Винни Янг любил искусство. Извращенной любовью, пожалуй, но как с искусством иначе? Взять, к примеру, живопись. Тут Винни был убежден, что «эти художники имели нас всех» − факт сам по себе не очень-то приятный, как и осознание того, что вот это размазанное белое пятно в углу на самом деле не концептуальный символ, а след от соплей. У художника был насморк и не было носового платка. А публика в восторге. И Винни решил, что «имел он этих художников». Так он стал вором, вандалом и идейным вдохновителем среди тех, кто так же любил искусство. Оставаясь при этом…

Директором одного из отделов одной кру-у-упной фармацевтической компании Америки. На презентациях он так и говорил: «Кру-у-упнейшая фармацевтическая компания Америки». Ну, в презентациях это так нужно: переходить на превосходную степень и вообще выражать восторг тем, что делаешь, чтобы тебя с твоим дерьмотоваром купили. Винни разрешалось добавлять немного иронии, потому что он был из тех поганцев, что сосут у босса. Ну, образно, конечно. Попробуй кто так в глаза сказать, ага. Все знают, что Винни Янг не пропустит ни одной юбки с мало-мальски приличной задницей. Директор по дистрибьюции оттого на него и бесится, что Винни завалил его секретаршу на его же столе. Пока директор был в клозете. «Вот так и счастье свое просрать можно». Винни был философ.
Но насчет босса. С нынешним боссом Винни вместе штамповался в Гарвардской школе бизнеса. Прошлый босс дружил с отцом Винни. Нынешний босс был сынком прошлого босса. Именно так. Томми ширялся по-черному, но когда надо молвил словечко за Винни. Ну, когда тот, например, пошлет совет директоров скакать на толстом черном члене. Это если совет директором не поймет всей силы креатива Винни. В общем, директора терпели Винни, а Винни терпел директоров. У него были свои цели.

Очистить искусство.
От того, что не нравилось ему.
От того, что раздражало.
От того, что заплесневело.
«Я – единственная гребаная истина».

На прием к Вальднеру он попал благодаря своей профессии. Вальднер пристрастился к препаратам, стимулирующим потенцию. Винни чувствовал себя наркодилером, что тащит дозу богатому клиенту, который так обдолбан, что не может оторвать свою жопу от дивана и самостоятельно прийти на точку. Конечно, Винни отправил бы вместо себя какую-нибудь шестерку, не знай он об иной страсти Герберта Вальднера. Коллекция. Сомнительное украшение которой…

«Крик».

Винни присматривался к гостям. Выяснил, где находится картина. Пытался утащить Герберта в кабинет «на важный разговор», чтобы хотя бы покоситься на этот шедевр больного разума. Изрядно выпивший Герберт намеков не понимал и аудиенцию провел в ванной, где сразу же спрятал полученные лекарства. «Ну и хрен с тобой», – решил Винни, – «сам найду».

- Шикарный вид, – хмыкнул Винни, стоя в дверях кабинета. – Это я о картине.
Он прошел внутрь, закрыв за собой. Эту бабенку он с неудовольствием примечал каждый раз, когда она вилась вокруг Вальднера. Привлекали ее деньги, понятное дело. Но задница что надо, стоит признать.
- Винни Янг, – он представился, присаживаясь на край стола, делая глоток виски и не стесняясь, что поворачивается к даме спиной. – Директор по рекламе, наша компания выпускает лекарства. Наверное, слышали это «Мечтай и худей». Это фраза с окончательного варианта, а в оригинале было «Не жри и худей». Не пропустили за очевидностью. Видел вас в зале. Вы мисс…Магна Карта? – Винни не удержался и хохотнул в стакан. – Простите, шучу. Марла Картер, я запомнил. Смешное имя. Как эта картина. Никогда не завидовал этому чуваку, представьте, все время с открытым ртом, в ожидании, что вот-вот туда вставят, у-у.

- Могу предположить, что ты не только продажи втрое умеешь увеличивать, – Винни покосился в декольте и одобрительно хрюкнул. Дамочка, скорее всего, чья-то содержанка.

А вот фотографию Винни не любил. Фотография – это искусство манипуляции для тупых. Во-первых, это незамысловатый реализм: пришел, увидел, сфоткал. Никаких тебе кислотных миров или улетной геометрии, или хотя бы мазня чем-то, не обязательно кисточкой и не обязательно красками, по бумаге. Во-вторых, это для ханж, которые изойдутся пуританскими слюнями зависти при виде фотки сенатора, залезающего пятерней в трусы проститутки. В-третьих, это для лохов, с замиранием сердца рассматривающих виды заката-рассвета, травинок-росинок, голых баб и – самое популярное – ночного города (чувак, выйди на улицу, а! там то же самое). В-четвертых, это для мечтательных придурков, верящих в снимки «до» и «после» и никогда не задумывающихся о «между».

Винни оперся на ладонь. На безымянном пальце чистым золотом блестела внушительная печатка. Подарок за лекцию о сакральной силе искусства. Ну как подарок…В общем, случилась эта история, когда Тони Бонуччи купил «Мадонну с младенцем».
Тони – владелец пары казино-борделей в Вегасе. Да, самая настоящая мафия до сих пор крутит всех на банане. Куда ни сунься – везде нужно отстегивать итальяшкам, если не хочешь отправиться в соус болоньезе.
Но лекция не о коррупированности, а об искусстве.
Прошел слух, что выкупленную из музейного заточения «Мадонну» незадачливый Тони повесил в спальне, прямо напротив своего траходрома. Мол, смотрит он и воодушевляется. Винни в маске Бэтмана не заставил себя долго ждать.
Но оказалось, что картина – подделка. «Дорогому другу от Джино» на обороте. Н-да, а Тони-то уже связан. Тогда Винни и прочитал свою знаменитую проповедь, что нехорошо это – заниматься разными непотребствами под такой картиной. Тем более под копией.
Перстень он взял на память. А палец выкинул в мусорный бак по дороге.

- Я коллекционирую сердца…Не поверишь, но на эту фразу по-прежнему ведутся. Каждая хочет доказать, насколько я ошибаюсь, – он поставил стакан с виски на колено, едва придерживая его пальцами, и с любопытством быстро глянул на Марлу. – Ты и встречаешься только с коллекционерами? Значит, мне предстоит срочно стать одним из них. Что, если я, скажем так, «позаимствую» эту висящую на стене хрень, чтобы понравиться тебе, мисс рекламный фотограф?

А-ауч, детка, становится горячо, как нестерпимо жарко копии «Моны Лизы» под толстенным стеклом и раздевающими взглядами туристов. Ну вот кто еще будет выстаивать очереди, чтобы посмотреть на тетку специфической наружности, да к тому же завернутую в невзрачную тряпку? Ее только в рекламе зубной пасты использовать: мол, без нашего супер-пупер отбеливающего средства тоже будете только так склабиться. В фирме, кстати, всерьез обсуждали это предложение. Правда, завернули: суды, авторские права, эстеты набросятся. Типа и пририсованные старательным Винни пышные розовые усы не скроют, кто взят за оригинал. В общем, в крупнейшей фармацевтической компании – как на подбор одни трусы, которые ничего не смыслят в искусстве. Так что Винни смыслит за всех.

За всю Америку. Одну большую подделку.
Подделка.
Большая.
Одна.

- Значит, картина, а потом ты. Точнее, ты или картина…А я не прогадаю? – Винни с насмешливой задумчивостью придвинулся ближе и, приобняв Марлу, установил свой стакан теперь уже на ее бедре. Основной инстинкт подсказывал ему, что он не прогадает. Но если бы Винни Янг руководствовался одним основным инстинктом, его обезображенный труп давно бы выловили где-нибудь в окрестностях Чикаго или, еще хуже, коротать бы ему деньки задроченным клерком с женой и кредитами на шее. Тут уж не до искусства и судеб Америки.
- После…Думаю, «после» ты возьмешь картину…и будешь…фотографировать ее анфас, сбоку, сзади…в различных позах, – Винни умирал со смеху, пытаясь сохранить в своем полушепоте серьезность. Вдвойне веселей было осознание того, что за шуткой кроются реальные вещи. – Но чтобы твоя американская мечта воплотилась в жизнь, нужно решить парочку ма-а-аленьких технических вопросиков. Например, нет ли в этой комнатушке – клянусь, у меня в офисе сортир в три раза больше – какой-нибудь неприятной кнопочки сигнализации? И, чтобы под покровом ночи храбрый рыцарь смог выкрасть волшебное зеркало для заколдованной принцессы, рыцарю нужен волшебный ключик от этого склепа. Согласись, будет странно, если я подойду и начну шариться в карманах брюк Герберта. А на тебя никто не подумает плохого.
Винни погладил дно стакана и ногу Марлы. Конечно, у него есть отмычки. Но к чему усложнять, когда тут такой шанс?

В третьем часу ночи, выворачивающейся в утро, Винни продрал глаза и смачно выругался. Он специально лег на полу, чтобы сильно не разоспаться, но едва не проворонил тот заветный момент, когда гости во главе с хозяином, напившись и натрахавшись, отрубятся до следующего дня. Пусть дрыхнут, кролики, пока большой папочка работает.
Крэк-крэк, ломается ворс дорогущего ковра под рифленой подошвой ботинок. Слышат! Слышат и притаились в своих норках. Нет ничего круче этого чувства, когда тебя вот-вот поймают. Крэк-крэк. Все началось с крэка.

Лет в пятнадцать он впервые ощутил вкус травки и вкус отцовских денег. Фигурально, конечно. На деле нужно как можно самоуверенней плюнуть в лицо копу «датызнаешьктомойотец?». Можно плюнуть молча и дожидаться, когда папаша примчится или, скорее, пришлет личного ассистента в участок. Ну а что, все живут в залог. Искусственно живут. Твой отец имеет деньги, и периодически имеет этим тебя. Но смысл не в том, чтобы иметь или не иметь.
Знаешь, на что похожа тюремная клетка? На черный квадрат.
На столе у копа, недовольного тем, что очередной богатенький ребятенок ускользнет из лап правосудия, лежала книга о живописи – кому-то в подарок. Винни ждал, когда его заберут, и от нечего делать листал этот фолиант.
Знаешь, на что похожа моя жизнь? На красный квадрат.

К наркотикам он так и не пристрастился.

Чем тише стараешься идти, тем сильнее хочется заржать. Ну, типа от обратного. Тишина вообще противоречит природе. Природе нужен крик. «Крик». Крэк. Крэк. Поворот отмычки в замке.

Ага, если бы все было так легко. Винни приглушенно высказал свое недовольство Гербертом Вальднером, всеми кручеными замками на свете и лишнему стакану виски, из-за которого он теперь с трудом попадал в замочную скважину. Картина звала его с той стороны. «Я пьян, вот дерьмо», − весело подумал Винни. На руках были разноцветные перчатки. Конспиративно и смешно. Особенно синий мизинец.
Наконец, после краткой борьбы (совсем как баба!), дверь в Зазеркалье поддалась.
- Это Алиса. Скучал, чувак? – сочувственно пробормотал Винни, бросая на стол черную спортивную сумку. – Ничего, папочка найдет тебе местечко повеселей. С девочками и мадоннами на любой вкус.
Винни взгромоздился на стол, встав ботинками на примятую сумку, зажал в зубах фонарик, дающий приглушенный чахоточный свет, и вцепился в раму. Чувак при этом оказался где-то на уровне живота: неприятное чувство, будто сейчас тебе выжрут кишки. Гребаная реалистичность, так и грохнуться можно!…

Твою ж то мать, не ждали! Спина моментально напряглась и взмокла, будто Винни посидел в сауне или хорошенько поскакал на какой-нибудь красотке. В голове уже проносились печальные картинки ссылки в Техас, пока папаша будет решать очередную задачку от непутевого сына. Винни сжал фонарик так, что зубы скрипнули по пластмассе.

Лучше бы все это было во сне. Или хотя бы в каком-нибудь бездарном перформансе. Чтобы голос дамочки ему причудился, как абсентная фея – Ван Гогу. Правда, даже во сне он полез бы отрезать ухо не себе, а нарисовавшейся мадам.

- Гохвохр, – раздраженно пробормотал Винни, стараясь не навернуться со стола. Высота вообще его нервировала, хоть он и был в своем роде птицей высокого полета. Спрыгнув и выплюнув фонарик, что царапал эмаль его идеальных зубов, а у рекламщика должна быть идеальная улыбка, вот и приходилось таскать во рту фарфоровый завод, Винни перевел на человеческий: – Угадай что.

С неудовольствием он посмотрел на Марлу: нет, ее фигура по-прежнему оставалась потрясающей, но вот лучше бы она сейчас мирно дрыхнула на кучерявой груди Герберта. Ибо какого лешего забыла эта вандервумен в этом вандерленде?

- Детское время уже закончилось, красавица. Ты давно должна была спать в кроватке и видеть очередную серию «Улицы Сезам». А теперь, – Винни задумчиво почесал щеку, – мне придется тебя убить.

Свернуть шею и отнести на пустынный пляж. Сбросить в море и прогуляться. Это даже романтично, а Винни ненавидел романтику. К тому же он был родом не из Гарлема, с заточками и битами на дело не ходил, а даму надо как-то бесшумно успокоить. Поэтому, с усталой харизматичностью выпускника Гарварда, подрабатывающего уборщиком в музее, Винни поспешил добавить:
- Если, конечно, мы не договоримся…

Все женщины по своей природе адепты супрематизма, преломят прямую линию мужской жизни, пресекут параллели, загонят в угол и доведут до точки, если не до прямоугольника. Путь Винни был усеян портретами.
Здесь была и мамаша, дочь нефтяного калифорнийского божка, с формами таитянской гогеновской красавицы, которую отец резонно звал «жирной коровой». Мамаша с недюжинным аппетитом жрала таблетки для похудения и била Винни по губам, когда он повторял за отцом.
Еще были мачехи на ночь. Отец предпочитал поп-арт, поэтому мачех случалось несколько за раз. На них всегда было мало одежды и много краски.
Первая женщина, дешевая проститутка из Бронкса. Смуглая Венера, выходящая из дверного проема. Возьми, если не боишься заразиться. Кажется, стояла весна.
А потом сплошные махи: то одетые, то обнаженные. Но вот так, чтобы стрелой в сердце – Гала! – такого не было. Не очень-то и хотелось.

А между тем застуканному на месте преступления Винсенту Янгу вручается звание лучшего неудачника месяца. Его фотография в рамочке и в стильном оранжевом костюме будет висеть во всех полицейских офисах.
- Вот давай только без рук, не хочу стоять, как придурок.
Думай, Винни, думай. Все поставлено на Картер. Положиться на нее было бы, безусловно, приятно, эх…
- Отлично, значит, берем еще Сезанна и Ван Гога.
Привет, Поль, привет… Ван Гог, кажется, я сейчас сморозил очередную глупость.
Но Винни чувствовал, что у него есть одно преимущество. Не такое уж и маленькое. Ведь «Крик» сейчас принадлежал отнюдь не Герберту. Винни Янг новый владелец этого убожества.
- Хм. Окей, Мунка предлагаю поделить пополам. Тебе половина, мне половина, никто не в обиде.

- Ты шутишь. Ты, должно быть, шутишь.

Винни кашлянул, выплевывая из себя смешок, но в голове у него помутилось. Точнее, наоборот, в голове случился небольшой красочный взрыв, словно палитру неуклюже впечатали в белый холст. Ты привык называть всех психами и придурками, но когда встречаешь настоящего психопата, теряешься.

- Разрезать Мунка на паззлы, конечно, оригинально, но…Зачем оно тебе?

Хватай целым. Не довольствуйся частью.

Винни задницей нащупал край стола и присел:
- Окей, расскажу за себя. Знаешь, я тоже в своем роде коллекционер. Правда, я не люблю эти трупы на стенах. У меня картины живут. Но все по порядку. В этом мире не нужно быть фармацевтом, чтобы работать в фармацевтической компании. Все, что необходимо, − это страсть. Реклама – это игра на человеческих страстях. Моя страсть – искусство. А теперь интегрируем и получаем, что я – Робин Гуд от искусства. Отбираю у богатых, чтобы раздать бедным. Бедным по уму, ха!

С сигаретой он смотрелся бы эффектнее. Но был ограничен в средствах. К тому же, всегда оставалась вероятность, что Марла закричит.

- Потому что их ум засорен. Отчасти мной, скромно признаюсь. Своей искупительной миссией я очищаю искусство. От всего искусственного. Устраиваю поединки у себя в хранилище. На прошлой неделе было забавно, Мане против Моне – черт побери, за ними я охотился полгода! Да, это было… впечатляюще. В конце концов, должен же остаться только один М-не, чтобы люди не путались.

Винни сделал мысленную затяжку. Как там надо с психами, отвлечь внимание и успокоить? Запудрить мозги.

- Целого Мунка ждет цельный Уорхол. Бледное дерьмо против дерьма в цвете. Хочешь на это посмотреть?

- Вот ты и придумала мне ласковое прозвище, переходим на новый уровень отношений. Такими темпами к ланчу мы поженимся. Кстати, «псих» звучит не так уж и плохо, и это ты сводишь меня с ума, – Винни задумчиво почесал затылок и с просыпающимся аппетитом проследил за силуэтом перехлестываемых ножек.
Классная баба Марла. Такая, как арахисовая паста: ее невозможно не любить, но с возрастом понимаешь, что эта штука может быть вредна для здоровья. Нужно переходить на что-нибудь полегче и позеленее.
Или как скромница, синий чулок, пришедшая на выпускной в самом открытом платье. Полапают или посмеются, а титул королевы бала все равно достанется вон той девахе. Потому что она целый год всем лизала. Все предопределено, детка.

Только не со мной.
Только не у меня.
Завтра может не наступить.
Потому что лекарства не помогают.
У них другая цель.
Но до ланча у нас еще есть время.

- Бежим.
Винни, естественно, не сдвинулся с места. Мистер «сначала сказал, а потом подумал». Винни-язык-без-костей. Девчонкам нравится.
- Они скажут, что мы варвары, – обиженно пробормотал Винни, ломая раму.

Настоящее варварство – это впихивать Мунка в границы мещанства. Бежим, оставив Сезанна и Ван Гога заложниками; крепитесь, ребята, скоро над вами будут плаксиво причитать, осматривать лучами фонариков и пальцами в перчатках для экспертизы. Мунку повезло больше, его ждет свобода. Так что мы сматываемся. После нас хоть федеральное расследование.

- Окей, антураж с беседкой твой, но картину понесу я, – Винни с важным видом скатал «Крик» трубочкой. – И умоляю тебя, дорогуша, не наследи. Я все же предпочитаю работать анонимно.

Во время межатлантического перелета его разбудила хорошенькая стюардесса и с радостной улыбкой предложила ему покинуть борт, цедя сквозь зубы вежливые фразы, которые сбивались вокруг уголков рта в розовую пену. Стюардессой была Марла, и Марла заботливо напяливала на него спасательный жилет. Что-то удерживало Винни от крика «какого хрена ты творишь?». Может, это были ее цепкие паучьи пальчики. Может, шикарная задница в короткой форменной юбке. Может, сон.

Сон.
Сон.
Это был лишь сон.
Мечта.

Зажатый под мышкой Мунк молил о пощаде. Море резко пахло дезодорантом. Вражеский замок, внешне невредимый, но с заложенной бомбой в подвале, остался позади. Винни ощущал себя супергероем из комиксов. Артмен, уничтожающий культурное наследие ради потомков.

- Пусть твой Герберт идет…куда подальше, – огрызнулся Винни, расстилая полотно на пластмассовом столике. На завтрак сегодня экспрессионисты, что весьма скверно: от них можно получить несварение желудка.
Винни любовно прижал края картины камешками, найденными на песчаном пляже, и резко развернулся к Марле:
- Послушай, подруга, – он предупреждающе погрозил указательным пальцем, – не знаю, что ты там себе надумала, но в моей игре другие правила, capisci? И, вот что, – голос мужчины дрогнул, когда он опустил пятерню прямо на изображение, – ты…ты сумасшедшая, и я не дам тебе поранить этого малыша. Иначе…иначе тебе придется отрезать мне руку. Давай…давай лучше разойдемся по-хорошему.

Винни нервно сглотнул. Под горячей влажной ладонью бурлила краска.
Чем ты готов пожертвовать ради искусства?

Марла кричит. Готовая картина: приложить белый лист к этим губам, и «Ор» можно выставлять в Прадо. Или использовать на упаковке презервативов. Ха, забавно. Только как украсть поцелуй Марлы?
Марла шипит на ухо.

- Эй, эй, полегче! – Винни хотел попятиться, но пятиться было некуда. Не продумал отходные пути, это плохо. Особенно, если имеешь дело с женщиной.
Все люди лгут, а женщины лгут всегда. «От женщины я получил власть, женщина же меня и погубит». Ну, или как-то так. Посмертные слова какого-то английского короля. Откуда их помнит Винни? Подростком ездил с отцом в Лондон. Отец решал деловые вопросы с некой баронессой и тут же развлекался с ней в рабочем кабинете, старые извращенцы. Винни остался один в гостиной и попросил дворецкого принести «чего-нибудь полистать» (Винни надеялся на комиксы). Дворецкий с надменной рожей притащил коллекционные тома по истории Англии. Винни в долгу не остался. Портрет Марии Стюарт с неровными краями до сих пор хранится дома, среди хлама.

- Что ты делаешь?!...Твою мать! Ах ты дрянь! – Руку обожгло горячим и мокрым, словно на руку кто-то кончил (твою мать!!), Винни завыл от внезапной боли и оттолкнул женщину от себя. – Дура, у меня плохая свертываемость крови!
В естественном порыве залатать рану (течь в корабле, какой же ты дряхлой посудиной стал, старина) он попытался намотать на ладонь, все что попадалось под руку: собственные пальцы, рукав сорочки, юбку Марлы, полотно Мунка…
- Вот дерьмо, дерьмо, дерьмо! – Винни озлобленно пробормотал, с тупым ужасом осознавая, что мировой шедевр оказался перепачкан в его дурной крови. И тем самым обесценен. Потому что он, Винни, не стоит и цента.

- Слушай, а иди ты со своим искусством! – внезапно бросив все, Винни развернулся и спрыгнул со ступеньки террасы. Он пошел к морю, тяжело утопая в песке. Песчинки тут же начали забиваться в ботинки и доставлять дискомфорт, но останавливаться и вытряхиваться было бы не круто. Винни не умел ходить по неровным поверхностям, всегда делал глупости.
Дойдя до забытого или оставленного шезлонга, он присел. Белые деревяшки впились в задницу так, что он стиснул зубы и посмотрел вперед, на море. К нему по песку текла багровая река.

Винни снисходительно и терпеливо позволял Марле за собой ухаживать. Вот ведь женщины! Ты, может быть, сидишь и умираешь – здесь и сейчас, – а она, вместо того, чтобы приласкать, поливает упреками, как будто это ты сам себя пырнул ножом!
Винни кривил губы, пытаясь скрыть неприятные ощущения от болезненных прикосновений. Черт, в следующий раз надо, действительно, быть осторожней и запретить этой дамочке таскать холодное оружие.

Но все-таки в этой женской трескотне ей что-то целительное. Хочется тут же выздороветь, только бы она замолчала хоть на минуту! Ну, и отвлекает от всяких мыслей неплохо.
- Эй, ты бы не стала этого делать, если бы знала, СКОЛЬКО стоит эта сорочка, – кисло пробормотал Винни, сверху вниз взирая на манипуляции Марлы.
А потом дамочка вдруг расплакалась…

…ч-черт…

…и превратилась в маленькую девочку….

…нет, нет, эй, давай обратно…

…которую обидели…

…о нет, ты меня чуть не убила, а я еще и виноват?!...

…которая размазывает слезы по лицу, совсем как в детстве…

…ты думаешь, что очень миленькая сейчас, или что? да ты же вся в крови и соплях!...

…маленькая сумасшедшая девочка…

…ок, ты права. Эй, ты куда?!

- Я не делал бы этого на твоем месте! – только и успел крикнуть Винни вслед помчавшейся за подмогой Марле.
Он медленно поднялся, прижимая руку к животу и провожая женщину взглядом. «Красиво бежит». А потом в голове щелкнул тумблер, и Винни стал действовать.

Эта дура сейчас приведет сюда кучу народа. Винни потрусил к беседке, на ходу заметая следы крови на песке. Брошенный стилет пришлось завернуть в полотно Мунка, как в газету. Винни с трудом удержался, чтобы не помахать импровизированным мечом, и рванул обратно.
Подцепив шезлонг за одну деревяшку, он протянул его до моря и, зайдя на небольшую глубину, попытался утопить. Проклятое устройство цеплялось за жизнь не хуже самого Янга. Рассердившись, Винни швырнул его подальше в море, понадеявшись на волны, приливы, отливы и прочие водные трепыхания. Оставалось избавиться от главной улики, которой был он сам.

Винни побежал к дальнему краю пляжа, надеясь, что там, где частная территория неминуемо соприкасается с общей, можно найти безопасную лазейку. Или получить от сторожа пулю в спину. Или лишиться части задницы, если натравят собак.

Было раннее утро. Щурясь от солнца, Винни полз по камням мола. Кусочек платья Марлы стал воинственно-пурпурным. Вот ненормальная!...Главное, добраться до мотеля и до чемодана с лекарствами.
На шоссе удалось поймать попутку. Расплачивался Винни немного влажными купюрами. Два раза менял такси, запутывая следствие. Один раз остановился у цветочного магазина и сделал заказ: в букет он сунул карточку и попросил о доставке по адресу. Наверняка Марле не удастся сразу же улизнуть из особняка Герберта.

«Если хочешь увидеть нас снова, приходи в день после завтра в прачечную на углу Эджмонт стрит». Карточка была бледно перепачкана алыми отпечатками пальцев.

Следующие тридцать шесть часов Винни лежал на кровати в мотеле и задумчиво изучал потолок. Обваливающаяся побелка напоминала тесты Роршаха: что ты видишь в обнажившемся сером пятне? Вот прямо над головой, например, вырисовывался кролик-убийца с длиннющими клыками, и оттого Винни было немного неприятно засыпать. Но вообще у него были более серьезные темы для размышления.
Слово «алиби» действовало не хуже антидепрессантов. Для всех мистер Янг был на конференции в Варшаве, но Винни и не переживал, что полиция станет его разыскивать. Во-первых, Герберт не подумает на своего «волшебника», а во-вторых, никто не знает, где эта Варшава. Звучит как название африканского племени.
Лежать на кровати в дешевом мотеле в двух районах от своего шикарного дома было романтично. Однако Винни, залечивая царапину на руке, мучился каким-то странным чувством чего-то неправильно совершенного. Забрал сокровища, но оставил принцессу в лапах дракона, типа того. Но ведь и оставить сокровища было бы неверно?...

Винни сидел в кафешке напротив и поджидал Марлу. Ужасно хотелось прийти с противоположной стороны.
- Вам не нравится наш кофе? − над ухом раздался обиженный писк, Винни поднял голову и рассеянно взглянул на официанта. Тот, ставя стаканчик с американо и блюдце с маленькой булочкой, кивнул на уже имеющиеся на столе три подобных набора. Винни пришлось вспомнить, что он делал жест «повторить», как только мальчишка приближался и грозился отвлечь его от наблюдений за прачечной. Мда, полдня тут явно не просидишь. А вот и Марла.

Захватив с собой кофе и булочку, Винни рванул через дорогу.
- Я говорил, что…ты прекрасно сложена?
Вообще-то, он хотел снова подчеркнуть факт выдающейся округлости ягодиц мисс Картер, но вовремя осознал, что Марла однажды пустила ему кровь, и поэтому лучше с ней не шутить, к тому же, женщина, пустившая тебе кровь, становится тебе как бы родственницей, типа сестры или матери, а сестре или матери говорить про задницу как-то не комильфо.
На Марле было красивое платье, а на Винни – черные брюки, белая рубашка и темно-синий пиджак. Пусть не думает, что он для нее наряжался.
- Зайдем внутрь. Кофе будешь? – Винни в два укуса дожевывал булочку, с досадой понимая, что выпечка в кафешке напротив очень даже ничего.
- Рука зажила, спасибо, – он заметил, не дожидаясь вежливого вопроса. А вдруг не поинтересуется?
Стаканчик с бледноватым американо опустился на столик для сортировки белья.
- Эти штуки, – Винни с философским видом кивнул на стиральные машины, – очень похожи на нашу жизнь, не находишь? Приводятся в действие перстом человеческим и электричеством. И вещам внутри начинает казаться, что вокруг все бешено крутится. Хотя это их вертят, как хотят. Забавно, да?
Он хмыкнул и добавил:
- В одной из машин лежит «Крик». И кусочек твоего платья. Проверим их удачу сегодня?

Глава «Что делать, если ваша женщина начала кукситься и это не ее обычное состояние» в «Памятке яппи» дает несколько советов к применению: 1) сводить женщину в ресторан (с маленькими порциями и большими ценами); 2) подарить что-нибудь в коробочке Tiffany (предварительно убедившись, что там не лежит кольцо); 3) пообещать жениться (и жениться на другой). Вздохнув, Винни повел Марлу в кафе напротив. Знакомый официант встретил их без особого энтузиазма.
Среди еще не убранных стаканчиков с кофе нашлась оставленная двадцатидолларовая бумажка. Раздумав, Винни заменил ее купюрой помельче. Придерживая пальцем блюдце, он внимательно прислушивался, когда же раздастся щелчок невидимого тумблера, и окажется, что это он, Винни, во всем виноват. Страдания Герберта вызвали легкое злорадство.
Щелк.
Щелк, щелк, щелк. Марла набирала обороты. Это как минимум на полчаса.
- Чем тебя так не устраивает «Желай и люби»? Могу я воспринимать это как жалобу клиента? − Винни проявил профессиональный интерес и, поморщившись, отодвинулся, чтобы стекающий со столика кофе не перепачкал брюки. Металлические ножки раздраженно проскрежетали по плитке. − Боже, в чем твоя проблема, Марла? Эти люди у себя под носом ничего не видят, все рассчитано на то, чтобы шедевр искусства – или, я бы сказал, искусственный шедевр – изрядно измочалился вместе с грязными носками и несвежими блузками. Надеюсь, они не забудут отбеливатель. Ты хотела уничтожить картину – отлично, я пошел у тебя на поводу, рисковал и лез из шкуры, чтобы сделать так, как тебе нравится. И где радость, я спрашиваю? Где твоя гребанная радость? Решила, что лучше иметь, чем не иметь?

Иногда на жизненном пути подходишь к такой точке, когда понимаешь, что человек, которого ты считал особенным, на самом деле такой, как все.
Каких тысячи.
Миллионы.
Миллиарды.
И на всех не хватит отбеливателя.

Раскрасневшийся официант зло бил шваброй в ботинки.

Упрямо рассматривая кофейные рисунки на столешнице, Винни выслушивал отповедь Марлы и пытался мысленно подпевать звучащей из колонок радиопесенке. Женский голос упорно прорезался сквозь энергичный припев. Винни показалось, что Марла хочет, чтобы последнее слово осталось за ней. Он задумчиво проследил за скрывшимися в прачечной лодыжками.
- Мы бегаем туда-сюда, словно находимся под прицелом. ‒ По ошарашенному взгляду официанта Винни понял, что произнес это вслух. Пришлось огрызаться: «Что?».
Винни категорически не устраивало, чтобы последнее слово оставалось за Марлой.

Он немного постоял на пороге, задержав дыхание и рисуясь перед блондинкой в черной водолазке. Мужика с газетой он, кажется, где-то видел. В супермаркете, в тачке из соседнего ряда, в аптеке? Таких толпы, если разобраться. Но Винни не такой, как все. Во всяком случае, в этом его убеждала его секретарша.
Марла сидела на полу и хохотала. Хиппи раскачивался под музыку крутящихся барабанов. Винни вздохнул.
- Не обращайте на нее внимание, ‒ он доверительно обратился к блондинке, которую явно коробило от вызывающего поведения Марлы. ‒ Бросил парень, уволили с работы, в унитазе утонул любимый котенок – и все это за сегодня.
Плюхнувшись рядом, Винни осторожно потрогал Марлу за коленку. Взгляд скользил от женской груди до груди хиппи, где болтались разные амулеты. Винни сдержался, чтобы не спросить толкование всех этих знаков.
- Слушай, я тут что подумал… ‒ Затылок касался прохладной стены. Губы сами растягивались в улыбке. ‒ Порой я бываю ужасно рассеянным. Мне кажется, ‒ он насмешливо-интимно понизил голос, ‒ я мог оставить картину в мотеле. Хочешь, проверим?
И, перегнувшись к патлатому парню, Винни заинтересованно добавил:
- Эй, а «Битлз» тоже были хиппи, или только этот, в очках?