The Pilgrimage of Grace (Паломничество Благодати, Паломничество Милосердия, реже - с утерей смысла - Грейское паломничество) - мятеж, охвативший несколько северных графств Англии осенью 1536 года, и продолжавшийся с перерывами около полугода.
Формальным поводом послужил процесс секуляризации монастырского имущества, причины же были более глубоки. В настоящее время исследователи склонны характеризовать Паломничество и как попытку заговора против короны с надеждой сменить правителя.
Все материалы об этой туманной вехе в истории Тюдоровской Англии.
The Pilgrimage of Grace
Сообщений 1 страница 10 из 10
Поделиться12014-12-15 02:15:05
Поделиться22014-12-15 02:16:01
Вольный перевод отдельных страниц книги The Pilgrimage of Grace (1536 – 1537), Madelene Hope Dodds and Ruth Dodds, 1916.
Глава II
Козни и знаки
Перед принятием Парламентом в марте 1536 года Акта об уничтожении монастырей оппозиция королевской власти была ослаблена классовыми различиями – вряд ли старая дворянская гвардия могла вдохновить на противостояние народное движение. Генрих сокрушал своих врагов по отдельности, но объединенная атака вполне могла бы стряхнуть его с трона.
Изначально ему противостояло старое дворянство. Речь не идет о Норфолке и его сторонниках, но о прочих, оставшихся в живых после войн Алой и Белой розы дворянских семействах Йоркшира. В частности, о семействе Поулов.
Маргарет, графиня Сэлзбери, единственная дочь герцога Кларенского, (жена сэра Ричарда Поула – прим.пер.) возглавила старую аристократию – этот заговор иногда называют партией Белой Розы. Екатерина Арагонская была другом их семьи. Мягкосердечная королева верила, что брат Маргарет был принесен в жертву, чтобы осуществить ее союз с принцем Артуром. Старший сын графини, Генри, лорд Монтэгю, женился на Джейн Невилль, дочери лорда Эбергавенни, в то время как ее дочь, Урсула, стала женой лорда Стаффорда, сына герцога Бэкингема.
Ходили слухи, что Поулов ожидают высокие почести. Графиня стала наставницей принцессы Мэри – королева Екатерина была бы рада брачному союзу ее дочери и сына Маргарет – Реджинальда Поула, которому исполнилось 16, когда в 1516 году родилась Мэри. Семья Поулов была связана кровными и дружественными узами с Эдуардом Кортни, Маргусом Экзетером и его женой Гертрудой. Маркус был сыном Екатерины, младшей дочери Эдуарда IV и т.о. являлся наследником трона после Тюдоров – весьма опасное положение.
Генрих хорошо усвоил уроки своего отца, что подобным явлениям нельзя давать ходу. Последнюю сотню лет дворянство в лице Нортумберлендов, Уорвиков, Бэкингемов управляло страной, создавая и свергая королей в свое удовольствие. Настало время изменить порядок вещей.
Бэкингем был казнен в 1521 году, а его сын полностью разорен. Монтэгю и Эбергавенни брошены в тюрьму и подвергнуты огромным штрафам. Причина была проста: они слишком могущественны, чтобы не быть опасными, а Генрих слишком могуществен, чтобы не низвергнуть их.
После развода с Екатериной Арагонской у короля возникли новые проблемы. Семейство Поулов было предано королеве и выступало против развода. Графиня воспитывала сыновей в суровых традициях преданности церкви.
В 1532 году Реджинальд Поул уехал за границу, чтобы избежать необходимости давать согласие на развод короля с Екатериной Арагонской. По характеру он был спокойным, уравновешенным человеком, получил образование, которое оплачивал король, любил его и мирно прожил бы в Италии среди книг и друзей, если бы Генрих сам не встряхнул Поула. В 1535 году друг Поула, королевский капеллан, отправил ему приказ короля высказать в письменном виде его мнение по поводу королевского титула Верховного Главы Английской Церкви. Цель короля состояла в том, чтобы определить, кто для него кардинал Поул – друг или враг. Поул взялся было за дело, но затем начал сомневаться, стоит ли высказывать Генриху свои мысли. Он написал книгу «De Unitate Ecclesuiastia», но не отправил ее в Англию до тех пор, пока в конце мая 1536г. не получил известие о казни Анны Болейн.
Книга была написана в защиту единственной и неделимой католической церкви под единоначалием папы. Поул считал, что средством изменения политики Генриха может стать вторжение иностранных сил при поддержке Карла V (императора Священной Римской империи – прим.пер.)
Написанная из патриотических побуждений, для Парламента книга прозвучала как предательство. Она подталкивала двух иностранных принцев вторгнуться в страну, а английский народ подняться против короля. Книга предназначалась для узкого круга трех-четырех друзей, и Поул был спокоен за свою судьбу, но его труд попал в руки короля, и тот в бешенстве призвал Поула вернуться в Англию. Последний был достаточно благоразумен, чтобы не принять это приглашение.
По плану партии Белой Розы Карл V должен был вторгнуться в Англию, выдать Мэри замуж за Реджинальда Поула, заставить Генриха признать Екатерину и установить регентство, оставив ему лишь титул короля.
Одним из тех, кто оказался втянут в деятельность партии, был лорд Томас Дарси, сын сэра Уильяма Дарси, от его жены Юфимии, дочери графа Джона Лэнгтона. После смерти отца в 1488 году он унаследовал земли в Линкольншире, которые принадлежали семейству Дарси еще со времен Книги Страшного Суда. Дарси был женат на Дозабелле и имел от нее четырех сыновей – Джорджа, Ричарда, Уильяма и Артура. В 1505 Дарси стал пэром, и в этом же году он сделал управляющим своих земель молодого графа Уэстморланда, который был связан с партией Белой Розы через свою жену Екатерину, дочь несчастного герцога Бэкингема.
Дарси был государственным деятелем и воином, очень влиятельным человеком на севере Англии. В 1500 г. он участвовал в бесцельном походе в Испанию, в 1513 воевал в Шотландии. Во времена правления кардинала Уолси он поддерживал с последним ровные отношения, но случай сыграл поворотную роль в его жизни. Как честному человеку и доброму христианину, ему было горько видеть, что королева и ее дочь лишаются своих прав и чести, что разрушается церковь, и страна попадает под абсолютный деспотизм, не пытаясь сопротивляться. Он считал, что следует свергнуть Кромвеля, чтобы Генрих свернул с этого опасного пути. В июле 1529 года Дарси выступил в парламенте с критикой развода короля с Екатериной Арагонской и был изгнан из правительства. Ему не позволили уехать на север, в его владения и держали в Лондоне вплоть до июля 1535 года.
Дарси был дружен с лордом Хасси, который происходил из «новой» семьи, из числа тех, что поднялись при Тюдорах. Сэр Уильям Хасси, отец Джона Хасси, был Верховным судьей королевской скамьи при Эдуарде IV. Родители его не были известны. Джон Хасси помогал подавить восстание Лавелла в 1486 году и получил доступ ко двору. Ему даровали обширные земли в Линкольншире, имение его называлось Слифорд. Он был нелюбим соседями за надменность и хвастовство.
В середине мая 1534 года Дарси обедал с лордом Хасси и старым другом сэром Робертом Констеблем в своем лондонском доме. Они вели беседу о богослужении священника сэра Фрэнсиса Бигода, молодого землевладельца на севере, который склонялся к новому учению. Его отец был одним из друзей Дарси. Капеллан «сравнил нашу Леди с пудингом без мяса». Не будучи слишком шокированными этими словами, собеседники тем не менее сошлись на том, что лучше умереть христианами, чем жить еретиками.
На этом дело, казалось бы, и закрылось, но в сентябре лорд Хасси вступил в переговоры с послом императора (Священной Римской империи – прим. пер.) До сих пор являясь одним из решительных сторонников короля, Хасси начал склоняться к антикоролевской политике.
Дворянство активно переписывалось с епископом Чаприсом, послом императора, умоляя о вторжении Карла V в Англию, где все его ждали. Эта переписка свидетельствует о том, что дворянство не поддерживало королевскую политику. Сэр Джеффри Поул, младший брат лорда Монтегю и Реджинальда Поула мечтал о том, чтобы покинуть Англию и предложить свои услуги императору в Испании. Он оставил свой план лишь когда Чаприс указал ему на опасность, которой подвергнутся его друзья, и так находящиеся под подозрением.
Дарси пытался покинуть Лондон, но ему не позволили сделать это. В июле 1534 года суд пэров снял с него обвинение в предательстве. В сентябре он уже вплотную занимался вопросами возможного вторжения Карла V в Англию. Это было его ошибкой. Попытка изменить политику правительства даже с помощью силы, если другие средства невозможны, может быть оправдана, но не путем приглашения иностранных сил, и жаль, что Дарси поддерживал идеи партии Белой Розы. Без сомнения, он мог оправдывать свои действия трудным положением Екатерины и Мэри. Они были беспомощны в руках короля, неудобны ему, а люди, неудобные Генриху, редко жили долго.
Восстание в стране могло бы усугубить их положение, ведь если бы Карл поддержал восставших, принцессы оказались бы заложницами Генриха и единственное, что могло вырвать их его рук – молниеносный рейд по их спасению. Для этой цели Дарси просил Карла выслать небольшой отряд в устье Темзы – Мэри тогда находилась в Гринвиче. Екатерина жила в Кимболтоне, дальше от двора, и ее спасение можно было возложить на восставших.
Дарси просил Карла V вступить в переговоры с шотландским королем, поддержать север деньгами и прислать хоть немного стрелков с аркебузами, но Карл был настолько занят своими делами, что не сделал даже этой малости. Он дал послу указания поддерживать надежды партии Белой Розы, и не сделал ровным счетом ничего. Дарси преподносил Чапрису дары, время шло, а дело не продвигалось. Тем временем наступило урожайное на казни кровавое лето 1535 года, жертвами которого пали Томас Мор и Джон Фишер за отказ признать Акт о супрематии.
Дарси был готов отправиться к Карлу лично, но Чаприс остановил его, предостерегая об опасности этого предприятия.
В июле 1535 Дарси все-таки был отпущен домой и, вернувшись на север, начал заниматься подготовкой восстания. Надо сказать, что «старый Том» был очень достойным человеком, гордым и честным, в те времена, когда слово честь было забыто, молчаливым, с мрачноватым юмором. Жестокая судьба поставила его в ситуацию, когда стало невозможно жить по принципу «Один Бог, один Король, одна Вера».
Генрих был встревожен деятельностью дворянства. В январе 1836 года умирает Екатерина Арагонская, в том же месяце Генрих выносит в Парламент «Акт об уничтожении монастырей». Лорд Хасси после казни Анны Болейн, надеется на изменение политики Генриха. Его жену обвиняют в измене. Во время поездки в Лондон к своей подруге она несколько раз назвала Мэри принцессой, в то время как ее было положено называть леди Мэри. Леди Хасси была арестована и помещена в Тауэр. Обвинение состояло в том, что слово «принцесса» означало Принцесса Уэльская, каковой Мэри никогда не была, ее так иногда называли до 1529 года ( Вдовствующей принцессой Уэльской считалась Екатерина Арагонская, которая до Генриха, была замужем за его братом, Артуром – прим. пер.). В Англии дочерей короля не называли принцессами. На самом же деле король подозревал леди Хасси в поддержке отказа Мэри подписать Акт о супрематии, что вызвало шок в Парламенте.
Король был взбешен и поклялся, что Мэри жестоко заплатит за этот поступок. Экзетер и Фицуильям были изгнаны из Парламента за поддержку Мэри. Досталось даже Кромвелю, так как король начал подозревать, что до падения Анны Болейн он молился за Мэри в надежде возвращения ей милостей Генриха. Чаприс предупредил Мэри об опасности, она уступила и, не читая, подписала привезенные ей бумаги. 3 августа из Тауэра выпустили леди Хасси.
Перевод Хелги.
Поделиться32014-12-15 02:16:34
Перевод статей о Благодатном паломничестве с сайта: http://www.tudorplace.com.ar/Documents/ … fGrace.htm
Грейское паломничество
(1536/7)
Ноябрь 1536 – Грейское паломничество стало одним из крупнейших восстаний в период правления Генриха VIII
Recounted by Edward Hall
" … Королю достоверно доложили о новом мятеже северян, собравшихся в огромную сильную 40-тысячную армию, имеющую в своем распоряжении военачальников, лошадей, оружие и артиллерию и разместившуюся в Йоркшире. Все эти люди связали себя клятвой верности друг другу и повиновения их начальникам (капитанам).
В торжественном заявлении они провозгласили, что восстание не будет иметь других целей кроме поддержания и защиты веры Христовой и насаждения святой церкви, терпящей тяжкий упадок и гонения, а также содействия частным и общественным интересам в стране в том, что касается благосостояния бедных подданных короля. Этот свой мятежный и предательский поход они назвали святым благословенным паломничеством и шли под стягами, изображавшими распятого Христа с одной стороны и чашу с куличом на другой, и прочими столь же лицемерными и притворными. Солдаты также носили эмблему, прикрепленную или вышитую на рукаве, символизирующую пять ран Христа, с надписью в середине имени Господа нашего. Так мятежное войско сатаны выдвинулось и украсилось фальшивыми и притворными знаками святости, дабы лишь ввести в заблуждение и обмануть простой и невежественный народ.
Король, будучи извещен о новом вспыхнувшем восстании, без промедления в столь важном деле тут же послал герцогов Норфолкского и Саффолкского, маркиза Экзетера, графа Шресбери и других, в сопровождении могущественной королевской армии, на подавление мятежников. Но когда эти знатные военачальники и государственные мужи прибыли к месту мятежа и увидели число восставших и их решимость биться, они с великим благоразумием постарались умиротворить их и не допустить кровопролития. .
Однако жестоковыйные северяне не захотели отступиться и стояли на своем, упорствуя в злом деле. Таким образом, увидев и поняв, что нет способа умиротворить несчастных мятежников, вышепоименованные благородные мужи решили дать бой ; ... но в ночь перед назначенным днем битвы прошел небольшой дождик - ничего особенного, но будто бы чудом божьим вода на переправе, которую всего за день до того можно было бы перейти вброд, не промочив обуви, поднялась внезапно до невиданных доселе ширины и глубины, и когда день и час сражения наступили, противники не имели возможности встретиться.
После этого сражение, назначенное между двумя армиями и отмененное, как думается, самим Богом, простершим свое милосердие и сострадание на огромное число невинных, которые были бы наверняка убиты в великой схватке, не могло состояться. Тогда ... состоялся совет и прощение Его Величества короля было даровано всем военачальникам и главным зачинщикам мятежа, а те обещали, что все, что их так удручало, будет благочинно передано в петиции королю, так что его высшая власть и мудрое решение послужили бы установлению порядка и доброму завершению дела. На том все спокойно разошлись и те, кто прежде был полон воинственного огня, после явления чуда господнего вернулись с миром домой хладные, как вода... "
Но что же все-таки вызвало возмущения? Это был результат целой серии событий, которые все вместе создали достаточное напряжение и безрассудство в отношении возможных последствий и которые казались лишь наполовину правдивыми, наполовину слухами до тех пор, пока все не выплеснулось на поверхность в неуправляемом виде и без реального руководства и затем пошипело и затухло, как отсыревшая шутиха. Единственная беда в том, что от этих искр возгорелось настоящее пламя – в частности, в виде последовавших после казней.
Церкви в основных городах Линкольншира были чрезвычайно богаты и владели многими очень ценными сокровищами, которые, как опасались, могли быть конфискованы. Это, как и уменьшение числа праздничных дней и других традиционных выходных, повышение налогов, заграничные войны, назначение непопулярных министров, разрыв с Римом и развод короля с Екатериной Арагонской, было причиной общего неспокойствия, вызвавшего поход из Хорнкасла, Лута, Кэйстора и других линкольнширских городов с целью навести порядок в Линкольншире. Это также привлекло значительное внимание к вопросу о статусе принцессы Марии: в северных областях на нее все еще смотрели как на законную дочь короля, происходившую по материнской линии из наизнатнейшей семьи в христианском мире и законнорожденность которой никогда не оспаривалась Римской церковью.
В 1536 году в канун дня Св.Михаила в Линкольншире работали три государственные комиссии. Одна из них, занимавшаяся роспуском небольших монастырей, находилась в графстве с июня. Вторая оценивала и собирала государственные ассигнования, третья была назначена для проверки квалификации и образования духовенства. Работа проходила в атмосфере слухов и тревожных ожиданий. Говорили, что драгоценности и утварь приходских церквей будут конфискованы, что все золото будет отправлено к монетному двору на пробу, что будут введены налоги на весь рогатый скот и на крещения, венчания и похороны. Ходили и более дикие слухи: "что на пять миль в округе не останется ни одной церкви, а остальные принижены ", что народу запретят есть белый хлеб, гусей или каплунов без уплаты дани королю, что каждый человек должен будет отчитываться о своем имуществе и доходе и за неверные сведения лишен всего. Есть свидетельства, что осенью 1536 г. такие слухи распространялись во многих восточных и центральных областях. Но в Линкольншире они были наиболее сильны. И восстание там, исходившее из трех городов - Хорнкасла, Лута, Кэйстора – было взрывом негодования людей, которые, как говорил Райотсли Кромвелю, "думали, что их собираются уничтожить навечно".
Восстание в Линкольншире
Прохладным субботним вечером 30 сентября в деревне Лут в Линкольншире вспыхнула та искра, которой суждено было найти завершение в трагическом Грейском паломничестве. Местный народ, гордящийся величественным церковным шпилем, достроенным всего за 20 лет до этого, и опасающийся прибытия известной комиссии, собрал ключи от церкви и передал их сапожнику Николасу Мелтону на сохранение. Отныне тот стал "Каританом-Сапожником", предводителем движения против короля. В сумерках народ собрался на поле и, неся большой серебряный приходской крест во главе процессии, прошел по улицам в знак протеста против прибытия Джона Инеджа, одного из инспекторов Кромвеля, для «посещения» местной церкви. Они назначили смотрителя за церковным имуществом, и когда на следующее утро Инедж явился в деревню, люди выскочили на улицы, голосами и оружием выражая возмущение несправедливостью этого визита. При попытке Инеджа зачитать приказ Кромвеля на рыночной площади поднялся "жуткий ропот". Народ напал на незадачливого инспектора, вырвал бумагу из его рук и угрожал, приставив шпагу к его груди; спутники Инеджа были заперты в складах.
Наибольшее влияние в этой части Англии имел герцог Ричмонский, незаконный сын Генриха VIII. У герцога также было множество связей, включая его мать Элизабет Блонт - вдову лорда Толбойса, к этому времени ставшую женой Эдварда, лорда Клинтона.
К понедельнику 2 октября люди из Хорнкасла и Ист Рэйзена прибыли в Лут. Огромной толпой они все вместе прошествовали в Кэйстор, где в этот момент королевской комиссией производилась опись церковного имущества. Здесь к протестующим присоединились сэр Роберт Даймок с сыновьями и его друзья, которые "просто гостили у него в это самое время". Из Голто, дома жены деда герцога Ричмонда, леди Толбойс, явился капеллан в сопровождении большой группы вооруженных людей. Более 500 вооруженных защитников из Саут Кайма под предводительством сэра Томаса Перси, родственника Толбойсов, (которые "просто случайно оказались в тех местах для охоты"), и примерно такое же число во главе с Эдвардом Даймоком, влились в ряды мятежников.
В тот же понедельник 2 октября лорд Клинтон выехал верхом из своего дома в сопровождении всего одного слуги. Сперва он отправился в Слифорд к лорду Хасси. Хасси являлся казначеем принцессы Марии, а жена его была посажена в тюрьму за то, что продолжала величать ту «принцессой Марией» , а не «леди Марией». Хасси был заверен в поддержке императора (кузена Марии) и казался естественным лидером восстания против короля. Но он не был таким лидером. Клинтон поскакал далее в Ноттингэм и затем к лорду Хантингтону в Эшби. К пятнице он прибыл в Хардвик Холл в Дербишире к лорду Шресбери. Он привез письма от Кромвеля. Тем временем к мятежникам присоединились другие вооруженные группы, предупрежденные сторожевыми и сигнальщиками, и восстание распространилось на земли Йоркшира. Член парламента от Линкольна Томас Мойн встретился с Робертом Эском, который возглавлял движение в Йоркшире.
Сэр Джон Рассел и сэр Уильям Парр, оба находившиеся до того в подчинении герцога Ричмонда, перекрыли Большую Северную дорогу в Стэмфорде. Имея при себе крупный отряд вооруженных сподвижников, они создали преграду на пути из Лондона. Единственным значительным землевладельцем Линкольншира, на которого король мог опереться, был его друг и деверь, герцог Саффолкский. Саффолк прибыл в Стэмфорд с большой, хорошо оснащенной армией. Не имевшее решительного руководства и ясной цели восстание, таким образом, было развеяно.
Ответ Генриха VIII на представленные ему жалобы [мятежников] был зачитан Мойном в капитуле Линкольнского собора. Король-де до того не слыхивал о том, что советники принцев и епископы должны назначаться невежественными обывателями и, тем более, "грубыми простолюдинами одного из самых скотских и зверских графств королевства ". Мятеж был подавлен с помощью карательных поборов и многих казней.
Восстание потерпело поражение, потому что не имело единого руководства и единой цели. Будь герцог Ричмонд еще жив, он мог бы заполнить этот пробел, находясь в своем дворце в Колливестоне, близ Стэмфорда, с армией не меньшей, чем 5-тысячное войско, которое привел герцог Стаффолк. Как сын короля и наследник трона, он представил бы собой альтернативу своему крайне непопулярному к этому времени отцу. Но Ричмонд умер 23 июля 1536 г.
Странная реакция короля на смерть сына могла быть вызвана сведениями о том, что тот мог возглавить мятеж против него. Прямых свидетельств тому нет, но ведь любые такие свидетельства должны были быть уничтожены сразу после кончины Ричмонда. Его смерть могла явиться как удачным совпадением, так и результатом заговора. Если король знал о готовящемся восстании с целью посадить вместо него на трон его сына, это может объяснить реакцию Генриха и даже объяснить саму эту весьма своевременную смерть.
Поделиться42014-12-15 02:17:03
Когда в конце концов король послал свой ответ (на примерно десятый день), все уже разошлись по домам и с восстанием было покончено – не считая карательных мер. "Мятежники" упорно утверждали, что они были верны монарху и вернулись домой всего через 10 дней, как только король им приказал это сделать.
Нет достоверных свидетельств, объясняющих причины, по которым местная знать примкнула к мятежникам, но очевидно, что некоторые из них были запуганы толпой и вынуждены влиться в ряды восставших, а некоторые сделали это из стремления уменьшить свои потери.
Правительство прекрасно понимало, какие результаты принесут все проводимые религиозные реформы, однако продолжало внедрять их невзирая ни на что. Сам король, разумеется, отвечал на возникающие требования с присущей ему тонкостью. Найти предводителей и казнить! Чем кровавее, тем лучше! Кроме того, что на этот раз все допрашивались после принесения клятвы, Томас Мойн пытался выяснить, почему многие представители местной знати были вовлечены в мятеж, а на некоторых оказано давление, как, например, на Эдварда Даймока. Наградой ему за старания послужил приказ «Повесить, Вздернуть, Обезглавить и Четвертовать!» - т.е. придушить до потери сознания, распластать и изранить ножом, вытащить его внутренности и т.д. живьем и затем отрубить голову. Что происходило потом, уже не должно было сильно его беспокоить, но далее его тело было расчленено на четыре части, и эти куски на крюках и кольях выставлены на всеобщее обозрение в качестве наглядного урока, что случается с теми, кто перечит королю или текущему правительству.
Грейское паломничество
Так называется восстание на севере Англии, имевшее место в 1536. Формулировка причин этого имевшего множество сторонников движения, распространившегося на более чем пять графств и нашедшего сочувствующих по всей стране, приписывается Роберту Эску, лидеру мятежников: "распространение ереси, угнетение храмов божьих и другие вещи, затрагивающие благоденствие [народа]". В своем "Рассказе королю" он заявляет:
По всему королевству души людей томятся при виде угнетения аббатств, чуя, что это первые плоды того, что приведет к разрушению всего здания веры в Англии. И особая их вражда обращена на лорда Кромвеля.
Мятежный дух распространился от Хамбера до Твида, и все присоединившиеся к движению связали себя клятвой стоять друг за друга: "ради любви к всемогущему Богу, веры, Святой церкви и защиты всего названного; для сохранения персоны короля и его династии; для очищения знати; для изгнания людишек подлой крови и злых советчиков из королевской милости и доверия; не ради личной корысти, не для ущерба кому-либо, не для поражения или умерщвления из зависти, но для восстановления церкви и подавления еретиков и их ересей."
В Йорке обыватели поначалу не приняли участия в восстании, но преимущественно сочувствовали мятежникам. Мэр, Уильям Хэррингтон, оказал бы сопротивление, если бы не доверился городской общине; среди других верных сторонников короля упоминаются доктор Стивенс, медик графа Нортумберлендского, Роджер Рэдклифф и священник церкви Св.Марии Каслгейт. 9 октября лорд Дарси, все еще действуя в соответствии со своими обязанностями, приказал мэру защищать город, отметив тот факт, что у мятежников не хватало артиллерии. На следующий день шериф Йоркшира настойчиво просил Дарси немедленно выслать отряд в Йорк для подавления местных мятежников.
Более позднее свидетельство соборного казначея Ланселота Колинса освещает дальнейшие события. 10 октября Колинс услышал о восстании под предводительством Эска в Хауденшире и на следующий же день «они были уже в самом Йорке». Мятеж распространился благодаря листкам одного брата-монаха из Нэйсборо, утверждавшего, что церкви будут разрушены [королем], а крещение и венчание обложены налогом - обычные ложные слухи, столь сильно будоражившие народ. В тот же день стало известно, что Эдвард Ли, архиепископ Йоркский, лорд Дарси и другие люди короля бежали в Понфракт. Колинс полагал, что их бегство обнадежило мятежников. Сам Дарси 13 октября доложил королю из Понтфракта, что им было приказано мэру смотреть за безопасностью города и порядком в народе , «который, как я слышал, настроен дружелюбно» . Описывая обстоятельства мятежа, он добавляет, что 'город Йорк им благоволит'.
Для поднятия духа пилигримов и вовлечения сторонников в их ряды, во главе похода шел отряд священников со стягом, на котором был изображен распятый Спаситель, чаша и облатка, а каждый солдат войска имел на рукаве эмблему– пять ран Христа и имя Иисуса в центре. Все предприятие было затейливо названо Паломничеством Благодати ("The Pilgrimage of Grace" – отсюда странный перевод на русский Грейское паломничество) и где бы ни появлялись пилигримы, первой их целью было восстановление выдворенных монахов в их монастырях. Уилфрид Холм, писатель того времени, живший в Хантингтоне, близ Йорка, рассказывает, что паломникам нравилось применять к себе следующие строки из так называемых пророчеств Мерлина:
Выползет червь, одноглазый Эск,
Станет главою он главных,
Конным сберет он прекрасный наряд,
Полу-каплун и полу-стряпун,
Курицей будет каплун умерщвлен,
И май не наступит потом.
Восстание вспыхнуло 13 октября 1536 г. сразу после поражения восстания в Линкольншире. Роберт Эск, лондонский адвокат из хорошей йоркширской семьи, до некоторой степени замешанный в линкольнских волнениях, возглавил 9-тысячный отряд мятежников и пошел на Йорк. Замки Скарборо и Скиптона устояли, но Йорк меньше чем через неделю открыл ворота 20-тысячной армии (значительная часть которой была конной), ведомой Эском. Там он распорядился о том, чтобы изгнанные монахи и монахини вернулись в свои обиталища; королевские арендаторы [церковной недвижимости и земель] были смещены, а отправление религиозных ритуалов возобновлено.
По слухам, были и другие очаги мятежа под предводительством северной знати. К 23 октября армия насчитывала уже 30 или 40 тысяч хорошо оснащенных воинов.
Успех восстания в Йорке обнадежил неспокойные круги на востоке Англии и в Норфолке, а также всегда существовала опасность вторжения из Шотландии или с континента. И в самом деле, Папа Римский дал легатские полномочия Реджиналду Поулу, сыну графини Салисбери и потомку Плантагенетов, и послал его во Фландрию ждать подходящего момента для того, чтобы перебраться в Англию и затем возглавить восстание.
Халл и Понтефракт также открыли ворота мятежникам, возможно, из-за своих недостаточно сильных для обороны гарнизонов.
На большом совете в Понтфракте 200 представителей – пэры, рыцари, землевладельцы и обыватели, - встретились для подготовки обоснованного заявления своих требований. Данный документ сохранился и отражает уникальность Паломничества в сравнении с другими восстаниями.
На Совете Паломников в Понтефракте присутствовали:
Лорды: John Scrope, Lord Scrope of Bolton; John Neville, Lord Latimer; Christopher Conyers, Lord Conyers of Hornby; John Lumley, Lord Lumley; Thomas Darcy, Lord Darcy and Lord Neville.
Рыцари: James Strangways, Christopher Danby, Thomas Hilton, William Constable, John Constable, Robert Constable, Peter Vavasour, Ralph Ellerker, Christopher Hilliard, Robert Neville, Oswald Wolsthrope, Edward Gower, George Darcy, William Fairfax, Nicholas Fairfax, William Mallory, Ralph Bulmer, William Bulmer, Stephen Hamerton, John Dawnye, Richard Tempest, Thomas Johnson, and Генрих Gascoigne.
Джентльмены (землевладельцы): Robert Bowes, Marmaduke Neville, Robert Chaloner, William Babthorpe, John Norton, Richard Norton, Roger Lasells, Richard Lasells, Richard Bowes, Ralph Bulmer, Metham Saltmarsh, Messrs De la River, Barton of Whenby, Place, Fulthorpe, Redman, Hamerton, Palmes, Aclom, Rudston, Plumpton, Middleton, Mallory of Wothersome and Allerton.
Обыватели: Robert Pullen, Nicholas Musgrave, 6 from Penrith, William Collins, Harry Bateman and Brown from Kendal, Mr Duckett, Edward Manser, Mr. Walter Strickland, Anthony Langthorn and John Ayrey.
Томас Перси и Томас Темпест (оба рыцари) не смогли присутствовать, хотя тоже участвовали [в восстании и разработке петиции].
Требования полностью соответствовали канонам католицизма: признание главенства папы и просьбы остановить ереси и разграбление [церквей и монастырей].
В замке Понтефракт вестник герцога Норфолка, Председателя от Севера Англии в Палате лордов и предводителя королевской армии, был допущен к Эску, имевшему место между архиепископом Йоркским и лордом Дарси. Однако, услышав текст прокламации, он отказался обнародовать его перед армией. Тогда мятежники, числом 30 тысяч, выдвинулись на осаду Донкастера. Но тут они были встречены [герцогом] Норфолком, который пушками защитил мост через Дон. Перейти же вброд в это время было невозможно из-за разлива реки.
Такое положение было большой удачей для герцога, поскольку его 5-тысячный отряд был бы не в состоянии сражаться с большой армией повстанцев. Герцог первым пошел на переговоры и намеренно затягивал их до прибытия короля со свежими военными силами.
Герцог Норфолк и граф Шресбери начали переговоры с мятежниками в Донкастере, где Эск собрал от 30 до 40 тысяч своих людей. Стороны согласились на перемирие, а повстанцы изложили свои требования к королю:
• (1) Что будет даровано прощение всем без каких-либо исключений;
• (2) Что парламент [по этому вопросу] соберется в Йорке, Ноттингэме или другом удобном месте;
• (3) Что ни один человек, живущий к северу от Трента, не будет принуждаться повесткой идти в иной суд кроме Йоркского, за исключением случаев вассальной присяги;
• (4) Что те законы, принятые последним парламентом, которые вызвали наибольшие горести народа, будут отменены;
• (6) Что принцесса Мария будет объявлена законной [дочерью короля];
• (6) Что разогнанные монастыри будут возвращены в прежнее состояние;
• (7) Что будет восстановлено верховенство Папы Римского [над английской церковью];
• (8) Что еретические книги будут уничтожены, а еретики наказаны по закону;
• (9) Что лорд Кромвель, верховный викарий, лорд Одли, канцлер, и Рич, верховный поверенный, будут удалены из Королевского совета; и
• (10) Что Ли и Лэйтон, инспекторы северных монастырей, должны быть казнены за взяточничество и вымогательство.
Поделиться52014-12-15 02:17:27
Король назначил герцога Норфолкского представителем для ведения переговоров с мятежниками и дал ему полномочия обещать прощение всем, кроме десяти лиц – шести названных и четырех неназванных, - но эти условия были отвергнуты. Переговоры прервались, и паломники решили рассудить спор с помощью оружия. Герцог встревожился, так как его военные силы были непропорционально малы, и упросил короля принять хотя бы некоторые из требований.
Генрих VIII принял делегацию [повстанцев] в Виндзоре, внезапно согласился созвать новый парламент и, пригрозив делегатам, что его воины сожгут их живьем, убеждал мятежников разойтись по домам. Королевское прощение было распространено на всех повстанцев и также было дано обещание, что их жалобы будут терпеливо выслушаны и обсуждены на парламентском собрании в Йорке. После этого Эск, поверив слову короля, распустил своих сторонников.
"На этих условиях паломничество было прекращено (9 дек, 1536), однако король, к отчаянию мятежников, в монаршем манифесте прочитал им поучение в такой манере, которая в наши дни скорее возбудила бы, нежели подавила восстание. На ту часть петиции, где высказывалось требование отставки его министров, обвиненных в намерении извратить государственную религию и поработить народ, король ответил:
'И мы, и весь наш совет, считаем прямо странным, что ты, дикий и невежественный народ, дерзаешь указывать нам, кого нам призывать алибо нет, для совещания; и посему мы не потерпим никакой помехи от твоей руки, ибо не должно добрым подданным вмешиваться в такие дела.'
(из Baines' History of Lancashire.)
Восстание Бигода в январе 1537
Армия повстанцев разошлась, однако причины их возмущений не были устранены, и король не выражал никаких намерений выполнять свои же обещания. В начале следующего года паломники на севере снова взялись за оружие. Сэр Фрэнсис Бигод из Сеттрингтона, в Йоркшире, возглавил мятеж в Беверли. Новые волнения возникли в Кемберлэнде и Вестморлэнде и начали распространяться в Йоркшир. Мятежники попытались взять крепости Хала и Карлайла, но были отброшены назад и там, и там, причем при отступлении от второго города они были перехвачены герцогом Норфолком с его значительно усиленной армией, и 74 командира [повстанцев] были повешены на городских стенах.
Паломничество нашло много сочувствующих в епископате Карлайла. Роберт Джерби, аббат Холм Калтрама, Таунли, ректор-управляющий Карлайла, приор Лэйнеркоста и безымянный викарий Пенрита вызвали своими действиями особый гнев короля. От имени монарха Карлайл держали сэр Томас Клиффорд и сэр Кристофер Дэкр. Насчет верности Дэкра были очевидные сомнения, но в конце концов он полностью их опроверг.
Местным очагом восстания представляется Пенрит: туда удалился аббат Джерби, и там он занялся поддержкой и подстрекательством, посылая подкрепления мятежникам в Йорке. Под угрозой повешения он заставлял своих арендаторов присутствовать на подпольных собраниях в Вэйтиригау (?* - знак вопроса авторский) и Бродфилде, и когда 12 февраля 1536/7 примерно 8-митысячная толпа из Кендала, Ричмонда, Керкби Стивена, Эпплби и Экзэма под главенством Никола Масгрэйва пошла на осаду Карлайла, аббат поехал вместе с ними и служил их представителем в требованиях сдать город. Клиффорд и Дэкр отвергли требования и преследовали плохо организованного противника, который сплотился и сперва устоял, но разбежался в панике, услышав о приближении королевских сил во главе с герцогом Норфолкским.
Генрих счел это второе восстание поводом для отмены дарованной им амнистии [повстанцам], и несмотря на то, что многие из лидеров не были замешаны во втором мятеже, их обвинили, допросили и казнили. В общем итоге количество казненных исчислялось сотнями, многие были принуждены судом взять на себя вину. Главари мятежников, включая Дарси и Хасси, были обезглавлены, Роберта Эска доставили в Йорк для подвешивания на цепях до смерти. Многие сельские люди были повешены прямо в своих собственных садах в качестве назидания соседям, а монахов аббатства Суолли, разогнанного монастыря, который восстановили пилигримы, повесили на выступах навершия их церкви.
Уничтожение лидеров овсстания позволило Норфолку окончательно покончить с ним. Сам король отыгрался на Кемберлэнде и Вестморлэнде целым рядом убийств под прикрытием законов военного времени. Эска, хотя он пытался предотвратить восстание, осудили на смерть. В итоге 216 человек были умерщвлены: лорды и рыцари, полдюжины аббатов, 38 монахов и 16 приходских священников (далее список: Lord Darcy, Sir Генрих Percy, Sir Thomas Percy, Sir Robert Constable, Sir John and Lady Bulmer (последний сожжен в Смитфилде; его первая жена была теткой сэра Фрэнсиса Бигода, вторая, Margaret Stafford, вдовой Уильяма Чини и, возможно, дочерью герцога Бакингэма), Sir Stephen Hamilton, Nicholas Tempest, William Lumley и другие джентльмены вместе с четырьмя аббатами Фонтэйнса - Jervaulx, Barlings, Sawley, и Rivaulx, - и приором Бридлингтона) .
После того как Генрих подавил восстание, благородно отступившись от им самим обещанного всеобщего прощения, он писал своему подручному, герцогу Норфолкскому:
Нас радует то, что . . . вы наложите такие ужасные наказания на доброе число жителей каждого провинившегося города, деревни, поселения, что устрашающее зрелище это будет уроком всем другим, кто вздумает предпринять нечто подобное в будущем
Этим же письмом герцогу было приказано схватить и доставить к королю викария Пенрита и ректора Таунли, а также посетить
Salleye (Sawley), Hexam, Newminster, Leonerdecaste, Saincte Agatha и остальные те места, которые пытались бунтовать или другим образом участвовали в заговоре либо удерживали дома свои силой от времени договора в Донкастре, тако вы не поимейте жалости и не взирайте на обстоятельства, ныне когда стяг ваш поднят, да прикажите всех монахов и каноников, попустивших любую вину, воздернуть безо всякой задержки и церемонии, ради грозного урока остальным.
Аббат Соули и приор Экзэма точно были повешены. Судьба троих других неизвестна, как и то, что стало с викарием Пенрита и ректором Таунли. 74 человека были казнены в Кемберлэнде и Вестморлэнде, по некоторым сведениям, они умерли не подвешенные на цепях, как осужденные мятежники из Йоркшира и епископате Дарэма : "тела были срезаны и похоронены какими-то женщинами ", к возмущению герцога [Норфолка]. Ничего не говорится об участи аббата Холм Калтрэма, но, судя по словам сэра Томаса Уортона, в августе 1537, о "кончине покойного аббата Холма" он был, скорее всего, повешен, если только не ухитрился умереть до казни. Сэр Томас Уортон в своем письме также упоминает, что присутствовал на судах в Кемберлэнде:
...когда всякие злостные бунты и прочие противузаконные дела недавно свершились. Было великое возмущение и главою ему архиепископ Карлайла...
Два-три года спустя в Йоркшире было еще одно восстание, в результате которого сэр Джон Невилл и десять других лиц были схвачены и казнены в Йорке.
Перевод Milagro.
Поделиться62014-12-15 02:17:52
Вольный перевод отдельных страниц книги The Pilgrimage of Grace (1536 – 1537), Madelene Hope Dodds and Ruth Dodds, 1916.
Впервые был опубликован на форуме Apropos
Глава V. Бунт в Линкольншире
К Михайлову дню 1536г в Линкольншир были посланы три группы королевских комиссаров. Перед каждой стояла своя задача:
1. (Отправлена еще в июне) Закрыть малые монастыри.
2. Собрать налоги, короче деньги.
3. Провести инспекцию священства – на их моральное, образовательное и политическое соответствие занимаемой должности.
Комиссары раздражали своей деятельностью все сословия.
Простонародье было возмущено закрытием монастырей. Джентльмены – новыми налогами, священство – предстоящей инспекцией.
Священники были предупреждены о предстоящей инспекции за три недели до Михайлова дня, когда некто Питер, помощник комиссара, сказал им: «Мой хозяин заставит вас заглянуть в ваши книги, а потом вы будете сдавать ему экзамен»
Инспекция началась в Болингброке 20 сентября, и священники были сильно возмущены тем, что происходит.
Пастор Конисхолма сказал: «Они отбирают у нас наши приходы (бенефиции), потому что получили первые плоды, но чем я стану платить им снова, я лучше лишусь своего прихода».
Саймон Молтби, пастор Фарфорта, сказал, что серебряные потиры должны быть отданы королю в обмен на оловянные, и он и другие священники собираются покарать канцлера епископа доктора Рейнса и надеется на поддержку соседей.
Следующая инспекция предстояла в понедельник, 2 октября в Луте, и несколько священников из округи пришли в Болингброк, чтобы посмотреть, что это такое.
Томас Кендейл, викарий из Лута, не был в Болингброке, но был настроен яро против инспекции. В воскресенье, 1 октября, он читал проповедь в церкви Лута и рассказал пастве, что «на следующий день предстоит инспекция», и посоветовал «держаться сообща и хорошо обдумать то, что от них будут требовать во время вышеупомянутой инспекции». Паства прекрасно поняла, что он имел в виду. Народ готовился пройти по деревне, неся три серебряных креста, принадлежащих конгрегации, а певчий, Томас Фостер, кричал: «Господин, выйдите и позвольте нам пройти под крестами! Бог знает, когда нам удастся это в следующий раз!»
Слухи о проповеди викария и слова Фостера разнеслись по всей округе. Роберт Норманн, кучер, Джон Уилсон, плотник и прочие, после вечерней службы появились у входа в клирос и забрали ключ от сокровищницы у ктитора (церковного старосты), заявив, что знают, что констебль должен доставить сокровища церкви к канцлеру епископа. Ключ был доверен Николасу Мелтону, сапожнику, по прозвищу Капитан Кобблер.
Весть о том, что случилось в Луте, дошла до маленькой деревни Кедингтон, которая находилась возле аббатства Лут Парк. (справка о Лут Парке)
В дом Уильяма Морланда по прозвищу Бароуб, в недавнем прошлом монаха в закрытом аббатстве Лут Парк.
В понедельник , 2 октября, Морланд отправился в Лут, и прибыв туда хотел зайти в церковь, но его не пустили. Люди, собравшиеся здесь и охранявшие сокровищницу, обсуждали, что им делать дальше и следует ли звонить в колокола и объявлять тревогу.
Морланд отправился в дом Уильяма Херта, мясника, чей брат, Роберт, тоже раньше был монахом в Лут Парке. Все трое сели завтракать (пудингом), к нми присоединился четвертый, некто Николас, слуга лорда Бурга.
Тем временем городская администрация собралась в ратуше, чтобы выбрать чиновников администрации на следующий год, а люди в церкви были оставлены на волю судьбы. Выборы в ратуше и завтрак у Херта были прерваны тревожным звоном колоколов. В это же время в Лут прибыл представитель епископа Линкольна, Джон Хеннадж, с целью курирования выборов городских чиновников.
Услышав звон колоколов, Николас сказал, что те, кто нами управляют должны быть повешены, не что Херт возразил, что ему лучше помолчать, иначе если эти слова кто-то услышит, то повешены будут они сами.
Шум и гам стали столь сильны, что Морланд поспешил пойти и посмотреть, что происходит. Подойдя к церкви, он обнаружил, что Хеннадж захвачен вооруженной толпой. Морланд и присоединившиеся к нему соратники помогли Хеннаджу скрыться на хорах и заперли двери. Толпа кричала, что Хеннадж, Морланд и Капитан Кобблер, с которым Хеннадж пытался поговорить перед тем, как его захватили, должны принести клятву, что подчинятся требованиям народа, иначе они будут убиты. Клятва была произнесена, но через некоторое время толпой был захвачен, на этот раз, Джон Фрэнкиш, секретарь епископа, который прибыл, чтобы произвести ревизию ценностей. Толпа собиралась сжечь его книги, среди которых были Библия на английском языке и книга расчетов. Морланд пытался утихомирить толпу. Его, как знающего грамоту, заставили читать документы секретаря, но едва он попытался начать читать королевский указ, кто-то вырвал у него из рук бумаги и изорвал их. Клочки бумаги разнеслись по толпе и позже были брошены в огонь.
Тем временем Хеннаджа и Фрэнкиша привели на рыночную площадь и потребовали, чтобы последний сам сжег свои бумаги. Фрэнкишу удалось отдать свою книгу расчетов Морланду, но толпа требовала вернуть ее и сжечь. Книгу отобрали у него, но она случайно попала в руки Капитана Кобблера. Морланду было опасно оставаться в Луте и друзья помогли ему покинуть город.
60 священников, которые собрались в Луте на экзамен, были вынуждены по требованию толпы, дать клятву, что они ударят в набат, вернувшись в свои приходы, и поднимут народ. Главы города, которые до тех пор находились в ратуше, были приведены и также принесли клятву во имя Бога, Короля, народа и благосостояния Святой Церкви.
Около сорока мятежников отправились в Легбург, небольшой женский монастырь в двух милях от Лута, где расположились королевские комиссары. По пути они встретили некого Джона Беллоува, слугу Кромвеля, которого особо ненавидели по всей стране. В Легбурге мятежники захватили комиссаров и их слуг. Имена комиссаров – Уильям Элейн, Джон Браун, Томас Мэнби и Джон Милсент. Мятежники вернулись в Лут и заключили под замок всех комиссаров, угрожая им расправой.
Ненависть к комиссарам была настолько велика, что по стране пошли слухи, что одного из них ослепили, завернули в свежую коровью шкуру и отдали на растерзание псам. Эти слухи дошли до короля 6 октября, но вряд и они были правдой, потому что никто из мятежников не был судим за убийство, а некоторые даже отпущены.
Известия о мятеже в Луте были получены сэром Эдвардом Мэдсоном и лордом Клинтоном на следующий день. Они сообщили об этом лорду Хасси.
Комиссары по сбору налогов, одним из которых был Мэдсон, намеревались встретиться в Кейсторе, но узнав о событиях, собрались недалеко от города, наблюдая, что будет дальше.
Поделиться72014-12-15 02:18:24
Мэжд Чейн и «пилигримы Божьей милости»
Народ косо смотрел на королевский развод, аристократия была возмущена засильем выскочки – Кромвеля. Один из лордов открыто заявлял, что «дела до тех пор не пойдут хорошо, пока мы не возьмемся за оружие».
Весной 1536 года Анна Болейн внезапно была обвинена в прелюбодействе и заключена в Тауэр. Несколько дней спустя суд признал ее виновной и послал на эшафот. Это придало лордам смелости.
На севере Англии католические монахи пользовались особенной популярностью. Под влиянием их зажигательных проповедей осенью 1536 года началось восстание в Линкольншире; едва оно было подавлено, как за оружие взялись йоркширцы. Фермеры во главе с приходскими священниками овладели столицей графства – Йорком. К восстанию примкнули крупнейшие аристократы севера – Дургамы, Невилли, Вестморланды, Латимеры и другие. Мятежники называли себя «пилигримами Божьей милости», а свой поход – «Богомольем благодати».
Тридцать тысяч «здоровых людей на добрых конях» двинулись на Лондон, требуя изменения королевской политики, соглашения с Римом, восстановления Марии, дочери Екатерины, в правах наследницы престола и изгнания Кромвеля.
Чтобы выиграть время, власти вступили с восставшими в переговоры, которые продолжались в течение всей зимы. Кромвель пообещал созвать парламент для обсуждения выдвинутых восставшими требований. После этого лорды, руководители восстания, немедленно оставили знамя «Пяти ран Господа» и с криками: «Мы не хотим другого знамени, кроме знамени нашего государя, короля!» – возвратились в свои замки. Вслед за ними разошлись по домам простые дворяне и фермеры, которым было обещано прощение. Но едва волнение улеглось, как по пятам за ними двинулась шестидесятитысячная королевская армия. Власть сбросила маску.
Всю весну 1537 года продолжались аресты и казни руководителей и участников «Богомолья благодати». Один из мятежных лордов крикнул в суде Кромвелю: «Кромвель, ведь это ты главная причина мятежа и всех несчастий: ты только и думаешь о том, чтобы погубить нас. Я уверен, что, если тебе и удастся отрубить головы всем благородным людям в королевстве, все-таки ты доживешь до того, что останется хоть один человек, который отрубит твою голову!»
Несмотря на эти угрозы, Кромвель беспощадно расправился с дворянством северных графств. Множество лордов, баронов и рыцарей оставили надписи о своем пребывании на стенах темниц Тауэра.
Вместе с тремя Булмерами – главой рода сэром Джоном, его братом сэром Уильямом и сыном сэром Ральфом – в лагерь «пилигримов Божьей милости» явилась женщина, или скорее фурия, – неистовое, дикое создание. Ее настоящее имя было Маргарет Чейн, но по всей пограничной с Шотландией округе она была известна как Мэдж. Сэру Джону она приходилась не то женой, не то сожительницей. Сама она претендовала на роль леди Булмер, но в суде, который состоялся над ней позднее, она называла себя просто Мэдж Чейн. Вообще-то сэр Джон имел законную супругу, другую женщину – мать сэра Ральфа, но неизвестно, была ли она жива в то время, когда он сошелся с Мэдж. В ту эпоху законы о супружеских отношениях в пограничных областях были весьма просты: достаточно было какой-нибудь клятвы или местного обряда, чтобы считать пару мужем и женой.
Сэр Джон Булмер добывал пропитание своим мечом, а Мэдж Чейн, имевшая мужественную и стойкую душу, была женщиной как раз ему под стать. В ее жилах текла благородная, но бешеная кровь – она была незаконной дочерью герцога Бэкингема.
После поражения в одном из набегов сэр Джон возвратился убитый горем и позором в свой Вильтонский замок, стоявший посреди Кливлендских гор, и зажил вдали от людей вдвоем с Мэдж. Однако с годами до них стали доноситься приятные вести о распрях при дворе и о том, что Кентская Дева предрекает великие несчастья. В сэре Джоне возродились надежды, что его меч и не совсем одряхлевшая рука еще сгодятся на что-нибудь. Как только началось «Богомолье благодати», он одним из первых прибыл в лагерь пилигримов вместе с братом, сыном и верной Мэдж. Больше других чувств сэром Джоном двигала ненависть, ибо герцог Норфолк, шедший с войсками против богомольцев, был тот самый человек, который некогда победил его и наложил пятно позора на его репутацию воина.
Норфолк насолил и Мэдж: он был женат на ее сестре, леди Елизавете Страфорд, и в свое время не шевельнул пальцем, чтобы спасти отца своей жены и свояченицы от гнева Уолси. Мэдж ненавидела Норфолка с неменьшей силой, чем ее муж.
Много женщин находилось в лагере богомольцев вместе со своими мужьями, но ни одна не оспаривала у Мэдж ее первенствующего положения. Она была готова и способна на все. Если нужно было сказать злое слово – оно всегда было у нее на устах; если нужно было сделать злое дело – она первой подавала к этому мысль. Целыми днями она бродила по лагерю и громко требовала крови Норфолка и Кромвеля.
Когда пилигримы разошлись по домам, а предводителям восстания было предложено приехать в Лондон, чтобы подать свои требования королю, Мэдж ни за что не захотела отпускать сэра Джона ко двору.
– Ехать в Лондон! – возмущенно восклицала она. – Я не поеду туда прежде, чем Кромвель и Норфолк будут повешены.
Как набожная католичка, Мэдж держала при себе духовника – отца Стенгауза. Теперь по ее приказанию он разъезжал по северным городам и замкам, выговаривая дворянам, как позорно с их стороны удовлетвориться званием прощенных мятежников.
Отец Стенгауз был одним из многих священников и монахов, которые разбрелись по стране, сея недовольство Кромвелем и шепча людям на ухо, что королевское прощение было всего лишь обманом. Жители северных областей, возбужденные этими речами, готовились к новому «богомолью».
Новое восстание должно было стать делом простолюдинов. На рыцарей и сквайров, гордо отправившихся свернуть Кромвелю шею, а вернувшихся прощенными мятежниками, люди смотрели с презрением. Но никому не пришлось вытерпеть столько упреков и насмешек, как сэру Томасу и сэру Инграму Перси. Их брат, сэр Генри, герцог Нортумберленд, сохранивший верность королю и назначенный наместником северных областей, сместил их с занимаемых постов начальников пограничных округов и назначил на их места лорда Роберта Огля и сэра Рональда Кэрнаби. Оскорбленные и обиженные братья Перси всюду поносили новых начальников и однажды перешли от слов к делу, спалив и разграбив поместье лорда Огля. Народ принял сторону братьев, а Рональд Кэрнаби вместо того, чтобы усмирить мятеж, заперся в Чилингамском замке.
В этой взрывоопасной ситуации сэр Ральф Булмер известил отца, что при дворе затевается неладное и надо смотреть в оба. Мэдж встрепенулась:
– Если восстанет один человек, то вслед за ним подымется вся страна.
Отец Стенгауз поддержал ее:
– Теперь время для общего восстания – теперь или никогда.
Между тем королевская армия во главе с Норфолком приближалась к северным областям. Одни говорили, что он идет повесить пилигримов, другие – что он везет амнистию и прокламацию о созыве парламента.
Лорд Роберт Огль и сэр Рональд Кэрнаби осмелели и созвали пограничный парламент в Морпете, но братья Перси выгнали их оттуда. Затем братья уверили сэра Генри, что полностью раскаялись, и уговорили его вернуть сэру Инграму звание наместника и шерифа.
Наконец с приближением армии Норфолка в пограничных областях загудели колокола. Сэр Фрэнсис Бигод, брат Мэдж, поднял знамя «Пяти ран Господа». Мэдж побуждала своего мужа присоединиться к нему:
– Теперь время! Бигод вышел в поле – ступай и ты за ним!
Но дух первого «Богомолья благодати» не воскрес – теперь каждый опасался плахи. Восставшим приходилось силой приводить колеблющихся к присяге. Люди прятались от них так же, как и от королевских карателей.
Герцог Нортумберленд поехал уговаривать братьев сложить оружие. Сэр Инграм бешено воскликнул:
– Кромвеля надо повесить так высоко, чтобы видел весь мир!
Сэр Генри с досадой отвернулся, а его брат добавил:
– И если я, дай Бог, буду присутствовать при этом, то своим собственным мечом вспорю ему брюхо.
Как только Норфолк перешел реку Уз, восстание стало стихать само собой. Томас и Инграм Перси были схвачены, и народ и пальцем не пошевелил, чтобы защитить их.
Сэр Джон Булмер медлил с выступлением, пока еще можно было присоединиться к новым пилигримам. Теперь же ему и Мэдж пришла в голову безумная мысль – смело ударить по лагерю Норфолка, чтобы захватить герцога в плен или отправить его к дьяволу. Но пока они обдумывали этот план, к их замку подошел королевский отряд, и супруги поехали на юг – в Тауэр.
Томас Перси, Джон Булмер и Мэдж Чейн признали себя виновными в государственной измене и были приговорены к смерти. Первые двое отправились на плаху, а Мэдж – на костер. Обвинение против сэра Ральфа было прекращено, сэр Инграм получил прощение.
Поделиться82014-12-15 02:18:38
Здесь и далее - перевод Хелги.
Глава VII
Восстание в Восточном райдинге (административная единица графства Йоркшир, прим. пер.)
Если бы агитаторы Йоркширского и Линкольнширского восстаний попытались бы объединить силы на Михайлов день, они потерпели бы неудачу; во-первых, потому что в Йорке взялись за оружие лишь через неделю после означенного дня, а во-вторых, мятеж в Линкольншире закончился невероятно быстро.
Он начался 1 октября, в понедельник, а к 18 октября, среде, все было закончено. Но когда поднялся Йоркшир, события стали развиваться с такой скоростью, что прежде чем восставший юг Трента сложил оружие, народ Восточного райдинга с триумфом вошел в Йорк, а вожди восстания заслужили такую симпатию, что их называли главами шести северных графств.
3 октября охота в доме Уильяма Эллекера была прервана, Джон и Кристофер Эски присоединились к сэру Ральфу Эллекеру, младшему, который был комиссаром по сбору субсидий в Хемингбурге. Роберт Эск и его племянники, студенты права, отправились в Лондон к началу семестра, но были перехвачены восставшими, которые очень нуждались в джентльменах, могущих возглавить их.
Каким же образом Роберт Эск впервые появился среди мятежников?
Перед Михайловым днем трое братьев Эсков гостили в доме их сестры и ее мужа Уильяма Эллекера в Йорксуолде. Они ждали, что в начале октябре на лисью охоту приедет младший брат, сэр Ральф Эллекер, но его задержали обязанности комиссара по субсидиям. Роберт Эск с сыном своего старшего брата, Робертом Эском, и еще двумя племянниками отправились в Лондон. Они пересекли реку Хамбер у Бартона, в пяти милях от Эллекера и услышали от паромщика о восстании и захвате королевских комиссаров. Они ехали в Соклифф, что в восьми милях от переправы, чтобы переночевать в доме Томаса Потингтона, но не успели проехать и пару миль, как были остановлены группой всадников под началом Джорджа Хадсвелла, которые заставили их дать обычную клятву верности Богу, Королю и Государству. Им позволили ехать в Соклифф, где они узнали, что Томас Потингтон присоединился к восставшим. Эск хотел вернуться в Йоркшир, но по пути к ближайшему парому их вновь остановили и настолько грубо, что они были рады вернуться в Соклифф. Здесь Эск провел ночь, а с утра в четверг, 5 октября, к его постели пришли мятежники, настаивая, чтобы он с племянниками присоединился к ним. Эск просил, чтобы племянников отпустили, поскольку двое из них были наследниками титула. Возможно, в его просьбе заключалась не только человечность, но и иные причины. Не отправил ли он с ними послание?
Восставшие забрали Эска на место общей встречи мятежников на Хамбертон Хилл. Здесь уже собрались: сотня сэра Роберта Тирвита, Томас Мон с двумя сотнями, люди из Лута и прочие. Все монахи Керкстеда, кроме аббата, вооруженные топорами, присоединились к ним, среди них келарь и казначей. Казначей принес деньги и еду. Собралось не меньше десяти тысяч человек.
Люди из Хорнкасла принесли шелковый флаг с гербом лорда Лайона Даймока, которое они взяли в церкви Хоркасла днем раньше.
На пути к Хамбертон Хиллу одна из групп явилась к Фрэнсису Стонару, священнику и землемеру леди Уиллоби. Его жестоко избили, но ему удалось сохранить свою жизнь, откупившись сотней в фонд восставших.
Собравшись на Хамбертон Хилле, лидеры предлагали отправиться прямо в Линкольн, но Томас Мон обратился к восставшим с речью, напомнив, что ныне время сеять пшеницу и готовить поля под урожай на следующий год, и пообещал отправить в Линкольн небольшую группу представителей.
Ему сообщили, что с ним хотят побеседовать Николас Герлингтон, Роберт Эскью и некто Эск. Он был знаком с первыми двумя и знал, что Эск – адвокат. Считая, что эти люди стоят за миролюбивое решение вопроса, он хотел побеседовать с ними наедине, но народ не позволил ему сделать это. Он передал Эску, что они будут ночевать в Рейзен Вуде и на следующий день прибудут в Данхем Хит, и отправил людей из Кертона в Данхем на встречу. Эск послал сообщение своим людям в Кертоне, провел ночь в Соклиффе, но больше не встречался с людьми из Кертона.
Восставшие покинули Хамбертон Хилл и отправились в Маркет Рензен, где им предстояло провести ночь. Некоторые ночевали в поле, другие устроились с большим комфортом. Компания, ведомая Эдмундом, «капелланом старой леди Тейлбойз», встретила Мэтью Макерела, аббата Барлингса на пути между монастырем Барлингс и местной фермой. Они заставили его устроить их на ночь, и он снабдил их говядиной и хлебом, «едой, что предназначалась монастырским братьям».
Многие спали в кельях монахов, другие – на сеновалах в амбарах. Аббата Макерела заставляли присоединиться к восставшим вместе со всеми братьями. Аббат предложил идти с ними и петь литанию ( молитва, содержащая просьбы и обращения к Богу, прим. пер. ), сказав, что не может нарушить свои обеты. Двое главарей настаивали и запугали его настолько, что повернувшись к алтарю, чтобы слушать мессу, он дрожал, не в силах вести службу. В ответ на угрозы он дал каждому по кроне (5 шиллингов), чтобы они смогли купить лошадей.
Томас Киртон из Скотерна принес сообщение о том, что встретил группу всадников, которые намеревались сжечь монастырь, но он предотвратил это, показав им людей, спящих в сене.
В пятницу, 6 октября, через день после встречи с Моном на Хамбертон Хилл, Роберт Эск покинул линкольнширцев и пересек Трент возле Маршленда. Здесь, в Хоуденшире, к северу от Ауза, он был на своей земле, среди своих людей, готовых подняться по его слову. Его встретили, как посланца с новостями из Линкольншира, и в его честь зазвонили бы все колокола, не запрети он это. Во время смуты колокола были специальным сигналом для мятежников вооружаться против правительства. Звук колокола должен был возвещать округе о том, что народ поднялся на борьбу.
Эск посоветовал людям Маршленда не подниматься первыми, а дождаться, пока не зазвонят колокола в Хоуденшире. Перебравшись через Ауз возле Хоудена, он предложил его жителям ждать и слушать колокола в Маршленде, и был уверен, что сигналы тревоги не раздадутся без его команды. Мотивы его действий характерны для него. Он был намерен отложить восстание в Йоркшире, пока не придет ответ на петиции линкольнширцев. Возможно, король был склонен пойти на уступки, и Эск рассматривал восстание, как последнее средство, ожидая, когда оно потерпит неудачу. Хотя без сомнения, этот ход в создавшейся ситуации был и лучшим, тем не менее, в условиях, когда народ почувствовал свободу, был ошибкой. Если двум графствам не удалось подняться вместе, то скорая поддержка Йоркшира была бы очень полезна.
Поделиться92014-12-15 02:18:49
Тем временем в Лондоне...
Мэдсон и Хэннедж, покинувшие Лут в полночь вторника 3 октября, прибыли ко двору в среду 4-го, в 9 утра. Они доставили первые известия о восстании. Король сразу понял, что дела плохи. Его тревога была так сильна, что он даже преодолел свою гордость и послал за герцогом Норфолком, который жил в Кеннингхолле, в Норфолке, в полу-опале из-за его оппозиции Кромвелю.
Придворным джентльменам было приказано быть готовыми в любой момент выступить против мятежников под командованием Ричарда Кромвеля, племянника Лорда Хранителя Печати. Для них были подготовлены лошади. Лорд Мэр Лондон ходил от конюшни к конюшне, забирая лошадей как у иностранных купцов, так и соотечественников. Эта жесткая мера вызвала протесты и, так как король запретил упоминать о мятеже в Линкольншире, то пострадавшим от конфискации говорили, что в Англию с визитом прибыл граф Нассау с большой свитой, но без коней.
Волнение короля увеличилось, когда пришли, по всей вероятности в среду вечером, письма от Хасси Кромвелю с требованиями народа, и от графа Шрузбери, который переслал записку отряда лорда Бера и угрозы простолюдинов разрушить его дом в Гейнсборо, если он не вернется и не возглавит их. Граф разослал записки всем своим соседям-джентльменам, призывая их собраться в Мэнсфилде, в четверг, приведя с собой как можно больше своих людей, чтобы выступить против мятежников.
Король ускорил подготовку, насколько мог. Говорят, он не доверял городу и собрал людей и лошадей не только для обороны Лондона, но и для охраны Тауэра, «его последнего убежища». Положение его было очень неопределенным, он не знал чего и насколько он должен опасаться. Его дочери, Мэри и Элизабет, были вызваны ко двору, т.к. он хотел, чтобы они были рядом с ним и под его опекой. Мэри была принята во дворце с большими добротой и уважением, чем это случалось в последнее время.
«Мадам Мэри сейчас первая после королевы, сидит за столом напротив нее, чуть ниже, ей второй подают салфетку во время мытья рук после короля и королевы».
Рассказывали, что королева Джейн, узнав о восстании, упала на колени перед королем, умоляя его восстановить монастыри, потому что это наказание за их разрушение. Король ответил ей грубо, заставив встать и не лезть в его дела, напомнив о своей предыдущей жене. Этого было достаточно, чтобы напугать женщину в столь шатком положении.
Были разосланы многочисленные письма и прокламации, извещающие о приостановке на год закона, регулирующего размеры шерстяной одежды, ради того, чтобы смягчить недовольство суконщиков.
Лишь один человек был доволен новостями – герцог Норфолк, который не верил, что волнения слишком серьезны и сомневался, что мятежники смогут собрать и 5000 человек, но надеялся использовать эти события, чтобы скинуть Кромвеля и вернуть себе благосклонность короля.
Он поспешил ко двору 5 октября в весьма хорошем расположении духа.
Кромвель, первым узнав новости, отправил двух своих эмиссаров, сэра Мармадьюка Констебля и Роберта Теруита в Линкольн собирать сведения. С ними отправился Джон Хэннадж, тот самый, что привез первую петицию восставших королю.
В четверг, в 9 утра, они достигли Стилтона и отправили первые сообщения. Простолюдины собрали 10000 человек. Их клятву повторил «честный священник», которого заставили произнести ее. Она звучала так: «На этой книге я клянусь быть верным Всемогущему Господу, Христианской Католической Церкви и Верховному Лорду Королю и народу его королевства, да поможет вам Бог и Святой Дух».
Поделиться102014-12-15 02:18:59
Констебль и Теруит доставили письма восставших нескольким джентльменам. Они узнали, что мятежников уже 20 000 и их появления в Линкольне ожидают в субботу. В их петиции содержались требования о прощении их за восстание, возвращении святых дней, восстановлении монастырей и отмене налогов для последних. Посланники были на пути к лорду Хасси. Они достигли Слифорда поздно ночью и доставили послание, но лорд Хасси оказался не в состоянии выполнить распоряжения, которые оно содержало. Он отправил группу вооруженных слуг в Колвик, что рядом с Ноттингемом, намереваясь последовать за ними, но когда люди услышали, что он хочет покинуть их, они зазвонили в колокола и около сотни народу собралось возле его ворот, требуя, чтобы он вышел к ним. Лорд Хасси вышел и спросил, что они хотят, и они ответили: «Помощи» и что он был их единственной надеждой, а они услышали, что он собирается их покинуть. Он сказал, чтобы они расходились по домам. «Мы хотим, веруя в вас, милорд, быть с вами, жить и умереть за вас», – ответили люди. Они отказались уходить и не отпустили лорда Хасси. Посланники Кромвеля не осмелились оставаться в этом опасном месте и покинули Слифорд в полночь. Затем они разделились: Хэннедж и Теруит отправились к королю, а Констебль – в Йоркшир. Они увезли с собой письма Хасси и других джентльменов, захваченных простолюдинами.