- Спасать! – вдохновенно выпалил Эмик, забывая за прикосновением твердой пролетарской длани и о хлорке, и о социалистической стойкости.
Думать было некогда. Следом за Михалычем Эмик высунулся из-за дверцы мужской половины уличного клозета и (пока гегемон с помощью арматуры, изъятой у скульптурной девушки, отбивался от  засланца) ухватил Нину Николаевну   за подол ускользающего трикатинового великолепия. В случае  непосредственной угрозы для жизни  включается мощный инстинкт – инстинкт самосохранения. Эммануил Генрихович мог гордиться собой. Сила духа и альтруистический порыв победили в нем животные инстинкты.
- Бегом отсюда! Щас аннигилируют! – прошипел в спину Нинке Эмик, чувствуя небывалый подъем оттого, что впервые  за многие годы (подобного героизма он не наблюдал в себе с детсадовского возраста) проявил себя молодцом.
Поврежденный Гвоздь плевался короткими лазерными очередями. Одна из них с шипением располовинила пустую банку из-под кильки в томате. Дюралевые щупальца-зонды угрожающе шевелились.
Эмик осмелел,  выдернул Нинку из лап инопланетного киборга-убийцы, втаскивая в кабинку «М»,  и передал из рук в руки Михалычу. Трикатин угрожающе затрещал, но устоял. Спина и то, что пониже, ощущали присутствие рядом неизменно прекрасного гегемона, прикрывающего худосочные Эмиковы тылы.   
Дверь сортира с чмоканьем, словно дверца холодильника, захлопнулась, и на мгновение установилась тишина, сквозь которую, как сквозь вату, пытались пробиться  вопли поврежденной Системы.
Заискрило, завыло надсадно, с повизгиванием, на грани ультразвука. Прямо под ногами, как раз в том месте, где минуту назад находилось  несложно обустроенная система  отхожих мест стандарта «дырка в полу», разверзлась «бездна, звезд полна». В эту самую бездонную черную воронку с вкраплениями серебряных гвоздиков затянуло всех троих. Последнее,  что видел Эмик – бронзовую скулу Михалыча, в которую он с размаху ткнулся губами … а потом пучина сия поглотила его в один момент.

… Эмик открыл  глаза и  с трудом отлепился от фонарного столба – на щеке остался багровый отпечаток с вкраплениями бетонной крошки.
- Привидится же, - испуганно икнул Эмик, - это от жары, видать.
Главное, не рассказывать о странных галлюцинациях маме. Мама будет переживать и снова потащит Эмика пить чай к дяде Есе, двоюродному брату покойного родителя и  известному мушаринскому психиатру.
Нетвердо ступая, Эммануил Генрихович подвинулся в спасительную тень хлипкого остановочного козырька. Стоящий рядом пролетарий качнулся навстречу.  Он увидел твердую бронзовую скулу и почувствовал едва слышный аромат. Лучший аромат в мире. Запах стирального порошка «Лотос» и морских водорослей.
- П-послушайте, товарищ, - неожиданно громким голосом произнес Эмик, - вы пивка холодного не хотите? Я знаю, где подают с десяти.
Справа колыхнулись трикатиновые соцветия.
- И вы, гражданочка… Я приглашаю, - стыдливо завершил Эмик.
«Выпью для храбрости, а там будь, что будет. А Нинка…  Нинка не сдаст, она – своя. Пусть советская. Но – своя».

...