[NIC]Алистер Корморан[/NIC]
За что Корморан мог быть благодарен родителям, так это за тот шарм, что они - ничем, в сущности, более не примечательные жители аризонской глубинки - смогли оставить своему единственному сыну. Все прочее было делом его и только его рук: безупречный типично-английский в понимании американцев акцент, бесхитростный взгляд, располагающие манеры.
Все это в совокупности и сейчас заставило его подняться, ничем не выразив недовольство от необходимости потакать старухе в ее мелочных капризах.
Закрытая створка едва слышно отгородила от живущего полной жизнью города гостиную, будто насквозь пропитанную духом тщеславия и потерянных шансов.
Корморан глубоко вздохнул, прежде чем закрыть окно, но когда повернулся к Элен Салерно, никто не смог бы заподозрить, что он проводит чуть ли не все свое свободное время в этой квартирке не только из искренней симпатии к ее владелице.
- Не наговаривайте на себя, миссис Салерно, вам рано печалиться о старости, - дежурно отозвался Корморан, опускаясь обратно в кресло, которым не побрезговали бы и на Бродвее, в постановке какой-нибудь драмы времен королевы Виктории. - У вас просто слишком хороший вкус, чтобы находить прелесть в развлечении, изначально созданном на потеху толпы. И, несомненно, этот вкус проявляет себя во всем.
Ковры, статуетки, открыточно-затрепанные пейзажи и претенциозность серебряных рамочек не шли ни в какое сравнение с фарфоровой чашкой, почти теряющейся в руках Корморана и бросающей ему вызов каждое чаепитие.
- Артур мог бы гордиться тем, чего вы достигли  менее чем за год, - скромно заметил Корморан, отставляя опасную чашку и поглядывая на собеседницу не без игривости, неуместной при обсуждении покойного мистера Салерно, но настолько едва заметной, что она могла была быть обнаружена лишь взыскательной оценщицей, заинтересованной в этой игривости лишь гипотетически. - А спустя год имя Артура Салерно будет на слуху у любого, мнящего себя человеком, чувствующим прекрасное. Какой художник откажется оставить о себе такую память, миссис Салерно, - и все благодаря вам.

Отредактировано Book of Tales (2017-05-27 15:18:21)

[NIC]Алистер Корморан[/NIC]
Корморан польщенно наклонил голову, про себя отметив, что миссис Салерно не зашла так далеко, чтобы изобразить героем одного лишь его. Эта дама, на которую даже намек на славу действовал как валерьянка на кошку, не собиралась поступаться ни крупицей собственного тщеславия, хотя ее личный вклад в дело, которым он неусыпно занимался почти год, ограничивалось предоставлением бездарной мазни покойного мужа.
Это будило в нем возмущение, которое, впрочем, он легко скрывал, используя очаровательную слабость достойной Элен Салерно в своих интересах - не будь она так жадна до пусть и быстротечной, но славы, а также сопровождающих славу бонусов, он бы до сих пор ненавидел этот музей, грозивший стать могилой его честолюбивым и обоснованным устремлениям.
Довольствоваться сорока тысячами в год? Выслушивать идиотов, не умеющих отличить Морриса от Крейна, зато отдающих ему указания? Прятаться за рассказами о том, что ему вреден английский климат, из-за чего он не мог остаться в уютном семейном имении - родовом, гербовом, начала шестнадцатого века и передающимся из поколения в поколение у семейства Корморанов?
Элен Салерно даже не предполагала, какую бурю в нем вызвала, посулив то, что должно было - и сделало это - решить все его затруднения разом. Не склонный верить на слово, Корморан изучил картину - и в подлинности не усомнился: несмотря на то, что акцент и происхождение были поддельными, диплом специалиста по прерафаэлитам был настоящим, как и чутье, ведущее Корморана по жизни.
Ему было за сорок - пора было устроиться получше, и покойный Артур Салерно буквально вложил ему в руки эту возможность.

Оказавшись на ногах в ту же секунду, как поднялась Элен - отрепетированные до автоматизма и непринужденности манеры, которые, по мнению многих, прививались лишь в частной британской школе для мальчиков из привилегированного сословия, служили ему визитной карточкой и одним из лучших подтверждений его не изобилующих деталями рассказов о себе - Корморан проследил за старухой.
- Прошу вас - для вас я только Алистер, - она опять остановилась у камина, разглядывая не то фотографии, не то те работы Артура, которые, в силу абсолютного отсутствия в них художественной ценности, не были внесены даже в списки выставляемой частной коллекции, принадлежащей вдове художника, которому суждено было прославиться лишь благодаря умело организованной шумихе.
Взгляд Корморана мазнул по рядку серебряных рамок, задержался на изображении Палермо: рама этой картины  - и та стоила больше, чем он мог бы выручить за эту совершенно бездарную открыточную мазню. Артур мог хотя бы выбрать другой ракурс - но увы, и здесь его подвел вкус.
Даже у матери Корморана висел в гостиной крохотного и вечно пропахшего вареной кукурузой домишки этот пейзаж - будучи, правда, в разы меньше и вырезанным очень аккуратно из "Ридерз Дайджеста" - как, должно быть, еще в миллионах гостиных.

Корморан избегал задерживаться взглядом на этом изображении Палермо и отдельно недолюбливал покойного Артура только за существование этой картины.
- Вы уверены, что она в  безопасности? - спросил Корморан, понижая голос и следя, чтобы не перегнуть палку - сравнение с каким-нибудь водевильным злодеем только выставило бы его в смешном виде, недооценивать Элен Салерно, несмотря на все ее слабости, не стоило. - Может быть, вы раскроете мне тайну того, где храните ее? Оригиналу подобного толка нужна профессиональная забота, Элен.
Это расчетливое "Элен", которое Корморан приберегал для особых случаев, ни в коем случае не должно было вызвать возмущения - только убежденность, что он считает их зародившуюся при весьма спорных с точки зрения морали и закона обстоятельствах дружбу исключительным даром небес.
Накрыв оставленный ему список рукой, Алистер не торопился переходить к обсуждению открытия выставки, информация о котором давно муссировалась прессой, желая напомнить Элен Салерно, что ее благодарность должна будет выражаться в материальном и точно выясненном эквиваленте.

Отредактировано Book of Tales (2017-05-28 19:27:56)

Чертова вдова будто не понимала, к чему он клонит.
Корморан выждал еще немного, чтобы убедиться, что ничем, кроме удушливо-кокетливого смешка награжден не будет, сгреб со стола список и вчитался в убористый почерк подстать всем этим фарфоровым претенциозным безделушкам, вновь вынужденный напомнить себе, что до окончательного расчета осталось не так уж и много, что можно потерпеть.
Терпение никогда не входило в небольшое число его добродетелей, а приближающаяся дата открытия выставки, призванной зажечь на небосклоне имя новой звезды от мольберта - увы, почившей, какая трагедия! - только усиливало желание завладеть своей долей от заключенного договора.
- Осталось несколько дней, Элен, выставка состоится в любом случае, вне зависимости от того, когда вы передадите мне... ее, - написанные строчки прыгали перед глазами, не даваясь: имена теснили друг друга, не вызывая ни единого отклика в памяти Корморана.
Почему бы ей просто не отдать ему эту чертову картину.

Она издевалась - совершенно точно, издевалась. Изобразив вежливую улыбку в ответ на смешок, Корморан предпочел спрятаться за списком - даже его умение владеть собой могло дать трещину, а это грозило бы ему сорванными договоренностями, начни он давить.
Элен Салерно едва ли не догадывалась, что им движет - но заикнись он об этом прямо, она наверняка бы выставила его вон без промедления, изобразив обманутую невинность. Он был прав в том, что выставка состоялась бы уже и без его участия - и сейчас он был в максимально уязвимом положении, реши она расторгнуть их крохотную сделку.
При мысли об этом Корморан отложил список, глядя на Элен и размышляя.
Нет, дать ей хоть малейший шанс пойти на попятную под любым предлогом было нельзя - не сейчас, когда ему это грозило не только потерей своей выгоды, а чем-то большем.
Ему был нужен этот подлинник - или деньги.
Иногда Корморана, когда он возвращался от миссис Салерно, с очередного их затянувшегося чаепития, думал, а не попросить ли денег у нее - у нее были деньги, он знал: покойный супруг оставил достаточно, раз она заказывала всю эту рекламу и саму выставку, и она бы, как ему иногда казалось, не отказала бы.
И тогда эти пыльные чаепития захватили бы его навечно - а быть привязанным к старухе Салерно Корморан отчаянно не хотел. Нужно было ждать. Нужно было дождаться премьеры - и вечером любезно проводить вдову Артура, чтобы в последний раз оглядеть эту заставленную милым сердцем хламом квартирку и забрать причитающееся.

- Ваш муж, следует отдать ему должное, умел выбирать, - чуть натянуто улыбнулся Корморан, возвращая самообладание и отводя взгляд. - Позвольте, я подолью вам чая... И, миссис Салерно, кажется, я заметил имя Карлы Рицци - в прошлом месяце она была снята с должности иностранного обозревателя для Тейта, сейчас она полностью удалилась от дел и живет где-то в Канаде. Я не заказывал для нее именного приглашения, мы можем вычеркнуть ее из вашего списка. Зато мистеру Донновану стоит отправить два приглашения дополнительно, причем без имен - он любит делать вид, что посещает выставки инкогнито и, говорят, каждый раз с новой подругой... Я распоряжусь об этом и прослежу, чтобы его желание анонимности было соблюдено.
К концу прояснения этих нюансов Корморан уже полностью переключился на деловой лад: Джейкоб Доннован, о чьих  любовных похождениях судачили не только таблоиды, давно стал посмешищем - но британская чопорность не позволяла называть вещи своими именами, а еще Джейкоб лично уверил Корморана, что выставка будет обласкана критиками еще на первом этапе. За такое можно было простить и двух шлюх в галерее.

Отредактировано Book of Tales (2017-05-30 19:26:33)

Хлопнула входная дверь. Будь у Рубена каблуки, они звонко процокали бы по коридору, но Рубен носил мокасины, и это немало мешало ему добавлять и звуковое сопровождение к создаваемому им вихрю. Впрочем, всегда можно было уверить сомневающихся и не очень, что он движется со скоростью большей чем один Мах.

– Мадам Элен!

Стучать, входя в гостиную, ему даже не пришло в голову, и ворвавшееся в комнату белокурое видение в тесно облегающей белой футболке, таких же брюках и элегантных солнечных очках из титана предстало перед очами двух собеседников без малейшего предупреждения.

– Мадам Элен, я забыл бумажник! Не в деньгах счастье, но там мои права! Мне идут эти очки? Хотите с нами? Мы с Генри будем смотреть фейерверк с Гудзона, с лодки! Я буду грести! – тут он не выдержал и фыркнул. – Хотите? Привет, сэр! Вас я не приглашаю, вы скомпрометируете даму. Это большая лодка, мадам, на самом деле! Яхта, а может даже, теплоход. И вечеринка – очень большая вечеринка. Можно мне тоже глоточек чаю? Если он остыл – ужасная жара!

Он снял наконец очки, но продолжал держать их в руке. Очки были не его.

Отредактировано Рубен Белецки (2017-05-28 23:13:42)

[NIC]Алистер Корморан[/NIC]
Корморан отставил чашку, пряча ухмылку, вызванную категоричным ярлыком, которым очаровательная миссис Салерно наградила Карлу Рицци, и полез во внутренний карман пиджака за очками.
Тонкая стальная оправа не выглядела дорого, но этот эффект Корморан поправлял с помощью паркера, также сопровождавшего его во время деловых или полуделовых визиитов.
- Минуту, повторите, миссис Салерно, я запишу - хочу убедиться, что в написание не закрадется досадная ошибка, - он взглянул на собеседницу поверх очков, расправляя на столе чистую салфетку. К счастью, Элен не собиралась мучить его неизвестностью - все тем же полным сентиментальности тоном она пояснила, чем оба упомянутых удостоились именных приглашений.
- Как вам будет угодно, Элен, - Корморан записал оба имени и взялся за колпачок авторучки. - Полагаю, приглашения обоим джентльменам вы желаете вручить лично?
А вдова-то не промах, не без симпатии подумал Алистер, вежливо улыбаясь - и тут же настороженно замялся.
Месяц? В Париже? Умирать с тоски, сопровождая Элен Салерно в очередном походе за претенциозной серебряной посудой или китчевой тарелочкой?
К тому же, Корморан был в Париже и вовсе не питал к этому городу, полному не говорящих даже по-английски арабских эмигрантов, пиетета, воспетого Хэмингуеем или Уайльдом. Грязный, крохотный, весь будто изъязвленный узкими улочками, Париж вовсе не казался Корморану местом для человека с его амбициями - а общество Элен Салерно для него смутно ассоциировалось с быстро теряющей свое очарование столицей Франции.
- Едва ли я могу позволить себе столь затяжные каникулы, миссис Салерно...
Осторожно, сказал Корморан сам себе, снимая очки. Очень осторожно.
- В ближайшее время - выставка потребует работы и после своего завершения, основной работы, я бы сказал, - он снова взял прежний легкий и любезный тон, - однако, быть может, в конце сентября, я смог бы вырваться недели на две - после того, как все здесь будет закончено и перестанет требовать ежедневного внимания. Осень прекрасна в Париже - лучшее время года для красивейшего города мира: расцвет пройден, до увядания еще далеко. Я почту за честь сопровождать вас там, Элен.
Пока он еще колеблется, продолжать ли работать в этом направлении, возможная прибыль, которую получит вдова, уже оказывает в его глазах известный пластический эффект ее внешности.
Чары разрушил хлопок входной двери.
Корморан с любопытством уставился на обоих появившихся молодых людей, больше угадав, чем узнав в них упомянутых Белецки и Нормана.
- А вы не скомпрометируете? - поднялся он с места с чуть насмешливой улыбкой. - Мы с миссис  Салерно как раз обсуждали, как утомляет шум от массовых развлечений - и как убого выглядит Гудзон в этот день, переполненный лодками, лодочками и лодчонками, будто большая часть населения города считает своим долгом смотреть фейерверки с воды.
Последнее было преувеличением, хотя Корморан не сомневался - доведись им с Элен коснуться этой темы, они пришли бы к согласию.
- Впрочем, если желаете, Элен, - на сей раз "Элен" должно было не дать пришлым ошибиться в отношении того, насколько Корморан имеет право находиться подле миссис Салерно, - я могу отвезти вас и... ваших друзей к пристани.
Он снова улыбнулся - вежливо, безупречно вежливо. Ее капризы - его забота, и чужакам здесь не место.

Отредактировано Book of Tales (2017-05-30 21:19:58)

Рубен склонился к морщинистой руке миссис Салерно с таким почтительным видом, словно она была, по крайней мере, царицей Савской.

– Я – это другое дело, – смешливо заверил он ее гостя. – Мадам Элен, вы же не подумали, что мы посмеем пригласить вас на вульгарную туристическую прогулку! Вы же это имели в виду, сэр? Ужасно, просто ужасно! Нет, вам простительно, конечно, вы и выглядите так… Прилично? Пристойно? Порядочно?

Он пощелкал пальцами свободной руки, подбирая подходящее слово.

– Да! Я уверен, вы, как мистер Келвиль, очень порядочный человек. Ах, мадам, вы разбиваете мне сердце. Как я могу настаивать, когда вы взываете к моему эгоизму! Сюрприз!

Бесцеремонно завладев серебряными щипчиками для сахара, Рубен ловко бросил себе в рот блестящий медовый кусочек и вытащил из-под диванной подушки свой бумажник.

– Если я растолстею, мадам, и стану похож на плюшевого мишку, вы же не откажете мне от дома?

[NIC]Алистер Корморан[/NIC]Корморан, продолжая улыбаться, легко пожал плечами, нарушив сразу несколько норм этикета - впрочем, в Большом Яблоке дозволялось многое, и он потратил немало времени, чтобы нащупать, сформулировать для себя и превратить в якобы благоприобретенную привычку это небольшое манкирование британской чопорностью.
К тому же, этот незатейливый недо-комплимент, который отвесил ему юноша, напоминавший щенка, осознающего силу своего очарования и пользующегося этим, пришелся Корморану по душе: он и должен был выглядеть прилично, пристойно и порядочно, пусть и рискуя показаться скучным. Фарфоровый сервиз, кружевное жабо и седые волосы в аккуратной укладке миссис Салерно в один голос твердили: даже если она и ждет приключений, то исключительно благопристойных приключений. Очень, очень благопристойных - будто со страниц новелл начала века или картин прерафаэлитов, пытавшихся доступным им скудным и скучным инструментарием передать необузданность античных нравов.

- Без сомнения, ваша прогулка по воде и под звездами не чета банальным туристическим ночным экскурсиям по Гудзону, хотя сегодня, я уверен, именно туристы заполонили бухту.
Суета, охватывающая Нью-Йорк четвертого июля лежала за пределами понимания Корморана: не то привычка выдавать себя за англичанина так плотно въелась в его каждодневный опыт, не то он отродясь был лишен патриотизма в этом сокровенном его понимании, но воодушевления в этот день он не испытывал. И хотя гостиная Элен Салерно душила его, заставляя тосковать по многоголосому шуму нью-йоркских улиц, наполненных автомобильными сигналами и свистками швейцаров, подзывающих такси, вовсе не толпа, радостно ревущая при каждом новом залпе салюта, являлась центром притяжения.

Хотя миссис Салерно отклонила предложение без тени, как показалось Корморану, сомнения, оба - и беспечный юноша, и держащийся куда самодовольнее его спутник - не торопились покинуть гостиную с ее викторианскими розами, серебряными рамками и портретом самой хозяйки в молодости, заботливо выставленным так, чтобы попасться на глаза любому, задержавшемуся в квартире хотя бы на минуту.
- Корморан. Алистер Корморан, - представился он, разрешая неловкую ситуацию. - Странно, что мы не встречались здесь раньше.
Это манерное "дитя мое", больше подходящее престарелой кокетке, чем молодому мужчине, обратило внимание Корморана на то, что он до сих пор не замечал: нежная дружба, связывающая этих двоих незваных визитеров, отдавала манерностью, свойственной богеме.
Улыбка Корморана стала чуть натянутой - вдова окружила себя не только причудливыми статуэтками, но и презабавными экземплярами людского племени. Юноша, ведущий себя по-ребячьи в окружении потакающих ему взрослых, молодой мужчина с томным взглядом - этого ли ей не хватает для спасения от одиночества?
Поездка в Париж стала казаться намного необходимее, чем несколько минут назад. Пожалуй, ему даже стоило пересмотреть и ее срочность, и ее продолжительность.

Мелькнула мысль укрепить свое положение, между делом попросив копию с портрета в простенке - наверняка работы покойного Артура, судя по отсутствию малейшей самобытности и оригинальности - но Корморан отказался от подобной дерзости: Элен Салерно была далеко не глупа, чтобы купиться на настолько очевидную лесть без повода, к тому же он приберегал этот сногсшибательный жест для прощания, когда он, под надуманным предлогом необходимости возвращения в Англию, навсегда покинет эту женщину и эту гостиную, унося с собой плату за оказанные услуги.
Эта мысль, как и всегда, примирила его с текущим моментом.
Он отвел внимательный взгляд от любителя позагорать и с извинением улыбнулся миссис Салерно:
- Элен, я ни в коем случае не хочу становиться причиной вашего неудобства. Если эти молодые люди договорились с вами о совместном вечере, с моей стороны будет кощунством лишать их вашего общества, несмотря на желание сделать это, - последние слова он проговорил тем же тоном, которым предпочитал обращаться к вдове по имени и наедине: ничего по-настоящему откровенного, только намек для того, кто хочет услышать этот намек. И тут же улыбнулся - искренне и открыто, как если бы не поставил только что все на красное в ожидании окончательного решения прихотливой вдовы.
Выпроваживай их, думал Корморан, чтобы мы могли здесь закончить и я мог как можно скорее еще на неделю забыть об этом чае.

Отредактировано Book of Tales (2017-06-04 11:49:53)

Рубен несомненно удивился бы вопросу о солнцезащитном креме, но Генри знал, как отвлечь его внимание – возмущение на лице юноши было, хоть и преувеличенным, но искренним.

– Не называй меня так, сколько раз говорить! – стремительно повернувшись к другу, он столкнул с оказавшейся слишком близко каминной полки статуэтку майсенского фарфора – которую едва успел подхватить, уже у самого пола. – Ой! Простите, мадам Элен, простите! Я такой неуклюжий! Моя неловкость – о да! Мадам, моя неловкость лишь частично искупается моей мгновенной реакцией!

Белоснежная балерина в отороченной золотом пачке улыбалась из его сжатого кулака так же счастливо – как если бы привычка летать, присущая оригиналу, передалась и копии, и сейчас она от души наслаждалась своим маленьким приключением. И, бережно ставя ее обратно, юноша снисходительно-ласково погладил ее обнаженное плечо – словно благодаря ее за их общее благополучное избавление.

Отредактировано Рубен Белецки (2017-06-04 21:25:52)

[NIC]Алистер Корморан[/NIC]
Корморан оглядел наконец-то представленного ему "мистера Нормана" с толикой живого любопытства: если с юношей, явно претендующим на звание "украшения любой гостиной" - циник, живущий в душе Корморана и так и не покинувший Аризону, тут же поправил на "Королеву урожая" - все было относительно ясно, то мистер Норман явно надеялся что-то получить за свои труды.
Не было ли у старухи второго Тадемы?
Вот это был бы номер.
При мысли о бесчисленных Тадемах, спрятанных в квартире, возможно, в комодах или под кроватями, Корморан пришел в невероятное воодушевление, которое не смог скрыть даже под маской благопристойности, плотно приросшей к нему за годы работы с тонко-чувствующими натурами.
- Полагаю, в таком случае мистеру Норману небезразлична судьба выставки не меньше, чем нам, - нанять человека ради биографии еще не прославленного бесталанного художника? Вдова повышала ставки с такой скоростью, что Корморан, не чуждый азарта, путь и губительного, впечатлился даже не желая этого. Очевидно было, что бедному Артуру уже не спастись - его пятнадцать минут славы были ему обеспечены безутешной супругой, развившей бурную деятельность в этом направлении.
Как бы ее не хватил удар от всех этих трудов и переживаний, задумчиво оглядел Корморан миссис Салерно, не забывая любезно улыбнуться - улыбки были его оружием на поприще нью-йоркских галерей и музеев, а уж в квартире Элен Салерно он разворачивал всю батарею выпестованного обаяния.
Впрочем, вдова выглядела неплохо и не была похожа на человека, готовящегося к скорой смерти - к тому же, как Корморан успел убедиться, Элен имела бульдожью хватку и уж точно сумела бы выторговать у смерти необходимое себе время.

Успокоенный тем, что Норман и его возмущенный друг, только что удачно завершивший пируэт с фарфоровой балериной, явно собирались покинуть поле боя, Корморан вернулся в кресло к своему осточертевшему уже и остывшему чаю - уходить было рано, а вот появление на сцене мистера Нормана требовало дополнительных уточнений, и свои вопросы Корморан собирался задать самой Элен Салерно, рассчитывая между делом выяснить, что она посулила писателю. И кстати, писателю ли.
- Биография, без сомнения, упрочит славу Артура - но уверены ли вы, что хотите делиться подробностями личной жизни с читателями? - закинул пробный шар Корморан, нещадно эксплуатируя свою личину чопорного британца. Тщеславие миссис Салерно казалось ему  то забавным, то устрашающим, смотря по ситуации, но больше всего ему нравилось то, в какие красивые оправдания она оборачивает жажду собственной славы. Будь она хотя бы на двадцать лет моложе, из них получился бы славный дуэт.

Отредактировано Book of Tales (2017-06-12 10:59:20)

Рубен красноречиво закатил глаза, бросил еще один извиняющийся взгляд на хозяйку дома и выскользнул из гостиной, на сей раз не уподобляясь оперной диве и не предварив свой уход прощальной арией или даже речитативом – то ли все еще стесняясь из-за своей неловкости, то ли рассудив, что мадам Элен будет сейчас не склонна к снисходительности.

Оказавшись в коридоре, однако, он театрально нахмурился, сделавшись тем самым похож на рассерженного котенка.

– Гарри! – это было сказано настоящим, не театральным шепотом. – Я же просил. Не Руби, не Русски, не Малыш. И не «дитя мое», ну честное слово! Я же не называю тебя ни Вильгельмом, ни мистером Мэйлером! И нет у меня никакого крема, ни солнцезащитного, ни тонального, ни какого бы то ни было! Ты бы еще помаду у меня попросил!

Разумеется, это было некоторым преувеличением, кремом после бритья он пользовался, но что не сделаешь ради красного словца!

[NIC]Алистер Корморан[/NIC]Бедному Артуру, которому вдова только что отказала в личной жизни, оставалось только посочувствовать. Корморан изобразил на лице сдержанный восторг, в который, как он разумел, должен был приходить каждый, заслышавший о подобной жертве, и поблагодарил про себя провидение, что чести быть знакомым с почившим избежал: люди, посвятившие себя искусству с таким фанатизмом и таким отсутствием вкуса редко бывали приятными собеседниками.
При мысли о целой книге, посвященной становлению Артура Салерно на стезе художника, Корморан поставил чашку обратно, позволив раздражению проявиться в этом движении, но, впрочем, сгладил неловкость извинением - здесь, в царстве фарфоровым безделок и серебряных рамок, даже резкий звук стукнувшей о блюдце чашки воспринимался едва ли не посягательством на мещанское умиротворение и самодовольство.

Убедившись, что по коридору не слышны шаги возвращающихся любителей Гудзона, Корморан вернулся мыслями к насущему. Энтузиазм дорогой Элен, который был ему так на руку поначалу, когда дело только начиналось, а узкие и деликатные вопросы с оплатой не были прояснены окончательно, сейчас грозил выйти из-под контроля уничтожающей все на своем пути лавиной и обернуться крахом.
Рассматривая профиль вдовы, устремившей взгляд куда-то на скопище открыточек и памятных набросков, Корморан перестал улыбаться, давая на время отдых уставшим мышцам. О да, Элен рассказывала о том, что Артур поддерживал знакомства с людьми, принадлежащими и к элите владельцев предметов искусства - и потому то вопрос о том, откуда в этой квартирке в Квинсе завалялся Альма-Тадема, с каждым годом стоящий все дороже и пользующийся все большим спросом, Корморан счел для себя несущественным: значит, было, откуда. Однако пробуждать к жизни интерес этих давних знакомых среди коллекционеров не стоило - в последнюю очередь Корморану нужно было внимание Интерпола, или кто там сейчас занимался вопросами, связанными с предметами искусства.
- Моя дорогая, - осторожно начал Корморан, убедившись, что миссис Салерно погрузилась в ведомые лишь ей приятные воспоминания - уж не о супруге ли, которому не было равных, мелькнуло язвительное,  - ввиду некоторых нюансов, известных только нам, уверены ли вы, что разумно вдаваться в нюансы прошлого Артура настолько, чтобы, возможно, привлечь внимание прежних владельцев? Мы оба не заинтересованы в скандале, который неизбежно случится, если наша с вами крошечная договоренность выплывет на свет. Привлечение к делу постороннего человека - при всем уважении к мистеру Норману - может уничтожить плоды наших с вами трудов за считанные дни.
Откуда бы не взялся подлинник картины, Корморан уже не мог допустить, чтобы она вернулась владельцу - как не мог допустить, чтобы его репутация оказалась очернена в связи со столь непростительной махинацией, которую он собирался провернуть, едва Элен сможет расстаться со своим сокровищем по условиям их договоренности.

Отредактировано Book of Tales (2017-06-12 19:06:13)

– Какая разница?

Комната Рубена неизменно производила впечатление на тех, кого он приглашал – в основном, тем, насколько она не совпадала с его видимым характером: просторная, светлая, аккуратная до зубного скрежета, со скромной белой мебелью из Ikea, стареньким изумрудным-зеленым Маком и огромной репродукцией «Дурмана» на стене. Здесь могла бы жить первокурсница-зубрила с факультета точных наук: если две полки в книжном шкафу были забиты английской классикой, то на третий стояли одни сборники Мартина Гарднера. Ящики письменного стола и белая тумбочка у кровати могли бы больше рассказать о хозяине этой комнаты, но все они были заперты на ключ.

– И вообще, – глаза Рубена засияли озорством, – эта выставка, это же дар божий! Ты же хотел сенсацию? Так давай ее устроим? Договоримся с мадам Элен…

[NIC]Алистер Корморан[/NIC]
Легко было Элен Салерно говорить "не волнуйтесь" - только выдержка, врожденная и отточенная за годы помогла Алистеру скрыть гримасу отвращения, стоило ему услышать этот трусливый рефрен. Не волнуйтесь, не волнуйтесь, не волнуйтесь - а что же, черт возьми, ему еще делать, если вдова вцепилась своими отманикюренными когтями в картину и того гляди, ведомая женским прихотливым и переменчивым бесом, сплавит ее еще кому-либо.
Да хотя бы этому смазливому молодчику, нанятому, чтобы увековечить образ Артура Салерно в виде такого же открыточно-неестественного, плакатного даже наброска, каковым стилем отличались его художества.
Для того, чтобы не волноваться, Корморану нужны были титановые нервы, а хуже всего было то, что он не сомневался: Элен Салерно умеет играть в игры не хуже, чем он сам.
Впрочем, пока у него выходило держать свои волнения под контролем и даже облекать их в деликатные формулировки, время от времени осторожно прощупывая почву, надавливая с каждой встречей чуть сильнее.
Ей-богу, он в постели проявлял меньше такта, чем в этой гостиной, в сердцах подумал Корморан, делая вид, что полностью успокоен словами вдовы - ну а что еще ему оставалось. Устроить безобразную сцену, потребовать выложить карты на стол, потребовать чертову картину здесь и сейчас?
До чего... неопрятно. Как будто он заезжий гангстер.
При мысли о гангстерах Корморан поскучнел, меланхолично уставился в чашку - за разговором он дохлебал свою порцию на сегодня, вскоре можно было и откланяться, не обидев гостеприимную хозяйку.
Выбирая момент, когда можно будет парой незначительных фраз подвести к ритуалу прощания, Корморан едва не пропустил вознаграждение за все эти чаепития в насквозь пропитанной благочинным представлением о прекрасном.
Пил бы - подавился бы насмерть.

Он вскинул голову, ушам своим не веря. Вот так вот - и все? Завтра? Не дожидаясь этой навязшей в зубах выставки, куда уже приглашено полгорода? Не дожидаясь признания покойного Артура?
Ликование Корморана наверняка отразилось в глазах - и хотя он тут же скрыл его, потрясение было слишком велико. И, разумеется, не терпело тупого молчания, повисшего в гостиной.
- Вы делаете меня счастливым, Элен. Жду не дождусь увидеть то, что так долго было темой наших бесед.
Ни слова больше - ни малейшего намека на то, что щедрый жест вдовы Салерно должен быть подтвержден какими-то дополнительными гарантиями с его стороны: усомниться в его порядочности сейчас  - все равно что плюнуть в лицо, и Элен Салерно не должна даже заподозрить, что ее добрый друг и джентльмен Алистер Корморан допускает хотя бы мысль получить плату и не исполнить свою часть сделки.
Да и как на данном этапе он мог помешать покойному художнику получить свою долю славы? Исчезни он из Яблока, провались пропадом, окажись на больничной койке со смертельным диагнозом - выставка все равно состоялась бы, и Элен Салерно знала это не хуже него. И все же тянула - тянула с передачей картины столько времени, сводя его с ума, вытягивая жилы, что теперь Корморан был слишком ошеломлен, чтобы грамотно произвести рекогносцировку.
- Могу ли я составить вам компанию в поездке за картиной? - вежливо осведомился Корморан, когда смог перевести дух и продолжить делать вид, что их обсуждение находиться исключительно в рамках светской беседы. - С утра я должен быть в типографии с уточненными списками приглашенных,  но после полудня и до самого вечера я предоставлен самому себе - почему бы нам не выпить где-нибудь в городе по бокалу вина, отметить... скорое окончание работы?
Он чуть было не сморозил что-то насчет окончания знакомства - и лишь чудом удержался.
Не то чтобы тащиться в какой-нибудь претенциозный отель с перехваленым баром, да еще в компании с жеманной Элен Салерно было апофеозом его мечтаний, но раз уж речь зашла о передаче картины, Корморан отринул сомнения и собрался максимально полно проконтролировать процесс.

Идея друга Рубену явно понравилось – настолько, что он бросился к стенному шкафу, зажег свет и принялся увлеченно переставлять коробки и перекладывать стопки одежды, благодаря чему Генри, планировал он это или нет, получил возможность услышать если не все, что было сказано в гостиной, то по крайней мере, все, что доносилось до комнаты его друга. Когда же этот последний, завершив свои поиски, появился из шкафа, то его футболка уступила место сине-белой полосатой блузе, а на голове появился берет с красным помпоном.

– Понятия не имею, – жизнерадостно сообщил Рубен и шире распахнул дверцу шкафа, чтобы полюбоваться на себя в зеркало. – Картины у нее только мужнины, это точно – я попадал пару раз впросак, когда спрашивал. Он дружил с Уорхолом, она говорила, так я принес как-то раз банку томатного супа… Знаешь, лучше не вспоминать!

Он расхохотался, запрокидывая голову и глядя на Генри так лукаво, что любой догадался бы, что его последняя фраза была всего лишь кокетством.