Сладостный и полный предлетних надежд май вступал в свои права. В последние недели улицы города часто застилали туманы – густые, сильные, совсем как те, что были в самом начале зимы. Тогда деревья много дней стояли белые, словно вмерзшие в снег и лед, превратив зимнюю городскую серость в прекрасную холодную сказку с неясными брызгами света неоновых фонарей, молочно-серым небом и скрывшимся за плотным покровом туч солнцем… лишь иногда оно давало о себе знать, показываясь за толщей облаков идеально круглым белым пятном.
Но этой весной картина была иной. Деревья подернулись зеленоватой дымкой юной листвы – в этом году зелень проклюнулась намного позже, чем в прошлом. И снег тоже сошел позже, обнажив горечь и боль, до того укрытые множеством сверкающих, колких снежинок.
Она стояла на Красном мосту, сложив руки на парапете, в полном, как казалось, одиночестве. Внешне – молодая женщина с длинными светлыми волосами и словно высеченным из белого мрамора лицом, в типовом черном приталенном пальто, в каких ходят по всей стране десятки и сотни тысяч женщин всех возрастов. Вишневые губы, острые скулы, черные ресницы – один собирательный образ из множества, отдельно взятые элементы, сведенные воедино, чтобы слиться с толпой. И все же… все же в этот раз мимикрировать под обычного человека ей не совсем удалось. Была какая-то незримая миру, но отчетливо ощущающаяся изюминка. Творческая личность, - скажет кто-то наблюдательный, а проницательный возразит ему: не от мира сего. И это будет одновременно и правдой, и ложью.
Мост был тих. Всего несколько случайных прохожих, половина из которых ее не увидели за стеной тумана, а вторая половина – предпочли не заметить, даже увидев. Красный мост – хорошее место для размышлений. Некоторые из них определенно доводили до смерти, потому что именно здесь предпочитали ставить финальную точку в повествовании своей жизни многие самоубийцы. И никому из ныне живущих так и не узнать, сколько их них передумали, когда уже летели вниз.
Вскоре на мосте снова раздались шаги. Юноша – отчего-то больше именно юноша, чем молодой мужчина – остановился рядом. Из-за густого тумана он заметил ее далеко не сразу, а потому сейчас расстояние между ними небольшое, едва ли больше трех-четырех шагов.
— Я никогда не бываю одна, — спокойным, даже умиротворенным голосом ответила Смерть. — Особенно сейчас, когда ты рядом, — она немного помолчала и с улыбкой обернула молодое, красивое лицо к Горину. — Да, я в порядке... Знаешь, люди редко спрашивают у меня об этом, — Смерть улыбнулась чуть шире и вновь устремила свой взгляд вдаль – в туман, который не был для нее преградой. — Спасибо за беспокойство, Данил.
Даже машины этим вечером опасались проезжать по Красному мосту, который даже в светлые и ясные дни подтверждал свою дурную славу, и для этого ему не нужны были ни туманы, ни гололедица. Однако сейчас одна все же опасливо заехала на него – включив фары и крадясь едва ли не на цыпочках. Она медленно проехала мимо и скрылась в тумане. Где-то на берегу под мостом громко пролаяла собака и затихла.
— Подойди сюда, давай, — Смерть сделала приглашающий жест рукой. — Ты ведь не боишься меня?.. Конечно нет, иначе с чего бы тебе беспокоиться о незнакомке, — она закончила фразу почти поспешно, не то решив ответить за Горина, не то решив, что ее вопрос был глупым.

Господь? Кажется, человечеству никогда не надоест говорить об этом. Смерть мягко улыбнулась Данилу. Вот так сразу огорчать его известием от том, что Господа не существует, она не стала. Опыт утверждал, что некоторых людей к правде нужно готовить дольше и ответственнее, чем к собственной кончине. С интересом Смерть опустила взгляд на улыбку Горина – она очень хорошо знала этот тип улыбок. Ни одна гримаса горечи и злобы не уродует лицо так, как фальшивая улыбка. И ничто не красит человека так, как искренность.
— Может быть я заглядывала туда пару раз. Никогда не знаешь, где умрешь, — возможно, это прозвучало так, как будто Смерть заглядывала на собрания верующих для того, чтобы умереть. Может быть от скуки, а может быть от возмущения – потому что все было, конечно же, совсем не так. Проще всего иметь дела с агностиками. — Мы никогда не встречались с тобой лицом к лицу, как сейчас. В этом не было никакого смысла.
Когда обычный человек смотрит с моста он видит только то, что позволяет ему зрение. Когда с моста сквозь туман смотрит та, что стоит у истоков вечности – она видит историю. Невероятно вглубь, до начала времен. И множество возможных вариантов будущего.
— О, нет, ты о себе плохого мнения, Данил, — Смерть повернулась к нему, но на этот раз всем корпусом, одним локтем опираясь о парапет. — Ты помнишь многие из моих имен, просто не знаешь, что они принадлежат мне. Мара, Ниррити, Хель, Санта Муэрте, Ванф, Хини-нуи-те-по… Азраил, на худой конец, — она никогда не лгала людям. Не видела смысла лгать. Большинство, конечно, решат, что это шутка. Розыгрыш. Попытка произвести впечатление – но все это обрывалось, когда Смерть приходила в последний раз. Тогда не оставалось ничего, кроме как поверить. — Столько имен для одной меня! Ты можешь себе это представить? — она развела руками, изогнув брови, словно бы говоря – вот это ничего себе, правда? — Ты можешь называть меня любым, которое тебе нравится больше.
В разных странах предпочитали разные имена, и это было несложно объяснить. Смерть весьма дружелюбно улыбнулась Горину и взяла его под локоть:
— Прогуляемся? — каблуки новых сапог тихо начали отстукивать свой неторопливый ритм по мостовой. — Я доведу тебя до дома в целости и сохранности, а ты расскажешь мне… что-нибудь, что сочтешь нужным. Но начать лучше с того, почему ты решил заговорить со мной. Всякий раз я получаю немного разные ответы, это весьма занимательно.

Смерть прикусила нижнюю губу, а потом рассмеялась – коротко и заливисто. Юноша веселил ее – и именно поэтому она любила людей. Несмотря на то, что все они были, в общем-то, довольно одинаковы, следуя одним и тем же шаблонам, которые в каждой группе были свои, они все-таки ухитрялись во все привнести характерную только для них изюминку. Много тысячелетий она наблюдала за человечеством и чем дальше, тем сильнее она убеждалась в человеческом своеобразии.
— Ты подводишь себя к логическому казусу, Данил. Как так может быть, что я есть, а смерти нет? — она гулко хохотнула. — Много раз люди пытались доказать мне, что меня не существует. В конечном же счете им не оставалось ничего, кроме как поверить мне, потому что в свой срок я приходила за каждым.
За кем-то чуть раньше, а за кем-то чуть позже. Иногда сильно раньше или сильно позже. Наивно было бы думать, что для каждого есть свой строго определенный срок смерти. Бывали времена, когда Смерть забирала к себе «слишком рано» – и это было милосердием, потому что дальнейшие варианты развития жизни были гораздо хуже. Иногда Смерть забирала «очень поздно». И это было наказанием. Иногда она забавлялась, раз за разом махая человеку рукой и напоминая о себе, появляясь в чужой жизни лишь как гостья, но не как та, которая должна провести на другую сторону.
А иногда она разговаривала с людьми и, по обыкновению своему, никогда не лгала.
— И ты не прав, кстати говоря. Некоторые люди совершенно точно знают, где и как они закончат свои дни, — она опустила худую узкую ладонь на сгиб локтя Горина. — Иногда я говорю людям, когда приду за ними. Иногда даже даю обещания и выполняю их. Я вольна делать, что угодно, у меня нет строгой отчетности. Можно сказать, что время и способ, которым вы уходите из жизни, это мой своеобразный вид искусства.
Туман так и оставался в одной поре, не желая рассеиваться. Он простоит всю ночь и рассеется только с первыми лучами солнца. Они так и шли по мосту – под руку – а река под ним ленивыми волнами накатывала на берег. Там, под той его частью, что была скрыта мостом, в теплое время года часто можно было увидеть бездомных. Но сейчас для них было слишком рано. Да и снег, постоянно остающийся в тени, таял здесь дольше всего. Там и сейчас, наверное, лежат серовато-черные сугробы, совсем не похожие на зимнее белоснежное великолепие.
— На этом берегу нашли твою сестру, не так ли? — с интересом Смерть заглянула в лицо Данилу.

После упоминания о своей сестре Данил ожидаемо изменился в лице. Даже если он и хотел сдержать свои эмоции, то боль от потери все равно проступила наружу: темная, страшная. Смерть едва заметно приподняла уголки губ:
— Видишь? И ни следа от фальшивой улыбки, — она мягко похлопала ладонью сгиб его локтя, а после чуть сильнее сжала его пальцами, как будто боялась поскользнуться и увидеть в воздухе собственные ноги в высоких черных сапогах за мгновение до того, как затылок встретится с асфальтом. Но только лишь как будто. — Так-то лучше. Я уважаю тех, кому хватает смелости улыбаться мне в лицо, но лишь когда это искренне.
Некоторые злились, еще не понимая, кто перед ними. Некоторые пытались ударить – и всякий раз их рука либо натыкалась на незримую, но непреодолимую преграду, либо пролетала насквозь, словно Смерть была призраком.  Голограммой. Много раз ее пытались убить. Как говорится, нож в печень – никто не вечен, но все эти попытки вызывали у нее смех.
Если бы ты меня и правда убил, это был бы логический казус. Кто б меня тогда унес?
— Да, знала, — ответила Смерть. Несмотря на то, что интонации Горина заметно изменились, ее голос оставался таким же – дружелюбным и теплым. — Мы трижды виделись лицом к лицу. В первый раз – после родов, в отделении реанимации новорожденных. Второй – во время той аварии, когда ей было десять. Я за плечо остановила Алёну, чтобы машина не задела ее. Ты, верно, помнишь, как близко она пронеслась? — то, что случилось тогда на перекрестке попало на записи камер наружного наблюдения одного из магазинов. Вскоре отрывок с чудом не задетой Аленой завирусился в составе видео-подборок с громкими названиями в духе «Ангелы-хранители существуют!» или «Вы все еще думаете, что Бога нет?» - где были десятками и сотнями собраны подобные случаи со всего мира. — И в третий раз – когда забирала ее. Она хотела постоять за себя… в конечном счете это ее и сгубило. Даже с такими ранами я могла бы оставить ее здесь, но ее жизнь превратилась бы в существование. В ад на земле… — светофор на переходе показывал зеленый свет – расплывчатое зеленоватое сияние в густом тумане, однако Смерть остановилась и посмотрела по сторонам. Сначала налево, потом направо. И не стала переходить дорогу. Так и стояла, как вкопанная, крепко держа Данила под локоть. — Подождем немного. Хочу кое-что тебе показать, — далеко слева послышался шум мотора от стремительно приближающегося авто. Спереди сквозь туман начал пробиваться свет фар второго автомобиля. — Алёна просила передать тебе, что не держит на тебя зла за ту вашу ссору перед тем, как она ушла, чтобы больше никогда не вернуться. Люди иногда ссорятся, это нормально. Но иногда внезапно смертны… — шум моторов становился громче. Раздался визг тормозов… — Давай сюда, — и Смерть сделала шаг вперед, прямо на дорогу, крепко держа Данила возле себя.

Отредактировано Death (2018-01-05 12:26:34)

— Чтобы ты начал верить мне, — это последнее, что успела произнести Смерть перед тем, как перекресток превратился в место происшествия: визг тормозов сменился металлическим грохотом, прокатившимся по улице. Звук битого стекла раздался почти одновременно, а сразу после – воздушный поток ударил сбоку и то, что осталось от новенькой «тойоты» пролетело мимо Данила. Не сделай заблаговременно Смерть шаг вперед, увлекая за собой юношу, груда металлолома снесла бы Горина с места и впечатала в стену здания.
Следующий звук – унылый и монотонный бесконечно долгий гудок авто. Водителя «тайоты» прижало грудью к рулю. Лицо подростка было окровавлено, а сам он – без сознания, как и еще трое пассажиров.
— Все мертвы, — констатировала Смерть. — Отец предупреждал его.
Второй участнице аварии повезло больше – от удара ее унесло дальше по дороге, несколько раз перевернуло, но финальную точку в этом полете оставил столб. Задняя дверца отсутствовала. Сквозь дыру в боку было видно пристегнутую ремнем, но бессознательную молодую женщину. За рулем сидел мужчина в возрасте. Кровь из разбитой головы заливала седые виски. Отныне их пути расходились: женщину в больницу, мужчину на кладбище, а по синей «хонде» плакала свалка.
Теперь можно было переходить дорогу. Смерть снова шагнула вперед, потянув Данила за собой.
— Он тоже мертв, но его дочь останется жить. «Скорую» уже вызвали, можешь не переживать. Прибудет через пару минут, — она вновь щебетала, как будто бы совершенно ничего не произошло. Ни этой страшной аварии, ни пятерых мертвых тел на две металлических гробницы, ни дюжины разом пошатнувшихся судеб. — Терпеть не могу этот звук… — Смерть обернулась на мгновение, приподняв руку и сделав легкое движение пальцами, словно хотела с кем-то попрощаться. Во внутренностях «тойоты» что-то глухо лопнуло, повалил дым… заунывный жуткий сигнал авто заглох навеки. — На чем мы остановились?..

— Помочь ей?
Разумеется, Данил не мог знать обо всем том, что произошло на перекрестке. Он не мог знать, что Смерть была с каждым и с каждой. Он не знал, что она обнимала единственную выжившую в момент столкновения. Не знал, что она забирала пять душ – все по отдельности. Ведь каждому по отдельности нужно уделить время, рассказать о том, что произошло, выслушать эмоциональную реакцию, кратко ввести в курс загробных дел… и так далее, и тому подобное, и люди умирают везде, по всей планете – мужчины и женщины, старики и дети, с белой кожей и с черной кожей… и не только люди. И все это одновременно. И Смерть – одна на всех.
— Из машины вытащить и помолиться? — Смерть подняла брови, выражая недоумение. Нет, многое она слышала. Всякое она слышала. И про молитвы там тоже было. Горин не был столь уникален в этом отношении. — Ты правда думаешь, что мне есть дело до того, молится кто-то или нет? Потому что именно я решаю, кого мне забирать, а кого нет.
Смерть остановилась у края дороги, недалеко от Данила и, подняв праву руку к лицу, подушечкой указательного пальца мягко постукивала себя по выемке на верхней губе. Это ощущение она находила внезапно приятным. Даже успокаивающим – хотя кто может быть спокойнее, чем Смерть? Она с неким любопытством смотрела за тем, как мечется юноша: то за телефон схватится, то обернется, то вновь пытается помочь, но страшная рана на голове покойника не дает спокойно помогать.
— Даже не думай, — она оказалась совсем близко совершенно внезапно. Миг – и вот уже стоит рядом, а холодные пальцы не по-девичьи крепко сжимают запястье Данила, не давая ему коснуться пострадавшей женщины. — Хочешь, чтобы она жила долго и счастливо? Оставь ее в покое, Горин! Ты кем себя возомнил – спасателем? Не припомню что-то, чтобы ты посещал курсы, на которых бы тебя учили правильно извлекать тела из машины, — ее голос стал строгим, одергивающим. Не терпящим никаких возражений, не терпящим пререканий. — Оставишь ее в покое – и с ней все будет прекрасно. Ослушаешься меня – она останется в коляске. Навсегда, — и Смерть разжала пальцы, позволяя смертному делать свой выбор.
Вернее, делая вид, что она позволяет делать ему выбор, потому что реши Данил действительно оставить женщину инвалидкой во имя собственного благородства – Смерть временно остановила бы его сердце прежде, чем он коснулся бы несчастной.

И все-таки странные существа – люди!.. Изобрели ложь, но потеряли способность верить правде. Разве стоила ложь такой страшной цены?.. Смерть покачала головой – без осуждения, но и без понимания. Реши она понять людей сразу, до конца, одномоментно, ее работа стала бы невыносимо скучной до самого окончания вечности, которой она положит в свой срок конец, а развлечением служили бы лишь идиоты, которые расставались с жизнью самым забавным образом.
Сердце Данила расслабилось, готовясь к новому сокращению – но так и не сократилось, вынужденное отсалютовать свою остановочку. Бездыханный юноша упал возле автомобиля; Смерть искоса глянула на наблюдателей, просвечивающих сквозь туман на противоположной стороне перекрестка. Едва было оживившиеся от еще одного происшествия на месте аварии, они вдруг совершенно потеряли к этому интерес. Горина больше для них не существовало, как и его светловолосой спутницы. Никогда не существовало.
Смерть на мгновение приковала взгляд к юноше, а потом плавно подняла его вверх, вытягивая душу из тела. Время снаружи – остановилось. Время внутри невероятно ускорило свой ход, готовое в одном мгновении уместить целую маленькую вечность для разговоров.
— То есть из собственного тщеславия ты был готов испортить человеку жизнь, — спокойно произнесла Смерть, возвращаясь к теме разговора, который они вели до того, как Данил умер. — У нее сломан позвоночник. Попытаешься ее вытащить – повредишь спинной мозг и оставишь ее в инвалидном кресле. Все еще хочешь попытаться вытащить ее? Или, может, поговорим о том, что ты умер, потому что ослушался Смерть? — она кивнула подбородком на тело.
Посмотрела на душу Горина, глубоко вдохнула и покачала головой, закатив глаза.
Смертные…
— Привыкай к своему новому состоянию, — Смерть поджала ноги, усаживаясь по-турецки – в воздухе, на опустившись ни на сантиметр ниже. — Я подожду, пока ты освоишься. У меня впереди целая вечность.

Смерть скорчила рожицу, передразнивая это инфантильное «я не знал, я хотел, как лучше» - все они хотели, как лучше, все они на этом и погорели! Потому что получалось-то в итоге как всегда.
— Благими намерениями… — заметила Смерть, приподняв бровь. Та выбивалась из общего контекста. Не белая, как волосы, но и не черная, как ресницы. Случайный фрагмент случайной женщины. Часть восхитительной мозаики. — Я все же придерживаюсь мнения, что мысли о собственном лицемерном благородстве, замаскированные под стремление помогать ближнему своему, затмили твой разум и заглушили голос здравого смысла. Я сказала тебе – тебя не учили, как обращаться с таким. Почему ты не послушал меня? — она склонила голову набок и в глазах появился проблеск былого интереса.
Впрочем, ответы явно могли подождать. Вопросы, вопросы!.. Люди всегда задавали ей вопросы. Именно это когда-то привело их на вершину пищевой цепи. Не когти, не клыки, не яд… а разум и постоянное стремление искать ответы на задаваемые вопросы. И три мутации, раскиданные в двадцати трех миллионах лет – подарившие силу и прилагавшуюся к ней слабость. А ведь казалось бы – какая связь между интеллектом и подагрой?
— Да, со всеми, — подтвердила Смерть. — Прихожу я и заканчивается жизнь. Настоящая жизнь, я имею в виду. Ты можешь быть молод, здоров, недосыпавшая фельдшерица со скорой или реаниматолог с дефибриллятором могут даже снова завести твое сердце… даже на электроэнцефалограмме могут быть еще какие-то волны, но в сознание ты уже никогда не придешь. Потому что я пришла. Потому что я решила забрать тебя… — она усмехнулась, внезапно словно бы развеселившись. — Да, это все. А чего ты ожидал, Данил? Что ангел спустится с небес, чтобы забрать твою бессмертную душу? Или что Михаил восстанет против Люцифера над твоим бездыханным телом, решая в итоге, куда ты отправишься? Твои грехи будут подпитывать одного, твои добродетели – другого, и в итоге, конечно же, победит сильнейший, — Смерть хлопнула в ладоши и развела руки. — Нет, правда. Расскажи мне. Какой ты представлял свою смерть? Какой ты представлял Меня?

Отредактировано Death (2018-01-23 11:17:18)