Дуэли Ренесанса

Одновременно с судебными поединками существовали отделившиеся от них рыцарские поединки, в которых противники сходились для решения споров о правах, собственности или чести. Эти поединки следует отличать от «притворного боя», то есть турниров, к которым Церковь питала сильную неприязнь из-за обильного и напрасного кровопролития (Реймсский собор в 1148 году даже запретил хоронить по-христиански погибших на этих играх). Рыцарские поединки тоже регулировались весьма жёстко, например «если кто-либо затеет неправедную вражду и не обратится для разрешения спора к закону или честному бою, но вторгнется на землю своего противника, сжигая и разрушая, захватывая имущество, особенно если он уничтожит зерно, чем вызовет голод, — если он появится на турнире, то должен быть казнён» .

Этот вид дуэлей во Франции исчез в XVI веке после вышеуказанного запрета Генриха II Валуа — вместо боя под надзором государственной власти вошли в обычай дуэли в парках и на окраинах монастырей. Как справедливо указывал Хаттон, королевский запрет привёл не к исчезновению поединков, а наоборот к увеличению их количества, причём теперь в ход пошли спрятанные под рубашкой кольчуги и нападения нескольких на одиночку. Именно тогда появляются секунданты — как гарантия против подлости. Начиная со знаменитой «дуэли миньонов», секунданты тоже стали драться между собой.

Составлялись подробные сборники правил проведения частных дуэлей, первым из которых считается итальянский Flos Duellatorum in Armis of Fiore dei Liberi (около 1410). В дальнейшем в Италии появилось ещё больше кодексов и учебников, и на них впоследствии французы основывались, создавая свои «восемьдесят четыре правила» и Le Combat de Mutio Iustinopolitain (1583). Самым известным кодексом на английском языке был ирландский Code Duello или «двадцать шесть заповедей», составленный на Clonmel Summer Assizes (1777 год) джентльменами-представителями пяти ирландских графств. Чтобы никто не мог ссылаться на незнание его правил, каждому предписывалось держать копию кодекса в своём ящике с дуэльными пистолетами (хотя допускались и дуэли на шпагах). Распространённость этого детального свода правил связана с тем, что он широко применялся в Америке, где затем был переработан в 1838 году отличным юристом и заядлым дуэлянтом, экс-губернатором Южной Каролины Джоном Лайдом Уилсоном (Wilson, John Lyde. The Code of Honor: or, Rules for the Government of Principals and Seconds in Duelling. Charleston, S.C.: J. Phinney, 1858).

Джон Селден в своём труде The Duello, or Single Combat (1610) описывает дуэль так: «Поскольку правда, честь, свобода и мужество являются источниками истинного рыцарства, если произнесена ложь, опорочена честь, нанесён удар или подставлено под сомнение мужество <…>, в обычае французов, англичан, бургундцев, итальянцев, немцев и северных народов (которые, по словам Птолемея, превыше всего защищают свободу) искать мести над обидчиком путём частного боя, один на один, без спора в суде». История сохранила достаточно свидетельств о любителях этого занятия, например, шевалье д’Андриё, живший при Людовике XIII к тридцати годам успел уложить в гроб 72 человека, а американский президент Эндрю Джексон за свою жизнь дрался более чем на сотне дуэлей.

Даже прекрасные дамы сходились в дуэлях, что видно и на гравюрах. Это было, конечно, редкой практикой, но всё же имело место — есть свидетельства даже и о дуэлях женщин против мужчин, иногда даже двое женщин дрались против одного мужчины.

А вот использование дуэлей на войне в качестве гуманной замены столкновения армий, что предложил Гуго Гроций в своём знаменитом труде De Iure Belli Ac Pacis (1642) (примером такого боя в Средние века считали схватку Давида и Голиафа), не получилось, хотя многие короли в Средние века и позже предпринимали попытки организовать дуэль с со своим врагом — дело ни разу дальше слов не пошло. Многочисленные примеры вызовов на такие дуэли даёт Йохан Хёйзинга в речи «Политическое и военное значение рыцарских идей в позднее Средневековье»: «Ричард II Английский предполагает вместе со своими дядьями, герцогами Ланкастером, Йорком и Глостером, с одной стороны, сразиться с королём Франции Карлом VI и его дядьями, герцогами Анжуйским, Бургундским и Беррийским, с другой. Людовик Орлеанский вызвал на поединок Генриха IV Английского. Генрих V Английский послал вызов дофину перед началом битвы при Азенкуре. А герцог Бургундский Филипп Добрый обнаружил почти неистовое пристрастие к подобному способу разрешения споров. В 1425 году он вызвал герцога Хамфри Глостерского в связи с вопросом о Голландии. …поединок так и не состоялся. Это не оградило герцога, двадцатью годами позже, от желания разрешить вопрос относительно Люксембурга посредством поединка с герцогом Саксонским. А на склоне жизни он даёт обет сразиться один на один с Великим Туркой. Обычай владетельных князей вызывать на дуэль сохраняется вплоть до лучшей поры Ренессанса. Франческо Гонзага сулит освободить Италию от Чезаре Борджа, сразив его на поединке мечом и кинжалом. Дважды Карл V сам по всем правилам предлагает королю Франции разрешить разногласия между ними личным единоборством».

Дуэли холодным оружием

Первые дуэльные кодексы, судя по всему, появились в Италии веке этак в XV; и в них уже оговаривается вполне определенное главное оружие — шпага.

Шпага того времени совсем не похожа на спортивную рапиру и «тыкалки» из всевозможных фильмов про мушкетеров. Это узкий, но довольно-таки тяжелый меч, у которого, помимо острого конца, есть вполне убедительная режущая, можно даже сказать — рубящая кромка.

Чаще всего шпага в то время не была единственным оружием дуэлянта. В левой руке тоже что-то полагалось держать, например: кинжал, дагу, кулачный (дуэльный) щит или плащ. Техника боя с плащом на левой руке была весьма распространена — им отводили удар и скрывали собственные действия.

Дага — как и шпага, оружие специально для дуэли. У нее узкий клинок, почти как у стилета, но довольно длинный — сантиметров тридцать (а все оружие — около 40-45). Однако чаще дагой, как и любым оружием левой руки в дуэльной технике, не колют, а парируют; удар левой рукой принадлежит к числу редких приемов.

— Хотя бы Келюс вспомнил, — сказал он, — о том контрударе, который я показал ему: парировать шпагой и ударить кинжалом.
(А. Дюма, «Графиня де Монсоро»)

Вместе с появлением формализованной дуэли начинают появляться и школы фехтования.

Постепенно фехтовальщики отказываются от рубящих ударов в пользу колющих, а шпага, соответственно, начинает превращаться в рапиру. То есть в чисто колющий легкий клинок системы «вязальная спица». Одновременно с этим понемногу вымирают дуэльные щиты. К концу XVI века практически все дуэли идут на шпагах и кинжалах; а XVII постепенно входит в моду драться только на шпагах, со свободной левой рукой. Только в Италии кинжал дуэлянта сохраняется до конца XVIII века.

На заметку: то, что обычно по-английски называют rapier, — как раз шпага. А рапиру, когда хотят выделить этот класс клинка, называют smallsword. Многочисленные рапиры, например, в играх по D&D — типичная ошибка перевода.

Переход на колющее оружие происходил понемногу. Хотя рапира, вне всякого сомнения, маневреннее шпаги, шпага (а также ее кавалерийская родственница — сабля) может ей кое-что противопоставить. А именно: рапирой трудно парировать более тяжелый клинок. В то время оружие дуэлянтов не обязано было быть строго одинаковым (хватало того, что у обоих по шпаге и по кинжалу), и вопрос о том, что все-таки «круче» — тяжелый клинок или легкий, так и не был закрыт даже в XIX веке. Офицеры порой доказывали штатским дуэлянтам, что популярные у кавалерии рубящие клинки отнюдь не устарели.

Часто считается, что колющее оружие опаснее рубящего, поскольку напрямую попадает во внутренние органы. В этом есть доля истины, но точнее будет сказать так: дуэли на рубящем оружии реже убивают, однако чаще калечат.

Не забудем и о том, что главнейшие причины смертности на дуэлях той поры — несвоевременное оказание помощи, заражение крови, а также низкая квалификация медиков (французских врачей той поры не случайно высмеивал Мольер — на тот момент корпоративные традиции порядком возобладали над здравым смыслом). Редко противник так-таки бывал убит на месте; но если раненому дать часик полежать на сырой земле, занести грязь в рану, а потом еще (бывало и такое!) врач пропишет кровопускание, шансы на благополучный исход… несколько снижаются.

Еще один претендент на звание первого оружия, для которого появились специальные дуэльные кодексы (как мы помним, кодекс — определяющий признак дуэли), — фламберг. Это чаще всего двуручный или полуторный клинок с волнистым лезвием, который хорошо держал заточку, разрубал доспехи и легкие щиты. Он стоил дорого, но получил огромную популярность у профессиональных бойцов, поскольку давал как следует проявить воинское искусство. Пешие наемники-ландскнехты с его помощью успешно противостояли и тяжелой коннице, и строевой пехоте с пиками или алебардами. Им работают не кистью, а всей рукой, точнее обеими руками, но тем не менее техника боя чрезвычайно изощренная.

Название этого меча означает «пламенный клинок» — потому что волнистое лезвие напоминает язык пламени. Есть версия, что он когда-то был церемониальным оружием и символизировал меч архангела Михаила; впрочем, подтверждений этой теории немного.

По части пробивания защиты фламберг был настолько хорош, что его даже постарались предать анафеме вместе с арбалетами. Правда, в XVI-XVII веках папские эдикты уже не имели особого веса, по крайней мере в вопросах войны. Протестантам на них было плевать, а католики нелюбезно намекали святым отцам, что-де раз уж мы за вас воюем — не мешайте нам это делать как полагается.

Поединки у наемников были делом весьма обычным. Нередко отряды несли из-за этого потери, сравнимые с боевыми, — особенно во время споров о дележе добычи.

Это в фэнтези дуэлянты и на поле боя оказываются лучшими из лучших. А вот наемники хорошо знали разницу. Там, где тебе противостоит один противник с точно таким же оружием, можно позволить себе богатство приемов… но ни один из них в бою, скорее всего, не поможет. Потому что сражение — это хаос, и там надо в первую очередь уметь реагировать на постоянно меняющуюся ситуацию. Так что удачливый дуэлянт вовсе не обязательно хорош в сражении.

Фламберг довольно быстро сдал свои позиции — когда солдаты начали отказываться от лат. Однако кодекс дуэлей наемников не умер; он с небольшими изменениями использовался кавалеристами XVII-XVIII веков.

Надо сказать, что в армейской среде дуэли вообще было крайне сложно искоренить. Даже самые последовательные противники поединков, такие как Фридрих Великий или Петр I, были бессильны против простого факта: уклонившийся от дуэли офицер не мог оставаться в армии, его травили и изгоняли любыми средствами. Поэтому армейские поединки сохранились в полном здравии до конца XIX века, когда дуэль между штатскими в большинстве стран стала экзотикой.

До самого конца XVIII века в России еще не стрелялись, но рубились и кололись. Дуэль на шпагах или саблях куда меньше угрожала жизни противников, чем обмен пистолетными выстрелами. («Паршивая дуэль на саблях», — писал Пушкин.)

В «Капитанской дочке» поединок изображен сугубо иронически. Ирония начинается с княжнинского эпиграфа к главе:
- Ин изволь и стань же в позитуру.
Посмотришь, проколю как я твою фигуру!

Хотя Гринев дерется за честь дамы, а Швабрин и в самом деле заслуживает наказания, но дуэльная ситуация выглядит донельзя забавно: «Я тотчас отправился к Ивану Игнатьичу и застал его с иголкою в руках: по препоручению комендантши он нанизывал грибы для сушенья на зиму. “А, Петр Андреич! – сказал он, увидя меня. – Добро пожаловать! Как это вас Бог принес? по какому делу, смею спросить?” Я в коротких словах объяснил ему, что я поссорился с Алексеем Иванычем, а его, Ивана Игнатьича, прошу быть моим секундантом. Иван Игнатьич выслушал меня со вниманием, вытараща на меня свой единственный глаз. “Вы изволите говорить, — сказал он мне, — что хотите Алексея Иваныча заколоть и желаете, чтоб я при том был свидетелем? Так ли? смею спросить”. – “Точно так”. – “Помилуйте, Петр Андреич! Что это вы затеяли? Вы с Алексеем Иванычем побранились? Велика беда! Брань на вороту не виснет. Он вас побранил, а вы его выругайте; он вас в рыло, а вы его в ухо, в другое, в третье – и разойдитесь; а мы уж вас помирим. А то: доброе ли дело заколоть своего ближнего, смею спросить? И добро б уж закололи вы его: Бог с ним, с Алексеем Иванычем; я и сам до него не охотник. Ну, а если он вас просверлит? На что это будет похоже? Кто будет в дураках, смею спросить?”».

И эта сцена «переговоров с секундантом», и все дальнейшее выглядит как пародия на дуэльный сюжет и на саму идею дуэли. Это, однако же, совсем не так. Пушкин, с его удивительным чутьем на исторический колорит и вниманием к быту, представил здесь столкновение двух эпох. Героическое отношение Гринева к поединку кажется смешным потому, что оно сталкивается с представлениями людей, выросших в другие времена, не воспринимающих дуэльную идею как необходимый атрибут дворянского жизненного стиля. Она кажется им блажью. Иван Игнатьич подходит к дуэли с позиции здравого смысла. А с позиции бытового здравого смысла дуэль, не имеющая оттенка судебного поединка, а призванная только потрафить самолюбию дуэлянтов, несомненно, абсурдна.

«Да зачем же мне тут быть свидетелем? – вопрошает Иван Игнатьич. – С какой стати? Люди дерутся; что за невидальщина, смею спросить? Слава Богу, ходил я под шведа и под турку: всего насмотрелся».

Для старого офицера поединок ничем не отличается от парного боя во время войны. Только он бессмыслен и неправеден, ибо дерутся свои.

«Я кое-как стал изъяснять ему должность секунданта, но Иван Игнатьич никак не мог меня понять». Он и не мог понять смысла дуэли, ибо она не входила в систему его представлений о нормах воинской жизни.

Вряд ли и сам Петр Андреич сумел бы объяснить разницу между поединком и вооруженной дракой. Но он – человек иной формации – ощущает свое право на это не совсем понятное, но притягательное деяние.

С другой же стороны, рыцарские, хотя и смутные, представления Гринева отнюдь не совпадают со столичным гвардейским цинизмом Швабрина, для которого важно убить противника, что он однажды и сделал, а не соблюсти правила чести. Он хладнокровно предлагает обойтись без секундантов, хотя это и против правил.

Поединок окончился бы купанием Швабрина в реке, куда загонял его побеждающий Гринев, если бы не внезапное появление Савельича. И вот тут отсутствие секундантов позволило Швабрину нанести предательский удар.

Именно такой поворот дела и показывает некий оттенок отношения Пушкина к стихии «незаконных», неканонических дуэлей, открывающих возможности для убийств, прикрытых дуэльной терминологией.

Возможности такие возникали часто. Особенно в армейском захолустье, среди изнывающих от скуки и безделья офицеров.

Дамские дуэли

Дуэль считается прерогативой мужчин, они сходились в смертельных поединках из-за задетой чести, либо за дам своего сердца. Но такое мнение ошибочное. Женщины тоже были не прочь сразиться друг с другом, более того - дуэли между ними были не столь редки и, по большей части, намного более кровавыми и изощренными.
Древнегреческий историк (отец истории) Геродот писал об обычае в одной из греческих провинций: собиралась толпа девушек, и они свирепо дрались между собой на палках. Древнеримский писатель Аммиан Марселлин писал, что у галлов жёны даже сильнее своих мужей — они дерутся кулаками и ногами, а также с оружием сражаются с другими женщинами и с мужчинами.

У викингов нередки были случаи, когда на «Хольмганг» выходила женщина. Но нелегко было искательнице правды победить, пусть и неправого, викинга. Приходилось как-то уравнивать шансы. И законодатели викингов нашли выход. Бойца-мужчину попросту опускали в узкую яму по самый пояс, так, что тот не мог сдвинуться с места, а заодно и терял в росте. Женщина при этом имела необходимую свободу маневра.
Был ещё и второй способ. Викингу крепко привязывали левую руку за спину. Для фехтовальщика, в каком-нибудь XIX веке это вовсе не было бы помехой, но в то время, когда подавляющее большинство ударов отбивали не оружием, а щитом, такое ограничение было весьма существенно. Боец, хотя и сохранял свободу маневра, но ощутимо проигрывал в обороне.

Судебные поединки, в том числе женские, были узаконены и в Древней Руси. Как указывалось в Псковской судебной грамоте (1397 год), женщины на поединок вместо себя могли выставить мужей, братьев, отцов или наймитов, но только в том случае, если в споре против них выступал мужчина. Женщина с женщиной должны были биться лично. Бились дамы на Руси дрекольем, рогатинами, ослопами (дубина, окованная железом), а то и просто в рукопашную. Решительную борьбу с поединками повел Петр I, и не из-за моральных соображений — он просто не хотел, чтобы какие-то споры решались в обход государства.

Отсчет хроник женских дуэлей можно было бы вести с древних времен, когда царил матриархат, и женщины занимали более активную жизненную позицию. Но так как документальных источников о том периоде нет, первые достоверные сведения о женских дуэлях относятся к XVI веку.
И они, кстати, развеивают миф о том, что первопроходцами в этом деле были француженки.

Хусепе де Рибера - Дуэль Изабеллы де Караззи и Диамбры де Поттинелло.
Музей Прадо, Мадрид, Испания XVI век.
В 1552 году в Неаполе произошло неординарное событие - две дамы, Изабела де Карацци и Диамбра де Петтинелла дрались на дуэли в присутствии маркиза де Васта. Дуэль состоялась из-за молодого человека по имени Фабио де Зересола. Поединок женщин из-за любви к мужчине был весьма волнующим событием.
Этот поединок так потряс неаполитанцев, что молва о нем не утихала долгое время. Эта романтическая история о поединке двух молодых дам, влюбленных в одного мужчину, вдохновила испанского художника Хосе Риберу в бытность его в Италии в 1636 году на создание шедевра - полотна "Женская дуэль" ("Duelo de mujeres"), которое является одним из самых волнующих картин в галерее Прадо.

В хронике миланского женского монастыря Св.Бенедикты упоминается, что 27 мая 1571 года в монастырь прибыли две знатные сеньориты. Они попросили у настоятельницы разрешения на комнату для совместного молебна. Разрешение было дано. Но, запершись в комнате, сеньориты вместо того, чтобы начать молиться, выхватили кинжалы и бросились друг на друга. Когда перепуганные шумом монашки ворвались в помещение, то перед ними открылась ужасающая картина: на полу лежали две окровавленные дамы, одна из которых была мертва, а вторая умирала. Ни имен, ни причин бедные монашки так и не выяснили. Эта хроника считается самым старым документом о дамской дуэли.

Пик моды на дамские дуэли пришелся на середину XVII века.
Во Франции, Италии, Англии и Германии женщины скрещивали шпаги или вскидывали пистолеты практически по любому поводу. Одинаковые платья, любовники, косой взгляд - лишь часть того, что было причиной для поединка. Женщины словно сошли с ума. А жестокость, проявляемая ими на дуэлях, шокирует. Из десяти дуэлей между женщинами восемь имели смертельный исход (для сравнения: мужские дуэли завершались убийством в четырех случаях). Женские дуэли, по сути, не имели правил. По ходу дуэли к сражающимся соперницам нередко присоединялись и их секундантки. Дуэлянтки смазывали кончики шпаг раздражающими составами, чтобы каждое ранение причиняло жуткую боль; дерясь на пистолетах, соперницы стреляли до тех пор, пока одна из них не оказывалась убитой или тяжело раненой.
Стоит отметить, что в то время женские дуэли проходили в прямом смысле в кустах – подальше от мужских глаз.(В XIV веке в Италии среди городских дворян сложилась традиция так называемых «поединков в кустах» или «схваток зверей» – выяснения отношений на шпагах и кинжалах без доспехов, в стороне от людных мест.) Секундантами дуэлянток были только дамы. Объясняется это просто. Верхняя часть гардероба знатной особы того времени несколько сковывала движения. Управляться с колющим оружием, будучи одетой в модное платье, было не слишком удобно. И всерьёз сражаться друг с другом женщинам было удобнее, обнажив не только шпагу, но и грудь.

Самой легендарной женской дуэлью почему-то считается поединок между маркизой де Несль и графиней де Полиньяк осенью 1624 года. Не поделив благосклонность герцога Ришелье, (который чуть позже стал кардиналом), дамы, вооружившись пистолетами (по другим источникам, шпагами) и пригласив секунданток, отправились в Булонский лес, где и сразились. Дуэль закончилась победой графини, которая ранила свою соперницу в ухо. Этот поединок не был каким-то особенным, но благодаря Ришелье, в записках которого упоминается данный случай, и воспоминаниям самих дуэлянток он оставил след в истории.
Вот как впоследствии об этом случае вспоминал Ришелье: «Мне стало известно, что они схватятся в Булонском лесу на пистолетах, чтобы установить, кому из них я должен принадлежать».

"Герцог многократно бросал графиню, но это не помогало. С присущим ей азартом графиня Полиньяк все равно любила его «ветреную галантность» и, соответственно, испытывала ревность ко всем дамам, у которых он пользовались успехом, а таковых было несметное количество. Переполненная ревностью, она однажды встретила маркизу де Несль и вызвала ее на дуэль.
Будучи одержима теми же чувствами, что и ее противница, маркиза жадно приняла вызов. Она рассчитывала либо убить соперницу и заполучить любовника в полное владение, либо славной смертью проявить силу своей привязанности и страсти к нему. Дамы встретились и стали стреляться. Маркиза де Несль упала, а ее грудь покрылась кровью. «Ага, — кричала ее соперница, — я научу тебя, как красть любовника у такой женщины как я; если бы это было в моей власти, я бы сейчас разорвала на части сердце этого вероломного создания, и разбила его мозги!». Молодой человек, услышавший эти жестокие слова, призвал ее успокоиться и не ликовать над несчастной соперницей, чье мужество, по крайней мере, не может не вызвать уважения. «Молчи, юный болван! — закричала графиня Полиньяк. — Не тебе меня учить!» Маркиза де Несль была ранена не в грудь, как сначала опасались, а лишь слегка в плечо ( по другим источникам, в ухо). Когда кто-то ее спросил, достоин ли этого тот любовник, во имя которого она подвергала себя такому риску, она ответила: «О да, он достоин того, чтобы пролить еще больше крови, чем та, что циркулирует в моих венах. Он самый славный человек во всем свете; все дамы находятся у него в ловушке, но я надеюсь, что этим я доказала свою любовь и могу рассчитывать на полное обладание его сердцем. Я в вечном долгу перед тобой, герцог Ришелье — сын бога войны и богини любви»." [Прим.Достоверность описания не гарантирую.Ясь]

В XVII веке один французский офицер самовольно поселился в доме графини де Сан-Бельмонт, молодой красавицы-вдовы. Графиня послала ему вежливую записку с просьбой объяснить свое вторжение, но она была проигнорирована. Тогда женщина послала офицеру вызов на дуэль, подписавшись «шевалье де Сан-Бельмонт». Офицер принял вызов и, явившись в назначенное место, встретил мадам, которая была тщательно загримирована и в мужской одежде. Поскольку переодетая красавица незаурядно владела шпагой, то уже через несколько минут схватки она резким приемом вышибла оружие из рук противника и, отбросив клинок ногой, обратилась к офицеру со словами, которые заставили его покраснеть от стыда: «Вы думаете, мосье, что дрались с шевалье. Вы ошибаетесь - я мадам де Сан-Бельмонт. И убедительно прошу вас в будущем быть более чутким к женским просьбам».

Имеющиеся в истории подобные случаи показывают, что такое поведение храброй вдовы, к сожалению, нетипично для женщин. Нетипично в одном - в проявлении милосердия к мужчине. Поэтому мужчинам, которые, на свое несчастье, вступали в схватку с женщинами, далеко не всегда удавалось отделаться легким испугом, как противнику графини де Сан-Бельмонт. Так, трагически для мужчины сложилась следующая дуэль, отмеченная историками и сохранившаяся в архивах.

Брошенная молодым человеком девушка из интеллигентной семьи встретила его на улице в Париже. В дамской сумочке, которую мадемуазель Лерье (так звали девушку), несла в руках, находился пистолет довольно крупного калибра. Конечно, она могла просто застрелить своего неверного возлюбленного. Но она была настолько великодушна, что протянула ему оружие. Правда, на этом ее деликатность кончилась. После того как мужчина выстрелил в воздух, мадемуазель Лерье выстрелила в него в упор.

Некоторые дамы до такой степени осваивали искусство фехтования, что начинали вызывать на поединки мужчин. Наибольшую известность получила мадемуазель де Мопен, проведшая несколько успешных дуэлей с мужчинами.
Её реальные похождения положил в основу своего романа «Мадемуазель де Мопен» писатель Теофиль Готье.
Когда однажды за кулисами оперного театра к ней с некорректной шуткой подошел актер Дюмени, грубый и наглый мужчина, то в ответ на какую-то из его самодовольных фраз девушка вызвала его на дуэль. Не ожидавший такого поворота Дюмени изумленно уставился на нее и расхохотался. Тогда певица, выхватив у проходящего вблизи бутафора театральную шпагу, отхлестала ею обидчика, а затем отобрала у него часы и табакерку как знак своей победы. После этого случая жизнь девушки коренным образом изменилась. Она решила никому и никогда не позволять себя обижать. Случай доказать свою принципиальность представился ей довольно скоро. На одном из балов один из присутствующих обидел ее. Получив вызов на дуэль, он изумился так же, как и Дюмени, и отказался драться. Тогда певица предложила ему во всеуслышание публично попросить у нее прощения.
Среди дам, слышавших разговор, поднялся недовольный ропот: «Эта певичка совершенно зарвалась». Затем, после некоторого колебания, устроительницы бала предложили девушке покинуть зал. Она спокойно на это согласилась, «но только после того, как господин попросит прощения». После короткого замешательства дамы не нашли ничего лучшего, как предложить мужчинам вывести вон «зарвавшуюся» актрису. Что и было сделано к несчастью для сопровождающих. Когда они вывели девушку в сад, она выхватила шпагу у одного и приказала другому защищаться. Тут мужчинами была сделана вторая ошибка. Вместо того чтобы ее обезоружить, они решили понаблюдать этот аттракцион - женщина, размахивающая шпагой... Ошибка обошлась слишком дорого. Через несколько мгновений один из мужчин уже лежал на земле. Второй дрался всерьез, но молодая красавица слишком хорошо владела клинком и была к тому же в сильнейшем гневе. Когда и второй противник упал на садовую дорожку, обагряя ее своей кровью, мадемуазель Мопэн отбросила шпагу и, поправив прическу, вернулась в танцевальный зал.

Другая версия этого происшествия такова: мадемуазель де Мопен переоделась мужчиной и ухаживала за самой красивой девушкой бала. Когда молодые люди попросили мнимого мужчину оставить девушку в покое, произошло описанное выше. Людовик XIV, вообще жестко относившийся к дуэлянтам, простил эту очаровательную женщину! А обучил ее этому искусству кое-кому на горе учитель фехтования месье Серан, за которого мадемуазель де Мопен вышла замуж.
Экстравагантная выходка оперной певицы обернулась настоящим бумом женских поединков во французской аристократической среде. На Францию обрушился кровавый дождь из брошенных женских перчаток. Часто причиной схватки становился кавалер. Не случайно считается, что в любви, как и на войне, правил нет.
Всё чаще представительницы слабого пола бросали вызов полу сильному, хотя и без особых успехов. Всё-таки женщине пронзить мужское сердце шпагой несколько сложнее, чем лукавым взглядом. Однако заступаться за струсившего любовника или мужа, как это с грандиозной оглаской однажды сделала некая мадам Шатеру, бросившая вызов наглецу, отвесившему её благоверному пощёчину, стало едва ли не хорошим тоном.
Подобно болезни, мода на схватки femmes fatales стала распространяться по Европе.

(Продолжение следует)

Отредактировано Ясень (2015-05-08 20:12:36)