других мужчин, которых она могла вспомнить по своему сезону в Лондоне. И уж точно не имел ничего общего с ее мужем, пусть он покоится с миром. И эта разница в поведении почти заставила Маргарет забыть, чего она должна опасаться, и отчего призван защитить черный цвет. Но миссис Уиллоуби полагала себя достаточно защищенной своим черным палантином и шляпкой, траурными перчатками, скромным годовым доходом и не самым юным возрастом (двадцать пять лет, как-никак), чтобы предпочесть настоящее удовольствие от беседы и прогулки вероятной опасности. Сейчас ведь день. И она в Блэкберн-холле.
А мистер Уиллоуби мертв и похоронен в фамильном склепе под толстой мраморной плитой с барельефом.
Маргарет заправила за ухо выбившийся из прически локон и поправила поля, чтобы чуть больше открыть лицо. Небольшой вихрь закружил дюжину листьев прямо перед ними. Несколько невесомых золотистых пластин упали на черный палантин. Маргарет машинально стала их собирать в подобие не то букета, не то розетки.

Маргарет подняла брови в непритворном удивлении. Скажите на милость, почему ей должна показаться странной нелюбовь мистера Тачита к охоте? Разве она только что не дала ему понять, что данное развлечение и ей самой не очень по сердцу? Если только мистер Тачит сам не считает свое мнение… выходящим за рамки моды и оригинальным. Оригинальным в том же самом качестве, как оригинальна в обществе любящая математику женщина. Да что там математику, обычное чтение! Ее можно считать забавной, но такая особа никогда не будет считаться подходящей партией. Сколько раз самой Маргарет приходилось прятать под матрасом книги от матери?
Она с радостью разубедила бы своего собеседника, но тема опять сменилась. Верховая прогулка… завтра утром. К озеру. С ней.
- Мистер Тачит… - букетик из листьев повернулся в пальцах. Прогулка верхом наедине с мужчиной не слишком подобает образу благоразумной скорбящей вдовы. Лучше всего будет отказаться, - Я польщена Вашим приглашением… - хотя очень тянуло согласиться. Она не выезжала верхом уже очень давно, на собственную лошадь не было денег, а брать скакунов из конюшни Уиллоуби… конечно, Теодор не отказал бы, но так не хотелось его просить. Так не хотелось даже на милю приближаться к старому мрачному елизаветинскому особняку…
- И я с удовольствием приму его, - она слышала свой голос будто издалека, и почти ужаснулась, что озвучила свое согласие, не обдумав его хорошенько. Почти.
- Тем более, что озеро в самом деле стоит и раннего подъема, и скачки, - Здравый смысл чопорно поджал губы, капитулируя перед давним желанием снова ощутить бьющий в лицо ветер, влажный утренний воздух, мощь летящего галопом коня… все то, чего она была лишена так долго… о чем почти забыла. Почти.
Губы сами собой расплывались в улыбке, слишком широкой для благовоспитанного согласия, и Маргарет отвела взгляд на небо… и увидела большую и чрезвычайно мрачную и серую тучу. Прямо над их головами. Тяжелая капля упала на палантин, следом за ней еще одна – на шляпку.
- Кажется, Вы были правы, - миссис Уиллоуби вскочила со скамейки так проворно, что узкий кринолин утреннего платья закачался, - Дождь начинается. Идемте скорее, до дома совсем близко!
Туча выглядела хмуро и решительно. Такая не будет сеять мелкий, почти незаметный дождик, она обрушится тяжелым ливнем, проникая сквозь плащи и зонты, поливая всех, кого застанет под открытым небом.