Неспокойно, ох, неспокойно было на сердце у шута. Одно дело – разыгрывать королевских министров или устраивать мелкие пакости дяде его величества, вроде жирной навозной мухи в  вазочке с бланманже из чернослива.
И совсем другое – решиться выступить против герцога в открытую, да еще в то время, когда Гастон пойдет на все – и прихлопнет любого,  кто посмеет пикнуть против его воли.
«Только Анри… только король, живой король, настоящий король может поломать его коварный план, словно карточный домик», - думал Жестер, обходя  поросшую зеленым мхом каменную кладку и остатки  стены с пустыми глазницами вместо  окон. Говорили, что когда-то тут стоял дом из камня, красного кирпича и дерева, и именно здесь королева, гостившая вместе с венценосным супругом в имении брата, на две недели раньше положенного срока разрешилась от бремени единственным сыном, коего нарекли Генрихом. Через три дня, как только родильница окрепла, и доктор убедился в том, что ребенок вполне здоров,  а родильная горячка королеве не  грозит, мать и ребенка перевезли в Монфлери, а в  тот же вечер дом загорелся  от забытой слугами свечи – и сгорел дотла.
Остаток пути он почти бежал. Гера, решившая, что ее приятель с ней играет, подпрыгивала и норовила лизнуть в лицо.

- Вот и Буасси, - с  облегчением выдохнул шут, как только различил среди троицы всадников в конце аллеи фигуру  Аннибала,  возвышающегося над приятелями на добрых полголовы, - не опоздал ли я?
- Еще бы нам знать, зачем де Буасси окружил эту поездку такой завесой тайны, - протянул Кавелье. Он был моложе и разговорчивее.
- Буасси, он такой, - шут осклабился  и подмигнул, - вечно напустит туману.
Гера, решившая, что господа мушкетеры берут ее на охоту, необычайно оживилась и принялась мести хвостом, осторожно кося глазом на  серого першерона сержанта.
- Я остался без лошади? – скорбно вопросил Жестер, - впрочем, легче пролезть через игольное ушко, чем умыкнуть лишнюю лошадь из конюшни его высочества. Придется вашему Буцефалу, мой друг, везти двоих.
Першерон Аннибала де Буасси покорно принял еще одного седока, похоже, не слишком почувствовав разницу, и четверка авантюристов, сопровождаемая Герой, вскоре исчезла в зарослях кустарника.
- Стой… стой, да остановитесь же!  Не знаю, поможет ли  это делу, - завозился за спиной Буасси Жестер, как только они достаточно удалились от поместья – даже острого шпиля часовни не было видно за строем деревьев, - но у меня осталась перчатка, которую он проиграл мне в карты две недели тому назад… я планировал  выиграть и левую, но не сложилось,  - и шут жестом фокусника, достающего из шляпы кролика, вытащил из-за пазухи перчатку, схваченную на запястье аметистовой брошью в обрамлении банта из венецианских кружев.
-  Это чье? – осоловело глядя на перчатку – тонкую, телячьей кожи, очевидно и очень дорогую   - проговорил Бюжо.
- Сейчас мое, -  буркнул шут,  - и я очень надеюсь найти к ней пару. Гера, ко мне! Искать!
Черная с рыжими подпалинами гончая обнюхала перчатку, с размаху села на хвост, и, скорбно подняв морду в темно-серое небо,  завыла.
- Искать, Гера! – испуганно прикрикнул шут, у которого сердце тут же свалилось в живот и осталось бултыхаться там холодным, скользким обмылком.
Гера поднялась,  сунула морду в траву и принялась бестолково сновать по опушке, обнюхивая каждый встречный пенек. У развилки собака  остановилась, отрывисто гавкнула и бросилась  вперед, прямо в гущу деревьев.
- Надеюсь, она не зайца почуяла,  - успел пробормотать Жестер, с размаху качнулся назад,  потом вперед, стукнувшись лбом о широкую спину де  Буасси. Понукаемый всадником, першерон с шага перешел на рысь. Спутники сержанта молча переглянулись и кинулись догонять приятелей.

- Так-тааак! – протянул Жестер, понимающе кивая де Буасси.
Охотничий домик, предназначенный для  краткой остановки его величества и его спутников, обычно  за пару недель  до Большой осенней охоты  открывали, отмывали, доставали из сундуков серебряные кувшина для вина, кубки   и блюда для жареных рябчиков, стелили персидские ковры в кабинет и взбивали перину в королевской спальне, ежели его величество  заблагорассудится передохнуть после обеда.
- Похоже, ты прав, приятель. Гера, ко мне! – свистнул шут, решительно направляясь к домику. Собака кинулась приятелю  под ноги,  подбежала к крыльцу, понюхала воздух и отвернулась, потеряв к нему всяческий интерес.  Шут осторожно осмотрел двери, ткнул пальцем в заржавленную щеколду, ковырнул ногтем паутину на позеленевшем от времени медном молотке, и уверенно заявил:
- Тут никого не было не меньше месяца.
- И что все это значит? – не выдержал Кавелье.
- Только то, что его высочество не планировал проводить охоту, которую обещал его величеству, - пробормотал Жестер, - что делать будем, Аннибал?
Гера, заметив, что люди отвлеклись  от нее созерцанием ржавого дверного замка,  бочком подалась в кусты, обогнула лужайку по периметру и внезапно остановилась, вытянув черный нос по ветру. Ветер доносил до нее обрывки запахов… речной воды, тины, и еще какой-то… тревожный и очень стойкий запах.
Гера перепрыгнула через куст боярышника, подобралась к компании сзади и требовательно цапнула сержанта за бархатную штанину.

Гера заскулила и поджала хвост. Ей было обидно.
Жестер, раздосадованный неудачей собственной протеже, потрепал псину за ушами.
- Сержант шутит, ну же, Гера. Давай, ищи!
Гера тявкнула и рванула сквозь колючие заросли кустарника, туда,  где витали запахи лошадей, незнакомых людей,  стоячей воды и тины, запах хозяина и его спутницы  (если бы собаки умели  говорить, Гера могла бы поклясться, что чувствует близкий запах хозяина!)
Но все заслонял собой усиливающийся запах разложения.
Гера выскочила к воде.  Лошади, не привычные к бегу с препятствиями и предпочитающие путям «напрямик» утоптанные тропинки, отстали. Гончая побежала вдоль берега, принюхиваясь, остановилась, как вкопанная, и зашлась заливистым лаем.
- Вот те раз! – воскликнул Кавелье, подоспевший к берегу раньше товарищей. Сзади раздавался треск сухих ветвей – следом подтягивался першерон, везущий на себе двоих.
- Смотрите, Бюжо, тут утопленник!
Жестер сглотнул.   Внутри  стало пусто и страшно.
Он торопливо спешился и подскочил к берегу, опережая  медлительную лошадь сержанта.
Из воды торчала чья-то нога, обутая в разбухший от воды охотничий сапог.
Жестер напряженно, со свистом втянул воздух. Эта нога, с тяжелой лодыжкой, в грубой обуви, не могла принадлежать Анри. Не должна была!
Общими усилиями утопленника вытащили на берег.  Несмотря на разувшееся и уже подъеденное рачками лицо, несложно было понять, что утопленник был коренаст, коротко стрижен, а круглые оттопыренные уши чем-то напоминали ручки большого медного горшка.
- Смотри-ка, а ведь он не сам утонул… - медленно проговорил шут, выдыхая, - ему помогли.

- Определенно, - мрачно отозвался шут. Труп егеря подтверждал самые мрачные его предположения. Что-то тут было нечисто – кто-то провернул дурное дело и тщательно заметал следы.
Снова кольнуло под ложечку торопливое подозрение – если они опоздали?
Между тем, стемнело. Темнота наползла со стороны леса, окутала остров, окрасила небо в густо-синий цвет с  вкраплениями серебряных звезд.
Гера, будучи собакой умной, чутко шевелила ушами и тихонько поскуливала, опасаясь выдать нечаянных заговорщиков, но настойчиво тянула Жестера к воде.
Кавелье, отправившийся вдоль берега в поисках лодки, очень скоро вернулся, радостно блестя глазами:
- Я не решился кричать, но лодка есть… есть лодка, в кустах, тут совсем рядом.

- Надо решить, кто останется на берегу, с лошадьми, - пробормотал Бюжо, и выразительно посмотрел на шута.
С точки зрения мушкетера, в любом опасном предприятии (а труп бедняги Жожо намекал на опасность предприятия)  куда больше пользы от тренированного солдата, чем от королевского шута, скачущего по  дворцу с деревянной шпажкой наперевес. Эту точку зрения Бюжо не замедлил поведать окружающим.
Жестер ощетинился.
- Вот вы и оставайтесь, Бюжо. Когда мы вернемся, я  в любое время готов дать вам урок фехтования на настоящих, а не деревянных шпагах.
- Почему я? – вспылил мушкетер, косясь на сержанта, - я вообще не понимаю, зачем…
- Затем, - все еще мрачный, сказал Жестер, - поплывем все. Лошадей привяжем покрепче, не разбегутся. А волков в этих местах истребили еще при старом короле.
Кавелье молча взглянул на сержанта, тот кивнул, жестом останавливая Бюжо.

Гера первая прыгнула в лодку и тут же уселась на нос, принюхиваясь к ночному ветру. Переправа заняла едва ли больше четверти часа.
Дом при приближении оказался намного больше, чем виделось с другого берега. Увитые диким виноградом колонны тонули в темноте, однако дом  выглядел жилым. Из-за закрытых ставен одного из окон на втором этаже  пробивалась узкая полоска света.
- Что делать будем. Аннибал? – прошептал Жестер.

Королю не спалось. Когда  вскрыли дверь  у подъемного моста и стало ясно, что на острове он больше не пленник,  Анри успокоился, но ненадолго. Червячок непонимания продолжал грызть его мысли, и даже Бьетте не удалось его полностью отвлечь. На душе было тревожно.
Девушка спала, король осторожно поправил упавший на ее лицо локон и встал в постели.  Из приоткрытого окна веяло прохладой. Анри прислушался... Где-то ухнула ночная птица, что-то плеснуло, скрипнуло, зашуршало, снова ухнула птица. Ночь жила своей таинственной жизнью.
Не желая звать слугу,  король оделся. Зажег свечу от почти догоревшего камина и, стараясь не шуметь, спустился вниз  в кабинет дяди. Повертел в руках трость, сделал несколько выпадов, представляя, как она будет лежать в руке, и, стараясь унять нетерпение, сел за  стол, пододвинув к себе шахматную доску.  Шахматы нередко помогали  ему собраться с мыслями.
От чего-то вспомнился Пьер, или Поль ( Анри постоянно их путал), которому он велел дежурить у моста.  Глупая затея. Слуга наверняка спит, да и кто  мог приплыть ночью к острову, разве что тот самый пропавший Жожо, но король был уверен, что слуга просто не решится появиться ему на глаза.
Ничего, скоро настанет утро,   Поль приведет лошадей из ближайшей  деревни,  и к полудню они с Бьеттой будут уже в Монфлери.   Вряд ли дядя ожидает такого поспешного бегства.
Но, справится ли девушка с такой скачкой? За себя король не волновался.
Он вытащил из кармана кошелек и высыпал на стол золотые.  На эти деньги можно было бы купить не один экипаж с хорошим выездом, но откуда в  маленькой деревне экипажи.
Нет, надо дождаться утра и тогда строить планы. Анри сгреб золотые в карман - кто бы мог подумать, что они пригодятся,  и сделал первый ходе королевской пешкой.

Жестер поначалу вскинулся, собираясь протестовать. Это как же так – его, главного участника действа, человека, благодаря которому, можно сказать, и вскрылся заговор герцога против короны (а сейчас у него не оставалось в этом ни малейших сомнений) – так вот, его оставят за сторожа! Но, к чести шута, голова ему дана было не только для того, чтобы в нее есть.
«Если так случится, что в доме враг… три вооруженных мушкетера лучше, чем два мушкетера и королевский шут. Вряд ли противника заставят испугаться мои шутки», - решил Жестер.
И кивнул.
И от сторожа толк будет, если к делу с умом подойти. Приободрившись осознанием важности собственной миссии,  шут одобрительно кивнул еще раз, наблюдая перемещение весел. 
- Это ты хорошо придумал, Аннибал. А для верности я отплыву немного… В тень во-он той ивы. Оттуда мне лодку видно, а тому, кто в ней бежать надумает – если надумает – меня видно не будет. Вы только оставьте и для меня... кого-нибудь.
Бюжо хмыкнул, но упражняться в остроумии не решился.
Мушкетеры ушли, переговариваясь друг с другом с помощью жестов, причем особенно выразительным в этой пантомиме был не великан де Буасси, а  маленький подвижный Кавелье. Шут, как и обещал, поплыл вдоль берега, и скоро скрылся в тени склонившейся до самой воды ивы. Место дислокации  было выбрано более чем удачно – отсюда, как на ладони, был виден и поросший  кустарником берег, у которого мерно раскачивалась пустая лодка, и уходящая к дому тропинка, и черная громадина дома.
Дома, в котором явно кто-то жил.

Звук разбитого стекла  и последовавший за ним  крик были настолько неожиданны, что король испуганно вздрогнул  и вскочил, пытаясь  понять услышанное.  Мысль о собственной безопасности была настолько привычной и само собой разумеющейся, что он не сразу осознал смысл крика горничной.
- Ваше величество! -  влетевший в кабинет слуга застыл на пороге.
-  Ч то это было? – машинально спросил Анри, ища на боку шпагу.
Черт побери,  он оставил ее на столике в спальне!
- Не знаю, ваше величество, - испуганно замотал головой Пьер.  Крик можно было принять за результат ночного кошмара , если бы не разбитое стекло, и сонный слуга сам терялся в догадках.
Сверху послышались тяжелые удары и новые крики горничной, на этот раз к ним присоединился голос Бьетты: «Ваше величество, в доме убийца!!!». Это было уже серьезно.
Анри схватил в руки трость -  ножны отлетели в сторону,  и сорвал со стены одну из парадных алебард. Оружие было декоративным, с укороченной ручкой и больше походило на небольшой топорик.
Если в доме убийца, то он может быть не один.
- Держите, будете прикрывать мне спину, - Анри сунул алебарду в руки Пьеру. Надежды на то, что слуга справится, не  было никакой, но прикрытый, пусть даже на пару секунд тыл, мог оказаться полезен.
- Следуйте за мной, - схватив канделябр, король стремглав бросился к ведущей наверх лестнице. Следом затопал Пьер  бормоча  что-то совершенно глупое: « Умоляю вас, будьте осторожны , ваше величество!»
Пары секунд хватило, чтобы взлететь по лестнице. Под ногами захрустело стекло. В конце короткой анфилады, у двери, ведущей в комнату Бьетты, топталась темная тень. Король в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние. Тень метнулась в сторону.
- Стойте, я приказываю, стойте! – Анри поднял канделябр, пытаясь рассмотреть неизвестного. – Король вам приказывает! Стойте!

Жана-рыбака возглас его величества тоже не оставил равнодушным. Он сглупил, не попытавшись бежать сразу, как только все сорвалось, но остротой ума он и впрямь никогда не отличался. Трудно сказать, поверил он или нет, но колотить в дверь перестал и повернулся, прижавшись к ней спиной. Главным преимуществом Жана было то, что он не решил, что видит перед собой ожившего покойника, благодаря чему он опомнился быстрее мушкетеров. Ринувшись к окну, он одним ударом вышиб раму и, подтянувшись, попытался вылезти...

Буасси не заметил стоявшего за колонной Клемана. Батистен слышал крики, видел и враз проснувшегося слугу, и другого, видимо, того самого аристократа, ринувшихся вверх по лестнице. Он хотел уже открыть дверь и сбежать, но услышал шум со стороны кухни, очередные шаги по лестнице и видел тень мушкетера. "Вот какой у вас беззащитный дом, месье Бланшар", - зло подумал про себя Батистен и, решив, что делать в этом доме ему больше нечего, открыл дверь, запертую всего на один засов, и выбежал на улицу.

Между тем Клеман, из-за которого мушкетеры перерывали дом, несколько подзадержался, и виной тому был тот самый слуга, который дежурил у моста. Поль, немолодой уже садовник, честно не понимавший, почему так обязательно следить в ночи за поднятым мостом, некоторое время ходил вдоль берега, потом уютно устроился рядом с самым подъемным механизмом, в том месте, где еще несколько часов назад была дверь, завернулся в припасенное одеяло и заснул. Но осенние ночи не летние, к тому же Поль был садовником, пользовался некоторой свободой и оттого был непривычен к неожиданным поручениям, даже в некотором смысле избалован, поэтому быстро продрог. Холод сделал его сон некрепким, и тот скоро прервался от криков и ударов. Проснувшись, Поль понял, что совершенно окоченел, а поднявшись и выйдя из укрытия - что крики и удары ему не привиделись во сне. Смелостью садовник не отличался, и теперь стоял, тараща глаза на дом и решая, что делать. Колебание было недолгим, все-таки Поль был почти примерным подданным, и поэтому побежал к дому. Именно на него-то и наткнулся Клеман, распахнувший дверь. Не готовый к встрече, садовник получил ощутимый удар в челюсть, а Батистен, желающий теперь только одного - удрать с островка, где обещанные шесть человек, кажется, раздвоились, и, обежав дом, оказался у той самой двери в кухню, с которой этой ночью вошло в дом столько народу.
Четко вычерченный силуэт лодки сделал его почти счастливым. Разбежавшись, он оттолкнул лодку от берега и, вскочив в нее, уселся на скамье. Лодка качнулась несколько раз и, снявшись с мягкого песочного дна, отплыла от берега. Батистен протянул руки и... схватил пустоту. Ошарашенно посмотрев на уключины и дно лодки, он убедился, что весел нет.

На счастливого обладателя не только лодки, но и весел, неожиданно выплывшего из кустарника, Клеман посмотрел со скрытой злобой, мелькнувшей на его лице и тут же пропавшей. Он успел рассмотреть мушкетерский плащ как минимум на одном, ввалившемся в дом, и сильно подозревал, что те, кто был с ним, могут носить такие же. Значит, и этот с ними заодно, хоть и одет по-другому. Слишком шумный островок оказался на поверку, чтоб этому Бланшару в аду потом было так же суетливо.
Впрочем, подплывший выглядел не очень боево, хотя и носил шпагу. Батистен шевельнул локтем и убедился, что нож, который хранился в поясе на спине, на месте. Тот, что был за голенищем, ему так и не пришлось сегодня еще использовать.
Тогда он якобы сурово нахмурился и помахал обеими руками, показывая, что в них ничего нет.
- Я кто? Я-то служу в этом доме. Служил... А ты, значит, вроде как хозяин положения? - Батистен кивнул на весла, покоящиеся в лодке у Жестера.

- А что же мне не бежать оттуда? - Батистен прищурился, как сделал бы на его месте любой, кто смотрел бы на собеседника с подозрением. - Врываются в дом душегубцы с ножами и бросаются на всех подряд.
Он с напряжением оглядывался на дом и прислушивался, не начались ли события разворачиваться еще стремительнее и неблагоприятнее. А что так в какой-то момент должно случиться, Клеман не сомневался. Сейчас там переполох, Жана наверняка повязали, разбираются, что к чему. Он долго запираться не будет и выложит все, как на духу. Кто бы сомневался? Сам Батистен на его месте поступил бы точно так же. А тогда уж ринутся искать его, Батистена Клемана. Островок невелик, идти в поисках сильно некуда. Ему и так повезет, если сначала весь дом перероют, думая, что он где-нибудь внутри. Вот за это время надо оказаться как можно дальше от этого треклятого места. И ноги его долго не будет в этих местах, а уж в каменоломнях тем более.
Время поджимало.
Клеман решил подпустить в рассказ ужаса.
- Кухарку зарезали. Двух слуг тоже на тот свет отправили. Мне там дожидаться своей очереди?

Тут Батистен вспомнил, что тоже должен проявить осторожность и подозрительность. Этот непонятный малый на мушкетера не похож, даже на переодетого, но если ты правда слуга, сбегающий от убийц, да еще оказавшийся в лодке, откуда весла исчезли, все велит тебе быть осторожным.
- Не знаю, что с его светлостью и женщиной.
Клеман решил быть не просто слугой, но весьма трусливым.
- Что они без охраны живут? Я не солдат им или стражник... Против ножа не попрешь. На храбреца не претендую. Каждый своим занимается. Вот камзолы там чистить - пожалуйста.
От актерского старания Клеман забылся, и качнувшаяся от его движения лодка чуть не зачерпнула кормой.
- К берегу, говоришь, поворачивать? А сам-то ты кто? - Батистен сорвался на злость. - И как мне прикажешь повернуть, если весла у меня нет? Руки-то у меня длинные, может, только лопасти тут побольше нужны, чем у меня ладони. Поделился бы, что ли.

Батистен как раз в беззаботное согласие Жестера не сильно верил, и поэтому сильно удивился, когда тот, подплыв, и впрямь протянул ему весло. Может, эта неожиданная беспечность шута и была причиной того, что Батистен несколько помедлил, тупо глядя на протянутое весло, как будто спрашивая: "Что, вот прямо так просто?" Эта недолгая заминка стала, в свою очередь, причиной ненадолго повисшей тишины, в которой хорошо был слышен осторожный скрип двери и тихие шаги. Кто-то шел к берегу. Клеман понял, что везение закончилось, надо спешить, и - дрогнул. Схватив весло, он огрел им Жестера. Времени, чтобы переставлять весла, не было, но и тащить с собой доверчивого собеседника, превратившегося в лишний груз, Батистен не собирался. Обхватив его за ноги, он перегнулся, чтобы столкнуть оглушенного в воду. Но удача, судя по всему, отвернулась от него окончательно. Пошатнувшись, он потерял равновесие, ступил каблуком на стену лодки, та качнулась. Клеман, выпустив Жестера, попытался наклониться обратно, но, не удержавшись, сорвался в воду.