- Идти никуда не нужно, - доктор полировал взглядом серый кафель пола, на котором остались кровавые брызги – следы недавней трапезы, – вы останетесь здесь, под вымышленным именем, вряд ли кому-то в голову придет идентифицировать личность умирающего пациента. Надеюсь на это, - поправился он. – А ваш знакомый… Его организм потерял возможность продуцировать антитела, как объект исследования он бесполезен. Впрочем, можно понаблюдать…
Он сказал это без энтузиазма. Наблюдать времени не было. Рано или поздно Мартин узнает о смерти Кристины, а опыты с получением сыворотки против вампиризма могут оказаться и неудачными… Тогда жизнь Адама Кислевского закончится раньше, чем он рассчитывает.
А жить хотелось.
Горячо, страстно, до колотья под ложечкой хотелось жить.

Надо было решать, что делать с тем, другим. Сейчас ничего больше не удерживало ученого от краткого «можете убить», но язык не поворачивался вынести приговор.
И Кислевский малодушно решил его отсрочить.
- Вы будете получать кровь зараженного дробными порциями, внутривенно. Чтобы притупить чувство голода, я изыщу иные резервы. Кровь для питания будет здоровой, я вам обещаю. А зараженную… я возьму свою.

- Нет. Пока нет... - пробормотал доктор, замечая, как загораются надеждой глаза молодого человека. Во рту стало кисло. - Начнем прямо сейчас. Я сделаю забор собственной крови, возьму вашу для первичного анализа, после - переливание, завтра новый забор крови.
Кислевский монотонно перечислял необходимые манипуляции, напомнив, что в кровь перед переливанием добавляется антигистаминное средство, «чтобы избежать анафилаксии»…
- …аллергии, - поправился он, употребив более известное обывателю слово, - я могу обещать вам, что не сделаю ничего, что повредит вам, и буду держать вас в курсе всего происходящего.
Он извинился и оставил Мартина одного.
Забор провел быстро, после пришлось некоторое время сидеть на кушетке, откинувшись к стене; затылок ощущал холод кафельной плитки, кружилась голова.
К Новацкому вернулся бледным, но оживленным, будто в легкой эйфории.
- В этом кофе почти нет крови, - продекламировал ученый, делая приглашающий жест, - сейчас я возьму для исследования вашу.
Он шутил и даже улыбался, немного вымученно, растягивая бледные гуттаперчевые губы, а где-то внутри птицей билась тревожная мысль – «он верит мне, верит. Верит, верит…А я его обманываю».
То, что в начале казалось простым и ясным, не нуждающимся в оправданиях, жертвой во имя Идеи, сейчас вызывало прилив жгучего стыда, и тогда Адам отворачивался, чтобы не встречаться с Мартином взглядом.

День седьмой

Невысокая плотная девушка в белом халате остановилась у двери последней палаты хосписа. Палата была в отдельном отсеке, в самом конце здания. Все знали – здесь лежит тот, кто потерял всякую надежду и не хочет больше бороться. Марыся не любила эту палату. Каждый раз после посещения хотелось пойти в душ, мочалкой оттирая въевшуюся в кожу безысходность.
Ей пришлось выйти из отпуска раньше, отозвал главврач, чтобы заменить находящуюся на реабилитации пани Собеску. Сменщица поведала ворох новостей, полушепотом сообщила, что «пан Кислевский после случая с Беатой, пани Собеской и маньяком стал совсем странный», а в палате смертников появился новый пациент.
Марыся пробежала глазами журнал передачи смены.
- Кристина Новацки?.. – поинтересовалась она, не увидев в списке знакомой фамилии.
- Умерла дней десять назад, - равнодушно сообщила подруга, придирчиво рассматривая в зеркале прыщик на носу, - все, Марыся, пока, побежала.

Она механически кивнула. Кристину было жалко особенно - сама не знала, почему. Молодая девушка, ее ровесница. Строгое бледное лицо и тонкая, как говорила бабушка, «одухотворенная» красота. Сейчас ее не стало.
Марыся потрясла головой и начала обходить палаты. Кислевский задерживался – говорили, ночами он сидит в лаборатории.
Смертник был последним.

- Здравствуйте, - поздоровалась она, привычно надевая на лицо «дежурную улыбку». «Дежурная» для этой палаты была особенной, сдержанной, без толики оптимизма, но с долей сочувствия. Она привычно пробежала глазами по вылизанному механическим уборщиком полу, кафельным стенам, остановив взгляд на пятнышке крови на полотенце – судя по цвету, свежем.
- Я скажу, чтобы вам поменяли полотенце, пан… Войцеховский, - медсестра встретилась взглядом с пациентом и запнулась, проглотив очередной дежурный вопрос. Молодой человек не выглядел больным, пожалуй, немного бледным… И лицо! Лицо, изящное, нервное, с высокими скулами и чувствительными крыльями носа казалось слепком, почти точной копией лица умершей Кристины Новацки.

Марыся

Этот человек не выглядел умирающим и даже больным, но находился в палате смертников, и явно не хотел, чтобы она оставалась здесь дольше.
Все-таки он казался странным, и вся ситуация – странной. Но Марыся, сколько ни пыталась, не могла ухватить за кончик нитки, чтобы размотать клубок противоречий, прочно угнездившийся в собственной голове.
Она сморгнула и смущенно отвела взгляд – такое нарочитое разглядывание было уже почти… неприличным.
- Извините, пан Войцеховский. Нет, мы раньше не встречались, просто… вы очень похожи на одну девушку. Совпадение. Простите еще раз. Если вам ничего не нужно…
Медсестра попятилась спиной к двери, прихватив полотенце. Откуда кровь, если ему не проводят никаких процедур? Кровавый след напоминал смазанный отпечаток губной помады.
И это тоже было странно.

- Она… - Марыся со всхлипом втянула внутрь воздух, пропитанный антисептиками, и закашлялась, до ощущения наждачки в горле, так, что выступили на глазах слезы, - разве вы не знаете? Она умерла десять дней назад…
Матка Боска! Так он ей все-таки родственник. И не знал о ее смерти!
Девушка отпустила дверную ручку и шагнула вперед – то ли утешить, то ли оправдать свой неуместный порыв.
Дверь за ее спиной распахнулась, ударившись о косяк. На пороге стоял Кислевский.
Без халата, с расстегнутым воротом несвежей сорочки.

- Марыся? Что ты тут?.. – доктор удивленно разглядывал палату, пациента – у Мартина было странное лицо; оглянулся на медсестру.
Холодок медленно наползал на веки.
- Пани Сикора, этот пациент не нуждается в сестринском уходе. Будьте добры, оставьте нас, - в голосе доктора хрустели льдинки.

- Выйди! – повысил голос Адам, обращаясь к замешкавшейся Марысе. Та испуганно моргала, пытаясь понять сказанное, - ты слышала?!
В голосе прорезалось едва сдерживаемое бешенство.
Кислевский резко развернулся, сгребая медсестру в охапку, и выставил за дверь. Тускло щелкнул замок.
Доктор привалился к косяку, смежив веки и слушая стук собственного сердца.
Хаос вперемешку с восторгом первооткрывателя, безумная надежда, этой ночью оформившаяся в беспристрастные факты.
- Ей никак, - он не открывал глаз, прислушиваясь к себе, настоящему, не скованному приличиями и необходимостью лгать и изворачиваться, - она умерла десять дней назад. В день нашего с вами договора.
Глаза раскрылись, он оттолкнулся от косяка и двинулся вперед, прямо на Мартина.
- Я не сказал вам, не хотел, не верил, что вы станете помогать мне, не имея собственного интереса. Мне жаль.
«Мне жаль», - впервые за долгое время эта дежурная фраза прозвучала иначе, нежели две недели назад. Месяц тому назад. Три месяца.
Собственная боль, собственные страхи и надежды оплавились в ней.
Если бы он узнал о вампирах раньше!
Кристина могла бы жить.
Возможно, умер бы кто-то другой, но эта девушка могла бы жить.
Он подошел близко, до ощущения на собственном лице прерывистого, свистящего дыхания с привкусом крови.
В бездонных, как два колодца, зрачках, плескалось веселое безумие.
- Мне жаль, Мартин, - повторил он настойчиво, не отводя взгляда от бледного лица вампира, словно пытаясь сказать больше, чем мог сказать, - но я это сделал. Я смог выделить антитела к вирусной транскриптазе вириона САТ. И понял, как можно помочь вам.

Он понял, что победил – хотя бы в этой маленькой битве. Еще одна победа. Еще один шанс на спасение, выигрыш во времени.
Откровенность могла стоить ему жизни, но в тот момент он не думал об этом.
- Сейчас нельзя, – Кислевский произнес это тоном родителя, который уговаривает ребенка подождать десерта до конца обеда, - это догадка. Для проверки мне понадобится еще один человек, здоровый. Тот, кто попробовал кровь вампира, но в вампира не превратился. У вас есть на примете такие знакомые?
Доктор не сомневался – должны быть. Мартин охотник («Был охотником», - поправил он себя)
«Был, - послушно согласился внутренний голос, - пока не превратился в зверя».
Опасная работа.
Что может угрожать охотнику? Смерть от вампирских клыков? Да. Но это не самое страшное из возможного. Не этого они боятся больше всего.
Вирулентность вируса САТ очень высока. Но заболевают не все.
Значит, должен быть кто-то, кто не стал вампиром. Обязан быть.
- Если есть кто-то, кто не превращается в вампира после контакта, значит, его организм обладает мощным сопротивлением. Я повторю процедуру, которую проводил с вами и смогу получить сыворотку, - Кислевский сморгнул и отвел взгляд; в глазах скрипел песок.

***

- Вечно этой старой грымзе что-то бластится, - буркнул начальник вневедомственной охраны инфекционной больницы, - сказал бы, что проверил.
- Я сказал, она не верит, - один их охранников яростно почесал спину. Хотелось в душ, домой и спать, - говорит, что стоны не прекращаются, и утверждает, что в подвале кого-то мучают.
- Она сама замучает кого угодно! – старшую медсестру приемного отделения охрана не любила, считая вздорной, выжившей из ума ведьмой. Сейчас ей вздумалось доказывать, что она слышала чьи-то стоны в отсеке, где хранится больничная рухлядь.
- Ладно, чего уж там, схожу проверю, - охранник побренчал связкой магнитных карт.

Обход он сделал быстро, машинально вставляя карточки в прорези замков.
Почти заканчивал.
«Старая дурр-ра!»
У предпоследней двери задержался, осторожно потянув носом. Странно.
Дверь открылась, и вместо привычного запаха пыли в нос ударил тошнотворно-соленый запах крови. Луч фонарика скользнул по стене.
Пся крев!!
- Шеф!.. Шеф! Отсек G, комната семь, срочно, реанимацию! Здесь человек!

- Кислевский? – машинально переспросил охранник.
- Бригада отправлена, Войцек. Помощь нужна? – на запястье секьюрити ожила рация.
- Нет-нет, справлюсь. Он жив и в сознании. Говорит, его запер Кислевский. Сообщите главврачу и позвоните в полицию. Но медики не помешают. Один момент, пан…

Об ученом говорили разное. И про опыты в лаборатории, и про то, что он мог работать сутками, не выходя из кабинета, а недавно кто-то из сменщиков утверждал, что слышал в палате для смертников шум, а позже – Кислевского в коридоре цокольного этажа.
- Зачем он это сделал?– недоумевая, охранник перочинным ножиком перерезал силиконовый пластырь, фиксирующий человека к кушетке.
В полуметре от нее стоял штатив для капельных систем, пустой, но новенький. И даже не покрытый привычным слоем пыли – значит, недавно им пользовались.
Опыты над людьми!
Ах ты, сволочь!
- Вы можете подняться, пан? - он наклонился к человеку, готовясь подхватить, если тот вдруг вздумает падать.

Кислевский видел, как погасли глаза Мартина, словно кто-то взял и выключил свет, тот, что внутри.
- Вы не должны отчаиваться! – адреналин еще кипел в нем, полосуя по обнаженным нервам и досуха выжимая сомнения, - должны быть такие люди, я знаю, что должны, нет и не было стопроцентно патогенных вирусов! Кто-то из ваших знакомых, кто…
Победительные литавры пели в его голове незримым хором, заглушая и голос рассудка, и все посторонние звуки, и доктор не сразу понял, отчего расширились глаза Новацкого. Охотник замер, настороженно прислушиваясь, превратившись в один напряженный комок нервов.
Адам запнулся на полуслове.
- Подвал?.. – по спине пробежал холодок, - подвал! Ваш приятель, дьявол!

Кислевский рванул на себя дверную ручку, вываливаясь в холл. В углу стояла Марыся, разговаривая с кем-то по телефону.
- Да, да, пан Вержбицкий, он здесь. Что передать?
Она слушала что-то еще, побледнела, кивнула и подняла глаза на Кислевского – в них плескался ужас.
Адам направился к ней – девушка попятилась, прижимаясь к стене, нагретый кусочек пластика выскользнул из ее ладошки, продолжая бормотать голосом главного врача.
- Алло, - отчеканил Кислевский.
Трубка удивленно булькнула и замолчала, и Адам швырнул ее в стену, с наслаждением наблюдая, как стекло дробится и разлетается на осколки.
- Что сказал Вержбицкий, быстро?! – он встряхнул медсестру за плечи, не позволяя вырваться.
- П-пан Вержбицкий сказал, что вызвал полицию… что в подвале найден человек, которого вы заперли и …и…
Она икнула и обмякла.
- Чертова дур-рра! – Адам обвел глазами холл, прислушиваясь к голосам внизу. Слишком громко для найденного трупа. Такое не афишируют. Да и вампир оставался жив, доктор поддерживал в нем жизнь, сознательно балансируя на грани между оглушением и комой. Произошло что-то ужасное. Что?
«Попробуй догадаться», - вкрадчиво шепнул бес за левым плечом.
Сейчас придут за ним. И его триумфу наступит конец.
Медсестра, более никем не удерживаемая, съехала вниз по стене, неловко вывернув ноги, и по привычке, машинально, вопреки вопящему, как сирена «скорой», инстинкту самосохранения, Кислевский поднял ее с пола и переложил на кушетку.
Марыся не виновата.
Две минуты. Сто двадцать секунд, которых им может не хватить.
- Мартин! Вам надо бежать! Нам… нам надо бежать! Пожалуйста!