Записки на манжетах |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Записки на манжетах » Архив оригинальных сюжетов » Tout le secret devient tôt ou tard apparente
Tout le secret devient tôt ou tard apparente - все тайное рано или поздно становится явным
Время действия: 13 сентября, поздний вечер.
Место действия: улица Вожирар, улица Мечников и другие кварталы столицы.
Действующие лица: Аннибал де Буасси, Жестер, Мэтр Крюшо - аптекарь и прочие НПС.
Чтобы найти стоокого Аргуса, нужно было понять, каким занятиям он может предаваться в столь позднее время. Предположений у шута было несколько. И одно из них настоятельно советовало посетить королевскую кухню и проведать малышку Ивет, которая уже имела счастье привечать сержанта.
Ароматы жареного лука, трав и печеной дичи, казалось, пропитали все коридоры, ведущие к кулинарной святая святых дворца. И за то недолгое время, что понадобилось Жестеру, чтобы преодолеть коридорный лабиринт, он успел проголодаться настолько, что был готов, казалось, проглотить Аннибала целиком вместе с одеждой и шпагой. Впрочем, ничуть с не меньшим, а даже с большим желанием он проглотил бы печеного гуся или утку.
Провидение было милостиво к шуту. Разглядеть упитанную тушу сержанта в ореоле ароматных, кухонных дымков было нетрудно. Рядом с Буасси хлопотала Ивет.
Была она женщиной дородной, в теле, обладающей настолько аппетитными формами, что их так и хотелось коснуться, как хочется отщипнуть кусочек от румяного, свежевыпеченного пирога. В удовольствии полакомиться пирогом Жестер себе никогда не отказывал, а потому, проходя мимо кухарки, с удовольствием привлек к себе ее внимание легким шлепком по не менее аппетитному месту пониже спины.
- Муха – зараза, - тут же произнес он, предупреждая возможное, пусть и наигранное негодование, и добавил. – Приветствую, прелесть моя. Ты представить себе не можешь, как я тосковал по тебе весь этот день. Как не хватало мне твоего очаровательного личика, прикосновения твоих нежных рук, твоего бульона на говяжьих костях с промасленным гренками… Ради наших будущих совместных ночей, заклинаю - принеси нам с другом кувшин вина и какой-нибудь закуски: острой и сытной. Нам с ним нужно поговорить и при этом сохранить голову трезвой.
И с этими словами шут посмотрел на Буасси.
- Приветствую и вас, мой стоокий друг, - произнес он. – Как прошел ваш день? А я прилетел к вам, как вездесущая сорока, чтобы принести на хвосте важные новости о другом представителе птичьей стаи. Уверен, вы захотите это послушать.
Аннибал как раз расправился с куском бараньей лопатки, которого хватило бы, чтобы накормить не меньше, чем троих, осушил полторы бутылки вина, закусил парочкой голубей и еще отхватил пару куриных лап. В теле появилась приятная расслабленность, от которой на его добродушном лице выступили слезы, а мысли потекли в не очень обычном для Буасси философском направлении. Он как раз закончил рассказывать Ивет посетившее его откровение о взаимосвязи сытого желудка и способности любить весь мир, когда на кухню ввалился шут. Буасси не забыл, на чем они расстались, но, приходилось признать, не ожидал от Жестера такой быстроты в решении поставленных задач.
- А, это же Жестер. Садись. Закуска нужна только тебе, ибо я съел уже столько, что из ушей лезет. А вот выпить я еще, пожалуй, могу, так что кувшинчик как раз кстати.
Аннибал довольно потер руки и погладил живот. Новости, которые шут успел выпалить, привели его в немалое изумление.
- Поиски вертлявой птички уже дали результаты? Какой ты шустрый. Неудивительно, что такой жилистый, - Аннибал гоготнул и вновь похлопал себя по животу. - Ну так я весь внимание. За время, пока мы не виделись, я уже успел проникнуться особым вниманием ко всем пернатым.
- Не хлебом единым жив человек, - пошутил Жестер в ответ на слова Аннибала о своей жилистости. Но появившаяся рядом Ивет заставила его дополнить древнюю мудрость собственной интерпретацией, - а еще рыбой, вином и красивыми женщинами.
На столе появились ароматные угорьки в масле, обильно сдобренные чесноком и луком, а еще пузатый, полный кроваво-красного вина кувшин, из которого шут сразу же наполнил свой стакан.
- Благодарю тебя, моя прелесть, - поблагодарил кухарку Жестер, сдобрив свои слова очередным шлепком. – Ступай. Нам с другом нужно поговорить. И пусть мысли о нашей совместной ночи греют тебя лучше самой теплой грелки.
Услав крошку Ивет, шут вновь посмотрел на сержанта, спеша поделиться своими новостями, но при этом не забывая воздавать должное угорькам.
- Наша прованская малиновка сегодня вечером по заданию галки покинула стены дворца и полетела на улицу Вожирар, к аптекарю, а оттуда, неся в клювике какое-то лекарство, на улицу Мечников, в дом с красной крышей и вывеской над входом. На вечерних городских улицах небезопасно, а потому я взял на себя смелость тайно сопроводить нашу птичку, и запомнил ее полет. На обратном пути мне удалось поговорить с малиновкой. Она утверждала, что все это ради здоровья одного занемогшего друга нашей галки. Подобная забота о друзьях достойна восхищения, не так ли де Буасси? И поэтому я пришел к вам и предлагаю полетать вместе со мной… Вместе мы могли бы узнать, какое лекарство понадобилось несчастному приятелю нашей галки, что это за приятель и не требуется ли ему какая иная помощь. Что скажете, мой друг?
- Знаешь, что я тебе на это скажу, Жестер?
Буасси задумчиво посмотрел на черный от копоти сводчатый потолок кухни, потом глотнул вина и, вопреки недавнему своему обещанию ничего не есть, поддел пальцами одного угорька и отправил себе в рот.
- Прекрасно, - Аннибал с удовольствием облизал пальцы, - но еще мясо. Кроме женщин, вина, рыбы и хлеба еще мясо. Так о чем это мы? - он опять задумался и спохватился. - Ах да, что я тебе на это скажу. А я скажу, что малой ты подозрительный, хотя, когда видишь Бланшара, беспокоящегося о чьем-нибудь здоровье, не впасть в подозрительность - это смертный грех, и я бы посоветовал малиновке изобразить лучше обморок брюшком и лапками кверху, а не носиться со склянками. Хотя как бы мы чего узнали? Кхм... так вот к делу. Аптекаря прижать - это идея хорошая. И если он в скляночку насыпал чего похуже настойки от колик, то и в дом можно наведаться. И если мы там чего интересного обнаружим, то... - Аннибал со всего маху дружески хлопнул шута по плечу, - тогда я скажу, что ты еще и на редкость удачливый малый.
- Подозрительность скорее добродетель, чем порок, пока она действует подобно собаке, которая сторожит, но не кусает, - отшутился Жестер в ответ на слова Аннибала. – А моей удачи, дорогой друг, уверен, хватит на нас двоих.
И с этими словами он поднялся из-за стола, отправив в рот последнего угорька и запив его остатками, послал Ивет воздушный поцелуй и устремился к выходу.
Но выйдя в коридор, шут остановился, поджидая сержанта.
- Прижать аптекаря – дело не хитрое, - произнес он. – Но, быть может, прибережем силу на потом. Порой деньги способны развязать человеку язык много сильнее, чем угрозы. Вы же не при пустых карманах, господин Аргус? Готовы пожертвовать немного золотых ради того, чтобы вам открылась истина?
Дворцовые коридоры, далекие от главных галерей, освещались лишь редкими свечами либо факелами. И из-за их темноты, которая сейчас была другом двум любопытствующим персонам, ими пользовались достаточно редко. А потому добраться до выхода и шут, и его спутник смогли никем незамеченными.
Аннибал посетовал на то, что дело на сытый желудок часто тяжело дается, но эта была дань обычаю больше, чем настоящая ворчливость. Промедление ему понадобилось недолгое, и было потрачено только на то, чтобы забрать длинный и широкий плащ. Обернувшись в него, он стал похож на огромную бесформенную фигуру, которую, если кому-нибудь довелось бы ее встретить глубокой ночью в районе мест последнего упокоения, вполне можно бы было принять за парочку призраков, по какой-то причине предпочитающих держаться близко друг к другу.
Впрочем, сейчас Аннибал шел по улице, в компании Жестера, к тому же громко разговаривая и сильно жестикулируя, отчего изрядно доставалось случайным прохожим.
- Денег у меня немножко есть, но вот стоит ли пускать их в ход?
Стоит заметить, что к деньгам Аннибал относился очень трепетно, ибо они у него уходили с пугающей быстротой, которая Буасси очень удивляла. Да, стоит заметить, что некоторая прижимистость была его единственной неблаговидной чертой. И если на приятелей он мог потратиться, то перспектива облагодетельствовать неизвестного аптекаря его не вдохновляла.
- Он за деньги наплетет тебе все, что угодно. И вдохновенно. Испуг - дело гораздо более хорошее и надежное. Когда человек напуган, у него нет времени сочинять. Впрочем, разберемся на месте.
За время поисков де Буасси тьма окончательно поглотила городские улицы, разогнав добропорядочных горожан под защиту стен их жилищ. И единственные, кто сейчас нарушали покой мостовых, это собаки, копающиеся в кучах отбросов в поисках пропитания, да любители чужого добра, скрывающиеся в подворотнях.
Впрочем, ни первые, ни вторые не стали помехой шуту и его спутнику. Собаки с приглушенным визгом разбегались, страшась удара сапога, а любители чужого добра, оценив внушительные размеры Аннибала, понимали, что связавшись с ним, обретут лишь зло.
Так, никем не потревоженные, шут и сержант добрались до лавки аптекаря, которая, в связи со столь поздним временем, была уже закрыта. Но позволять какому-то засову остановить себя Жестер не собирался, а потому прибегнул к известному еще с древности способу проникновения в любые запертые жилища – со всей силы заколотил в дверь лавку кулаком, крича при этом:
- Именем королевского шута, откройте немедленно!
Будучи по природе своей человеком экономным (но не скупым!), мэтр Крюшо зажигал свечи лишь по острой надобности, каковой после ужина, состоявшего из луковой похлебки и бараньей лопатки с чесноком, не наблюдалось. Перейдя из маленькой квадратной комнаты, служившей одновременно столовой и гостиной, и (частенько) приемной, в не менее крохотную спаленку, в которой помещались лишь узкая девичья кровать и тяжелый кованый сундук, Крюшо нащупал замок, погремел ключами, и сунул бородавчатый нос в пыльное нутро ящика с аптекарскими секретами. Через несколько минут записка лекаря его высочества лежала в стопке бумаг, перевязанных тесьмой, и мысленно помеченных аптекарем как «важные», а деньги, переданные смазливой девицей – в тяжелом кожаном мешочке. Оглядев и обнюхав владения, мэтр Крюшо удовлетворенно чихнул, перебрался на кровать, и, кряхтя, принялся стаскивать с ног башмаки. От этого занятия его отвлек стук во входную дверь и довольно немузыкальные вопли (содержимое которых ускользнуло от слуха аптекаря), а через мгновение появился бледный мальчишка-помощник, зашлепал губами.
- Там… там… от короля пришли.
- Кто пришел? – бородавка на носу мэтра Крюшо отчаянно зачесалась.
- Может, придворный лекарь?
- Как же. Лекарь… стал бы он кричать на всю улицу о недомогании их величеств, - неприятный холодок протек между лопаток и сполз в район копчика, - шумят больно… Уж не стража ли?
- Открыть?
- Разве тому, кто именем короля размахивает, как боевым знаменем, не откроешь? – рассудил мэтр Крюшо, - ну да, не откроешь сегодня, а завтра придут мушкетеры, и отведут в Ферри. А потом докажи, что ты спал сном праведника!
Других снов мэтр Крюшо не признавал.
- Открывай уж! – аптекарь сунул ногу в рваном чулке в башмак, - да свечей много не зажигай, одной хватит!
В распахнутую дверь ворвался прохладный ночной воздух. Крюшо подслеповато щурился. Визитеров было двое. Один невысокого роста, прятался в тени – другой, с такой статью и выправкой мог смело метить в капитаны гвардейской королевской роты.
Крюшо протяжно вздохнул, причмокнул.
Почесал бородавку.
Когда было необходимо, он умел притвориться слепым, глухим, и придурковатым.
Последнее выходило весьма убедительно.
- Что угодно господам мушкетерам в столь поздний час?
- Господам мушкетерам угодно, чтобы им угождали, - хмыкнул шут, раздумывая, не наброситься ли на аптекаря с обвинениями в пособничестве отравителям, припугнув его эшафотом.
Но прежде, чем переходить к угрозам, следовало испробовать другие методы.
И продолжая держаться за спиной Аннибала – ее ширина придавала спокойствие духу и остроту мыслям – Жестер произнес:
- А еще им угодно купить у господина аптекаря немного того чудесного лекарства, которое сегодня вечером понадобилось больному другу господина Бланшара… секретарю его высочества герцога. Ваше снадобье воистину цветы лотоса, врачующие даже укусы гидры. Но его оказалось слишком мало, чтобы поставить больного на ноги. Однако, уверен, еще одна порция исправит это упущение.
И с этими словами шут хлопнул рукой по карману де Буасси, где, как ему казалось, мог лежать мешочек с деньгами, чтобы наполнить ночной воздух приглушенным, мелодичным звоном монет, который всегда был убедительнее любых слов.
- Простите? – Крюшо попятился и картинно царапнул ногтем бородовку, - месье-как-его? Не знаю такого… Ко мне многие ходят, слуги, от хозяев… ну, кто попроще, те сами. Кто за рвотным корнем, кто за слабительным, кто затем, чтобы плод пылкой страсти извести… разве всех упомнишь?
Впускать незваных гостей аптекарь не спешил – в мозгу навязчиво свербела мысль, что признаваться в знакомстве с герцогскими халдеями - себе дороже. Этот шустрый малый – он что? Он поскачет, выспросит, да и был таков, а что с ним, бедным аптекарем Крюшо, будет, ежели завтра уже от герцога придет эдакий Геркулес и доставит прямиком в каменные палаты, с зарешеченным окном?
А навар от его откровенности - какой? Верно. Никакого!
И мэтр Крюшо принялся юлить, вертеться на одной ноге, и попытался подвинуть юркого малого к выходу, да и дверь притворить.
- А за лекарством завтра, добрые господа… все завтра. Нынче поздно, темно, того и гляди, склянки перепутаю и добавлю в капли для нервных дам кору крушины.
- О, да, любезный, - хмыкнул шут, подаваясь чуть вперед и придерживая дверь и рукой, и ногой, чтобы не позволить аптекарю скрыться в глубине своего дома, - мы знаем, что вы - человек занятой, но ждать до утра у нас нет возможности. Слишком уж плох наш пациент, как бы не помер без вашего чудодейственного зелья. Разве вы, потомок Гиппократа, можете отказать в помощи тому, кто в ней нуждается? А все ваши хлопоты мы готовы возместить с лихвой. Мы люди не бедные. Скажем, сотня экю сможет облегчить вам те страдания, какие доставят вам нервные дамы, отведавшие крушины?
И с этими словами шут второй, не занятой в удерживании двери ногой, украдкой лягнул Буасси, намекая тому, чтобы показал деньги. Хоть какие-то. В том, что у сержанта в наличии есть хотя бы пять экю, Жестер сильно сомневался.
Буасси аж поперхнулся, когда услышал, какую сумму Жестер посулил аптекарю. Сто экю! Да этот проходимец, владелец склянок и притираний, за сумму аж в сто раз меньшую должен рассказать все о себе и своих покупателях вплоть до того колена, до которого хотя бы что-нибудь знает. В общем, и без лягания всякого Аннибал понял, что пришло время перестать изображать каменное изваяние в плаще и начать пугать и блефовать, то есть приступить к некоторым действиям.
Действия выразились в том, что Буасси надавил грудью на препирающихся шута и аптекаря и, не имея больше к тому никаких преград, плотно закрыл за собой дверь. Потом взял за плечи аптекаря, чуточку приподнял и, покачав головой и пробормотав "не так уж и легок", поставил обратно на пол, но нежных и крепких объятий не разжал. Смотрел на поставщика чудесных снадобий Аннибал почти ласково, правда в темноте этого можно было не разглядеть.
- Сотня экю-то чьи угодно страдания облегчит. Это даже я бы утешился. А тебе они ни к чему, у тебя для утешения вон сколько снадобий. Но так и быть, на один экю я для тебя расщедрюсь, если будешь откровенен, и при этом откровенен поспешно. И что же ты дал той милой девушке, которой следует разносить только нектар и амброзию? А вовсе не то, что ты ей насыпал?
Как только шустрый малый произнес волшебные слова «сто экю», мэтр Крюшо понял – будут бить. Он робко пискнул и попытался прикрыть дверь, но был снесен мощным приливом в лице де Буасси, снесен, подхвачен и поставлен на место после небольшой паузы, в течение которой аптекарь болтал ногами в пустоте и глотал воздух. Повиси он так еще пару минут, вероятно, самообладание отказало бы ему окончательно, однако через мгновение он почувствовал под ногами землю, а в душе – уверенность, что все еще обойдется. Главное, сказать незваным гостям то, что они хотят услышать, и при этом умудриться заработать. Хотя бы экю. И представить все так, как будто… и не было ничего. Ни намеков на герцогского прихвостня, ни-че-го.
Мэтр Крюшо почесал бородавку, приосанился и произнес медленно, с расстановкой, переводя многозначительный взгляд с великана на его спутника.
- Значит, господа хотят ту же настойку, которую я приготовил нынче вечером для мадам де… хм… в моем положении нельзя компрометировать даму, но господа поверят мне на слово, не так ли? За тинктурой приходила молодая и красивая девица, верно? Обычная тинктура стоит экю. Та, что я приготовил для дамы, обошлась ей в два экю. По особому рецепту. У дамы захворала ее горячо любимая свекровь.
Тут с лицом мэтр Крюшо случилось странное. Оно зашевелилось, и нервно, с усилием замигало - не просто левым глазом – всей левой половиной.
- Да ты совсем, бедняга, заработался, - переходя на фамильярность, хмыкнул шут, когда опешивший от первого порыва Буасси аптекарь нашел в себе силы открыть рот и исторгнуть членораздельные звуки. – Мадам от мадемуазель отличить не можешь. Нас интересует та настойка, которую менее часа назад у тебя брала юная прованская прелестница. Папавей… или папавер что-то там.
Уповать на деньги более не приходилось – Аннибал достаточно ясно дал понять, что делиться даже половиной озвученной Жестером суммы не собирается. Скорее всего, у него ее и не было.
А потому оставались лишь другие методы убеждения.
- Но если у тебя проблемы с памятью, мой друг с легкостью избавит тебя от них. Говорят, хорошая встряска способствует исцелению от забывчивости, - шут бросил на Буасси многозначительный взгляд, как сигнал к действию, и добавил, - как впрочем, и желание не угодить в тюрьму, а затем и на эшафот за торговлю ядами. На кого ты замахнулся, отравитель?! На его высочество герцога?! Кто еще с тобой в сговоре?!
Жестер замолк, понимая, что слегка увлекся своим красноречием. Хотелось верить, что аптекаря не хватит удар, хотя вон подергивания уже начались.
И шут поспешно удержал руку сержанта, опасаясь, что новая встряска усугубит состояние мэтра.
- Пустите-ка его, дорогой друг, - попросил он.
- Да зачем же его пускать? Он же так и убежать может, - справедливо возразил Буасси, наблюдая за чудесными превращениями на лице аптекаря.
Как уважающий себя дворянин, Аннибал с пренебрежительной прохладцей относился к торговцам и ремесленникам, а к тем, кто слишком много возится с книгами - с удвоенным презрением. Несчастному аптекарю не повезло принадлежать сразу ко всем трем категориям. Бедняга изворачивался и юлил, как мог, то есть занимался, по убежденности де Буасси, своим прямым делом. Подлое сословие, что с него взять? И пугливое... Того и гляди в обморок грохнется. А с бесчувственного толк какой? Ровно столько же, как с покойника, то есть никакой.
- И потом ты же видишь, человеку стоять сложно, - Аннибал ободряюще похлопал своей лапищей аптекаря по той части лица, которая содрогалась в конвульсиях. - Так ты говоришь, для свекрови взяла? Эта милая... кхм... мадам. Тяжело болящая свекровь, наверное? Хорошо, предположим, для свекрови. Заботливая невестка, - Буасси сделал понимающие глаза и подмигнул шуту.
Потом нахмурился, решая сложную задачу. Два экю против одного экю... Это особо воскрешающей должна быть микстура или, может, особо болеутоляющая? Так сказать, раз и навсегда.
- И чего же для своей дорогой матери мужа взяла мадам? Дар забвения? Посредника, прямо препровождающего к Господу нашему?
Аптекарь судорожно сглотнул и быстро закивал, трясясь то ли от смеха, то ли от страха.
- Мадам. Именно, мадам. Н-невестка, - отчаянно частил он.
Беседовать с господами мушкетерами, болтаясь одной ногой в воздухе, носком другой противно шаркая по немытым доскам, было не слишком удобно, но выбора мэтру Крюшо не оставили.
- Так вот… невестка, значит, - тик специалиста по тинктурам и примочкам увенчался успехом, и он слегка приободрился, - невестка просила для дражайшей родственницы настойку сонную, маковую, но необычную. Если от ложки простой настойки с пациентом случится крепкий сон более, чем на сутки, то от ложки этой – сон на веки вечные, и дают ее дробно, каплями, от двадцати капель такого вещества большой делается спокойным и тихим, от сорока – вялым и безразличным, однако сон к нему не приходит долго, ибо в тинктуру добавлена вытяжка корня зонтикоцветного панакса… Такие настойки берут нечасто, как успокоительное, а еще - для усугубления картины тяжкого недуга, будь то удар или падучая. Последний раз мне ее заказывал мэтр Бижу, тот, что держит оружейные мастерские, для своего патрона, который держал мастерские до него, да с беднягой удар приключился, прямо в постели с молодой женой, пятой по счету…- один глаз аптекаря хитро прищурился, а другой подернулся масляной пленкой.
- Да ты, братец, видать совсем истосковался по женскому полу, - хмыкнул шут, замечая, как засветились при упоминании о пятой жене глаза аптекаря. У самого Жестера мысли были далеки от представительниц прекрасного пола.
Крюшо врал о том, кому предназначалась настойка, но вряд ли он врал относительно ее врачебных свойств. А раз не врал – то получалось, что тот, кому предназначалось снадобье, должен был погрузиться в апатию и безразличие, должен был показаться невменяемым окружающим. Вот только кого обрекал Бланшар, а вместе с ним и герцог на подобную участь? Несчастного циркача? Зачем?!
В памяти невольно всплыли последние слова убитого сегодня утром душегуба, которые передали шуту люди Гримо – «одно лицо».
Одно лицо с кем?! Но если на этот вопрос ответ пока отсутствовал, то сами слова неожиданно обрели для Жестера новое звучание.
- Одно лицо, - повторил он вслух, понимая, наконец, суть замысла. Опоить циркача и выдать его за кого-то, имеющего власть, использовать его, невменяемого и беспомощного, в своих целях.
Но почему же не подать настойку оригиналу, а не его подобию? Оригинал еще понадобится вменяемым? Или замахнуться на него не по зубам даже его высочеству?
Как бы там ни было – ответ на все вопросы сейчас мог дать один человек. Вернее, даже не сам человек, а его облик. Достаточно взглянуть циркачу в лицо – и станет понятно, против кого вся эта интрига.
- Довольно, Буасси, - произнес шут, понимая, что задерживаться в доме аптекаря им более бессмысленно. Их ждал другой дом. – Отпустите его, больше он ничего не скажет. А нам нужно идти.
- Ничего не скажет. А нам от него ничего и не нужно. Если только он правду сказал. Ты ведь не вздумал тут врать, а? Учти, состояние у тебя почти что подвешенное, - для наглядности Буасси аккуратно опять приподнял, встряхнул аптекаря и поставил его обратно на пол. - Смотри, как бы со свекровью чего-нибудь неладного не вышло. Будешь красоваться рядом с невесткой и прочими.
Познания работника склянки и пробирки, позволяющие ему лечить или калечить, и делать это все в точном капельном эквиваленте, внушало Аннибалу едва осознанное, подспудное негодование. Хорошо, что для подобной пакости есть отдельные от него, де Буасси, люди, и как жаль, что без них совсем никак нельзя обойтись.
- Мы пойдем. Да только смотри, узнаю что-нибудь о тебе, что меня безмерно огорчит, вернусь, чтобы влить в тебя из нескольких склянок твоих. Капель по сорок, пятьдесят или сто... - де Буасси хохотнул и хлопнул аптекаря по плечу, - как пойдет.
С этими словами Аннибал совершил то, о чем Крюшо мечтал уже не одну минуту, то есть открыл дверь и вышел в уличную темень.
- Не думаю, что у него хватило смелости соврать, - произнес шут, когда дверь лавки закрылась за их спинами. – А значит, зелье нужно для того, чтобы вменяемого сделать невменяемым. Уверен, тот, кому оно предназначается – находится в доме на улице Мечников. И его охраняют верные Бланшару люди. Проникнуть внутрь будет непросто, дорогой друг, ведь нас не знают. Но это можно обернуть нам на пользу. Назовемся посланниками нашей дворцовой галки, авось ее имя сделает доброе дело и откроет нам дверь.
По крайней мере, Мари, чтобы попасть внутрь, не называла никаких тайных слов, а значит, их не было.
Темные улицы, лишь местами освещенные горящими окнами домов, сменяли одна другую, и в конце концов, вывели Жестера и его спутника к нужному дому.
- Вот вывеска, - указал в темноту шут, определяя нужную им дверь, и подойдя к ней, заколотил по створке кулаком. – Эй, нам нужен Малыш! – крикнул он при этом, вспоминая слова Мари, а сам добавил себе под нос. – Pulsate et aperietur vobis*.
* Cтучите и отверзется (Евангелие)
В доме сначала было тихо, затем раздался грохот и - следом за ним бубнящий говор, проклинающих приятелей Малыша в частности, и всех тех, кто по ночам пытается выломать дверь, мешая спать честным людям после дня трудов праведных. Потом звякнула щеколда, заскрипела проржавевшими петлями дверь, и наружу выглянул патлатый карлик в неизменном красном колпаке, одной рукой придерживая засов, а в другой держа свечу. Карлик здоровым глазом подслеповато щурился, другой, с бельмом, смотрел неподвижно и подозрительно.
Стоящий перед ним молодой человек, высокий, русоволосый, с простецким лицом и веселыми глазами, хозяина сомнительного дома ничуть не удивил, и не испугал. Мало ли у Малыша знакомых, шустрых да быстрых, ночью незаметных?
- И зачем тебе Малыш, ночью-то? Нету его. Чай, девок по кабакам щупает, где ему быть в такое время? - и карлик, посопев, собрался закрыть дверь, да спохватился – вдруг приятель Малыша выгодное дельце предложит, - если чего передать, говори. Все в точности перескажу.
- Так-то оно так, да только я сколько не думаю, никак придумать не могу, зачем это Бланшару кого-то делать невменяемым? С его-то связями проще сразу, - Буасси не стал озвучивать, что именно нужно было делать сразу, но иллюстративно сжатые один над другим кулаки продемонстрировали древнейший и всегда надежный метод устранения неприятных лиц, и при этом без лишних трат денег на снадобья и времени на таких, как мэтр Крюшо.
Уже когда шут обрушился с ударами на дверь невзрачного домишки на препротивнейшей - Буасси был уверен, что тут можно арестовать любого и сыщещь, за что, - улице, Аннибал сообразил, что мушкетер здесь выглядит примерно так же, как черная мышь на белой простыне, то есть очень заметно. Он успел отступить в тень за выступающим углом дома и там уже, если и не видеть хорошо, то слышать, по крайней мере, все отменно.
- Нету? – удивился Жестер, нахмурившись.
Если карлик не врал – получалось, Малыш ушел, и ушел сразу после того, как Мари принесла зелье. Вряд ли причиной его спешки были гурии из местной злачной обители. Быть может, он спешил передать лекарство кому-то другому? Если так – то значит, несчастного циркача в доме нет и никогда не было.
Шут вздохнул и с досады закусил губу.
- Меня прислал Бланшар, - произнес он, понижая голос. – Велел передать Малышу записку и кошелек. Что в нем – не знаю, но по весу тяжелый. Я оставлю их тебе, но ты передай Малышу обязательно – не забудь.
Шут шагнул вперед и одновременно сунул руку под плащ, делая вид, что достает что-то из кармана. Хотелось верить, что словосочетание «тяжелый кошелек» привлечет все внимание стража дома к себе.
Рука выскользнула из-под плаща:
- Держи! – и одновременно с этими словами метнулась к карлику, с намерением ухватить его за шиворот и выдернуть наружу.
Конечно, маленький горбун сделал то, что сделал бы на его месте всякий, чьим вниманием завладели волшебные слова «тяжелый кошель» - он притупил бдительность, и немедленно за это поплатился.
- Ай-я-яй! Ты что! - едва проклюнувшееся расположение к человеку, который принес кошелек – не важно, от кого, важно, что тяжелый - тут же сменилось запоздалой догадкой, что его пытались надуть – его, Красного карлика, которого знает половина Ленфлера! - я ж тебе сказал, нету его! Хватать-то зачем!
В последний момент он выскользнул из-под руки приятеля Малыша, извернулся ужом, лягнул деревянным башмаком под левое колено Иуду и предателя, откатился в сторону и всем весом навалился на дверь, пытаясь вытолкать незваного гостя, от которого – подсказывал карлику ушибленный копчик – будут одни только неприятности.
Это был уже не первый раз за сегодняшний вечер, когда Жестер сулил кому-то деньги. Сотня экю мэтру Крюшо, теперь вот целый мешок карлику. Для Буасси это обещание оказалось сродни команде "приготовься". За приманкой, как знал Аннибал, следует разочарование, а за разочарованием - немедленное желание прекратить разговор. Судя по тому, какие снадобья таскали в этот домик, у хозяина его и так не должно было быть много желания разговаривать с незнакомцами, так что решение завершить беседу обещало быть стремительным.
Кстати, с дверью Буасси в этот вечер тоже уже воевал.
Он подоспел как раз тогда, когда та уже почти хлопнула о косяк, и успел двинуть по ней ногой так, что сверху посыпался щебень. Потом еще раз, чтобы уже наверняка. Она распахнулась и закачалась, жалобно скрипя немазаными петлями.
- Ты там живой и ходячий? - крикнулл Буасси Жестеру, шагнул в проем, устремляясь за шорохом и топотом..
Карлик оказался предсказуемо проворным и неожиданно сильным. И чувствуя, как секундное преимущество внезапного вторжения начинает сходить на нет, Жестер уже приготовился воззвать к темноте, призывая на помощь сержанта, как вдруг сержант появился сам, ознаменовав свое появление пинком двери.
Последняя печально заскрипела, выражая возмущение подобным обращением с собой, и ее скрип удивительным образом совпал с оханьем самого шута, которого от удара швырнул на землю.
- Вашими молитвами, друг мой, - произнес Жестер, едва не умилившись заботой своего спутника, и, потирая ушибленный бок, поднялся на ноги. – Держите его!
И сам бросился в погоню за стражем дома.
Карлик понял, что он попал крепко, и посланники некоего Бланшара вовсе не те, за кого себя выдают. А потому он не стал думать долго – к тому же, вынесенная вместе с петлями дверь придала сгорбленному тельцу нужное ускорение, и в комнату, уставленную столами, скамьями, стульями и сундуками он не вбежал, а почти влетел. Охнул, уронил свечу, наступив на нее башмаком для верности. Помещение тут же погрузилось в темноту.
Выходов из безвыходной ситуации было два. Первый и самый разумный – тихонько выскользнуть через заднюю дверь, к рыбному рынку, чье близкое присутствие выдавали ни с чем не сравнимые ароматы, либо спрятаться в доме. Второй вариант грешил множеством опасностей.
Однако хозяина погубила жадность. При одной мысли, что незваные гости могут перевернуть вверх дном дом, и найти в сундуках то, о чем не догадывался даже Малыш, карлик позеленел, и шмыгнул в заднюю комнату, где отсыпался Малышов подельник.
- Эй! Пьер! Вставай, пьяница проклятый! Грабители!
- А? Что? Где? – Пьер вскочил с сундука, звонко стукнувшись круглой головой о деревянную стенку, - Щас я!.. Где мой нож?
Карлик услужливо сунул приятелю тесак, который обычно использовал для разделки свиных ножек.
- Эй, ну-ка! Кто здесь? - Пьер пошел на звуки, доносящиеся из передней, - щас пожалеете, что на свет родились! Зарублю, как бешеных собак!
- Ох ты ж... - эти слова предваряли ругательства гораздо крепче, от который де Буасси не стал сдерживаться, когда сначала оказался в кромешной тьме, а потом от неожиданности налетел последовательно на кованый сундук и скамью, от удара закачавшуюся и приземлившуюся мушкетеру прямо на ногу.
- Да у них тут что? Мастерская по производству мебели?
Аннибал вынужденно остановился. Во-первых, чтобы привыкнуть к кромешной тьме, от которой спасало только крошечное окошко, в которое к тому же смотрели сумерки. Комната оказалось и впрямь забитой хламом, и из нее вела распахнутая дверь, зияющая сейчас чернотой еще большей, чем все остальное. Во-вторых, чтобы прислушаться. Шум переместился в глубь дома, некоторое время находился там и, существенно изменив голос, двинулся обратно. Аннибал, подхватив некуртуазно подвернувшуюся ему скамью и еще - для верности - табурет, встал, прислонившись к стене, около двери.
- Ну, прощайся с имуществом, - почти кротко посоветовал он ввалившемуся, опуская на его плечи табурет.
Разбираться с собакоубийцей шут предоставил Буасси, предусмотрительно вжавшись в стену чуть подальше от прохода, из которого, судя по ругани и шагам, и должен был появиться гроза здешней обители.
Но едва Аннибал нанес свой сокрушительный удар, несомненно вызвавший бы восхищение и его предка, Жестер понял, что пришло время действовать.
И со словами:
- Не зашибите меня, мой дорогой друг, - он попытался протиснуться в дверь, ведущую внутрь дома, чтобы разыскать сбежавшего карлика и предотвратить его дальнейшее бегство.
Судя по звукам, здоровяк с тесаком пришел откуда-то из задней части дома. Туда и торопился шут.
А хозяин сомнительного дома тем временем спешно паковал вещи. Прислушиваясь к грохоту и ругани в передней, карлик вытащил объемистую дорожную суму из прочного холста, откинул крышку огромного сундука, который служил ему ночью кроватью, и вытащил откуда-то сбоку кинжал. Штаны, куртки, штопаные сорочки, стеганое одеяло полетели на пол. Карлик вышвырнул все, запрыгнул в сундук и принялся старательно вскрывать днище – на поверку оказавшееся тонким и хлипким. Под ним оказалась ниша, а в нише – рядком лежащие кожаные мешочки количеством пять штук.
Тяжелые кожаные мешки, в каждом из которых хранилось по тысяче ливров – все карликово богатство. Карлик нетерпеливо облизнул губы и прислушался – в передней раздался сильный грохот, ругань, а потом тишина… нехорошая такая тишина.
- Дьявол мне в селезенку, - с чувством пробормотал уродец, в юности служивший чем-то вроде игрушечной обезьянки у старого пирата, на бриге «Глория». Бриг потонул недалеко от Мартиники, карлик спасся тогда, выплыв на берег в пустой бочке из-под рома. С тех пор море он не любил.
- Вот так… - проговорил красный колпак, заторопился, укладывая последний мешочек в сумку, и оглянулся, услышав у двери шорох.
Вы здесь » Записки на манжетах » Архив оригинальных сюжетов » Tout le secret devient tôt ou tard apparente
