Несколько дней, обещанные профессором, слились в один неопределенно-короткий промежуток времени. Его катастрофически не хватало. Майкл на автопилоте перемещался между отделом исторической реконструкции и библиотекой, пытался жертвовать сном, но получил нагоняй от доктора, к которому отправил его профессор Мияги, и смирился с необходимостью хотя бы кратковременного отдыха.
Врач, пожилой человек со старомодной бородкой-эспаньолкой, провел скрининг, удостоверившись в отличном состоянии здоровья нетерпеливого пациента, поворчал, придравшись к неаккуратно залеченной ссадине, назначил сеанс магнитотерапии, который Майкл успешно совместил с чтением «Наставления юношам» и, покусывая стилус, произнес глубоким басом, на концах фраз дающим оттяжку в хрип:
- Профессор Мияги попросил меня помочь… сказал, вы отправляетесь в дальнюю командировку.
- Вроде того, - осторожно ответил Сикорски.
Доктор кивнул, полностью удовлетворившись расплывчатым ответом пациента.
- Мы вживим вам два вида имплантов, мистер Сикорски. Гомеостатический, реагирующий на дисбаланс кислотно-основного состояния и контролирующий содержание электролитов крови… крайне необходимая штука при остром обезвоживании или интоксикации, и универсальные стволовые клетки лимфоцитарного ростка крови – на случай вероятной инфекции.
- Я попросил бы посодействовать с набором первой помощи в полевых условиях.
Добрый Айболит снова кивнул, вызвал ассистента и продиктовал ему список лекарств, в котором Майкл смутно улавливал знакомые названия.
- Противошоковые, анальгетики, гемостатики, все в шприц-тюбиках с автодозаторами.
Прощаясь, Майкл долго и чувствительно тряс доктору руку, удостоившись внимательного понимающего взгляда.

Он машинально погружал себя в режим автоматического сна; как скупец над златом, трясся над каждой свободной минутой, и выторговывал у здравого смысла еще полчаса… еще четверть часа.
К концу четвертых суток Майкл Сикорски с удивлением обнаружил, что пытается набрать рабочий текст с использованием букв элонского алфавита. Перед его мысленным взором плавали страницы Хроник, испещренные рукописными текстами, которые он мог воспроизвести до последней запятой – но не мог произнести. Эта проблема мучила его больше всего. В совершенстве постигнув письменность королевства Дарио, он был совершенно бессилен фонетически.
Раз за разом он выводил над столом голографические изображения жителей древней страны, раз за разом считывал особенности развития мимической мускулатуры, ища предполагаемые зацепки… и продолжал сомневаться.
Утром пятого дня Майкл Сикорски стоял в приемной кабинета профессора, ежась под пристальным взглядом секретаря-референта. Молодая девушка, почти девочка, чем-то неуловимо похожая на профессора, не скрывала удивления, рассматривая визитера в упор.
На заросшем трехдневной щетиной лице научного сотрудника сияли изумрудно-зеленые, как аквариумная трава эгерия, глаза. Живописности преобразованной радужке добавляли инъецированные розовые склеры.
- Входите, мистер Сикорски, - пропела референт, - профессор ждет вас.

Подавив непроизвольный всплеск почти детского любопытства, он остановился, решив осмотреть снаряжение и одежду позже. Смутное беспокойство в непроницаемо-черных глазах профессора передалось ученику.
Новость не была ошеломляющей, но… несвоевременной.
- На две недели раньше… Практически то же время. За две недели до именин графского наследника в Замке состоялось заседание Малого Совета, об этом упоминалось в нескольких статьях Хроник. Перечислялись присутствующие на нем, но нигде не сказано о причинах созыва Совета. Что военным понадобилось там?
Это был риторический вопрос. Похоже, догадки и сомнения посещали не только группу археологов.
Сикорски взлохматил пятерней волосы – жест, выдавший тщательно скрываемое волнение. Понимание, что в Замке может оказаться еще один «прыгун», с неясными целями и намерениями, не заставляло его думать об отмене заброски, но требовало осторожности.
Любопытство каталось в горле маленьким желатиновым шариком.
- Вероятно, заброска прошла под грифом особой секретности. Интересно, испрашивали ли они разрешение на операцию? - и этот вопрос был скорее риторическим. Военные были особой кастой, привилегированной, - вам не удалось узнать, профессор, кто именно отправился в прошлое?.. – пауза - краткая, но показавшаяся необычайно длинной и вязкой, заставила его предупреждающе поднять руку, - и… вы ведь не считаете, что это повод отменить наш прыжок в прошлое?

- Постараюсь, - кивнул Майкл, - как замечу еще одного дурака в бубенчиках, за версту обойду.
Он пытался шутить, чувствуя, как под ложечкой холодным сгустком поселилось беспокойство. Необжитые места? Прекрасно. Чем дольше он слушал профессора и чем больше задумывался, тем очевиднее становилось, что есть тысяча мелочей, которые он не учел.
Полное фонетическое бессилие, на ликвидацию которого понадобится время – установленная программа была универсальной, быстро анализировала новые фонемы и в течение нескольких суток позволяла безболезненно адаптироваться к незнакомой речи. Но первые несколько дней придется продержаться… как? Притвориться глухонемым? Избегать любого контакта с аборигенами?
Майкл потряс головой, как пес, которому в ухо попала вода, и в два широких шага нагнал профессора.

В техническом зале их давно ждали. Комплект одежды, сюрко, плащ, кожаные остроносые сапоги без каблуков… Он мельком взглянул на искусно сшитые и «состаренные» до приемлемой степени износа вещи, и потянулся к узкому мечу в инкрустированных ножнах. Неоднородная, волнистая поверхность стали отразила рассеянный свет галогеновых ламп.
- Красиво… - выдохнул Майкл, почувствовав движение за спиной.
- Совершенная копия подлинного меча, обнаруженного в королевской усыпальнице. Мы использовали перекрестный спектральный анализ и добились полной идентичности сплава с образцом того времени, - сотрудник отдела исторической реконструкции любовно пробежал пальцами по рукояти, - цвета вашей одежды относятся к дому Даго, старая баронская фамилия, самые беспокойные вассалы графа.
Сикорски молча кивнул.
Он тщательнейшим образом изучил генеалогию дворянских фамилий королевства Дарио, с головой погружаясь в хитросплетения династических браков и исключая наиболее близкие Кайдену Лабри имена. Суровые северные бароны Даго последними склонили головы перед графской фамилией – расстояния, непролазные леса и болотистые низины отделяли стрельчатые башни замка Дагор от Шагана. Майкл надеялся, что одного из многочисленных родственников барона мало кто будет знать в лицо – так можно будет продержаться несколько дней… А потом?
- Вам надо побриться, Майкл, - сотрудник поймал взгляд профессора и деликатно кашлянул, - «там» вам придется делать это самостоятельно, с помощью небольшого кинжала.
Еще одна неучтенная мелочь. Он не умел бриться с помощью опасных лезвий.
- Давайте кинжал, попробую, - обреченно вздохнул м.н.с. Сикорски, - где здесь санитарная комната?

***

И он перестал чувствовать собственное тело. Перед глазами мелькали хаотические вспышки света, розовые, с лиловым ободком, затем мерное гудение изменило тональность, ощущение невесомости сменилось острым чувством тяжести в животе – словно он проглотил свинцовый шар для боулинга; потом наступила тишина.
Майкл открыл глаза. Автоматический анализатор впился в предплечье тончайшей иглой, забирая в диагностическую капсулу кровь, раздалось жужжание, страховочные ремни, отстегнувшись, разъехались и исчезли в стеновых панелях. Автодок признал его годным к выходу из капсулы.
Уже хорошо.
Металлическая дверь бесшумно отъехала в сторону, и в лицо ему ударил ветер – горячий, влажный, напоенный горьким запахом трав. Сикорски быстро пробежал пальцами по сенсорным кнопкам приборной панели, включая маскировочное поле, и, пошатываясь, шагнул вперед. Сапоги утонули в густой траве, он присел и зажмурился, пряча глаза от яркого света. Ноги не держали его, кружилась голова. Тело покалывала тысяча острых иголок.
Майкл сделал еще несколько шагов и лег на зеленый мох, приоткрывая веки. Белый свет Никеи проникал через неплотно сомкнутые ресницы, изрезанный черными тенями ветвей – словно тушью нарисованными на глубокой берлинской лазури небе.
Сердце колотилось о ребра. Но головокружение исчезло, позволяя подняться и оглядеться. Позади него стояла почти отвесная каменная стена, там и сям живописными кучками лежали валуны – на месте капсулы тоже был неправильной яйцевидной формы серый камень. Он щелкнул языком и шагнул в сторону – камень не исчез, лишь задрожало вокруг зыбкое воздушное марево.
Майкл осторожно обошел валун со всех сторон, поискал среди лежащих на травяном ковре подходящий осколок и выверенным движением рассек кожу на границе лба и волосистой части головы – по касательной, но чувствительно. Ссадина должна быть красочной и заметной окружающим. Тоненькой струйкой потекла кровь, он размазал ее рукавом, глубоко вдохнул, унимая сердцебиение и, пробуя кожаными подошвами мох, сделал несколько шагов.
Никея стояла в зените.
Майкл Сикорски направлялся на юг – там, в нескольких милях от каменной гряды, находилась цель его путешествия.

Зверь почуял человека за милю – но человек заметил зверя, когда между ними было несколько шагов. Расстояние прыжка.
Стайка птиц с пестрым оперением взметнулась верх, и Майкл оступился. Под жесткой кожаной подошвой хрустнула сухая ветка. Между густых ветвей кустарника мерно поднимался и опускался – в такт дыханию – темный мех.
«Самоуверенный дурак! – выругал себя Сикорски, - голову расшиб, для людей легенду готовил! Сейчас будет тебе легенда…»
Он готовился к встрече с теми, кто может заподозрить в нем врага, легкую добычу, возможность поживиться… но не подумал о противнике, который в первую очередь увидит в нем вовремя подвернувшийся [под клыки и когти] ужин.
В «Хрониках» изредка встречались описания диких животных, гравюры, изображающие охоту... Младшего научного сотрудника Сикорски мало интересовал бестиарий. А зря. Врага нужно знать в лицо.
В морду.

Он немедленно подавил инстинктивное желание развернуться и добежать до первого дерева повыше. Во-первых, неизвестный спутник (возможно) тоже умеет лазать по деревьям, во-вторых, не стоит поворачиваться к нему спиной.
- Надеюсь, ты хотя бы не голоден, - голос звучал громко и ровно, но – пожалуй, даже доброжелательно, пальцы правой руки машинально сжали рукоять меча. Тускло блеснуло лезвие.
Майкл сделал осторожный шаг назад, не отводя взгляда от кустарника.

Он медленно разворачивался, стоя в центре невидимого круга, в прицеле двух ярко-желтых глаз.
Огромная кошка. Пантера.
Если нападет – он даже рукой не успеет взмахнуть. Прыжок дикой кошки молниеносен.
Вдруг пришло на ум. Когда кошка сыта, она не нападает.
Отчаянно закололо в виске, он вздрогнул.
«Я схожу с ума, или?..» - здравый смысл настаивал, что посторонние голоса в голове суть слуховые галлюцинации, воображение вяло протестовало.
«Швырнуть сумку в сторону, отвлечь, убежать? – в дорожной, сшитой из материала, имитирующего телячью кожу, сумке лежала аптечка, сухой паек на несколько дней в виде брикетов белково-витаминного концентрата, замаскированного под хлебные сухари. – Если останусь жив, нельзя потерять аптечку. Если нет… уже не важно. Да и кошка, судя по всему, не так проста».

Ветер запутался в кронах деревьев, высоких, словно корабельные мачты на старых картинках, внизу стояла гулкая тишина, сумрачная и сырая.
«Ты ведь не простая киса, верно, Багира? Если ты умеешь говорить, не открывая рта, ты умеешь понимать без слов? - кошачьи глаза смотрели, не мигая. Человеческие тоже. Мысли горчили ноткой легкого сарказма, – лапой? А смысл?»
Вдруг ему досталась кошка-философ?

Если не ставить под сомнение существование кошек-телепатов, то все не так уж плохо складывалось. С тем, кто умеет слышать, можно договориться, а зверь это или человек – так ли уж важно?
Пантера оказалась словоохотлива и любопытна.
Похоже, ей было скучно.
«Мечом нет смысла, - согласно кивнул Майкл, - я не применю его против того, кто не станет нападать первым. И я – не убегаю. Судьба скорее настигает тех, кто от нее бежит».
Он разжал пальцы – меч с хрустальным всхлипом скользнул в ножны, и шагнул вперед.
Примятая трава в том месте, где остался след его сапог, пружинисто распрямилась.
Головная боль не исчезла до конца, но звучала глуше, отдаваясь в ушах тихим колокольным звоном, в который искусно вплеталось музыкальное мурлыканье большой кошки.
«Ты не любишь запах страха, верно? Он раздражает, пробуждает охотничий инстинкт. И все быстро заканчивается. Я – не приманка, я – Охотник. Поэтому не боюсь. Я охочусь не на тебя. Поэтому тебе нечего опасаться. На «кис-кис» ты вряд ли откликаешься… Как мне тебя звать?»

Черный Кайтен, гроза леса, устроился под кустом, скрываясь в траве. Мускулистое гуттаперчевое тело отливало ртутью там, где шелковистой шкуры касались лучи дневного светила. Обманчиво расслабленный, он по-прежнему был тугой, стянутой в узел пружиной. Готовой разогнуться.
Прыгнуть.
В любой момент.
Майкл присел поблизости – садиться рядом ему не позволяла не осторожность, но понимание, что кошки слишком независимы, чтобы безболезненно подпустить к себе незнакомца. Даже приятно пахнущего.
«Кайтен… Очень приятно. Майкл. Я – Охотник».
Он задумался. Он разговаривал с большой кошкой так, как разговаривал бы с человеком. Кайтен отвечал.
Не было произнесено ни слова.

Потревоженные птицы успокоились, мир расширился до сонма новых звуков и запахов; в птичий гомон и горький аромат цветущей полыни вплетались нотки жужжания ос и стрекота цикад. Текло время, в этой части бесконечности не разделенное на часы, минуты, секунды. Определяемое понятиями «день» и «ночь».
Безразмерное и ограниченное лишь ощущением лениво просыпающегося сквозь пальцы горячего белого песка.
Сикорски запрокинул голову, жмурясь на пробивающиеся сквозь темно-синие ветви лучи Никеи. Она сместилась на несколько градусов ниже.
Нужно было спешить, чтобы выбраться из леса до темноты.
По губам скользнула задумчивая улыбка.
«Наверстаю. Позже».
Кайтен щурился, поводя ушами. В прорезях желтых глаз плавилось золото.
«Как тебе объяснить, Кайтен… - ученый запнулся, осознав вдруг, что в этом мире они значительно ближе, чем кажется ему, привычному к разделению живых существ на касты, где человек - вершина детской пирамидки. Сейчас эта схема казалась смешной и нелепой. - Впрочем, ты поймешь. Я охочусь не за жертвой из плоти и крови. Я охочусь за химерой, существующей пока лишь в моем воображении».

«Химера… Что-то, о чем я лишь догадываюсь. Я не знаю, человек это или иное существо, я не знаю, чей облик он примет, и смогу ли я это увидеть… Когда ветер доносит до тебя чужой, совершенно незнакомый запах, ты можешь угадать, кого ты увидишь? Представь, что я услышал такой запах».
Сикорски не шевелился. Кайтен ходил кругами; когда он оказывался вне поля зрения, за спиной, Майкл ощущал, как острыми иголками покалывает затылок.
Большая кошка обладала странной способностью заставить чувствовать собственную нервозность и сомнения.
То, что недоступно человеку, доступно лесному охотнику. Чутье, позволяющее различать не просто запахи – их оттенки. Нюансы и полутона. Его не обманешь.
Но зверю не доступен анализ.
«Не этому», - ученый улыбался.
Черный нос оказался в нескольких дюймах от его лица; в нескольких дюймах от него дышал большой, мускулистый, опасный хищник, и звериное мешалось в нем с чем-то, чему он не мог дать определения.
«Ты не понимаешь, - согласился Майкл, - а я не понимаю, как твой голос может звучать у меня в голове. Не понимаю. Но принимаю как данность. И мне это нравится. Прими и ты».
Он отстегнул меч, положив рядом с собой. Серебристые волоски на кончиках ушей пантера ритмично подрагивали. Пахло нагретой на солнце шерстью и острым любопытством.
«Ты знаешь цвета Даго, Кайтен. Откуда?»

Майкл Сикорски с легкостью выпрямился, поднимаясь – словно ждал этого предложения.
«Чем я отличаюсь от других? И почему тебе не нравится моя одежда? Под сюрко я ношу тонкую кольчугу », - сердито выдохнул он; возможность понять совершенные оплошности до того, как он встретится с людьми, показалась ему заманчивой.
Кайтен был во всех смыслах полезным спутником.
Он рассказывал, он заставлял думать, растворял часть опасности леса, он был тем, кто позволял избежать крайностей страха человека перед неизвестностью – в таких случаях люди начинают разговаривать с собой, раскалывая напряженную тишину звуками собственного голоса.

«Трофея? – переспросил Майкл; головная боль прошла, воздушная легкость, с какой воспринимал он мысли Кайтена и отвечал ему, казалась чем-то почти будничным, - пожалуй, можно сказать и так. Если знание можно считать трофеем».
Трава пружинила под сапогами, умолкали цикады – там, где бесшумно двигались человек и большая черная кошка.
«Расскажи мне о Шагане», - попросил он.

«Что я хочу знать?..» – Майкл задумался.
Мир складывался по кирпичикам.
Он выстроил фундамент, незыблемый, из бетона и стали – впитывая ночами страницы древних летописей, он попал в этот мир, до краев заполненный книжными знаниями, и оказался лицом к лицу с пониманием, что все, почерпнутое из «Хроник» – всего лишь искусная обертка, скрывающая истинность неведомой вселенной.
Фундамент появлялся сейчас. Заново отстроенный, с осыпающимися песчаными краями.
Спутник сомневался. Майкл почувствовал его сомнения, так же, как чувствовал мысли. Мысли переплетали детское любопытство огромной кошки с ноткой легкой укоризны, сомнения толкали в бок - теплыми касаниями обманчиво мягкой кошачьей лапы.
Ше’от. Так он себя называет. От него веяло загадкой, шепотом, шорохом речных трав…
- Ше’от, - произнес Майкл вслух, катая новое слово на языке. Собственный голос показался ему чересчур громким и надтреснутым, резким, как звук глиняного горшка.
«Для начала… почему ты считаешь, что я должен тебя бояться? Потому что тебя боятся все? Если ты не трогаешь людей, почему тебя боятся?»

На мгновение Майкл зажмурился. Мысленный крик ше’ота воспринимался как острый и болезненный укол в висок.
Он остановился, нервически смежил веки. Боль исчезла.
«Значит, я беседую с Богом. И Бог мне отвечает, - усмехнулся, механически растирая пальцами виски, - и химеры существуют. Подозрительно напоминающие наших вампиров. Кажется, в мешке у меня завалялось несколько настоящих серебряных монет? Переплавить в стилет, пока не поздно? Надо же… Лечиться пора, Сикорски».
Он покосился на спутника, с изысканной грацией ступающего по траве и бесшумно перемахивающего поваленные стволы деревьев. Он не был фантомом. Когда они подходили к кустарнику, Охотник ненароком коснулся нагретой шерсти. Не было ничего более реального, чем идущая бок о бок с ним огромная черная кошка, распространяющая вокруг себя ощущение скрытой силы.
Идти было легко. Непривычная одежда и тонкая кольчуга не натирали плечи, дорожная сумка с комплектом первой помощи и сухпайком еще не давила своей тяжестью, мрачный лес расступался перед ними, оставляя позади неведомые опасности, о которых ше’от лишь намекал.
Великая Полночь, отправная точка летоисчисления Королевства Дарио. Возможность проникновения в тайны чужой планеты маячила перед ним, и Майкл почувствовал себя обезьяной из известного анекдота. Хотелось узнать многое, но невидимая лесная тропа конечна – захочет ли ше’от, чье главенство в этом мире признают и звери, и люди, и химеры, продолжить этот разговор когда-либо еще?
Гомеостатический имплант позволял не испытывать жажду довольно долгое время. Кайтен об этом знать не мог.
Наверное?
«Ты не любишь Город, значит, скоро мы расстанемся… Погоди, - попросил он, - я пить хочу. Ручей здесь поблизости есть? Расскажи мне о графе Шаган и его отношениях с баронами Даго. Когда ты видел их людей здесь в последний раз? И еще. – Майкл замялся, - я не могу рассказать тебе всего, это не скрытность. Это осторожность. Ты... сам поймешь, если мы увидимся еще раз. Но помоги мне. Две недели… - он споткнулся на полуслове, понимая, что значение этого временного промежутка может быть Кайтену незнакомо, - четырнадцать дней и ночей тому назад, в этих лесах… ты не встречал кого-то, такого же странного?»
Он замолчал. Замолчал Лес, сгустившись вокруг пары спутников напряженной, звенящей тишиной.

«На покой? – эхом откликнулся Майкл, - в тридцать пять? Действительно, рано».
Первая задачка.
Старый барон был, но уехал. Это хорошо. Наверняка в Замке не осталось никого из его свиты – если господин не пожелал почтить своим присутствием празднества по поводу совершеннолетия сына сюзерена, слугам его нечего здесь делать.
Пришельца некому будет «не узнать».
Сейчас человек бесшумно двигался следом за зверем, промахивая полосы света. Кайтен поводил ушами и оглядывался, и тогда Майк видел блестящий острым любопытством золотой глаз.
«Прыгуна», заброшенного две недели тому назад, ше’от не встречал. Пришел другой дорогой? Две недели назад. В день заседания Малого Совета. В день, когда граф объявил о своей отставке.
Кольцо подозрений сужалось, но туман становился лишь гуще.

Лес слегка поредел, открывая залитые белым светом проплешины, маленькие ящерки грелись на камнях, подставляя теплу узкие, песчаного цвета головы. Ручей между камнями отливал серебром.
Ше’от остановился и взглянул на спутника искоса.
«Упростить?! - ученый споткнулся от неожиданности, - упростить? Какого же ты мнения о моих…» - и Сикорски расхохотался, понимая, что попал в ловушку. Слишком искренним было изумление.
Но услышал все.
«Предельно упростил, понял даже я, - буркнул Майкл, не удержавшись от мысленного сарказма, - похоже на долгое затмение. Очень долгое. По нашим меркам… Сколько они длились? Сумерки?»
Он запнулся. Кажется, «подумал» лишнее.
Ше’от был слишком умен для кота. И, похоже, слишком умен для человека.
Пришелец и большая кошка подбирались друг к другу на ощупь.
И Сикорски послушно сощурился, поймав в прозрачной воде два отражения – свое и Кайтена.
«Спасибо».
Он помнил, что вода Элона практически идентична земным пресным водам, незначительные колебания концентрации отдельных элементов не несли никакой опасности для организма человека.
Сложенные лодочкой ладони зачерпнули прозрачную воду ручья. Между пальцами струилась бриллиантовая пыль. Он не хотел пить, но не удержался, наклонился, и в два глотка осушил импровизированную «чашу». Несколько секунд он молчал, ошеломленный. Привычный к безвкусным бутилированным дистиллятам с точно отмеренным содержанием ионов калия, натрия, магния и кремния.
Эта вода имела вкус.

«Ядерную зиму?! - Майкл закашлялся - вода тонкой струйкой потекла по подбородку, и с размаху сел на траву; жалобно звякнула сталь о прибрежный камень. – Ядерная зима в махровом средневековье? Господи, Кайтен, лучше бы ты прошелся на задних лапах…»

Он сел, крепко зажмурился, помотал головой и открыл глаза.
Ше’от никуда не испарился, сидел рядом, смотрел на него странным взглядом; он не сразу понял, что в этом взгляде кажется ему знакомым.
Большой черный кот смотрел на него так же, как смотрел на спутника он сам – с немым изумлением.
Он понял.
«Человек встал и прошелся на задних лапах», - констатировал Сикорски, уже не скрывая иронии. Зачерпнул в пригоршню воду и плеснул ее себе в лицо. Холодные брызги загорелись на кошачьей шкуре бриллиантовыми искрами.
Ше’от. Божество королевства Дарио.
Божество, знающее ядерную физику.
Остающееся большой пушистой кошкой, до которой хотелось дотронуться.
И Майкл протянул руку навстречу.