Аньель нечего было больше сказать, нечего сделать.
Худшее, казалось, случилось с ней когда герцогиня сотворила злое заклинанье, но сейчас было столь же больно и даже хуже, ведь оказалась, что лишена она не только возможности видеть любимого и найти в его объятиях утешенье, но и стала причиной того, что за нее, и против воли ее, поручался и давал клятву другой человек, чужой совершенно, весельчак и шут, ставший в миг столь не похожим на себя. Оставалось надеяться лишь на то, что ее клятва, данная пред Черным Лесом, отказ от помощи, словно призыв, произнесенный Аньель, станет преградой пред ведьмой и менестрелем. Хотя, что ведьма! Ей лишь бы цену свою получить, а большее не волнует ее.
Дочь герцога шла вперед, ведя за собой коня, и ветки деревьев хватали ее, царапали лицо, пытались подрать платье. Корни вырастали из-под земли, ставя подножки и норовя заставить девушку упасть на землю. А сердце ныло в груди, распускалась цветком боли и рана, нанесенная невесть кем птице.
Сквозь ветки деревьев, что смыкались над головой, лишь изредка проглядывала луна, даря краткие мгновения и возможность оглядеться. Но когда ступила девушка на поляну, поросшую низенькими кустиками - брусникой, где свет луны беспрепятственно падал на землю, то перед глазами Аньель вдруг закружилось все. Навалилась слабость и дочь герцога осела на землю, пытаясь отдышаться и с силами собраться для путешествия дальнейшего в неизвестность.
- Ах, Раймонд.. - сорвалось с губ и Аньель протянула руку к волку, пытаясь заглянуть в его глаза, чтобы хоть там, быть может, найти понимание и успокоение, которого так жаждала она, и того, с кем можно разделить душевную боль. - Ах, Раймонд.. зачем, зачем появилась эта любовь, если она приносит всем вокруг одни несчастья? Ты лишен облика, вынужден скитаться и терпеть молча унижения и то, как твое честное и доброе имя порочат. Мой отец страдает.. я знаю, он не может сейчас быть безучастным! Ах, Раймонд, лучше б я умерла в детстве иль молодости, утонула в пруду, чем стать причиной тьмы, что поселилась в сердце моей мачехи, чем причинять менестрелю столько бед и подвергать его столь грозным испытаниям. Что же мне делать, Раймонд?

Волк чувствовал ее, понимал. Он пытался заглянуть в глаза и Аньель смотрела в ответ, видя не зверя, но почти человека, душа которого, бессмертная и прекрасная, спит внутри волка, но свет чистоты ее и доброты все равно сияет. Он пытался помочь - дочь герцога чувствовала это через слезы, которые катились у нее по щекам, но не в его силах было изменить движение и бег судьбы. Но, как и каждый раз, его прикосновения, его участие и забота, просто присутствие его рядом делали жизнь немного проще, и цепи, что стягивали грудь, мешая дышать, опадали, позволяя вздохнуть прохладный ночной воздух, пахнущий гнилью и сыростью.
Аньель вздрогнула, когда волк зарыдал вместе с ней, но она не испугалась, не отстранилась, хотя никогда еще не доводилось ей слышать песню силы лесов так близко. И вой понесся вверх, достигая луны и звук его заметался меж деревьев.
- Ах, Раймонд!..
Пусть конь испуганно шарахнулся в сторону, но, зацепившись уздечкой за ветку, не мог убежать и теперь лишь косил взглядом на зверя. Пусть их слышали все обитатели леса, но кто осмелится прийти и окунуться в чистое горе, что расплескивалось кругом?
Понемногу становилось легче. Нет, боль душевная не утихала, но Аньель привыкала к ней, как можно было привыкнуть и к боли физической. Мгновения отчаянья сменялись осознанием необходимости что-то сделать, попытаться предупредить беду, если еще возможно такое. Девушка коснулась волка, проводя ладонью по шерсти, голос ее дрогнул, но звучала в нем теплота.
- Не страдай хоть в обличье волчьем, Раймонд. Пусть эти часы темного забвения служат для тебя отдыхом, и прости, что растревожила тебя. Но придется мне написать письмо, дабы рассказать о всем случившемся в подробностях, ты прочтешь его утром, а пока - отдохни. Извини лишь, что мне нечем накормить тебя.
Перед глазами все еще кружилось, но Аньель поднялась и неспешно подошла к коню своему, доставая бумагу и чернила и перо, одолженные отшельником добрым, к мудрым словам которого и справедливости хотелось вернуться. Ночной холод проникал сквозь платье и обнимал дочь герцога, заставляя дрожать от холода. И девушка постаралась сесть поближе к зверью, разложила на коленях бумагу, а рядом поставила чернила.

"Милый Раймонд. Как хотела бы я потратить время это, чтобы написать письмо, полное любви, но, боюсь я, что бумаге придется выдержать много тяжелых слов и тебе, читая их - тоже, ведь беды наши не закончились и сердце мое разрывается от отчаянья, от ужаса всего, что происходило в последние часы этой зловещей ночи.
Прежде всего, скажу тебе одно: не слушай ведьму, к которой ты путь держал, и, прошу тебя, не слушай менестреля Биллигана ни в чем, не принимай его помощи, как увидишь - гони прочь в тот же миг. Ведь опасаюсь я, что, несмотря на отказ мой, ведьма, не знающая жалости, все ж подготовила должное, дабы вершилось темное колдовство, иначе назвать готовящийся обмен я не в силах."

Чернила растекались кляксами, рука девушки дрожала, когда пыталась она вывести ровные строки - не получалось. Но все же письмо можно было прочитать, можно было разобрать средь помарок и бежевых пятен там, куда падали слезы, правду жизни.
- Раймонд, скажи мне, - Аньель подняла голову, глядя на волка, - быть может стоит бежать там прочь? Стоит покинуть эти края, отправившись в земли дальние, где не бывает зимы и где много песка, где сарацины скачут на диковинных скакунах - верблюдах, где возвышаются древние язычески храмы, похожие на горы, и мохнатые деревья стремятся вверх, к солнцу, и дают плодами своими гигантские орехи. Там, говорят, сильна древняя магия, и там не будет никого, кто невольно иль из злого умысла отнять счастье у нас попытается.

Ночь и луна. Два спутника, что неразрывно следуют рядом, двигаясь рука о руку. Мрачный лес, недаром прозванный чернолесьем, не только из-за обилия близко стоящих елей и коварных болот, вовсе нет; а за дух и мысли, витавшие здесь. За песнь волчью, что зовет отринуть все и бежать, бежать, кого-то превращая в добычу, а кого-то - в охотника.
Аньель излила свое горе, выплеснула его в слезах и словах, а теперь внутри нее появлялась и росла решимость сделать хоть что-то, не сидеть без дела, не стать обузой. Пусть сначала она изложит свои мысли бумаге, выскажет вслух все, что на душе, и попросит совета, хоть молчаливого у зверя. И волк словно понял ее, потянулся, отворачиваясь от зова стаи, что явно влек его, и положил лапу на подол платья, будто предлагая остаться.
- Ты.. ты прав. Что в той стране? Чужое все, нет веры, нет друзей, - дочь герцога вздохнула, вновь касаясь волка ладонью и находя в том утешенье и спокойствие. Друзей у них не было и здесь, недаром бежать им пришлось, а не искать помощи у верных товарищей. - Я напишу письмо, а ты, любимый, напиши мне ответ. Вместе решим мы что с судьбой нашей делать.
Девушка обращалась к волку, словно к человеку, уже не ища ответов, но желая найти того, кто будет слушать - иногда и этого более чем достаточно бывает.

"Прости меня за столь сумбурное начало, любимый, но сложно мне собраться с мыслями. Впрочем, постараюсь я описать события ночи как можно более четко, дабы не возникло у тебя непонимания и сомнений.
Так слушай. После того, как превратилась я из птицы в человека, не сразу удалось мне понять что происходит, и отчего в лесу я темном и что за женщина стоит предо мной, обещая скорое да быстрое спасение. И поверила я ей, рассудив, что должна так поступить, коли привел ты нас к ней. Но, едва оказались в пещере ведьмы мы, как стала ясна цена.. "

Аньель писала и писала, раскрывая перед Раймондом случившуюся историю. Она лишь ненадолго остановилась, когда нужно было описать свое согласие на жертву.
- Льщу себе я надеждой, что ты поймешь мой порыв и простишь, ведь лгать тебе я не в силах, - вздохнула девушка, к волку обращаясь. И вновь взялась за перо, честно излагая историю того, как дала она свое согласие и отчего она поступила так, рассказывая как появился менестрель и как все слова ее оказались пусты и никем не услышаны. Как помимо воли ее дал шут согласие и отчего это непосильным грузом легло на ее сердце, отчего считает она эту затею полной мрачных обещаний и притворного счастливого исхода. Написала дочь герцога и о том, что не может быть счастья через чужое горе, и в этих мыслях своих просила у рыцаря поддержки и согласия. В конце рука ее легко и просто отразила любовь ее, облекая самое прекрасное чувство, что быть может, в слова.
- Вот и закончено письмо, - Аньель свернула бумагу, прижав на мгновение к губам своим, убрала перо и чернила, после чего вновь уселась на землю. Голова не кружилась больше, но тело было налито слабостью, сил совсем не осталось и девушка только и могла, что вновь вести беседу с волком. - Раймонд, скоро рассвет и станешь ты человеком, я обернусь птицей, и хотела бы я добавить в послание свое слова ободрения, но не нахожу я их. Но знаю я, что нельзя терять надежду нам, что вдвоем мы сумеем найти избавление от напасти, коли не здесь, так в другом месте. А если иссякнет терпение и надежда в прах превратиться, то лучше нам обоим остаться навеки в зверином обличье..

Разговор их, обильный на слова с одной стороны и молчаливый - с другой, так и тек плавно вперед, и луна двигалась по небу, понемногу совсем прячась за деревья. Запели птицы, чувствуя скорый рассвет, но и эта песнь радости, столь неожиданная в чернолесье, не принесла отрады. И звезды начали тускнеть, когда с востока заалело. Пополз туман и появилась роса, первые капли которой побежали по рукам девушки и по лицу, словно слезы.
- Вверяю себя и судьбу свою в твои руки, Раймонд, и верю, что примешь ты верное решение, что убережет нас обоих от беды и новой напасти, - слова, едва сорвавшиеся с губ, как поляна наполнилась густым туманом, словно дымом пожарищ.
Аньель закрыла глаза и раскинула руки. Стать птицей да взлететь в небо, вспорхнуть и отдаться на волю ветру, не зная боли и тревог...
Миг и в одежде забился ястреб, заклекотал недовольно, выбираясь из складок плотной синей ткани с узором золотой нитью. Запрыгал по земле, подволакивая крыло, но не получалось у него взлететь, пусть даже тяжело и неуклюже.