Привыкшая к ранним трапезам в доме мистера Грея, который мог считаться образцом сельского джентльмена, миссис Норрис пылала искренним негодованием.
- Эти столичные привычки! – хмыкнула Оливия, расправляя складки на шелке и придирчиво оглядывая племянницу. Впрочем, даже при желании придраться было не к чему. Прогулка по окрестным холмам явно благоприятствовала стремительному улучшению самочувствия болящей. Элинор была необычайно свежа, оживлена, на щеках цвел румянец, а светлые глаза сияли особенно задорно.
К счастью для обеих дам, тетушка не догадывалась о причинах оживления племянницы и ее планах на сегодняшнюю ночь.
- Эти столичные привычки! – повторила Оливия, - в «Старых дубах» садятся обедать не позже пяти; полагаю, сэр Самуэль специально подчеркивает свое положение… чтобы… чтобы... мы поняли, сколь глубока пропасть, разделяющая столичных авантюристов и нас, простых смертных. Наверняка, будет не менее пяти перемен блюд… чтобы поразить воображение несчастных провинциалок!..
Возмущения мисс Норрис были прерваны самым вульгарным образом. Тетушка застыла, судорожно вдохнула, задержала дыхание и… чихнула. Раз, потом другой.
- Наверняка, горничная небрежно убрала комнату, - Оливия трубно высморкалась и принялась рыться в комоде в поисках нового носового платка, - что не удивительно. Разве можно ожидать от беспутного лондонского щеголя разборчивости относительно прислуги?
- Пожалуйте вниз, медам, - тоненько пропела показавшаяся в дверном проеме горничная, - сэр Самуэль ждет вас в гостиной.

Присутствие за ужином столь малого количества человек, особенно если принять во внимание, что за окном было совсем темно и ужинали при свечах, сделало обстановку по-особенному интимной. Для Элинор это означало, что она смущалась того, что вынуждена думать плохо о человеке, который сидит достаточно недалеко от нее, к тому же постоянно к ней обращается. Ей было неловко от того, что сэр Самуэль явно старается быть дружелюбным и галантным, что он элегантен и приятен, что ужин хорош и подозрительно похож на "особенный". Мисс Грей постоянно поглядывала на тетушку в надежде почерпнуть у нее силы, чтобы ни в коем случае не попадаться на крючок обаяния хозяина Блэкбера, и в мыслях своих старалась быть "ироничной", для чего шикарный ужин окрестила "ловушкой для наивных провинциалок".

Сложным это было еще и потому, что вести себя холодно и отчужденно совершенно не входило в намерения мисс Грей. Она как раз хотела казаться милой, наивной, восторженной и очарованной усадьбой девушкой, готовой расточать свое восхищение хозяину. Давалось это Элинор достаточно легко, как ей казалось, и она гордилась своими актерскими талантами. Одновременно с этим Элинор как бы случайно касалась темы привидений и выражала уверенность, что скрытые от посторонних глаз этажи и уголки дома наверняка хранят множество секретов, которые если и откроются кому-нибудь, то только в ночные часы. Потом как будто спохватывалась и начинала зачем-то всех уверять, что ни за что на свете бы не решилась на подобные эксперименты. И ей опять же казалось, что она делает это так, что у любого джентльмена немедленно должно закрасться подозрение, что именно это мисс Грей и намеревается сделать как можно скорее. Существовала, конечно, опасность, что на этот крючок попадется и мисс Норрис, но Элинор справедливо полагала, что у нее будут все возможности разуверить тетушку.

Во все время разговора мисс Грей старалась не смотреть на сэра Самуэля прямо, а наблюдала за ним исподволь, и мистер Дженкинс совершенно исчез из поля ее зрения, и зря. Если бы она не упустила этого господина из внимания, то заметила бы, что он как-то странно на нее смотрит, если не сказать таращит глаза. Впрочем, сильно своих чувств мистер Дженкинс не выдал, и только сухо осведомился, как чувствует себя мисс Грей.
- Благодарю вас, чудесно, - убедительно ответила Элинор, - прогулка по усадьбе придала мне много сил.
- Рад это слышать, мисс Грей, - кашлянул Дженкинс и как-то странно на нее посмотрел.
- Да, совет доктора Добсона оказался очень правильным. Он очень знающий врач, хотя иногда, кажется, и преувеличивает опасность болезни.

Вряд ли кто-нибудь догадывался, что на самом деле мисс Грей вела сразу два разговора, и оба - с сэром Самуэлем. Да, все внимание ее было поглощено хозяином дома, потому что ей приходилось одновременно и следить за его реакцией на ее слова, и делать вид, что она не смотрит ни на что, кроме жаркого или пудинга в своей тарелке или изящно драпированных стен столовой. Так что все бурные изменения, происходившие с мистером Дженкинсом, по-прежнему проходили мимо нее. Впрочем, она справедливо полагала, что если сам хозяин замешен в столь возмутительном времяпровождении, то он и является зачинщиком, в то время как его приятель всего лишь присоединяется к веселью, поэтому и производить на него впечатление или пытаться спровоцировать - дело совершенно ненужное. О мисс Норрис неблагодарная племянница и вовсе постаралась забыть, потому что легкое чувство вины, что она пытается задурить тетушке голову, которое нахлынуло бы на нее обязательно, не поспособствовало бы благополучному выполнению плана.

Так вот диалога с сэром Самуэлем была два. И в одном из них, реплики которого мог слышать любой присутствующий, мисс Грей по-прежнему была восторженна, впечатлительна и легкомысленна.
- Вы недооцениваете ваш дом, сэр Самуэль, - позволила себе Элинор упрекнуть хозяина. - Подумать только! Стол, принадлежавший самому Томасу Кромвелю! Тетушка, ты только представь себе! Он же ровесник дубов в имении дядюшки! Достаточно одной такой вещи, чтобы атмосфера дома наполнилась древностью, пусть самому ему нет еще и полугода!
На этом месте Элинор осеклась, как будто охваченная волнением. Впрочем, так оно и было, только вызвано оно было не тем, что в Блэкберн-холле находится зажившийся предмет мебели, а неожиданной догадкой. "Вы меня провоцируете, сэр Самуэль", - воскликнула про себя Элинор, и со всей возможной экспрессией негодования, - "что же, наслаждайтесь тем, что вам это удается. Пока".

Довольная достигнутыми результатами, Элинор по достоинству оценила горячий шоколад, о чем со всей искренностью выразила свои восторги хозяину поместья. Остаток обеда прошел в разговорах, в которых и мисс Норрис не смогла бы найти ничего предосудительного, даже если бы сильно постаралась, а мистер Дженкинс не увидел бы в нем ни одной причины, чтобы поперхнуться или встревоженно закашляться.

- Все-таки нельзя отказать сэру Самуэлю в обходительности. Нас принимали по-королевски. Видимо, он пытается загладить свою вину? - вздохнула Элинор в разговоре с тетушкой, который они вели, находясь уже в своих комнатах.

Элинор решила, что покинет свою комнату не ранее, чем часы пробьют полночь. Она сама не могла бы ответить на вопрос, почему именно полночь, а не одиннадцать часов или час пополуночи, но была уверена, что выбрала время совершенно правильно.
По крайней мере, все "страшные истории" всегда происходили после полуночи, а ждать еще более позднего времени для Элинор, привыкшей обычно ложиться спать не позднее десяти часов вечера, было совсем невозможно. И так два лишние часа, проведенные в тишине комнаты, где не было слышно ничего, кроме посапывающей за стенкой тетушки, были наполнены борьбой со сном.

Наконец часы пробили начало нового дня. Пришло время, которого мисс Грей так ждала и так опасалась. Она выглянула в окно: луна и звезды уже взошли. Значит, будет не так темно.
Она встала с постели, надела туфли, шлафрок и потуже завязала его пояс, как будто это могло как-то помочь. Потом взяла со стола свечу и выглянула в коридор. Было тихо и темно. Не было слышно даже слуг. Наверное, они уже тоже спали или коротали время на кухне, внизу. Элинор выскользнула в коридор и подошла к лестнице.
Тишина и темнота. И еще отчетливое чувство, что кто-то из тишины за ней смотрит. Она кашлянула, чтобы подбодрить себя. Как будто тихонько, но звук показался оглушающим. Элинор еще чуточку потопталась на месте и двинулась вверх, на третий этаж, где парадная лестница заканчивалась, потом наугад в самый конец коридора, где надеялась найти лестницу попроще, поуже и понеудобней, которая ведет обычно на чердак и которой пользуются, конечно, только слуги или строители, и угадала.
Свеча дрожала и неверно освещала дорогу сквозь темноту. Ощущение, что кто-то следит за ней, становилось все сильнее. Элинор уже отчаянно жалела, что решилась на безумное предприятие, но все-таки шла вперед.
Про себя она все время повторяла: привидений не существует, не существует. И еще представляла себе, как увидит "привидение" монахини без лица, но ни за что не покажет, что испугалась, а так надменно вскинет брови - как миссис Роуз, когда узнает, что у нового знакомого годовой доход меньше десяти тысяч - и хладнокровно скажет: "О, сэр Самуэль, если не ошибаюсь? Вы знаете, этот костюм вам совсем не идет. Платье - это совсем не мужская одежда, увы". И он будет выбираться из юбок (она была уверена, что он именно это и будет делать, а вовсе не убежит), и вид у него будет смущенный и глупый, и он будет извиняться и что-нибудь бормотать, а она будет по-прежнему презрительно и надменно улыбаться, и тем будет вознаграждена за все унижения минувших ночи и дня.

На чердаке было совсем не так, как под крышей усадьбы в "Старых дубах". Там пахло стариной и тленом. В свежеотстроенном же Блэкберн-холле витали запахи стружки, масла и еще чего-то горелого. Через маленькие окна заглядывала луна, и пятна от ее света серебряными лужицами растекались по полу. Все было буднично и почти не страшно. Путь закончился, и Элинор с некоторой растерянностью осматривала "интерьер".

Несколько минут Элинор провела в оцепенении. Она жадно прислушивалась - даже закрыла глаза, чтобы зрение не отвлекало слух - и старалась уловить любой намек на присутствие кого-нибудь еще. Она так верила целый день, что этот кто-то будет, что не могла теперь подумать, что ошиблась, что ее намеки были тщетными, что "привидение", пугавшее ее прошлой ночью, теперь мирно где-нибудь спит, усыпленное щедрыми возлияниями и вкусными блюдами, напрочь проигнорировав ее почти приглашение.
Но было тихо, хотя иногда, как любому вслушивающемуся в полной тишине, Элинор чудились шорохи и шевеления. Реальными они были или только казались, было неважно, потому что ничего не происходило.
Элинор открыла глаза, посмотрела вокруг, немного потопталась на месте и все-таки отправилась изучать пространство. Прикрытое не до конца окно, в котором было видно чистое в звездах небо и блуждающий у самой земли огонек. "Странно",- подумала Элинор и пошла дальше. Покрытый пылью стол. Не удержавшись, она вывела пальцем на его поверхности "Elinor Grey". Потом сундук - она подергала его крышку, но та оказалась слишком тяжелой. Далее сломанные стулья - доказательство того, что даже самый новый дом быстро обзаводится хламом.
Элинор подняла свечу, чтобы получше осмотреться кругом и... замерла. Слабый свет упал на каминную трубу, находящуюся в нескольких шагах от нее, и на стене за ней явственно отпечаталась неровная тень. Там кто-то был, и это кто-то, с облегчением вздохнула про себя мисс Грей, отбрасывал тень. Это было ожидаемо и вместе с тем очень неожиданно. Элинор забыла тщательно подготовленные слова и теперь старалась их вспомнить.

- Аааа... вот и вы, сэр. Выходите, я все равно больше не испугаюсь вашего страшного костюма.

- Я... я... я...
Элинор растерялась. Самуэль Кавендиш, владелец самого большого особняка, самой таинственной биографии и самого, как уверяли решительно все в округе кумушки, блестящего будущего, не дал ей никакого шанса уличить его. Он прекрасно услышал все ее намеки за обедом и... понял их слишком правильно. И это не она поймала его, а он - ее. Теперь не он - разоблаченный, а она... девушка, разгуливающая по чужому дому ночью, одна и в шлафроке, да еще и... пригласившая незавуалированно мужчину присоединиться к ней. А если он подумал...
Вот тут Элинор решила, ради собственного блага, не продолжать собственную мысль, чтобы не растеряться окончательно.
Как бы все не выглядело, сэр Самуэль прекрасно знает, как все обстоит на самом деле. И она знает. И, чтобы у него не было никаких сомнений, она ему это скажет прямо.
- Да, я разочарована, сэр Самуэль. Я ожидала, что вы встретите меня в том же костюме, что и прошлой ночью. Явитесь монахиней и будете завывать и рыдать. Я была очарована зрелищем и надеялась вновь увидеть его. Но вы не повторяетесь.

- Да... вы и так... перехитрили меня. Я не лучший ловец, но вы ведь не оставили мне выбора, сэр. Вы думали, что я вернусь в "Старые дубы", послушно волоча за собой шлейф слухов?
Элинор сделала шаг назад, на всякий случай. Из неплотно приоткрытого окна за спиной неприятно дуло. Ветер скользил по шее и забирался за ворот шлафрока, потом растекался по рукавам.
- Вальс?
При чем тут вальс? Что-то не сходилось.
- У нас не танцуют вальс, сэр Самуэль. Это слишком... и дядюшка бы никогда не одобрил.
Почему он так на нее смотрит? В его взгляде было и что-то непонятное, чего она не могла объяснить, и вместе с тем что-то хорошо знакомое. Известное и неизвестное. Что почему-то нельзя назвать вслух.
- Не смотрите на меня так.
Элинор обхватила себя руками за плечи. Она чувствовала все возрастающее отчаяние, какое только может испытывать ловчий, поставивший на охоту все, и вдруг обнаруживший, что участвовал в ней на правах приманки.
- Вы должны все рассказать. Все равно должны. Что это вы устроили маскарад с привидением, - голос Элинор становился все более уверенным. - Вы богаты и скоро уезжаете. Никто не придаст значения вашим шуткам. А я остаюсь здесь. Мисс Грей, которую посещают видения. Ваше развлечение стоит чужой репутации? Вы не можете поступить так бесчестно. Ведь не можете?
Против ее воли, последние слова звучали как просьба.

- Да, я рисковала, но я надеялась... ведь было бы справедливо, если бы все раскрылось и стало известно, что все дело не в моей больной фантазии, а в чьих-то злых шутках, поэтому я и думала, что все так и будет обязательно. Но это оказались не вы.
Последнюю фразу следовало произнести с сожалением, потому что невиновность сэра Самуэля говорила о том, что все ее усилия тщетны и ничего не выяснилось, но мисс Грей это известие неожиданно обрадовало, что совершенно отчетливо звучало в ее голосе. А в том, что бывший контрабандист сказал правду, она нисколько не сомневалась, потому что была свято уверена, что джентльмен не может так прямо лгать, а сэр Самуэль был джентльменом, хотя и с небезупречным прошлым.
От собственной репутации, если о ее сегодняшних проделках станет известно, можно просто забыть. Эта мысль была неприятна. И удручало больше не то, что ее помолвка окажется расторгнутой, а то, сколько неприятностей и грусти принесет это дяде и тете. При воспоминании о мирно посапывающей внизу мисс Норрис и ничего пока не ведающем мистере Грее Элинор покраснела. Возможно, она только что лишила их всякой надежды на спокойную жизнь, на которую они имели все права. И все из лучших намерений.
- Сэр Самуэль, но вы ведь не будете всем рассказывать, правда? - Элинор уперлась взглядом в спину хозяина Блэкберна, который не слышал сейчас ее. - Огонь? Да, я видела в окне огонь, когда шла сюда. Похоже на фонарь. Он еще подпрыгивал, как будто кто-то шел с ним.
Любопытство было сильнее страхов и опасений. Элинор подошла и выглянула из-за спины баронета.
- Пойти ночью в развалины... Сэр Самуэль, я теперь точно знаю, что на такое можно решиться только от большого отчаянья.

- Вы же пойдете туда, да? Я с вами, - выпалила Элинор до того, как успела подумать, что именно она говорит; по лицу хозяина дома стало ясно видно, что это заявление не приводит его в мгновенный восторг. - То есть... я хотела сказать... извините, это было глупо.
Нет, она не считала это глупостью, и пойти ей по-прежнему хотелось. Очевидным было не безумие затеи, а то, что сэр Самуэль ни за что не допустит, чтобы она отправилась с ним в ночную прогулку к развалинам.
- Я возвращаюсь к себе. Только вы... будьте, пожалуйста, осторожнее. Там ведь может быть что угодно.
Элинор забрала свою свечу и поспешила вниз. На Кавендиша она старалась не смотреть, потому что очень боялась, что все мысли, что сейчас роятся у нее в голове, станут ему понятны, как если бы они были написаны в книге.

Войдя к себе, Элинор прислушалась. В ее с тетушкой комнатах стояла полная тишина, если не считать сонного посапывания мисс Норрис. У мисс Грей сна, конечно, не было ни в одном глазу. Она села на кровать, не снимая шлафрока и туфель, и задумалась. Приключение оказалось совсем не таким, каким она его представляла себе. Вывести на чистую воду владельца Блэкберна удалось, благодаря чему оказалось, что он не является тем бессердечным чудовищем, которым она старательно рисовала его целый день. Значит, все, что было до этого: и то, как они танцевали, и разговоры, и его забота, с которой он помог ей уже трижды выпутаться из сомнительных ситуаций - было настоящим!
В волнении Элинор подошла к окну. Небо было по-прежнему ясным, и луна светила ярко. Она увидела, как от дома отделилась тень и широкими шагами двинулась к развалинам. И тут она поняла, что это была всего одна тень. Сэр Самуэль шел один. Она почему-то представляла себе, что он соберет слуг. А значит...
"Даже не думай", - сказала себе Элинор, - "мало тебе приключений", но уже металась по комнате, надевая чулки, поверх своего шлафрока - весь в кружевах и рюшах шлафрок тетушки Норрис и еще сверху - свой плащ, стараясь как можно плотнее в него укутаться.
Кто бы там ни ходил по развалинам, она должна знать, кто это, и пойти туда - возможно, единственный шанс сделать это.

Выбраться из дома заняло несколько больше времени, чем Элинор думала изначально. Лестницу для прислуги она нашла довольно быстро и, благодаря ей, спустилась в кухню. Увидеть дверь, ведущую на улицу, тоже труда не составило. Испортил все один из лакеев, который, придя на кухню, долго чего-то искал по шкафам и полкам, потом ругался на предусмотрительную кухарку, запирающую на ночь все в на ключ. Долго жаловался на жизнь кувшинам и мискам, при этом в выражениях, которые заставили покраснеть мисс Грей от макушки до самых пяток. Ей могло бы стать жалко несчастного, мучительно желающего выпить, но он путал ей все планы. Наконец, тот ушел, украв у Элинор целых пять минут драгоценного времени.
Если бы кто-нибудь в эту ночь выглянул из окон, чтобы полюбоваться живописными развалинами монастыря, то очень удивился бы, увидев тень, пробирающуюся в сторону камней. Обладательница этой тени была закутана с головы до ног в плащ и очень спешила, и поэтому взгляду впечатлительному и склонному читать на ночь готические романы, могло показаться, что перед ним привидение, забредшее в дом после полуночи, но теперь стремящееся вернуться к месту своего постоянного обитания.
Элинор, тоже бывшая любительницей страшных романов и рассказов и преданий, на которые был щедр Линкольншир, испытала свою порцию страхов и ужасов, которые могли бы быть еще сильнее, если бы она не была твердо уверена, что где-то впереди должна быть спина сэра Самуэля.

Именно с ней она бы и повстречалась в следующий момент, если бы не споткнулась и не упала на колени. Из-за ветки можжевелового куста, в который она почти уткнулась, Элинор успела увидеть Самуэля Кавендиша, стоявшего перед зияющим провалом. "Я ведь так утром и подумала, что там должен был быть провал", - успела подумать она, когда раздавшиеся голоса заставили ее сжаться в комок.

У Дженкинса не было времени удивляться, откуда взялась здесь еще и мисс Грей. Что бы ее не привело, спасибо этому чему-то, и второго шанса неудачливый искатель клада дожидаться не стал. Поднявшись на ноги, он припустил к дому гораздо раньше и быстрее, чем это сделала Элинор.
Конечно, все через ту же кухню, потом по лестнице - взлетел на второй этаж и только оказавшись в комнате и заперев дверь, перевел дух.
Из зеркала на Дженкинса глянуло грязное, злое, разочарованное и - вдобавок - поцарапанное лицо. Он как смог умылся, но на полотенце остались разводы и потеки, свидетельствующие о тщетности его усилий.
Не так он представлял себе свое возвращение.
Дженкинс, не тратя времени, переоделся, с твердым намерением покинуть Блэкберн немедленно. Уйти пешком, без вещей - хотя надеяться на то, что ему их вернут, - это рассчитывать на какое-то уже просто фантастическое великодушие. Добраться до усадьбы поближе, наплести чего получится и уехать потом первым же дилижансом.
Наскоро переодевшись и собрав самое необходимое, Дженкинс покинул Блэкберн.
Последнее, что он увидел, - огни и суету возле развалин.
Клад уходил от него окончательно, и последнее, что сделал Дженкинс, - это смачно выругался в адрес облагодетельствовавшего его гостеприимством хозяина.