Записки на манжетах |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Записки на манжетах » Архив сюжетов по мотивам книг » Оттенки серого. Сцена вторая
Место: курорт неподалеку от Малаги, Испания.
Время: Сентябрь 2010 года.
Действующие лица:
1-я супружеская пара. Пабло (47 лет, глава книгоиздательской фирмы), Кармела (45 лет, домохозяйка).
2-я супружеская пара. Алваро (49 лет, журналист газеты "Диагональ"), Клаудия (45 лет, учительница музыки).
Дополнительно. По мотивам пьесы Жорди Гальсерана "Канкун".
В гостиной одного из бунгало отеля с чарующим названием "Андалузия" было темно и пусто. Пусто, потому что не было людей. Из открытой раздвижной двери - высокой, доходящей до потолка, - что вела на террасу, довольно хорошо дуло, потому что терраса открывалась в пустоту, распахнутую навстречу морю. Время близилось к полуночи, поэтому море и небо, краешек которого было видно, если стоять в самой середине комнаты, тоже были темными. Воздух пах розами, пряными травами, солью и звучал оглушительным треском цикад. Доносилась приглушенная музыка, но откуда-то издалека: бунгало находилось вдалеке от основных отельных зданий и развлечений.
Выглядело оно одиноким, но вот за дверью послышались голоса, женский смех и скрип шагов по гравийной дорожке. Скрип в замочной скважине, как будто кто-то пытается вставить туда ключ, но у него это плохо получается. Наконец, послышался поворот ключа и дверь распахнулась, впуская женщину.
- Мы оставили распахнутой дверь на террасу! - восклицание сопровождалось легким ругательством.
Звук захлопывающейся двери, щелчок выключателя - и электрический свет, заливший комнату, высветил гостиную и Кармелу, наклонившуюся около мини-бара. Одета она была нарядно: узкое василькового цвета платье и в тон ему туфли на шпильке.
- Я же сказала, у нас еще есть шампанское. И лед, - торжествующе провозгласила она. - Сейчас придут Алваро и Клаудия. Они, конечно, говорили, что на сегодня уже хватит и что бара было вполне достаточно, но все равно придут, вот увидишь. Хорошо, когда есть люди, с которыми не наговориться. Так, где у нас бокалы?
Кармела подошла к низкому столику и водрузила на него ведерко со льдом и бутылкой шампанского. Огляделась вокруг ищущим взглядом, как будто на стоящих рядом диване и двух креслах могло быть что-то важное.
- Где-то должны были быть бокалы...
По движениям, смеху, плывущему голосу и легкой небрежности во всем можно было понять, что Кармела была несколько нетрезва, и что ей это доставляет определенное удовольствие.
- О! - она нетвердой походкой подошла к письменному столу, взяла два бокала и водрузила рядом с ведерком. - Только два, но Клаудия обещала принести бокалы из их бунгало. Что-то я еще хотела сделать... ах да! Снять, наконец, эти чертовы туфли.
Скинув обувь, она села на диван и вопросительно уставилась на дверь, в которой так и застыл ее муж.
- А ты чего там стоишь? - она небрежно махнула рукой. - Проходи.
- Засмотрелся, - отшутился Пабло, захлопывая входную дверь и проходя вглубь комнаты, - босиком ты выглядишь моложе лет на… двадцать. Босая Кармелита гуляет по Гранд-Виа, и ее едва не забирает полицейский патруль!..
Он удовлетворенно рассмеялся собственной шутке, подошел к жене, наклонился, сграбастал по-медвежьи, и шумно чмокнул в макушку – Каро была намного ниже. Находясь рядом, они производили забавное впечатление – крупный и медлительный Пабло и маленькая, живая, словно теннисный мячик, Кармела. Какой-то остроумец съязвил однажды, что семья Пабло и Кармелы представляет собой фенотипический оксюморон. Кажется, это был Алваро.
- Пусть приходят. Мы с Алваро только начали спор о визите Бенедикта в Лондон. Мне кажется, дискутировать лучше под бренди. Шампанское развязывает языки, но из головы начисто выветриваются все умные мысли. Наверное, это эффект пузырьков от шампанского. – Пабло улыбался, блестел темными глазами и был непривычно многословен.
- У тебя загадочное лицо. Что ты задумала, малышка?
- Одну маленькую откровенность, - хитро улыбнулась Кармела; она забралась на низкий столик возле дивана, поднялась на цыпочки, в свою очередь поцеловала в макушку Пабло, и ликующе рассмеялась. - А мне так удается очень редко.
Станцевав на столе несколько вальсирующих па, Кармела легко с него спрыгнула и, плюхнувшись опять на диван, развалилась на нем. Ей было хорошо и легко. Они так редко могли выбираться куда-нибудь вдвоем. Не больше одного раза в год, а то и реже. В последний раз это было аж три года назад. Целых две поездки сорвались - два года назад из-за неприятностей в издательстве, год назад попал в больницу их старший сын. Этот год был некоторым образом символичным, и в том, что удалось выкроить время для отдыха вдвоем, Кармела усматривала почти высший смысл.
- Но я должна рассказать ее только в определенной обстановке, - она шутливо погрозила Пабло пальцем. - Не пытайся меня разговорить раньше времени. Для этого нужны Алваро и Клаудия. Но сначала скажи мне, ты помнишь, что было в этот день ровно двадцать пять лет назад?
Разумеется, он не помнил. Мужчины хуже запоминают памятные даты, день свадьбы и дни рождения многочисленных кузин и двоюродной бабушки Летиции (как ты мог забыть, она ведь подарила нам на свадьбу пейзаж Байеу!)
Но Пабло не любил огорчать Кармелиту, и согласно закивал, прикидывая в уме, что же он должен помнить. В таких случаях выручала логика (Кармела была сумбурна, но предельно логична). Двадцать пять лет… Это не годовщина свадьбы, свадьба у них была летом, в июне, чтобы не забывать, он отметил эту дату в органайзере. Причастность к этому событию Алваро и Клаудии предполагало совместность памятных впечатлений – в общем, выбор оказался не так уже велик, и он вспомнил.
- Мы познакомились двадцать пять лет назад на чьем-то юбилее, - сообщил Пабло, радуясь возможности доставить жене маленькое удовольствие, - надо же, двадцать пять лет, а словно вчера все было!..
Он с энтузиазмом подхватил игру.
Наверное, это ему нравилось в Кармеле. Тогда, двадцать пять лет тому назад. И сейчас. Сочетание цепкой практичности (ее деловой хватке мог позавидовать бульдог) и совершенно детской непосредственности, с какой она и в двадцать, и в тридцать, и даже в сорок радовалась пустяковым знакам внимания и мелочам, отмечающим вехи их совместной семейной биографии.
- Даже выпила ты почти столько же. Тогда ты собиралась поехать кататься на новом Пежо Алваро, но тебя укачало на старте, поездка не состоялась, и я остался с тобой.
- Это был юбилей моего кузена Диего. Но главное ты помнишь, - Кармела весело завозилась на диванчике. - Он пригласил свою девушку. И меня. И попросил пригласить мою подругу, потому что должны были быть двое его приятелей. То есть ты и Алваро. И я была тогда так же хороша, как сейчас.
Кармела, которой никогда не сиделось на месте, вновь соскочила с диванчика, сошла с коврика на деревянный пол и аккуратно пошла по одной досочке от одной стены до другой, демонстрируя, что все еще может сохранять равновесие при любых обстоятельствах.
- Девушки пили вино. А потом я захотела воды и хлебнула из широкого бокала, стоявшего рядом. Боже мой, это был чистый джин! Диего умел шутить. Это позволяет Алваро все время удивляться, как в меня может столько помещаться. Давняя его шутка, которой тоже почти двадцать пять лет. Такая родная, что даже не надоедает. Наоборот, кажется, без нее уже любой праздник не до конца праздник, - дойдя до стены, Кармела круто развернулась, встала на цыпочки и, все не сходя с одной досочки, проделала танцевальное па. - Но дело тогда было не в джине. А вот почему мне стало плохо в Пежо, я и расскажу всем. Как говорится, пора сорвать покровы с давних тайн. Какой толк в тайне, если некому ее рассказать и увидеть, как все цепенеют от удивления?
Под ногами шуршал гравий.
Алваро шел впереди, Клаудия отстала. Шпильки, узкое платье-дудочка и гравийная дорожка плохо совместимы.
Это ее вечное стремление выглядеть так, как будто они собрались на прием к английской королеве, а не выпить со старыми приятелями.
Вообще, Клаудии хватило бы.
Последний мохито был лишним.
Но, кажется, жену это меньше всего беспокоило, как не беспокоило и то, что вечерние коктейли стоят дорого, а они и так потратили больше, чем могли себе позволить, выбрав для отдыха не самый дешевый курорт. И не самый дешевый отель - тот же, что и Пабло с Кармелой. Друзья, конечно.
Ладно, шампанское за их счет.
Сардоническая ухмылка искривила породистое лицо.
- Тебя ждать? – он остановился у порога бунгало. Дверь была закрыта, но окна не зашторены. В обрамлении коричневой оконной рамы транслировалась семейная идиллия: порхающая на мысочках Кармела и благодушная физиономия Пабло.
Еще бы ему не улыбаться. В последний год издательство стало третьим в строке самых прибыльных компаний в этом сегменте бизнеса Испании.
Кармела никогда не стремилась «делать вид» и изображать из себя леди.
Ей хватало ума вести себя естественно.
Рядом с ней Клаудия выглядела свежезамороженной пластиковой куклой.
Он не дождался ответа и нажал дверную ручку, она подалась с легким щелчком.
- …какой толк в тайне, если некому ее рассказать и увидеть, как все цепенеют от удивления? - щебетала Каро, балансируя на половой доске.
- Только в осознании обладания тем, что недоступно остальным, - быстро проговорил Алваро, придерживая дверь, - куда поставить бокалы?
Клаудия не ответила на вопрос мужа, потому что знала, что ответа не требуется. Как обычно, сделала вид, что ей безразлично, хотя Алваро это и раздражало. Она знала, что прекрасно выглядит, что сохранила изящность и плавность, что, как говорят, в ней есть что-то аристократическое и что это нравится. Она уже давно достигла того возраста, когда женщина знает, что в ней есть лучшего, и умело этим пользуется. Но именно то, что в ней отмечали другие, поразительным образом раздражало ее собственного мужа. Иногда ей казалось, что он впадет в экстаз, если обнаружит у нее на руках не идеальный маникюр или если она поседеет. Или выкинет что-нибудь такое, на что способна только Кармела, и чего Клаудия не сделает ни при каких обстоятельствах. Она даже пьянела так, будто впадала в идеально неподвижную рафинированность.
- Бокалы ставят на стол, Алваро, - Клаудия не удержалась от ехидного комментария.
Ей нравилось простыми словами щелкать по носу, как раз после того, как он произносит что-нибудь остроумное. Было бы лучше, если бы он не считал себя мастером слова и не пытался проехаться за чужой счет. Иногда Клаудия с легкой завистью смотрела на Пабло.Тот никогда не впадал в мизантропию и не пытался оттачивать язвительность за счет любого, по несчастью оказавшегося рядом.
- А я бы хотела, чтобы мне рассказали что-нибудь, что меня по-настоящему удивит, - Клаудия села в кресла движением, как будто вплыла в него. - Но это уже невозможно.
- Ты обожаешь загадки, - Пабло лучился добродушием с едва заметным оттенком снисхождения. Немного, совсем немного, ни на йоту более отмеренного, не настолько, чтобы Каро с ее чудачествами почувствовала себя шаловливой девчонкой, которую воспринимают не всерьез.
Впрочем, ее оптимизма хватило бы и на то, чтобы пережить несерьезное к себе отношение. Пожалуй, она даже не заметила бы его, как не замечала нотки превосходства в глазах Клаудии в тот вечер, на именинах кузена Диего… или как его звали?
В тот вечер Алваро был гвоздем программы. Подающий надежды журналист, «Золотое перо» в номинации «политическая аналитика», и прочая, и прочая и прочая.
Пабло тушевался. Его заслуги были гораздо скромнее.
А Кармела… да, перебрала в тот вечер. И не уехала кататься.
Ему повезло. Он остался утешать слегка нетрезвую, разговорчивую Каро, она смеялась, цеплялась за его локоть и смотрела на него снизу вверх – трогательно, как нашкодивший щенок. Тогда все и началось…
- Значит, во всем виноват Диего! - с тихим смешком он обнял потерявшую равновесие Кармелу и аккуратно «приземлил» на бежевый диван, - в следующий мой визит в церковь я попрошу для него новую жену, лучше прежней, и новый спортивный автомобиль. Давай бокалы, Алваро. Дамам шампанское. Могу плеснуть тебе виски или бренди. Мы не закончили про понтифика… но Кармела предлагает выпить за «долой покровы древних тайн!»
Охнула пробка, сизый дымок поплыл над квадратной столешницей, цепочки пузырьков стремились вверх, образуя в пути восьмерки бесконечности.
- Я не малышка! – притворно обиделась Кармела, насупившись. – Я вам сейчас это докажу.
Пробалансировав в очередной раз по одной из паркетин, она добралась до пушистого коврика, в котором утопали ножки низкого столика, и забралась на стол. Теперь она несколько возвышалась над всеми, хотя и нельзя сказать, что сильно.
- Да, шампанского, шампанского. Сегодня исполнилось ровно двадцать пять лет одной маленькой хитрости, - она сама хохотнула от того, каким преувеличенно официальным стал ее голос, правда, иногда срывавшийся из-за того, что язык все-таки чуточку заплетался. - Случившейся на дне рождения моего кузена Диего, когда Пабло, Алваро, Клаудия и Кармела познакомились. Почему бы не отпраздновать эту дату тем, что эффектно выдать маленькую тайну, которая все эти годы была известна только мне? Пабло, тебе понравится, - в голосе Кармелы не было слышно и тени сомнения, - Алваро, убери, наконец, с лица это выражение раздражения. Сколько можно? Тебе никто не говорил никогда, что с таким ходят топиться, а не к друзьям пить шампанское? Клаудия, даже ты сейчас выйдешь из состояния роскошной Снежной Королевы. Оййй…
С последним возгласом Кармела, чересчур увлекшаяся собственной речью и поэтому потерявшая баланс, чуть не упала со столика, опасно качнувшись на самом краю.
- Вот, я же говорю, что пафос до добра не доводит. Так вот не буду вас томить, - тут она набрала побольше воздуха в легкие и выпалила. – И виноват, как ты, Пабло, выразился, был вовсе не Диего, а я. Потому что мне не стало плохо в машине. Просто когда я села в нее, то вдруг поняла, что сейчас Пабло останется вдвоем с Клаудией, а мне этого ужасно не хотелось. Так сильно, что я сделала вид, что мне плохо. Хотя мне никогда в жизни не было плохо в машине, ни тогда, ни до, ни после. Сколько бы я не выпила. Вот.
На этом месте Кармела перевела дух и отпила из бокала.
Я и Пабло.
- Любопытная шутка, - ледяные кубики с треском сыпались на дно бокала.
- Много льда, Алваро, - машинально сказал Пабло.
- Я вижу.
- Я догадывался, что это неспроста! – шутливо погрозил пальцем Пабло, поддерживая жену за талию, но не пытаясь снять со стола, - после отъезда Алваро и Кло тебе моментально стало легче. Кажется, ты даже смогла изобразить самбу на половице.
Его не смущали ни напряженное лицо приятеля, ни холодноватый, с изморозью, взгляд Клаудии.
Похоже, его ничто не смущало, как и Кармелу. Он улыбался.
Кармела ритмично раскачивалась.
Давняя шалость казалась (и была) давней шалостью.
Нынешнее – прочным и незыблемым, как скала.
Алваро залпом проглотил бренди.
- Извините, подышу, - шампанское осталось стоять на столешнице. Восьмерки бесконечности стремились вверх.
- Шампанское станет теплым, Ал!
- Ничего, - щелчок, рама французского окна отъехала в сторону, в комнату ворвался легкий бриз, зашевелил колокол платья танцующей Кармелы.
- Ты… ты это серьезно? Хотя что я спрашиваю, - спохватилась Клаудия, - конечно, серьезно. Ты всегда была вопиюще серьезна, если речь шла о шутках и розыгрыша.
Она выпила шампанское, но поднесла его к губам тем судорожным движением, в котором было гораздо больше от того, как хватается за воду находящийся в лихорадке, чем от желания присоединиться к тосту.
- И, главное, всегда успевала вовремя, - закончила Клаудия почти с обидой опоздавшего к раздаче подарков.
Значит, в тот далекий вечер она по милости Кармелы оказалась в машине Алваро. Тогда она считала это великой удачей. Она всегда была красивее Кармелы, но не умела быть такой шумной, чтобы находиться в центре внимания. Алваро ей понравился, но почему-то так получилось, что покататься он предложил Кармеле. К счастью, недомогание подвыпившей подруги расставило все по местам. Клаудия почти с сочувствием посмотрела на Кармелу, которая осталась в компании неловкого Пабло, явно проигрывавшего на фоне подающего надежды журналиста. Лишь потом, с течением лет, Клаудия все чаще и чаще думала о том, как глупа тогда была по юности, диктующей набрасываться на цветные яркие фантики, блеск которых не дает заметить лучшие самородки, берегущие себя от посторонних глаз под серым налетом якобы посредственности. Если бы она осталась тогда с Пабло, может, у нее был бы шанс понять это раньше! Теперь Пабло – образчик успеха. И его неловкость, и то, что он похож на медведя, кажутся особой составляющей его обаяния. Он может себе позволить все, да хоть спотыкаться на каждом шагу и ронять вещи. потому что… просто потому что. На его фоне Алваро – всего лишь неудачник, которому приходится нести бремя собственной мизантропии и остроумия, неинтересного ни самому ему, ни кому-нибудь другому, чтобы его хоть как-то было видно.
- И ты тогда так запудрила бедному Пабло голову, что он женился и до сих пор считает себя счастливым, - Клаудия старалась мило острить, но досада громко заявляла о себе.
- Ага, примерно так и получилось, - Кармела не заметила двойного дна у шутки Клаудии.
Для нее откровение было всего лишь милым признанием, не имеющего никакого отношения к настоящему, свершившемуся, незыблемому и прекрасному. Она рассказала так, как взрослые дети признаются своим уже престарелым родителям, как умудрялись красть конфеты из запертого буфета. Чтобы повеселить всех. И чтобы уже через непродолжительное мгновение все забыли об этом. С условием, конечно, что переедание не имело фатальных последствий.
- Я запудрила голову Пабло. А Алваро и ты так хорошо покатались, что садитесь в одну машину вот уже пару десятков лет с гаком. Отличные последствия одной вечеринки.
- Ты всегда считала, что для того, чтобы все устроилось именно так, как тебе хочется, нужно устроить это самой, - бесхитростно рассмеялся Пабло, слегка подражая задорным интонациям Кармелы, - я должен был догадаться! Ты была слишком оживлена после отъезда Кло и Алваро!
- Ты это уже говорил минуту назад, - с террасы шагнул Алваро, с опустевшим бокалом в руке, остановился на границе света и густой, чернильной темноты сентябрьской ночи. Лицо его странно подергивалось, словно он сдерживался, чтобы не расхохотаться, - да. Мы уехали с Клаудией.
[Со свежезамороженной Клаудией.
Я познакомился с ее свежезамороженными и прекрасно сохранившимися родителями. Милым загородным домиком и террасой, увитой плющом.
Я пил с ее отцом чай и разговаривал о Титанике.
Ее мамаша принесла вишневый пирог, со сливками и корицей. Ночью.
Странно, что Клаудия не вызвалась тогда сыграть мне Баха].
- … ты что-то сказал, Алваро? Шампанское тебя ждет. Дамы, я вам налью еще. Клаудия, Кармела не успела тебе похвастаться? Мы на днях ездили в Мадрид, на выставку современного искусства, и купили триптих… Каро, малышка! Кто автор? Я снова забыл. Кармелита сказала, что это очень перспективный художник. Я не знаток, но, как по мне, неплохое капиталовложение. И совсем недорого. Он в другой комнате. Смешное название. «Оттенки серого».
- Признаться, я так и не поняла название, - засмеялась Кармела.
Она, наконец, освободилась из объятий Пабло, но никуда не ушла, вертелась рядом, подставляя ему бокалы и, когда муж наполнял их шампанским, целиком, так что белая пена, шипя и пенясь, переливалась через край и стекала игристыми струями вниз, на ковер, ойкала, шутливо ругала его за неловкость и передавала бокалы Алваро и Клаудии, упорно не замечая их глухое отчужденное молчание.
- Наверное, поэтому мы и купили эту картину. Сложнее всего оторваться от непонятного. Смотришь, смотришь и все силишься понять, что же эта картина говорит. Вот если бы были «Оттенки белого», то я бы наверняка поняла сразу. Слоновая кость, молочный, белый с патиной, айвори, цвет безе…
- А я вот, мне кажется, понимаю очень хорошо, - пожала плечами Клаудия.
Бокал был липким от пролитого шампанского, и еще казался горячим. Она еле удерживала его в руке. Похожее ощущение было на свадьбе. Она плохо помнила тот день, потому что была слишком нервна тогда, и переполняющее ожидание прекрасного будущего мешало воспринимать конкретику настоящего. И не пила ни грамма, потому что боялась, что и капля алкоголя способна увести ее вообще в заоблачные дали, так что она забудет, как ступать по земле и непременно тогда грохнется. Только и запомнила, что всегда полный и почему-то липкий – видимо, рука дрожала – бокал, судорожно сжимаемый в руке. Как и тогда, сейчас пить не хотелось…
- Как раз у белого нет оттенков. Хорошо и есть хорошо. А вот у серого их масса.
«А Клаудия чем-то расстроена», - понял он вдруг. По тому, как она вцепилась побелевшими пальцами в ножку предложенного бокала; сейчас треснет, и шампанское польется вниз, на ковер, брызгами - на безупречные загорелые ноги. Он иногда засматривался на ноги Клаудии – «машинально», как говорил в таких случаях, Кармела, притворно хмуря брови, грозила ему пальцем. Он смеялся и отшучивался, и все становилось просто и обыденно. Как обычно. Уютно.
- Да что это с вами сегодня такое? - бормотнул Пабло, с грацией боксера-тяжеловеса огибая неподвижно стоящего Алваро, - Ал, что ты застыл? Тебе не кажется странным название?
- Я не видел, - Алваро расположился на диване, отставил в сторону недопитое шампанское, - по-моему, это обычная уловка художника – назвать произведение так, чтобы у покупателя не возникло сомнений, что ему не дешевую поделку пытаются всучить, а почти бесплатно отдают нечто с глубоким философским подтекстом. Хорошая наживка для богатых дураков.
- Ты потрясающе любезен, - в голосе Пабло неожиданно прорезался легкий холодок, царапнул неприятно, - пойдемте. Я покажу.
- Не хочу.
- Странная муха тебе укусила, приятель, - он пожал плечами. Разбираться в переменах настроения Алваро ему не хотелось, - Клаудия, ты наверняка захочешь увидеть.
- А я с удовольствием посмотрю, - Клаудия почувствовала, что ее чуть качнуло, чего с ней обычно не было, даже если она перебарщивала с вином или шампанским. - Алваро может подождать нас здесь.
Она не удержалась и раздраженно дернула плечом. Как можно столько лет играть эту пошлую с претензией роль вечно недовольного мироустройством? Иногда ей казалось, что если все скажут, что хотят есть, то Алваро обязательно проедется по глупому чувству голода, даже если сам будет от него в это время умирать.
- Кармела, ты ведь составишь ему компанию? Ты картину уже видела, и должен же кто-нибудь утешить Алваро в его одиночестве.
Все так же судорожно сжимая бокал, Клаудия улыбнулась такой же судорожной улыбкой и, изящно ступая на высоком каблуке, прошелестела в спальню, где стояло обещанное ей полотно. В голове шумело от выпитого и вертелась какая-то безумная, столь не свойственная ей, шальная мысль, под влиянием которой она и посоветовала Кармеле остаться. Остаться... если бы тогда уехала Кармела, а она, Клаудия, осталась с Пабло, то тот бы уже никогда не посмотрел ни на какую другую женщину. В этом она была уверена.
- Пожалуйста-пожалуйста, - удивленно ответила Кармела, в очередной раз усаживаясь на диванчик, укладывая подушки под спину.
На месте долго ей обычно не сиделось, но сейчас, озадаченная вспышкой обоих друзей и изрядно хлебнувшая шампанского, она явно намеревалась некоторое время оставаться на одном месте.
Пабло и Клаудия скрылись в спальной. Алваро остался сидеть недвижимый и мрачный, как грозовая туча.
- Алваро, послушай, мы все тебя любим таким, какой ты есть, но сегодня ты, кажется, чуточку уже перебарщиваешь. Что на тебя нашло? - Кармела бросила взгляд на дверь спальной, повернулась к Алваро и понизила голос. - Может быть, у тебя неприятности, которые ты не можешь рассказать ей? Один раз Пабло прокололся с автором. Знаешь, у него нюх на то, что станет бестселлером и что можно печатать большим тиражом. А один раз был чудовищный прокол. Огромный тираж и... пшик! Так он месяц страдал и молчал. Боялся меня разочаровать. Похудел, бедный. И глаза были всегда виноватые. Я уже черт знает что надумала, и была счастлива узнать, что случилось на самом деле. Так что ты лучше скажи. Чтобы Клаудия не придумала что-нибудь похуже.
- Похуже? – Алваро тихо закипал.
Нет, «закипал» - неправильно, скорее, это была рябь на сизой воде, едва заметная, как дергающееся в тике нижнее веко.
- Выпьем… малышка, - в улыбке Алваро появилось что-то неприятно-змеиное, - Клаудия наслаждается подделкой под искусство, Пабло не упустит возможности похвастаться приобретением, которое обошлось ему в весьма умеренную сумму, и которое (о, да, чутье и дьявольское везение!) через пятьдесят лет будет оцениваться круглым числом с пятью нулями. А мы – выпьем.
Он неторопливо разлил по бокалам шампанское.
Перед глазами мелькали заголовки газет.
Двадцать пять лет прошло…
- Двадцать пять лет прошло, Лита. А я… Я все помню, словно вчера было, – он не лгал. Память, легко стирающая границы между событиями, датами, сейчас с фотографической точностью воссоздала тот вечер, сделала его сферически выпуклым.
[Лицо – крупным планом. На висках блестят мелкие бисеринки пота].
- Тогда… тогда ведь ты мне понравилась… не Клаудия. Ты была… легкая, понимаешь? Ты шутила, смеялась, и все это выходило у тебя органично. Без натуги…ты мне понравилась, именно ты, - заговорил он с растущим убеждением. Ему казалось – настолько явно и сильно, что он сам поверил в это, поверил и продолжил, подавшись вперед, заглядывая ей в глаза. На столешницу осыпался иней, лицо его пошло мельчайшими трещинами, - я огорчился, что не ты поехала в тот вечер со мной, а Клаудия. Болван! Я всего лишь огорчился. Мне надо было бежать, но я поплыл по течению. Я мечтал замахнуться на серьезную прозу или драматургию, думал, что со временем стану издателем. Вместо этого…что? Клаудия, ее родители, «Ал, ты должен, ты журналист, ты борец!» - передразнил он невидимого тестя, поймал руками уши, с силой вдавливая их в глянцевый череп, и начал раскачиваться – вперед-назад, словно китайский болванчик, - так я растратил себя. На пустяки. На сиюминутные прихоти читающей публики. На благосклонные кивки халифов на час. На… все было подделкой, дешевкой, Лита. А Клаудия… она не понимала. Ей важно было появляться на публике под руку с известным журналистом, благосклонно роняя сияние на восторженную толпу. Толпа. Она рукоплещет тому, кто громче каркает. И я не почувствовал, она мне не дала этого понять… как скатился до пасквилей, до желтых статеек…
- Алваро! Ты... подожди, не... - Кармела все силилась найти нужное слово, но память подсказывала только "не преувеличивай", которое сейчас казалось неуместным.
Алваро мог преувеличить, мог ошибаться, мог забыться или слишком поддаться опьянению, но он не лгал и - он верил. С возрастающим изумлением Кармела слушала его пылкую и сбивчивую речь, в которой было все - и искренность, и отсутствие ерничанья, и даже некоторая пафосность, против которой он всегда выступал и от которой открещивался. И все это имело какое-то отношение к тому, что случилось двадцать пять лет назад и к чему она относилась как к забавному моменту - такому неважному, что можно было рассказать о нем всем заинтересованным лицам, не боясь никаких последствий. И оказалось, что кто-то может отнестись ко всему по-другому!
- Алваро, я... ты пойми...
Стараясь отодвинуться от нависшего над ней мужа подруги, Кармела сползла с подушек, почти впечатываясь в диван, потом с дивана и, наконец, извернувшись, отползла в сторону, поднялась на ноги и тяжело выдохнула. Надо было что-то сказать, но именно теперь слова пропали. Вместе с опьянением, на месте которого оказалась странная пустота, которой быть не должно.
- Это всего лишь маленький эпизод. Он ничего не решал. Если бы даже я тогда поехала, это бы ничего не изменило. Мелочи ничего не меняют по-настоящему. Я бы вернулась. Получилась бы всего лишь маленькая петля на дороге, но все бы потом пошло так, как должно было. Я была бы с Пабло, а ты с Клаудией. Я ни с кем бы больше не могла быть. Я это точно знаю...
Кармела посмотрела на дверь в спальную и заметила, что она почему-то закрыта. Неясная тревога и вопрос: что там может происходить? Кармела сделала шаг и замерла.
Войдя в спальную, Клаудия остановилась возле широкой кровати. Вошедший Пабло склонился около холста, и она, пользуясь моментом, сделала несколько шагов обратно и затворила дверь. Едва обозначившееся, когда Пабло предложил показать картину, волнение, стало еще более четким и сильным. Такое бывает, когда решаешься на что-то очень важное. В ее жизни это было редко. Все действия были четко выверенными и продуманными, доказанными и очевидными. Она слишком много выпила...
Пабло повернулся к ней. Он стоял в нескольких шагах, высокий, чуточку неловкий. Когда же случилось, что его неуклюжесть и грубоватость вдруг превратились в своеобразный лоск и уверенность?
Клаудия приняла одну из самых своих элегантных и эффектных поз. Замерла. Потом подошла и остановилась совсем близко.
- Ты стал такой элегантный... С возрастом по-настоящему начинаешь понимать, что это такое... Алваро казался когда-то образцом изысканности и лоска, но оказалось, что он как будто сделан под копирку. Таких штампуют на курсах по подготовке дипломатов. Со временем он стал похож на собственную пародию. И Кармела тоже, ты не можешь не видеть этого. Она ведет себя, как будто этих двадцати пяти лет не было. Смеется, прыгает, танцует... Такие превращаются в сумасшедших старух в чудных шляпках и старомодных юбках. А ты... Тебе никогда не казалось, что когда-то давно все пошло не так, как должно было?
- Кармела решила их распаковать, чтобы любоваться по утрам, - он замер на полпути, позабыв о цели визита. Три обломка мира, три разновеликих высоких прямоугольника без рамок стояли, прислоненные к стене, освещенные вспыхнувшим бра, но он смотрел не на них, - Клаудия?..
Его не насторожил щелчок закрываемой двери, и одна из любимых статических поз Кло. Но во взгляде ее было что-то такое, от чего легкий хмель осыпался, уступив место неосознанному ощущению неслучайности происходящего. Клаудия подошла совсем близко, настолько, что он слышал пробивающийся сквозь аромат дорогих духов запах женского тела; она была… она была Клаудией, сдержанной, изысканной, чуть холодноватой, и неизменно эффектной; но глаза ее на вдруг потерявшем форму лице лихорадочно блестели, и в этом блеске было что-то отчаянное.
«Ты слишком много выпила, Клаудия. И несправедлива к Кармеле».
Нет. Не то.
Ему стало ее жалко.
Еще немного, и он подался бы ей навстречу, погладил по плечу, улыбнулся открыто и добродушно, и ответил что-то утешительное и обтекаемое, округлую маленькую ложь, подарив беспочвенную уверенность в невозможном.
Еще немного…
Взгляд упал на забытую картину. Два одинаковых «импрессионистских» наброска. На первый взгляд разница почти незаметна, неискушенному глазу Пабло и та, и другая часть холста представлялись набором нервных пятен. Сейчас он увидел.
Два пейзажа. На одном – солнечное утро, скамейка в пятнах света, на втором - тот же антураж за плотной кисеей дождя. Между ними – на бледном полотне, исчерканном хаотическим набором зигзагов и молний разной степени интенсивности серых тонов, отчетливо проступал вопросительный знак.
Пабло сморгнул, видение не исчезло.
- Мы видим то, что хотим видеть, Кло, - он отодвинулся; лицо Клаудии отдалилось, обретая фотографическую четкость, - все не может пойти не так, как тебе хочется. Даже если нам кажется, что выбор определен не нами. Мы всегда выбираем то, что хотим выбрать, понимаешь, Кло?..
Эпизод завершен.
Вы здесь » Записки на манжетах » Архив сюжетов по мотивам книг » Оттенки серого. Сцена вторая
