Аньель любила тот миг, когда на землю мягким покрывалом ложатся сумерки. Когда краешек солнца исчезает, утопая за высокими пиками елового леса, тени становятся длиннее, расползаются во все стороны, превращаясь в одно длинное полотно ночи.
Это было время, когда она могла встретиться со своим возлюбленным; пусть не каждый день, но тем более долгожданным было это время и тем сладостнее была мука ожидания.
Сегодня она приказала своему доверенному слуге, старику, седлать коня и вывести его за ворота в условленный час. А затем, попрощавшись с отцом и удалившись в свою комнату, девушка, накинув на плечи плащ, осторожно выскользнула из дома.
Конь осторожно ступал по высокой траве, когда Аньель ехала вдоль кромки леса, и он побежал чуть более резво, когда впереди показалась ровная гладь озера, укутанная туманом. Словно животное чувствовало нетерпение своей хозяйки, которая вся дрожала от ожидания скорой встречи. Ведь каким должен быть прекрасным момент, когда она увидит фигуру Раймонда, что уже должен, непременно должен, ждать ее! Когда он протянет руки и поможет спуститься ей на землю.. когда сильные пальцы воина мягко коснутся ее ладони и она потянется вперед, стараясь продлить этот миг.
Сердце в груди словно сошло с ума и так бывало каждый раз, когда девушка видела рыцаря, будь то встреча на пиршестве или на улице, или когда он приходил к ее отцу по важным вопросам.
Лунный свет ложился на землю наискосок, конь, ступив на камни, заставил звук своих шагов мягко разноситься вокруг. Но это уже было не важно, потому что впереди девушка увидела рыцаря.
- Раймонд! – воскликнула Аньель, не в силах скрыть да и не желая скрывать свою радость. - Раймонд!

Возможно, беспокойству герцогини способствовало и то, что откуда-то неподалеку вот уже битый час доносились нестройные звуки лютни.

Нетрудно догадаться, что виной тому был придворный менестрель. Каждый раз, сочиняя новую балладу, Биллиган беспокойно слонялся по замку, то напевая, то наигрывая что-нибудь на ходу, пока ноты и слова сами собой не сложатся наконец в песню.

Сказать по чести, в такие часы "исканий" его обычно гнали отовсюду взашей, и уж тем более от господских покоев. Возможно, не миновал бы Биллиган такой судьбы и в этот раз...

Но тут шум резко оборвался, а спустя несколько мгновений полился уже стройный мотив. И сильный, ровный, неправдоподобно высокий для мужчины голос запел:

Как робкая вечерняя звезда
Спустилась почивать на водной глади,
Так ты сойди без страха и стыда
В туман озерный, дней моих отрада!

Испей, молю, со мной ночной росы,
Она хмельнее вин для нас с тобою.
На плечи кудри мягкие рассыпь,
Дай отогреться мне твоей любовью.

Клянусь, пока я только буду жив,
Никто не причинит тебе обиды.
Укроет вечер нас от глаз чужих,
И тайны нашей никому не выдаст.

Клянусь еще: не век сердцам молчать,
Любовь двоих не утопить в молчанье!
Пусть все, что скрыто от людей сейчас,
Откроет вскоре колокол венчальный.

Это казалось прекрасной, изящной балладой, наполненной радости, света, счастья. Одной из тех песен, которыми услаждал их слух Биллиган.
Томительное, почти мучительное ожидание встречи днем, сладостное осознание скорого свидания - вечером, и восторг, поднимающийся из самой груди, исходящий из сердца и души, стоило только мужской фигуре проступить сквозь туман, показаться на фоне темных елей и загадочного озера.
Глоток чистого свежего воздуха.
Улыбка появилась на лице девушки, когда рыцарь подхватил ее и она, словно мотылек, воспарила и упала в его объятия. Каждый взгляд, каждое слово были бесценны.
Стоило позаботиться и о коне, расседлав его и стреножив, ведь Аньель не собиралась скоро возвращаться в замок, однако мысли об этом промелькнули, едва Раймонд склонился к ней. Девушка потянулась навстречу, чуть вздрагивая от жара, живущего в груди и сырости, что принес с собой туман. И стоило их губам соприкоснуться, нежно, осторожно.. Аньель действовала робко и неумело, хотя это и был не первый уж их поцелуй.. как весь мир вокруг перестал существовать. И секунды превратились в вечность, что сжалась в крохотный миг, чтобы затем, остановив сердце, вновь заставить его биться безумно в груди.
Поцелуй прервался и вновь мир вокруг ожил, напоминая влюбленным, что существуют и другие люди, животные, растения помимо них.
- День казался ночью, - согласилась Аньель, на мгновение сжав губы, словно хотела сохранить поцелуй подольше, насладиться его пряным послевкусием. - И порой мне кажется, что лишь в тот миг, когда солнце касается верхушек деревьев, я начинаю просыпаться, а когда последний его краешек исчезает в облаках, я, наконец, становлюсь сама собой, настоящей. В иное время я не живу, лишь существую ради того мига, когда могу увидеть тебя. Расставание невыносимо, Раймонд...

Менестрель предстал перед взглядом герцогини как был - растрепанный, с расстегнутым воротом и горящими от вдохновения глазами. Он, конечно, попытался хотя бы пригладить волосы перед тем, как ступить в хозяйские покои вслед за пажом, но непослушные вихры слишком своенравно вились и загибались вверх.

Несмотря на то, что Биллиган давно перешагнул через юношеский возраст, он так и не обзавелся бородой и часто вел себя как мальчишка. Его шумные выходки, остроты и насмешливые песенки были известны и здешним слугам, и солдатам, и даже самого герцога они заставляли то улыбаться, то хмуриться. Впрочем, в замке к этому давно привыкли и легко прощали по причине его шутовского звания. А может быть, прощением он был обязан совсем другим песням - тем, которые наполняли мужчин восхищением перед боевыми подвигами былых времен или заставляли сердца дам трепетать от предчувствия любви.

Явившись на зов герцогини, Биллиган первым делом как мог учтиво поклонился, старательно глядя в пол и заводя за спину левую руку с лютней, а правую приложив к груди. Однако, услышав ее вопрос, менестрель мгновенно вскинул голову.

- Госпожа, мне лестно слышать, что Вас привлекли звуки баллады, которую я недавно принялся сочинять... Но боюсь, что сам не желая того, я ввел Вас в заблуждение.

По его лицу скользнула смущенная улыбка. Биллиган не мог отказаться отвечать на прямой вопрос хозяйки замка, но в то же время в эту самую секунду его тонкою иглой кольнула мысль о том, что в песне он оказался слишком близок к чужой тайне.

И все же он продолжил:

- То чувство, о котором я пел, зародилось вовсе не в моем сердце. Мне не довелось знать, как давно оно существует и питает ли его взаимность. Я только мог ощутить, как пламенно это чувство дышит в чужой груди и попытался выразить это в моей балладе. Увы, Ваш покорный слуга - не больше чем поэт. Моя роль - роль птицы-пересмешника, которая свободно летает по миру, запоминает мелодии чужих душ и из них создает собственные песни!

Аньель прижалась к рыцарю, склонив голову ему на грудь. Так тихо, мирно и уютно было стоять, ощущая себя в кольце рук любимого в безопасности полной. И весь мир остальной был сейчас вдали от них, все невзгоды и проблемы, что терзать днем могли, были отделены надежными стенами, построенными из самого крепкого материала, что известен был на земле - из любви. И для девушки сейчас существовал лишь этот крохотный уголок: ели, озеро, покрытое туманом, луна, обнимающая влюбленных мягким светом, хор лягушек и фыркающий конь. Но и это все блекло, стоило только заговорить Раймонду, ведь только его слова звучали для Аньель прекрасной песнью.
"Всего лишь до самого рассвета.." повторила девушка мысленно и грусть коснулась ее. Ночь так коротка, а ей хотелось так много сказать и о еще большем промолчать. Но время было неумолимо и оно бежало вперед, не желая замедлить свое движение хоть на одну ночку, даруя влюбленным немного больше минут, чем отмеряло солнце, поднимающее из-за горизонта слишком рано.
Однако печаль, чья тень мелькнула на лице девушки, тут же исчезла без следа, стоило рыцарю продолжить речи свои. И Аньель чуть отстранилась, но лишь для того, чтобы еще раз взглянуть в глаза мужчине, убедиться в том, что слова его - не насмешка, что он не шутит с ней, что намеренья его серьезны и решительны. И в глазах Раймонда увидела девушка лишь свое отражение, и сердце ее наполнилось восторгом - больше, кажется, и невозможно.
- Единственное желание мое: быть с тобой миг каждый, - прошептала Аньель, вдруг сама не своя от нежданного счастья. И не было слов, чтобы выразить радость, заставившую девушку задрожать. - Видеть тебя, дышать одним воздухом с тобой, смотреть в глаза не отрывая взгляда. Люблю тебя.. люблю я больше жизни и вся тебе принадлежу и телом и душой. Хочу, чтобы рядом ты был каждый день, чтобы люди видели нас вместе единым целым, чтобы.. чтобы ты любил меня, как муж должен любить жену, - девушка, понимая, что это очень смелые слова с ее стороны, очень дерзкие, но при этом правдивые, не смогла сдержать смущение, которое заставило ее стыдливо улыбнуться, и румянец тронул щеки. - Я с тобой пойду к отцу и буду умолять его ответить согласием. Не нужен мне никто другой на свете - только ты.

Тут менестрель смутился еще больше. Не от похвалы, которая мелькнула в словах герцогини, но оттого, что под "тайной" она заподозрила что-то худое.

Он неотрывно смотрел на свою госпожу, и сердце в груди его билось все быстрее, пока она говорила. Отвести взор было невозможно: хозяйка замка была по-прежнему прекрасна, ее движения были полны грации, а обходительный тон и вкрадчивый голос подкупали слушателя, даже если слова, что она произносила, ничего не значили.

Но вместе с тем менестрель неожиданно увидел, что красота ее была не головокружительной и воздушной прелестью цветов, а жестоким великолепием терний, в гибельные объятия которых так и тянет шагнуть. Что ее движения не пленяли взор, словно полет беспечных птиц, а завораживали, как завораживает случайного свидетеля диковинный брачный танец змей. И что речь ее не текла говорливым ручьем, а напоминала глубокий и тихий зов бездонного омута.

Сердце на мгновение сжалось, и там, где еще минуту назад он ощущал отблеск чужой любви, ему теперь почудилось что-то тяжелое и темное.

Только с усилием тряхнув головой, ему удалось отогнать от себя это наваждение. В самом деле, как смеет он усомниться в доброте супруги своего господина Герцога? В ее расположении к людям замка? Такие недостойные мысли нужно было гнать от себя, если только Биллиган хотел служить здесь как прежде.

- Госпожа, - поспешил он с ответом, - Хоть я и не посвящен тайну, которой окружено чувство, ставшее предметом моей песни, а затем и нашего разговора... Но для меня кажется невозможным, чтобы страх осуждения был причиной того, что чувство это хранится в секрете. Да, я готов поклясться собственной головой, что не может скрывать ничего постыдного тот человек, который доверил мне частицу своих надежд!

Тут он перевел дух, пытаясь совладать с голосом, из боязни чтобы его горячие слова не показались непочтительными. Чтобы окончательно разуверить герцогиню в чьих бы то ни было злых намерениях, Биллиган решился назвать имя:

- Но если госпожа окажет такую милость, то уверен, Ваша помощь будет принята с благодарностью, ибо насколько мне известно, у мессира Крэгерна (а именно для него я сочиняю свою балладу) сейчас нет другого покровителя, кроме его собственных талантов и репутации лучшего из всех защитников замка.

Объятия Раймонда были такими крепкими, такими страстными, но вместе с тем столь нежными и осторожными, что оставалось лишь таять от счастья, понимать, что своими прикосновениями он забирает все ее благоразумие, оставляя лишь желание всецело быть рядом.
И возникали разнообразные мысли, сладостные, немного запретные - не для разговора в приличном обществе, и такие притягательные, восхитительные. Аньель была рада, что рыцарь держит ее в своих объятиях, иначе ноги подвели бы ее, переизбыток эмоций и впечатлений заставил бы опуститься на землю. Вот только ей сейчас же суждено было не пасть, а взлететь, воспарить к небесам, когда мужчина подхватил ее, произнося свою клятву. И душа была на небесах. Их и вправду ничто и никто не сумеют разлучить. Никогда.
Голос Раймонда, звучавший так четко, так ясно, разбивал все лишнее, разгонял призраков внешнего мира, рассеивал мрак и туман. И луна сейчас была для них лучше солнца, ярче, сильнее, счастливее. Девушка любила ночь за то счастье, что она даровала им и совсем не грустила по дню. Впрочем, теперь все должно стать иначе. Начиная с завтрашнего дня, каждый день будет их и только их.
Поцелуй был сладким, им хотелось, однако никак не получалось, утолить свою жажду. И Аньель отстранилась неохотно, с трудом.
- Люблю тебя я с каждым мигом все сильней. И видеть лишь твой облик перед собой хочу всю жизнь, не нуден мне никто иной. Лишь ты или забвение. Мы разрешение венчаться у отца моего просить будем, но и без его согласия твоей я стану навсегда. Сегодня.. - девушка слегка коснулась своими губами уголка губ любимого. - Завтра.. - еще один поцелуй. - Каждый день и каждый миг.
Девушка обняла мужчину за шею и, прежде чем подарить еще один поцелуй, шепнула тихо-тихо.
- Вместе навсегда. Люблю тебя, Раймонд.

- Разве я не вольна в своих владениях ходить, куда мне вздумается? - усмехнулась герцогиня, тщетно вглядывающаяся в темноту, чтобы увидеть, что за женщина пряталась за спиной рыцаря.

Ночь уже вступила в свои права. Луна стояла высоко, звезды взошли, но ночной туман, вздумавший укутать землю, приглушал их свет, и Эльда, узнавшая Раймонда скорее потому, что знала, что его найдет здесь, угадать Аньель никак не могла. И даже представить не могла, что это ее юная падчерица, потому что если глаза не давали узнать, то злость и обида не давали ей "ведать". Уязвленная в самое сердце отказом, обмирала от одной мысли о том, что причиной его была не верность рыцаря клятве, а другая женщина, которую предпочел он ей. И рисовала себе картины самой недостойной связи, чтобы не было так горько, и гнала даже возможность мысли, что причиной всему любовь, самая что ни на есть достойная и красивая, о которой только можно мечтать.

- На тебя жалуются, Раймонд. Говорят, что ты встречаешься здесь с женщиной, которая по закону божественному и людскому принадлежит другому. Отпусти ее сейчас, иначе все будет известно герцогу, который завтра утром приезжает, и тебе не избегнуть наказания.

Ах, отчего же Эльда не могла прогулку свою совершить не этой ночью, а другой. Пусть завтра или через месяц, когда угодно - не сейчас! Ведь сколь жестоко было их падение с небес, когда в уютный уголок у озера хозяйка здешних мест явилась.
Сомнение вновь коснулось девушки, которая не желала, чтобы их любовь была открыта всему свету в столь скверном и ложном свете. И уж тем более последнее, чего желала бы Аньель, так это обвинений для Раймонда в том, чего не совершал он. Ужасно было и то, что причиной таких нелепостей стала именно она.
И сердце защемило, тревога прошлась по телу, заставляя почувствовать опустошение и боль. И прятаться, скрывая лицо свое в тени и дальше, девушка не могла. Лишь ее появление могло все прояснить, представить рыцаря в ином свете, нежели виделся он сейчас Эльде. О себе и своей репутации Аньель не думала. Да и разве герцогиня может быть настолько жестока, что не поймет их и помешать решит? Конечно, отношения меж ними складывались не самым лучшим образом, однако отправить падчерицу прочь из дома - что может быть милее для сердца мачехи?
- Это правда! - Аньель не могла больше молчать, тревога и страх за любимого, за его несправедливо попранную честь, были слишком сильны. Она шагнула вперед, выходя и останавливаясь рядом с Раймондом. - Прошу вас.. неведомо мне, кто распространяет слухи лживые, но все, что слышали вы от чужих людей, совсем не так. Быть может из зависти или по недомыслию стремятся люди очернить самого лучшего из рыцарей, благороднейшего и сильнейшего из защитников замка. Происходящее здесь обусловлено лишь зовом сердца, окрашено сиянием любви. Мы любим друг друга и отношения наши чисты, прошу, поверьте в это. И в данный миг мечтаем мы о благословлении родительском.
Девушка, не отрывая взгляда от женщины, нашла ладонь Раймонда, сжимая пальцами его ладонь. И от прикосновения этого по телу пробежало тепло, согревая, успокаивая.
Все вдруг оказалось не так ужасно. Ведь уже утром говорить они с отцом ее будут, а сейчас лишь пробуют найти для беседы этой верные слова. Хотя разве можно не услышать, как бьются в унисон влюбленные сердца?

- Не стоит благодарности, - ответила Эльда и повторила шепотом, когда влюбленные ушли, повернувшись к ней спиной. - Мне не нужна ваша благодарность. Если только за то, что у вас есть еще чуть-чуть времени побыть в счастливом неведении.

Они удалялись, и их силуэты растворялись в тумане, а Эльда все стояла и ждала, ждала с нетерпением. Смотрела на их переплетенные пальцы, на то, как нежно Раймонд обнимает Аньель, вспоминала, каким счастьем светились их лица. И как утром он отверг ее, Эльду. Сухие, горячие глаза герцогини стали влажными, заблестели первыми слезами, долго дрожавшими, пока наконец не пролились двумя влажными дорожками прямо в подставленную ладонь Эльды, смешавшись в ней с собранной росой. Она подняла глаза к луне и заговорила. И со словами ее вода в протянутых ладонях как будто закипала, обращаясь маленьким светящимся облаком, которое росло и, оторвавшись, поплыло к влюбленным, чтобы осыпать их дождем искрящихся капелек.

Свет луны, роса земли
И тумана покрывало –
То, что Вас соединяло,
Вас навеки разделит.
Пусть слеза моя и стон,
В чаше неба растворятся,
И, покуда ночи длятся,
Станет волком рыскать Он.
Утро напоит сполна
Землю свежею росою –
Днями станет без покоя
Ястребом летать Она.

Мне свидетели – Луна,
Росы-слезы, стон-туман:
Не обняться Вам ни ночи,
Не видаться Вам ни дня.
Ночь Ей с волком проводить,
Птицу днем Ему ловить –
До тех пор, пока заклятью
На росе вечерней быть.*

Отредактировано Эльда (2014-12-11 19:52:03)

- Да, любимый, - улыбнулась Аньель, вздохнув. Случившееся оставило в ее душе свою смуту, но все неприятное, недоброе скрадывалось и таяло без следа от одного только прикосновения Раймонда, от одного только звука его голоса, от одного взгляда. И девушка была более чем уверена в том, что пока рыцарь рядом, пока она может заглядывать в его глаза и чувствовать тепло рук на своей ладони, все будет в порядке. Не может быть иначе. Ведь добро существует в мире и любовь не может быть несчастной. Отец завтра ответит согласием, он не откажет своему лучшему воину; он сделает свою дочь счастливой, ведь герцог – добрый, чуткий и заботливый мужчина, от которого Аньель видела строгость в своей жизни, но который и был при этом все время неизменно справедлив.
Они должны уже были почти выйти на дорогу, как вдруг конь заупрямился, фыркнул и тревожно переступил, пытаясь отступить назад, но не имея возможности. Туман стал плотнее, он прижимался к влюбленным, обнимал их и словно пытался запутать в своей паутине. Остановить, обездвижить, чтобы хитрый паук – враг, подкрался незаметно и вонзил свое жало..
Видение было настолько острым и неприятным, что девушка вздрогнула. Аньель хотела поделиться своей тревогой с любимым, но глянула на мужчину и ахнула. Лицо его исказилось. Дернулось, изменяясь и отекая, как стекает свечной воск, когда яркое пламя терзает фитиль.
- Раймонд! – воскликнула девушка, пытаясь спрыгнуть с коня, чтобы помочь рыцарю, который уже лежал на земле, терзаемый неведомыми чудовищами. – Раймонд! – в голосе поначалу услышать можно было тревогу за самого близкого человека на всей земле, затем – страх и еще один крик ужаса слился воедино с криком.. воем Раймонда, который уже не был собой, который вдруг в один миг стал зверем.
Одежда лежала на земле, небрежно брошенная. А рядом, широко расставив лапы, растрепанный и взъерошенный, стоял огромный волк. Конь испуганно дернулся, встал на дыбы и Аньель, у которой и без того не было сил держаться, соскользнула на землю, падая навзничь. Однако, она не почувствовала боли, не ощутила с какой неприветливостью встретила ее земля, не понимала, что испуганный конь, рвущийся в сторону, может затоптать ее. Лишь один человек, обращенный по чьей-то злой прихоти в волка, волновал ее.
Внутри возникла пустота, медленно заполняемая неверием.
Девушка надеялась, что это глаза обманывают ее. Что слух подводит. Что мир вокруг сошел с ума. Она, чуть приподнявшись, протянула руку, пытаясь дотронуться до волка. А конь, вдруг обретя возможность двигаться, шарахнулся в сторону.
Аньель было все равно, даже если бы зверь растерзал ее сейчас.
Пусть! Пусть он убьет ее, лишь бы этот нежданный кошмар, столь резко контрастирующий с недавним счастьем и от того кажущийся еще более невыносимым, закончится как можно скорее.
- Раймонд.. Раймонд! – вот только разве ее крики и мольбы могут все повернуть вспять?

Стоило Герцогине скрыться из виду, как от небольшой скалы как раз неподалеку от того места, откуда минуту назад она наблюдала за действием заклинания, отделилась чья-то фигура. Человек, прячущийся там, не мог видеть и слышать всего. Но он насмотрелся и наслушался достаточно, чтобы теперь чувствовать себя оглушенным.

После разговора с хозяйкой замка, менестрель никак не мог ни успокоиться, ни уснуть. Он беспокойно бродил по коридорам, укоряя себя в том, что назвал ей имя Крэгерна, и в то же время пытался уговорить себя, что не мог поступить иначе. Ноги сами собой привели его к конюшням, где он и увидел, как Герцогиня одна куда-то собирается. Дальше все было как в тумане. Не отважившись брать коня (собственного у Биллигана отродясь не было), менестрель последовал за пределы замка пешком. Разумеется, угнаться за Эльдой он не мог, и поэтому второй раз встретил ее уже когда она возвращалась.

Тогда-то, меньше всего желая попасться Герцогине на глаза, Биллиган и притаился за скалой. Он еще не предполагал, чему станет свидетелем. Злые слова Эльды и ее хохот, волчий вой и женский крик произвели на него самое тягостное впечатление. Очнулся менестрель только снова услышав, как девичий голос зовет "Раймонд! Раймонд!" И он бросился на этот крик.

Картина, открывшаяся его глазам, была ужасна. Конь уже успел скрыться, и теперь Биллиган видел перед собой только девушку, бьющуюся в отчаянии, и ощетинившегося зверя перед ней, рвущего лапами чью-то одежду. Менестрель скорее почувствовал, чем увидел, что девушка - дочь Герцога.

- Госпожа! - ахнул он.

Не раздумывая, Биллиган кинулся к Аньель, поднимая ее на ноги и пытаясь оттащить от волка. Стремясь защитить девушку и почти не ощущая ужаса, он заслонил ее от зверя. Ни оружия, ни брони у менестреля не было.