Майкл следил за движениями ше’ота, напряженно морща лоб.
«Вы не можете быть причиной? Значит, есть третья сила? Или… техника в руках дикаря…»
Неозвученные слова пришельца, такого же, как он – но уже ставшего частью этого мира, символом веры и (наверняка) объектом страхов и суеверий, теснились у него в голове пчелиным роем, и хрустальная ясность мыслей начала постепенно заполняться неровным гулом.
«Погоди… я так с ума сойду… от избытка информации. Насколько проще запоминать ее с помощью ментального коммуникатора. Вы оборудовали подземные хранилища с уникальными научными разработками – здесь?! На этой планете?!»
Майкл послушно прыгнул, вслед за пантером – увы, до кошачьей ловкости и грациозности ему было далеко, подошва соскользнула с глинистого берега и с шумом ушла под воду, обрушив на землю фонтан радужных брызг. Ученый сконфуженно выбрался на сухое место и принялся вытряхивать воду из сапога.
Причины отставки графа были Кайтену неизвестны… или он не хотел вдаваться в детали. Уклончивый ответ – это тоже ответ. Иногда говорящий об искомом предмете куда больше, чем кажется на первый взгляд.
«Скажи мне, о чем ты предпочитаешь умолчать, и я заполню лакуны собственными выводами».

Большой кот был непроницаемо-черен, невозмутимо-спокоен, и лишь дергающийся кончик хвоста выдавал затаенное волнение пришельца.
Стрекотали цикады, настойчиво и зло звенела над ухом оса. Сикорски помотал головой, отгоняя насекомое, но звук зуммера стал слышен отчетливее.
«Это побочный эффект телепатической связи, - пошутил он, машинально растирая виски; на большом пальце правой руки остался ржавый след засохшей крови, - непривычно… Я надеялся оправдать ударом по голове некоторую… первоначальную необщительность. И отсутствие коня».
Мысли Кайтена оплавлялись в слова – внутри него.
«Сложные технические действия…»
Он знал, кто может их произвести. Логическая цепочка была проста, как решение теоремы Вариньона.
Майкл медлил. Молчал, пытаясь забить поток собственных мыслей цитированием детской считалочки.
«Он решит, что я сошел с ума и где-то будет прав».
«На всякий четырехугольник найдется свой параллелограмм».
Технически подкованный пришелец всегда сможет найти проводника…

Нет ничего сложнее - избавиться от навязчивости, подобной жужжанию осы, тонким буром сверлящей голову. Он мог ответить на вопрос ше’ота, но не мог скрыть от него собственную, пронзившую мозг догадку.
В какой-то момент ему стало страшно. Можно прекратить говорить, но невозможно волевым усилием заставить себя не думать. С пугающей ясностью Сикорски осознал, что могло послужить причиной заброски своего человека военными.
Майкл с усилием разлепил губы, забивая мысли звуками:
- Я… - он говорил торопливо и сбивчиво, - я здесь для того, чтобы выяснить причину исторической и временной нестыковки, описанной в «Хрониках Королевства Дарио». Это связано с графом Лабри. И… важно, чтобы ты знал… Главным условием моего пребывания здесь является догмат о невмешательстве.
Он пытался успокоить – Кайтена или себя?
Пытался заглушить растущее подозрение.
«Скажи, на этой планете только вы умеете читать мысли, или это свойство всякого ее жителя?»

«Я не… - мысленная заминка, похожая на рваную царапину на его дорожной сумке. Техники старательно «состаривали» вещи, и Майкл помнил, как лезвие лазерного ножа проехалось по шершавой коже, - я не имею права».
Впервые ученый почувствовал нестройность и несправедливость постулата невмешательства, пока теоретическую. Ше’от не упрекал, он констатировал факт будущей гибели их цивилизации слегка отстраненно, словно аналитик, заинтересованный наблюдатель, и понимание глобальной разумности этого факта было для него непреложным, но ощутимая неловкость человека проявила себя внешне в едва заметном потемнении скул.
Он двинулся следом, преодолевая поваленные стволы. В сапоге глухо чавкала вода.

Лес понемногу редел, залитые светом прогалины появлялись все чаще, однажды они наткнулись на звериную тропу, на которой опытный охотник расставил силок. В силке уже трепетала добыча – жирный зверек, похожий на кролика.
Сикорски вспомнил, что хотел есть. Гомеостатический регулятор частично подавлял острое чувство голода, но вода из ручья заставила плясать возбужденные желудочные рецепторы, и Майкл понял, что восхитительно и закономерно проголодался.
Майкл Сикорски никогда не ел банального, жареного на вертеле кролика. Фрикасе из обработанного инфракрасной высокотемпературной шлифовкой кролика ел… но, вероятно, это что-то другое.
И тем более – не убивал его собственноручно.
Мысли о кролике подозрительно и сумбурно мешались с мыслями о сказанном Кайтеном. Ше’от молчал – в «словесную» паузу вкралось отчетливое ощущение волевого ментального всплеска. Он принял решение.
«Ты вправе. Если я смогу быть полезным без… - ученый снова замялся. Необходимость оправдываться теорией невмешательства давалась ему с трудом, - без вероятности навредить… Я не о кролике. Хотя, о кролике тоже», - спохватился Сикорски. Возможно, Кайтен тоже голоден.

Он молча пересек кинжалом петлю.
Кролик попал в силок верхней частью туловища и не успел задохнуться. Теплое тельце зверька отчаянно трепыхалось в руках. В черных глазах застыл животный ужас.
«Я пришел наблюдать, - согласился Сикорски, - чтобы понять. Личный опыт полезен, но умение пользоваться опытом чужим полезнее вдвойне. Это помогает избегнуть стереотипных ошибок колонизаторов и… как следствие – бессмысленных жертв».
Ученый произносил старые и потому потерявшие окраску истины, они были «притерты» к сознанию, как стеклянная пробка к лабораторной колбе, и все-таки сейчас он не чувствовал себя способным произносить привычные слова в слепой уверенности в их априорной истинности.
«Что будет с нашей колонией?»
Майкл не задумывался о том, что будет, если он нарушит постулат о невмешательстве. Майкл Сикорски не допускал мысли о том, что решится его нарушить.
Эффект бабочки, легенда, ставшая Притчей в среде историков.
Блеск золотистых глаз ше’ота царапал лицо, заставляя ежиться.
«А ты… - смутная догадка блеснула в мозгу, кровь прилила к горлу, и он коротко, судорожно выдохнул, - если поймешь, кто  стал причиной гибели вашей цивилизации в будущем, рискнешь изменить историю?»
Рука разжалась. Кролик, извернувшись, вырвался на свободу и сиганул в кусты, смешно подбрасывая кургузый зад.
Майкл не шевельнулся.

«Ты несправедлив! – мысленный всплеск отдавался звоном в ушах, - да, человечество натворило много ошибок, вело бессмысленные и беспощадные войны, и осознало это. Наша щепетильность кажется тебе нелепой формальностью... Если бы я мог помочь… но я не могу быть абсолютно уверенным в положительных последствиях моих действий! Вы вмешались в жизнь планеты ради ее пользы, формально пренебрегая догматами, и это привело к катастрофе… неизвестно, к чему приведет повторное нарушение постулата. Я-не-имею-права».
Майкл посмотрел в просвет между двух высоких корабельных сосен.
Дальше ему придется идти одному.
Он был готов к этому. Он был готов к этому и ранее, когда встретил своего необычного спутника. Тогда Охотник думал лишь о том, чтобы не быть бесславно съеденным в первые мгновения пребывания в этом мире, сейчас… сейчас, пожалуй, сожалел о расставании.
Не потому, что общество Кайтена было полезным, не потому, что молчаливое присутствие пантера уберегло его от встречи со многими опасностями леса… Майкл чувствовал странное сожаление, как при расставании с кем-то, кто оказался ближе, чем он сам готов был признать.
Сожаление и чувство вины.
Понимание, что упреки ше'ота справедливы более, чем он, Майкл Сикорски, готов и хочет признать. Хочет ли?
«Мне пора…» - он гасил это чувство, убеждая себя в том, что поступает разумно и логично, что одна уступка повлечет за собой каскад необходимых действий, с риском краха его миссии, и кожей ощущал немой упрек Кайтена, искусно отшлифованный ироничным смешком. Шелковистая шерсть на загривке пантера серебрилась в лучах света. Прижатые к голове уши – сигнал обиды и разочарования, которые даже умный кот скрыть не в состоянии.
Что-то дрогнуло внутри.
«Ты идешь к своим… Я не могу просить тебя устроить встречу, и не стану. Сейчас. Но… я хотел бы увидеться еще. Если я что-то узнаю, я расскажу тебе».
«А это уже нарушение постулата о невмешательстве…» - вкрадчивый шепот принадлежал не коту, Сикорски мог в этом поклясться.
«И черт с ним! - мысленно отмахнулся Майкл, и протянул руку, погружая пальцы в теплую шерсть за ухом ше’ота. - Извини, с самого начала хотел это сделать. Ты умнейшее на этой планете существо… кроме меня. И все-таки ты черный пушистый кот».