[NIC]Алистер Корморан[/NIC]
Удивить его сильнее Элен Салерно не могла - разве что объявила бы, что Метрополитен-музей прислал ей мольбы передать работы мужа в их фонд как жемчужины мирового изобразительного искусства.
Действительно, к счастью он допил чертов чай.
При мысли, что все это время картина была где-то здесь, быть может, в соседней комнате или под кроватью вдовы, Корморан закаменел от злости. Стукни она его сейчас чем-то увесистым - пошла бы трещина, так казалось.
Чашку удалось поставить на стол, а не швырнуть в стену. Поставить. а не вдавить в столешницу. Поставить, а не ударить с силой, чтобы разбить - разбить это удивление, густо замешанное на злости, удавкой перехватившее горло.
Улыбка вдовы казалась ехидной как никогда.
Ехидной, будто она наперед просчитала каждую его реакцию, видела насквозь, угадывала его тоску и нежелание находиться здесь - и все же не отказывала себе все эти невероятно долгие недели, в наслаждении от его мучений.
Знай он, как дорого ему встанут эти чаепития, как торжествующе будет усмехаться Элен на пороге решающего дня - согласился бы на эту авантюру?
Увы, Корморан знал ответ: любые средства были хороши на пути к поставленной цели. И то, что Элен Салерно придерживалась той же тактики, ничуть не умаляло ее ценности.
Наверное, впервые за все время их знакомства он перестал улыбаться - боялся, что не сможет. Что по тому оскалу, который он сейчас сможет из себя выдавить, она уж точно догадается.
Впрочем, непривычную серьезность легко можно было выдать за удивление, и Корморан признал свое поражение.
Откидываясь на спинку стула, он впервые посмотрел на вдову, как на противника, да еще и переигравшего его - пусть и лишь на один шаг, в одной битве, а не в войне.
Старая интриганка наверняка веселилась до слез после его ухода, вспоминая все его затейливые попытки выяснить местонахождения картины - и репетировала собственную роль к следующему разу.
А он - он в самом деле купился на ее размытые фразы о том, что картина в безопасности, в верном месте, полагая, что полностью контролирует ситуацию.
И как она все рассчитала - узнай он раньше, непременно придумал бы способ обшарить здесь все и нашел бы картину уже давно, и послал бы ее к черту, не став мараться с этой выставкой, способной навсегда поставить на его имени несмываемую печать человека без художественного чутья.
- Я бы никогда не догадался, - голос прозвучал надтреснуто, и Корморан откашлялся, пряча отсутствие улыбки. - Вам действительно удалось меня удивить, Элен.
Редко когда он был настолько искренен - и настолько же вынужден скрывать свои истинные чувства.
И все же годы притворства помогли нарастить необходимую броню. Уже спустя минуту Алистер снова выглядел расслабленно и невозмутимо, и тепло улыбался поднимающейся на ноги хозяйке, деликатно завершающей встречу.
- В таком случае в два я буду у вас, миссис Салерно. Слухи о выставке расходятся все дальше, Артуром начинают интересоваться - самое время его обворожительной вдове показаться на публике.
Завтра картина уже будет у него - чего ему стоит еще один день выслушивать мелочные воспоминания, окрашенные старческой сентиментальностью, или славословия в честь открыточного гения Артура Салерно. Чего ему стоит вытерпеть всего лишь день то, что он терпел на протяжении стольких встреч.
А что до ехидства в ее улыбке - пусть улыбается, сколько влезет. Альма-Тадема будет его, а с ним - так необходимые ему деньги. И свобода.
И Корморан при прощании снова улыбнулся Элен - широко, искренне. По-настоящему.