То и дело подскакивая на сиденье коляски, попадавшей то одним, то другим колесом в рытвины, украшавшие осеннюю раскисшую дорогу, единственный эскулап округи размышлял о самых разных предметах. При этом левой рукой он крепко держался за ручку дверцы, а правой судорожно прижимал к животу стоявший у него на коленях докторский чемоданчик.

Чувства, сопровождавшие его раздумья, простирались от глубочайшего сожаления по поводу несъеденного в «Папоротниках» завтрака до жгучего любопытства, что же за хворь наконец поселилась в Блэкберн-холле. До сего дня доктора Добсона ни разу не вызывали в поместье. Поскольку по-настоящему платежеспособных больных в округе можно было по пальцам перечесть, отменное здоровье постоянных обитателей Блэкберн-холла вызывало у доктора сильное удивление. Богатые леди и джентльмены, по его наблюдениям, вообще-то имели обычай заболевать хроническими и трудноизлечимыми недугами, такими как подагра и мигрень. Если с подагрой Добсон худо-бедно справлялся, прописывая пациенту строгую диету, исключавшую портвейн и кларет, то мигрень оставалась для него сущим проклятьем и поводом для сомнений в своем врачебном искусстве.

О, эта мигрень! Краснощекие фермерши никогда на нее не жаловались, в то время как благородные леди с завидной частотой изводили доктора жалобами на страшные головные боли, посещавшие их, как правило, на ночь глядя. Что было причиной, доктор не знал, но иногда его охватывало смутное подозрение, что медицинская наука со всеми своими снадобьями бессильна против этой напасти, и какой-нибудь смазливый лакей может оказать своей хозяйке больше пользы, чем он, дипломированный и постоянно практикующий последователь Гиппократа и Галена. Но, конечно, он никогда и ни с кем не делился своими сомнениями, чтобы не поощрять конкуренцию.

Коляска остановилась, и Добсон выбрался из ее неуютного чрева, мечтая поскорее оказаться в тепле Блэкберн-холла и одновременно испытывая сильнейшую тревогу, что он не сможет воспользоваться выпавшей ему счастливой возможностью зарекомендовать себя должным образом.

Вид владельца поместья нисколько его не успокоил: Добсон сразу почувствовал себя тем, кем он, собственно, и являлся: заурядным эскулапом неясного происхождения. Но он быстро взял себя в руки, и, поклонившись, придал своему унылому лицу выражение сдержанной надежды на лучший исход для больного. После чего тихим и проникновенным голосом проговорил:

- Весьма признателен за оказанное доверие к моим скромным возможностям. К Вашим услугам, сэр.

Доктор сел в предложенное ему кресло и приготовился внимательно выслушать историю болезни.

Доктор моментально напустил на себя глубокомысленный вид и для солидности взял короткую, но многозначительную паузу.

- Сэр, не хочу Вас понапрасну пугать, но бывает все, – наконец изрек он свой врачебный вердикт. - Покой в любом случае уместен. Сон, как известно, лечит. Длительный сон – тем более. Легкая, но питательная диета и никаких поводов для волнений и тягостных раздумий – вот что я прописал бы в первую очередь любому своему пациенту, а молодой девушке – тем более! И не только я, - заторопился он подтвердить свои слова мнением эксперта, - сэр Уолтер Фаркар, личный врач принца-регента, в подобных случаях рекомендует то же самое в сочетании с опиумной настойкой.

Выдав стандартный и проверенный временем набор предписаний, Добсон обеспокоенно задумался, почему ему не предъявили тело больной для более серьезного обследования.
«Неужели снова мигрень?» –чуть не застонал он и нервно провел кончиками пальцев по высокому лбу.

- А Вам, сэр, можно только позавидовать, - добавил он с подкупающей искренностью в голосе, - если бы все имели такой здоровый и бодрый вид, как Вы, сэр, - мы, доктора, лишились бы средств к существованию.

Пять фунтов за визит? Пять?! Поначалу Добсон решил, что ослышался. Да за пять фунтов он...Но серьезный вид баронета подтвердил, что слух не подвел доктора. Добсон вспомнил о ворохе неоплаченных счетов, укоризненно взирающих на него со стола в темноватой комнатушке, которую он громко именовал кабинетом (она же библиотека и курительная), своим удобством и размерами больше напоминающей чулан. Также невозможно было обойти вниманием тот факт, что его сюртук вопиет о замене, чтобы уйти на честно заслуженный отдых, а сапоги совсем скоро попросят каши. Конечно, пятнадцать фунтов не позволят ему объять необъятное, но кое-какие заплаты на покосившееся холостяцкое хозяйство поставить будет можно! Было и еще кое-что, о чем доктор если и вспоминал, так только в кошмарных снах, но сейчас он не стал добавлять ложку дегтя в тот небольшой туесок меда, который посулил ему владелец Блэкберн-холла. И главное – за что?! Сущая безделица – в течение нескольких дней попользовать молодую и наверняка крепкую телом и духом девушку, которой почудилось легкое недомогание. Ха!

«А ведь я этого достоин», - не без самодовольства решил эскулап, гордясь столь быстрым и плодотворным результатом своего первого визита к баронету.
Однако явно выказывать свою радость не стал, а только поерзал в кресле и решив, что хозяин собирается покинуть комнату, встал и поклонился, заверив баронета в своей готовности отработать обещанную плату:

- Премного благодарен, сэр. Вы не напрасно потратите свои деньги. Уверяю Вас, что мне удастся поставить мисс Грей на ноги не раньше, чем через три дня, а если ммм, очень постараться - то и попозже.

- Сэр! – только и ответил на последний вопрос баронета доктор, вложив в это коротенькое слово целую гамму смыслов и оттенков, основным из которых, впрочем было следующее:
«Никто и никогда не узнает, что происходит за закрытыми дверями между доктором и его пациенткой!»

Добсон с некоторым трепетом пожал протянутую ему руку: все же в обществе джентльменов он чувствовал себя не в своей тарелке. Видимо, поэтому его левая рука, принимающая приятно хрустящие купюры, слегка подрагивала.

Румяное лицо и седые волосы появившегося на пороге дворецкого напомнили ему печеные яблоки в карамельной обливке, которые кухарка в отцовском доме запекала к ужину, и Добсон моментально почувствовал к Брауну сердечное расположение. Ко всему прочему было бы неплохо завязать пусть не дружеские, но хотя бы добросердечные отношения с человеком, для которого Блэкберн-холл был открытой книгой. Надежно спрятав деньги в карман сюртука, доктор приготовился проследовать в комнату своей новой пациентки.

Самое тяжелое - это разыгрывать из себя больную, в то время как ты полна сил, жаждой деятельности, у тебя есть новости, да к тому же ты еще и хочешь есть. Время завтрака давно миновало, к тому же утро у мисс Грей выдалось насыщенное, поэтому она с нетерпением ожидала еды, и разочарованно поджала губы, когда вместе с едой вплыла горничная.
- Спасибо, тетушка, - еле слышно пролепетала Элинор, откидываясь на подушки. - Но мне так сложно шевелиться, что я, кажется, не смогу проглотить и кусочка.
Про себя она понадеялась, что тетушка Норрис будет добра и разыграет сцену "Съешь кусочек, чтобы поддержать силы", а не вздумает подбавить правдоподобности, услав всю еду с горничной на кухню.
К счастью, второго не произошло, да и горничная, потоптавшись в любопытстве и поняв, что ничего интересного, кроме отвернувшейся к стене девицы, не увидишь, ретировалась с новостью, что "мисс Грей, видимо, очень плоха".
Как только за служанкой закрылась дверь, Элинор села на постели и немедленно придвинула к себе поднос с завтраком. Его количество заставило ее поморщиться.
- Я заболею от голода, - изрекла она, намазывая булочку маслом и джемом и уплетая ее за обе щеки.
Поднос опустел через пять минут, при этом в желудке, кажется, ничего не прибавилось.
- Тетушка, это не завтрак, а сплошное безобразие. Голодовка не входила в наши планы.
Неизвестно, что хотела сказать мисс Грей дальше, потому что в дверь постучали. Вернувшаяся горничная доложила, что пришел доктор Добсон, чтобы осмотреть больную. Элинор тихо пискнула и откинулась на подушки, прошептав "Просите, конечно".

При виде доктора у Элинор опять ощутимо свело желудок, но уже не от голода. Она чувствовала себя так, как, вероятно, должен был бы чувствовать себя вселившийся в человека бес при виде опытного экзорциста. Она переехала к дяде всего год назад, и за это время самое ужасное, что пришлось пережить ее здоровью, - это иногда чихнуть, поэтому про доктора Добсона она только слышала, и вот теперь ей предстояло познакомиться с ним при самых компрометирующих для себя обстоятельствах.
К счастью, женщине, у которой болит голова, полагается держать глаза полузакрытыми, и совсем необязательно встречаться взглядом с доктором. И еще Элинор напомнила себе, что даже невероятно талантливому врачу не дано заглянуть ей в голову и понять, что там происходит, в смысле болит ли там что-нибудь. И поэтому многим удается довольно долго вводить в заблуждение и врачей и множество родственников. Как, например, миссис Уотсон, которая жила по соседству с нею и матушкой. Бедняжка как будто заболела и не вставала с постели целый год, изводя свою дочь, старую деву, разными требованиями и попрекая ее "молодостью и здоровьем". Когда же дочь умерла, а деньги миссис Уотсон не позволили ей нанять никого, кроме сварливых и привередливых служанок, она вдруг поднялась с постели и оказалось, что может ходить, и еще как!
Вспомнив этот поучительный пример, Элинор приободрилась, правда, постаралась сделать это как можно незаметнее. Взгляду доктора же должна была предстать лежащая на подушках девушка, глаза которой полузакрыты, а губы едва шевелятся, потому что любое движение доставляет ей невыносимую боль.

- Я смогла съесть только кусочек булочки, - прошептала Элинор. - Я не могу даже думать о еде.
Разумеется, не могла, потому что если хочется есть, то думать о еде по-настоящему больно.

- А садиться и не надо , - отреагировал доктор на замечание тетушки. - Полный покой и ничего больше!

- Но все же, мисс Грей, - подсказал он своей пациентке. - Не мучают ли вас дурнота в утренние часы, головокружения перед обедом и мрачные мысли о бренности бытия на ночь глядя? Дайте-ка я проверю Ваш пульс.

Доктор вытащил из кармана часы и, не дожидаясь согласия пациентки, взял ее руку в свою.

- Так... ага... гм... сердечная недостаточность налицо! - торжественно объявил он, ощущая, что его собственный пульс участился. Так всегда с ним бывало, когда он пользовал молоденьких девушек.

- Не пугайтесь, юная леди, это у Вас возрастное и это пройдет, если Вы будете придерживаться моих предписаний! Главное - правильное питание и отказ от чтения романов на ночь! В данную минуту я прописываю Вам плотный завтрак, а после него - сытный обед. Не хотите есть - надо себя заставить, юная леди! Не пренебрегайте моими рекомендациями, иначе, - Добсон грозно склонился над девушкой, попутно заглянув в вырез ее рубашки, - Вам грозят анемия и полный упадок сил!

- Ээ-эээ… - вслед за племянницей заблеяла мисс Норрис, несколько растерявшись от неожиданности – мало того, что доктор не подверг сомнению болезнь Элинор, он умудрился обнаружить еще и пугающие симптомы!
Оливия резво выдвинулась вперед, заглядывая эскулапу в глаза. В глазах Чарльза Добсона плескалась несвойственная медику мечтательность.
- Сердечная… что? – поинтересовалась «тетушка Норрис», делая попытку ухватить доктора за локоть и отвлечь от бесцеремонного разглядывания отнюдь не анемичных прелестей племянницы, - полноценное питание – это правильно. Очень правильно, мистер Добсон… Только что вы сказали насчет анемии и упадка сил… вы правда считаете, что Элинор нужен полный покой? Стоит ли ей принимать какие-то снадобья?

Мисс Норрис была дамой практичной. С одной стороны, рекомендации доктора как нельзя лучше отвечают их с Элинор планам, с другой… как можно признать абсолютно здоровую девушку абсолютно больной?
В беспокойной голове и без того до предела взвинченной Оливии закопошился первый червячок подозрения.

- Конечно, доктор, если вы находите, что это мне поможет, я буду следовать всем вашим предписаниям, - пролепетала Элинор, находящаяся в состоянии не просто недоумения, но почти шока.
Неужели он не видит, что она совершенно здорова? Пусть даже он не хочет называть пациентку притворщицей прямо, то почему не отделывается какими-нибудь общими фразами? Подозрительность подала свой голос, и Элинор бросила многозначительный взгляд на тетушку. "Ну и что вы обо всем этом думаете?", - казалось, спрашивала она.
Доктор подтвердил, что она больна. Предписал побольше есть, но при этом как будто связывает ее по рукам и ногам: нельзя ходить, ездить, надо быть под наблюдением врача. Теперь она шагу сама не сможет ступить по дому. Может быть, кто-нибудь в самом деле решил, что она сумасшедшая, и теперь старается запихнуть ее под наблюдение Чарльза Добсона? Который, во-первых, врач, а во-вторых, вполне сильный и высокий мужчина, чтобы справиться с буйством. Ну хотя бы пока она не покинет Блэкберн? Или дело не в сумасшествии?
"Я сейчас и впрямь сойду с ума. И голова уже болит по-настоящему, и есть расхотелось", - подумала Элинор, натягивая одеяло до подбородка и жалобно глядя то на доктора, то на тетушку.
- А еще я бы погуляла. Я ведь могу погулять совсем-совсем недолго и совсем-совсем недалеко?

Добсон не удивился тому, что его пациентка начала ему противоречить: к капризам больных он уже успел привыкнуть и понимал, что мало кому захочется признать всю тяжесть своего заболевания. Поэтому он ограничился тем, что сказал:

- Мисс Грей, не надо недооценивать коварности такого недуга , как сердечная недостаточность. Часто он протекает практически бессимптомно, незаметно ни для врача, ни для самого больного. Вам повезло, что я заметил угрожающие признаки на такой ранней стадии, как у Вас. Все поправимо: я пропишу вам капельки и через недельку-другую вы снова будете на ногах.

На смертельный укол тетушки он отреагировал со всей возможной скромностью:

- Дорогая мисс...ис... э-э...да...Случай мисс Грей - очень редкий и малоизученный, а я, знаете ли, стараюсь не отставать от веяний времени и иногда публикуюсь в медицинских вестниках. Я готов наблюдать ее совершенно безвозмездно ради интересов науки и медицины.

Доктор гордо вскинул голову и счел дискуссию об оплате завершенной.

Появление же смазливой горничной с известием о завтраке привело его в необычайно благостное расположение духа.