Когда Маргарет вошла в свою комнату, Люси, ее горничная, встретила ее большим полотенцем и непрекращающейся болтовней. Девушка говорила, что она все приготовила, как только увидела тучи, и что Маргарет не следовало гулять под дождем, потому что она непременно простудится и станет такой же бледной, как леди Кэтрин, Господь убереги ее и ребенка от всех бед. Болтовня отнюдь не мешала расторопной девушке стянуть с Маргарет намокшее платье и нижние юбки, накинуть на нее новые, лихо затянуть корсет, так что Маргарет даже запротестовала.
- Бога ради, Люси, я собираюсь спуститься к обеду! Я собираюсь есть, а не падать в обморок! – простонала молодая вдова, держась руками за массивный прикроватный столбик.
- Прошу прощения… - горничная ловко ослабила корсет до той степени, чтобы Маргарет могла дышать и даже проглотить что-нибудь за обедом, - Какое платье пожелаете выбрать?
Выбор платья несколько затянулся, потому что Маргарет не хотела надевать ни черного, ни фиолетового. Она не желала выглядеть ни слишком строго, ни легкомысленно. Не желала, чтобы ее наряд кричал о провинциальной глуши Девоншира, и в то же время не хотела, чтобы мать сочла, что она слишком гонится за модой.
Итогом метаний стало серо-стальное обеденное платье без кринолина, но на пышных юбках, отделанное в стиле прошлого века кружевом и рюшами из атласной ленты нежно-кремового цвета. О чепце Маргарет, боявшаяся задержаться со сборами слишком долго, позабыла, а у Люси кругом голова шла от круговерти нарядов.
Проводив госпожу, девушка плюхнулась на кровать между груд тонкого сукна, тафты, бомбазина, муслина и индийского ситца и хлопка. Положа руку на сердце, она не могла припомнить, чтобы леди Маргарет так тщательно выбирала наряд за все те три года, что она ей служит.

Опираясь на руку брата, который вел ее в столовую, Маргарет была довольна собой. И пусть это было не слишком вежливо по отношению к хозяевам дома, но миссис Уиллоуби не слишком расстроилась, не увидев в столовой Кэтрин. Она одними глазами улыбнулась сидящему напротив мистеру Тачиту, чей вид снова был близок к идеальному. От некоторой растрепанности не осталось и следа, зато снова появился столичный лоск, но его было ровно столько, чтобы он был ему к лицу.
Мама, что неудивительно, пребывала в прекрасном настроении, и Маргарет была слишком рада этому, чтобы досадовать на тему того, что ее собственный приезд в гости оказал далеко не столь сильное действие на настроение старшей миссис Кавендиш.
Она только начала воздавать должное треске под белым соусом, когда мистер Тачит поинтересовался отсутствием за столом Кэтрин. Маргарет почувствовала себя обязанной поинтересоваться состоянием невестки, хотя подозревала, что леди Кавендиш чувствует себя не настолько плохо, как показывает. Впрочем, что она знала о беременности?
- В самом деле… - и стол был сервирован на четверых, что было несколько удивительно, - Я думала, Кэтрин присоединится к нам… - хотя бы из вежливости. Ведь Кэтрин, в отличие от Маргарет, была и раньше знакома с мистером Тачитом… это просто невежливо по отношению к гостю. Не говоря уже о муже, на отсутствие внимания которого она так сетовала. Может, не так уж мама и преувеличивает, говоря, что Кэтрин все равно? Хотя может статься, что ее настигла мигрень, или снова заболела спина… или мысль о еде вновь внушает отвращение?
Хотя повар так старается, и не подает на стол ни овечьих голов, ни мозгов в масле, ничего, что могло бы повредить настроению и аппетиту.

Мистер Тачит ожидал примерно такого ответа, который как мог быть правдой, учитывая положение леди Кавендиш, так и удобной отговоркой. "В конце концов, - решил он, - возможно, это даже к лучшему". Кто знает, если бы Кэтрин присутствовала за столом, удалось бы ему, да и ей тоже сохранить хладнокровие и невозмутимость. Неосторожный взгляд или жест могли бы если и не выдать их, то заронить какие-либо смутные подозрения как у миссис Уиллоуби, которая уже могла что-то заметить при встрече, так у Ханны Кавендиш в особенности.
- Да, - подтвердил он, отдавая должное супу из зайчатины, - мы подъехали вовремя. Леди Кавендиш стало нехорошо на прогулке, и ей пришлось с сэром Джонатаном вернуться домой в карете, - Артур взглянул на баронета, который всем своим видом словно показывал, что данная тема ему не интересна и лишь слабо кивнул в подтверждение его слов. - Боюсь, иначе дамы не успели бы вернуться домой до дождя. А промокнуть в данной ситуации... кхм... - он смешался, не желая озвучивать положение Кэтрин, которое и так было всем известно, но почему-то напрямую никем не произносилось, словно это было нечто запретное.
- У вас великолепный парк, миссис Кавендиш, - поторопился Артур перевести тему. - А миссис Уиллоуби была столь любезна, что составила мне компанию, проводив до дома. Надеюсь, дождь не нанес вам большого урона, мэм, - обратился он наконец к Маргарет, переведя на нее внимательный взгляд. "Как хорошо, что она не надела чепец", - совершенно неуместные к обеду мысли промелькнули в его голове.
Чепец в его представлении уже как-то сроднился с обликом пожилой леди, и Артуру казалось верхом нелепости, что молодая женщина, замужняя или вдова, должна до конца жизни прятать свое естественное украшение (не у каждой, конечно) под безобразным, как бы его ни старались приукрасить, чепцом... Он скользнул взглядом по ее блестящим русым локонам, слегка касающимся плеч, затянутых в серое сукно строгого платья, отметив про себя, что подобная забывчивость в духе Маргарет, какой она ему уже представлялась, очень ему импонирует. Ему хотелось, чтобы миссис Уиллоуби вступила в разговор - так или иначе , но он чувствовал себя неуверенно под бдительным оком Ханны Кавендиш и предполагал, что разговор о дожде является лишь прелюдией к граду вопросов, который неизбежно посыпется на голову любого новоиспеченного гостя, в данном случае, на его - Маргарет отвлекла бы внимание пожилой леди от его персоны, а какая-либо более нейтральная тема позволила бы ему пообщаться с ней и за обедом.

Маргарет терзала жаркое, погруженная в тяжкие думы о забытом наверху вдовьем чепце. А матушка еще и пустилась намеки делать, как будто она, Маргарет, молоденькая девушка на выданье, чья репутация может пострадать от слишком долгого взгляда или случайного прикосновения, не говоря уже о прогулке или одолженном зонте. И если бы существовал к этим опасениям хотя бы малейший повод, да что там – призрак повода…
Но если задуматься, сколько репутаций и судеб было погублено из-за домыслов, точно также не имевших под собой никакого повода? Она не должна упрекать мать за то, что та стоит на страже доброго имени семейства и наставляет на «путь истинный» всех присутствующих, как умеет… И лучше бы Маргарет, в самом деле, быть поосмотрительней. Ах, как же глупо получилось в этим чепцом, ведь мать, конечно же, заметила это, и не преминет попенять Маргарет за недостойное добропорядочной вдовы поведение. Да, давненько ей не приходилось выслушивать маминых нотаций… То еще удовольствие, хотя есть на свете вещи и похуже. Ей ли не знать…
Так, погруженная в свои мысли, Маргарет вяло сражалась с жарким, храня на лице вежливую мину, приличествующую леди, и только на слове «библиотека» она вскинула глаза вверх, ровно за тем, чтобы поймать краткий взгляд мистера Тачита и услышать окончание его фразы.
- Библиотека… Да, она по-прежнему находится в конце коридора.
Строго говоря, обращался гость совершенно не к ней, и Маргарет в отчаянье в прямом смысле прикусила язык, чтобы не сболтнуть еще что-нибудь лишнее. Например, о своей любви к чтению некоторых книг. Или о готовности проводить мистера Тачита в библиотеку после обеда. Упаси Господи, если он, или мама, или хоть кто-то подумает, что Маргарет стремится остаться с ним наедине! Никому ведь не объяснишь, что можно просто читать, или гулять, или разговаривать, безо всякой мысли потерять свою добродетель, или опасаться посягательств на нее.
«Что творится со мной?» - строго спросила сама себя миссис Уиллоуби, - «Неужели этот дождь в самом деле так повлиял на мое настроение? Куда подевалась вся моя осторожность, моя сдержанность? Разве в правилах Маргарет Уиллоуби ронять хоть одно слово, не обдумав его со всех сторон, да и то лишь в том случае, если ее мнением поинтересуются? Где твой здравый смысл, Маргарет?»
По правде говоря, миссис Уиллоуби в самом деле не была свойственна подобная непосредственная порывистость и общительность. В отличие от мисс Маргарет Кавендиш. Которая, оказывается, не умерла в полутемной комнате за темно-красными шторами… И Маргарет не знала, должна ли она радоваться этому воскресению еще одной части себя прежней. Это могло привести к беде. А Маргарет научилась ценить покой. Он слишком дорого достался ей… и то не до конца.
- Там прекрасное собрание книг, - вежливость и любезность. Ничего кроме. Помни это, Маргарет, - Какого рода книги Вы предпочитаете, мистер Тачит?
Она поймала себя на мысли о том, что не помнит, любит ли читать Джонатан? Марагрет казалось, что интерес к чтению для джентльмена был оригинален в той же степени, как и отсутствие интереса к охоте. А впрочем, какое ей должно быть дело, любит ли мистер Тачит читать? Ее это не касается. Ни коим образом. Ей абсолютно это неинтересно, и спросила она из чистой вежливости. Во всяком случае, Маргарет старательно пыталась себя в этом убедить.

Воспользовавшись тем, что Маргарет не поднимала глаз от своей тарелки, усердно и терпеливо ковыряя в ней остывшее жаркое, Артуру представилась возможность сравнительно часто и продолжительно взглядывать на нее, поскольку сидела она напротив, что он и делал с явным удовольствием.
На вопрос Тачита о библиотеке Маргарет резко вскинула глаза, и он увидел заинтересованный взгляд, который тут же померк и вновь опустился вниз.
Перемена, произошедшая в его соседке, не ускользнула от Артура - от былого оживления миссис Уиллоуби не осталось и следа. "Что с ней происходит?" - скользнул он взглядом по высокому лбу, опущенным ресницам, завиткам локонов над ухом. Складывалось такое впечатление, что обед вдруг стал ей в тягость, и она торопится скорее выйти из-за стола и покинуть их общество. Не он ли тому причиной? Что он сказал или сделал не так? Ну конечно, он никогда не умел ловко поддержать разговор с леди. Какое-нибудь неловкое неуклюжее замечание испортило ей настроение... Но... сколько он ни припоминал, ничего предосудительного вспомнить не мог. Да, просто он скучен и неинтересен молодым женщинам, - Артур вздохнул и, последовав примеру Маргарет, обратился к созерцанию вареной индейки, лежащей на его тарелке, которая также перестала вызывать аппетит, особенно после первого утоленного голода.
Ему снова захотелось услышать ее веселый смех и сияющий взгляд но, увы, в ближайшее время это удастся вряд ли. Не хватало только, чтобы она ушла и заперлась в своей комнате, как Кэролайн, предоставив его обществу леди Ханны Кавендиш, поскольку Джонатан наверняка будет проводить время со своей женой - если не из чувства любви, то из супружеского долга уж точно.
Видимо, и о предстоящей утренней прогулке теперь можно забыть. Леди Ханна, наверняка, надавала дочери кучу указаний, как себя вести с приезжим, и та уже жалеет о своем согласии, а вечером улучит момент, чтобы сообщить о перемене своих планов. Обычно Артур так и выезжал верхом - один, - но почему-то теперь к этой мысли примешалась горечь сожаления и разочарования...

Так сидел он, погруженный в свои нерадужные мысли, когда леди Ханна вывела его из полузабытья готовностью затопить камин в библиотеке.
Он слышал вопрос Маргарет, но промолчал, обдумывая свой ответ - вопрос о своих книжных пристрастиях он не считал нужным обсуждать за обеденным столом, особенно учитывая неодобрение, сквозившее в облике леди Кавендиш, хоть та и дала гордую и лестную оценку своего рода достопримечательности Блэкберн-холла.
Как она ни старалась скрыть свое негативное отношение, но лицо ее посуровело и даже покраснело, - от гнева либо еще чего, но только не от радости.
Или все матери одинаково неодобрительно относятся к подобным увлечениям своих взрослых детей - неважно, сыновей или дочерей? Ему вспомнилась миссис Тачит, его матушка, и Артур улыбнулся, возможно, несколько неуместно, учитывая настрой хозяйки.
- Благодарю вас, леди Кавендиш, - он постарался погасить улыбку. - Это будет очень любезно с вашей стороны.
- Круг моих предпочтений достаточно широк, миссис Уиллоуби, - лишь теперь ответил он Маргарет, чтобы она наконец оторвала взгляд от своей тарелки, содержимое которой, кажется, ее уже давно не интересовало.
- В наше время в литературе появилось много новых и многообещающих имен, среди которых есть и женщины. Я ознакомился с некоторыми из их произведений и составил самое приятное мнение о них.
За новинками, миссис Кавендиш, я стараюсь следить и кое-что сам приобрел. А вот у вас я видел редкие собрания Плутарха и Аристотеля. Будучи когда-то в Блэкберн-холле, я так и не успел ознакомиться с ними, поэтому после обеда, если никто не возражает, - обвел он взглядом попеременно всех присутствующих, - я воспользуюсь вашей любезностью.
- Миссис Уиллоуби, а вы? - все-таки не удержался Тачит от вопроса. - Вы тоже читаете?
Судя по реплике Маргарет, дорога в библиотеку не была ей незнакома.

Да, мистер Тачит, был, несомненно, джентльменом. Только истинный джентльмен мог употребить слово «уважение» вместо слова «скука». Так, во всяком случае, казалось Маргарет. Какое-то время здравый смысл нудил, что так оно и лучше, безопаснее, если тебя считают такой же, как и все, значит, ты оправдываешь ожидания матери, окружающих, мужа…
Маргарет с некоторой резкостью вонзила ложечку в кусок пудинга. Тот обнажил свое нутро – кусочек яблока в белоснежном белковом креме.
- Благодарю Вас, мистер Тачит, - все с тем же несколько постным выражением лица (сейчас оно получилось еще легче, потому что мысли о руководстве миссис Битон навевали тоску хуже снежной зимы) сказала Маргарет, - Мне еще не приходилось брать в руки книги этого автора. До Девоншира новинки доходят весьма медленно.
Надо сказать, что кроме книги миссис Битон Маргарет ничего подобного и не читала, а оный труд, бывший у всех на слуху, поминала потому, что это была вторая книга после Библии, чтение которой поощрялось ее матерью. И многими другими матерями для своих дочерей.
Интересно, Элизабет Лесли – такая же скука, как наставления миссис Битон?
- Уверена, это чрезвычайно занимательное произведение.
Миссис Уиллоуби начало казаться, что их гость не чает поскорее выбраться из-за стола, благо что дамы справлялись с десертом довольно бодро. Обе они любили сладкое, а болезненной Кэтрин с ними не было. Джонатан по-прежнему молчал, но он часто молчал за обедом. И не только. Маргарет с трудом могла припомнить, когда разговаривала со своим братом? Должно быть, это было еще в детстве… или нет? Ведь Джонатан намного старше ее.
Зато мистера Тачита, похоже, застольная беседа не столь страшит… Интересно, он знал, как мать любит, когда хвалят дом, тем самым и ее, как хозяйку?
- В этом году выдался чрезвычайно богатый урожай яблок, а повар творит с ними просто чудеса, - Маргарет сочла, что такое невинное замечание вполне подойдет для благонравной вдовы. Тем более, отчего бы не похвалить вслух повара? Это услышит дворецкий и лакеи, передадут вниз… Маргарет отнюдь не считала слуг чем-то вроде мебели. Она очень хорошо знала, как много значит, когда слуги и господа довольны друг другом. И дело тут не только в лишнем куске пирога, который горничная принесет в спальню и что-нибудь перехватит на кухне сама.
Обед заканчивался, и миссис Уиллоуби не могла не радоваться этому. Давно игра в благонравную вдову не давалась ей столь тяжело. Во всем был виноват дождь. Потоки воды продолжали хлестать в окна и стучать по крыше, и стоило Маргарет перевести взгляд на непогоду за окном, как она вспоминала, как же весело было бежать под первыми редкими каплями, наперегонки с тучей…
Ложечка скребнула по пустой тарелке. Марагрет с некоторым удивлением отметила, что пудинг кончился. С ней всегда так – задумается о чем-нибудь, и аппетит тут же берет верх. Корсет не корсет, приличия – не приличия… Да и кто сказал, что женщина обязательно должна есть мало и хранить при этом на лице мученическую мину? Кажется, общественное мнение как-то увязывало аппетит и супружеские обязанности… Большей чуши Маргарет не слышала. Она на собственном опыте могла утверждать – нет между едой и спальней ничего общего, кроме как завтрака в постели.