Кроули ел из одного только нежелания обидеть гостеприимную хозяйку. Ел, испытывая стойкое чувство, что мясо слегка полили слабеньким раствором соляной кислоты. С соком, впрочем, оно было терпимо, так что, мужественно съев всё, что предлагали, он поблагодарил и даже заверил, что было очень вкусно.
- Документов нет, - со вздохом сообщил Кроули. – Иначе я бы не гадал, кто я и откуда. – Потом подумал и прибавил: - А ведь надо бы завтра проверить то место, где я в себя пришёл! Тогда-то я ведь даже не догадался проверить, не выпало ли у меня что-нибудь…
Про койотов он слушал не без интереса – кажется, до этого он о них ничего не знал, или, во всяком случае, не помнил. И уж, конечно, не мог бы ответить на вопрос, видел ли он когда-нибудь хоть одного живого койота.
- Наверное, здесь они водятся? – предположил Кроули после рассказа Рины и почему-то прибавил: - А я, кажется, люблю собак. Таких, знаешь… больших… - И он изобразил руками собаку, по величине явно превышавшую даже ирландского волкодава.
Вообще, он сильно сомневался в том, что попытки что-либо узнать о нём увенчаются успехом. Нью-Йорк? Да он ведь и сам не знал, почем назвал этот город, а не Сан-Франциско или Чикаго! А если он и жил там, почему ему всё время вспоминается эта чёртова коза? В пригороде он её, что ли, держал? Может, конечно, и так, да вот только тот домик, что помнился ему рядом с ней, выглядел так, словно его построили пару столетий тому назад…
От попыток хоть что-нибудь вспомнить у него уже начинало гудеть в голове, поэтому он даже обрадовался возможности, наконец, отдохнуть. Спать, правда, не хотелось, но возможность побыть в тишине и одиночестве казалась благословением свыше.
- Если хочешь, я могу устроиться на веранде, - из вежливости предложил Кроули и прибавил шутливо: – Не съедят же меня там койоты?

...И всё-таки, всё это было странно. То есть, вообще было слишком много странностей для одного дня… да что там, для одного вечера - даже если отбросить необъяснимую потерю памяти. И сам этот старый дом с новыми замками, и хозяйка, которая привела к себе незнакомого человека и не побоялась оставить его на ночь, хотя явно жила одна… Кроули до сих пор ещё не представилась возможность оценить размеры своего природного обаяния (если таковое имелось), но ему почему-то казалось, что и сам он, и его появление в городе должно было вызывать… ну, хотя бы подозрение. И не принимать же всерьёз её слова о любителях собачек? Да и вообще… одна улыбка, которой она его одарила перед уходом, чего стоит. Не так проста эта Рина, как хочет казаться. А впрочем… может, это он слишком мнителен?..
Попытка заснуть вполне ожидаемо не увенчалась успехом: спать не хотелось совершенно. И столь же ожидаемо мысли его вернулись к вспышке и звону. Что ж, если предположить, что именно они стали причиной того, что он потерял память, он не должен помнить ничего, что было «до». А вот «после»? Слышал же он тот жуткий голос! Может, и видел хоть что-нибудь? Закрыв глаза, он попытался вспомнить. Сначала ничего не выходило, и он видел одну только черноту, но потом…
Какое-то огромное мрачное помещение. Повсюду лестницы, наверху – галереи и переходы. С высокого потолка свисают цепи. Завод? Склад? Ничего больше он вспомнить не мог – даже и это он видел, скорее всего, какие-то доли секунды в свете потухающей вспышки, едва не ослепившей его. И снова пришла мысль, которая начинала беспокоить его даже больше, чем сама потеря памяти: как, как, чёрт возьми, он смог выбраться оттуда? Как оказался в кустах у старой дороги? Ведь если он был рядом с тем заводом – или складом – его бы сразу нашли! А если он далеко от того места, почему не помнит, как попал сюда? Стёрлось ведь только то, что было до вспышки, но не после… во всяком случае, ему хотелось верить, что он сможет это вспомнить.
А впрочем… было что-то ещё. Там, в том помещении были какие-то люди. Кажется, их было немного: ему виделись тёмные фигуры, окружавшие его. Вероятно, среди них были и мужчины, и женщины, но их лица… Это были не лица даже, а жуткие, омерзительные морды чудовищ, чудовищ с чёрными, как ночь, глазами…
Кроули подскочил на кровати, едва сдержав крик. Приснилось это ему, привиделось или… вспомнилось? Этого он не знал – и уже не был уверен в том, что хочет знать. Во всяком случае, о сне теперь можно было забыть окончательно…

Кроули поднялся, как только хозяйка дома начала подавать явные признаки жизни. Он бы и раньше это сделал, но боялся её разбудить или напугать, хотя просто лежать без сна и думать ему до невозможности надоело.
После того, как он увидел то, что предпочитал считать кошмаром, в голову снова полезли всякие мысли. Про кусты, про Нью-Йорк, про козу… Потом вдруг вспомнился браслет Рины с латинской надписью. Выходит, он латынь знает? Интересно, откуда? Учёным или медиком он себя не ощущал – впрочем, это, конечно, ещё ничего не значило. Вообще, он не мог даже представить, чем он занимался до того, как всё забыл. От нечего делать он пытался примерить на себя самые разные занятия, но ни с чем не чувствовал связи. Потом и это ему надоело, и, вспомнив разговор про собак, он попробовал представить, какая бы у него была собака – если бы была. Большая, чёрная… Но тут он вдруг подумал: а что, если у него и впрямь есть собачка? И теперь она где-то там, может быть, совсем одна, и её даже некому покормить?
Но – увы, представлять себе он мог всё, что угодно, но вспомнить ничего не мог. Он только словно ходил по длинному тёмному коридору с множеством запертых дверей, от которых у него не было ключей. Кое-что можно было подглядеть в замочную скважину, но даже эти кусочки не желали складываться в одну целую картину.
Встал он со странным ощущением физической готовности свернуть Кордильеры и полнейшей душевной апатией. Его настолько утомили пустые попытки вернуть себе память, что почти уже не осталось желания узнать о себе хоть что-нибудь. Странно, но, решив больше не пытаться этого делать, Кроули почувствовал облегчение. В конце концов, может быть, будет лучше, если он просто позволит себе быть собой и не думать о том, кем он должен быть.
На кухню он заявился слегка помятый и без галстука, зато без следов тяжких раздумий на лице. В конце концов, светило солнышко, пели птички, убивать его пока никто не собирался, так что можно было и расслабиться.
- Доброе утро! – Голос Кроули прозвучал почти жизнерадостно. – Ты всегда так рано встаёшь?

«А уж мне-то какая муть привиделась – словами не описать», - подумал Кроули, но рассказывать про людей с «мордами» не стал. Если она всё ещё считает его психом, ни к чему давать ей лишний повод в этом убедиться.
- Я ценю твои усилия, - сказал он вместо этого, покосившись на койотскую морду на крышке ноутбука, - но не думаю, что от этого будет какой-то толк. Я ведь даже не уверен в том, что меня так зовут. Это просто единственное имя, которое я помню.
Оставалась ещё, правда, небольшая надежда на то, что на «месте падения», как назвала его Рина, они смогут найти хоть что-нибудь полезное, но… Даже если там что-то валялось, это уже могли прибрать к рукам местные, особенно если это было что-то более-менее ценное.
- Я, кажется, вспомнил ещё, что был на каком-то складе, или, может быть, заводе, перед тем, как… всё это случилось, - подумав, проговорил Кроули и не очень уверенно прибавил: - Там, вроде, какие-то люди были. У вас тут поблизости ничего такого нет?

- Нет, это точно не канализация была, - покачал головой Кроули. – Я помню… кажется, помню, какое-то большое помещение. Там, вроде, было много лестниц, и какие-то цепи сверху свисали. Но, может быть, мне это просто приснилось, - прибавил он, снова вспомнив тех людей… или нелюдей?
Ему почему-то только сейчас пришло в голову, что то, что с ним случилось, могло быть необратимо. Неизвестно ведь, как и при каких обстоятельствах он потерял память. И… она могла и не вернуться. Никогда. Разумеется, если он проживёт так долго, и за ним не придут те, кто, вполне возможно, мечтал порезать его ленточки.
- Пойдём, конечно, - вздохнул Кроули, безо всяких признаков аппетита доедая свой бутерброд. – Я тоже не знаю, что ещё можно сделать. Я теперь даже позвонить никому не могу – и мне, соответственно, тоже. Если уж я имени своего не помню, куда уж тут вспомнить пароль от телефона. Только… ты хочешь зайти в бар? А тех милых ребят, которые вчера чуть не проломили мою беспамятную голову, ещё не выпустили?

Кроули живо представился давешний байкер, высказавший недвусмысленное намерение оторвать ему голову. Положа руку на сердце, желания беседовать с ним по душам он не испытывал, ибо вовсе не хотел помирать в этом чёртовом захолустье. Претензий не осталось? Найдутся новые, было бы желание. Так что Кроули искренне надеялся, что этот Хоррор уберётся отсюда как можно скорей и как можно дальше.
- Мне кажется, что в таких городках новые люди всегда и у всех вызывают подозрение, - рассеянно заметил он. – Так что с этим могут быть… проблемы.
«Пойдём по твоим следам…» Это, конечно, единственное разумное предложение, но только много ли следов они найдут? Вряд ли он оставлял за собой по пути хлебные крошки.
- А собаки, которая могла бы след взять, у вас тут, случаем, нет? – без особой надежды поинтересовался Кроули. – Тогда можно было бы узнать хотя бы, откуда я пришёл – сам-то я ничего дальше тех кустов не помню.

Видимо, на память, как таковую, Кроули жаловаться не приходилось: дорогу от дома Рины до бара и от бара до искомых кустов он нашёл без труда. Сразу узнал и засиженную мухами витрину закрытого магазинчика, глядя в которую, «знакомился» вчера с самим собой, и даже догадался по сломанным и помятым веткам, откуда именно он вылез.
- Ну, вот. Где-то тут я и… приземлился, как ты выражаешься, - проговорил Кроули.
Подобрав с земли длинную палку, он принялся ворошить высокую траву в надежде найти хоть что-нибудь, что могло из него выпасть. Палка обо что-то стукнулась, и он поднял простенькую фляжку, показавшуюся ему знакомой: явно старую, с вмятиной на боку.
- А вот это, кажется, моё, - заметил он, открутил крышку, отпил глоток. – Виски… тогда точно моё. И, кстати… без обид, но то, что подают у вас в баре, с этим не сравнится.
Кроули ещё повертел в руках фляжку, но никаких опознавательных знаков на ней было. Сунув её в карман, он огляделся по сторонам.
- Ну, и как мы поймём, откуда меня черти принесли?

Отредактировано Crowley (2015-03-31 14:29:52)

Когда Рина ни с того, ни с сего опустилась на колени, Кроули подумал сначала, что ей стало плохо. Потом, увидев, как она замерла над примятой травой, подумал, что плохо стало ему. Или что у него крыша едет. Или у неё?.. Последняя мысль так… озадачила Кроули, что, когда Рина вдруг выпрямилась и встала, он даже чуть отпрянул назад, словно боялся, что она на него набросится.
И всё-таки, послушно пошёл за ней, когда она позвала. Несколько раз чуть не натыкался на неё, когда она зачем-то останавливалась. Тоже начал смотреть под ноги, но никаких следов не видел – даже трава здесь не была примята – и всерьёз недоумевал, на что так внимательно смотрит его странная спутница.
Ящерицу он проводил таким полным подозрения взглядом, словно ожидал, что она превратится в дракона, как только он перестанет на неё смотреть, и так увлёкся этим, что даже отстал от Рины. А когда догнал, она уже обнаружила вполне себе материальные, хотя и непонятные следы.
Запах серы почему-то показался Кроули до боли знакомым, но никаких воспоминаний не пробудил. Впрочем, возможно, дело было в том, что сейчас его гораздо больше занимало более чем странное поведение Рины. Нет, серьёзно: пробовать на вкус какой-то странный порошок, рассыпанный на траве? Да мало ли, на что он похож? Может, это новомодная отрава для крыс?
- Да, я тоже ничего не понимаю, - осторожно заметил Кроули, на всякий случай отступая на шаг назад. Почти собачье фырканье очаровательной молодой женщины произвело на него… странное впечатление, и он уже всерьёз раздумывал над тем, насколько разумно было оставаться с ней наедине в такой глуши. – Может, объяснишь, что это сейчас было? Ты что… след взяла? Как… койот? – Он как-то нервно усмехнулся и даже почти пожалел, что спросил, но… Не хотел он больше странностей, а они его точно преследуют!

«Странно – это мягко сказано», - подумал Кроули, но вслух только протянул неопределённо:
- А-а… - и хлебнул виски из фляжки. Вообще-то, с той минуты, как он вылез из этих самых кустов, ему казалось, что ничего уже не сможет удивить его так, как то, что с ним случилось – что бы это ни было. А теперь вдруг выясняется, что эта чудесная молодая женщина, которая вызывала у него безотчётную симпатию, либо спятила, либо… Либо что? Немножко койот? И вправду взяла след?
В голове тоскливо загудело, как будто где-то рядом зазвонили в колокол. А что, если правда как раз то, что она говорит? Может ли он поручиться, что прежде никогда с такими «странностями» не сталкивался? Не странно ли уже то, что он просто появился вот здесь, на этом самом месте, почему-то засыпанном серой?
- То есть, ты… обладешь качествами койота? – после долгой паузы спросил Кроули. Поручиться за собственный рассудок он не мог, поэтому решил, что не имеет права навешивать ярлык сумасшествия кому-то другому. – Но ты ведь не превращаешься в зверя, как в том фильме про людей-кошек? – неуверенно улыбнувшись, спросил он. Потом вдруг представил себе, как бы это выглядело, и улыбка мгновенно сползла с его лица. – Или превращаешься?

Надо же. Какое облегчение. Не превращается, потому что она и так зверь. Ну, и человек тоже. И говорит об оборотнях и перевёртышах так, словно они существуют. Или всё же существуют? Кроули на мгновение прикрыл глаза, словно надеясь, что, когда откроет их, окажется в мире, где всё просто и понятно, и где он помнит самого себя.
Но – нет. Всё осталось на своих местах. Он по-прежнему не знает, чему можно верить, и кто из них двоих спятил. Женщина-койот и мужчина, возникший из ниоткуда в облаке серы. Просто чудесно.
Впрочем, опасаться, наверное, всё-таки нечего. Если она собиралась убить его, или… съесть, или в жертву принести, она бы, конечно, уже сделала это и не стала бы говорить то, что сказала сейчас. И тут же ему в голову пришёл вопрос: а почему, собственно, она сказала это именно ему? Неужели он тоже какой-нибудь зверь? Или ещё что похуже?
- Прости, что спрашиваю, - осторожно начал Кроули, - но почему ты рассказала мне об этом? Я имею в виду… это ведь не такие вещи, в которых можно признаться первому встречному. Те, с кем ты работаешь в баре… они ведь не знают? Так почему я? Почему ты вообще помогаешь мне? Или ты знаешь обо мне и о том, что со мной случилось, больше, чем хочешь показать? – На мгновение ему припомнились те люди с жуткими лицами, что привиделись ему ночью. Да только привиделись ли? – Если знаешь, прошу тебя – скажи, - прибавил Кроули. – Я… уже видел вещи, которые не могу объяснить, и твои слова заставляют меня задуматься о том, что они могут быть… реальны. Не знаю, хорошо это или плохо, но я точно предпочту правду, какой бы она ни была.

Кроули слушал и пытался вникнуть в странный – по меньшей мере, странный – рассказ Рины, но удавалось ему это с трудом. Лишившись памяти, он лишился и привилегии здраво судить обо всём на свете, с ходу решая, чему можно верить, а чему – нет. Если он не помнит об оборотнях, духах и перевёртышах – значит ли это, что их не существует? Ведь сам он вполне реален, хотя и не помнит о себе ничего.
- Ты хочешь сказать, - очень медленно начал он после долгой паузы, - что я могу оказаться одним из этих… духов? – Он растерянно взглянул на Рину. – Но как я могу быть духом, если у меня есть тело? Вчера, в драке, меня ведь ранили, и я чувствовал боль. Да, она прошла быстро – может быть, слишком быстро, - но она была! Или… если я дух, значит, я… ну… вселился в тело какого-то человека? – При мысли об этом он почувствовал подступающую к горлу тошноту. Ему хотелось воскликнуть: «Но так не бывает!», но он промолчал. Откуда ему знать – бывает или нет?
- Ты же понимаешь, что я сейчас всему верю, - как-то поникнув, продолжал Кроули. – Я действительно ничего не помню, и если ты мне скажешь, что я дух, или даже тот самый Волк или Койот, мне даже возразить тебе будет нечего. И если уж отправляться в психушку, то вместе. – Он помедлил и, понизив голос, прибавил: - Ночью, когда я вспомнил то место, где был перед той странной вспышкой… в общем, там были какие-то люди. Я раньше не сказал, потому что думал, что мне это приснилось, а если и не приснилось, то ты решишь, что я псих и отправишь меня в лечебницу. Но теперь… не знаю. Мне кажется, что я вообще не спал этой ночью. А у тех людей… у них были нечеловеческие лица. То есть, человеческие, но поверх них я как будто видел другие – жуткие морды, как у чудовищ. Я даже описать не могу, какие, - тяжело вздохнул Кроули. – Ты думаешь, это могли быть те… враждебные силы? Могли они лишить меня памяти?

Какое-то время Кроули молчал, прикрыв глаза и обхватив руками голову. Всё это было… как-то уж слишком. Ещё час назад он просто не знал, кто он и откуда – и это казалось ему ужасным, а теперь он не мог быть уверен даже в том, что он – человек. Почему он явился в видении совершенно незнакомой женщине – да и не женщине вовсе! – как… чернота? Может быть, именно так выглядела его истинная сущность, которую ей показали эти… духи? «Как чёрная дыра»… Что же он такое? Зло? Но ведь если бы он был злом, враждебной силой, эта странная женщина не стала бы ему помогать.
«Я не дух, а зверь»… Как будто от этих слов становится легче! Кроули чувствовал себя заблудившейся на шахматной доске пешкой, которая в разгаре решающей партии позабыла даже, какого она цвета и на чьей стороне воюет.
- А… что ты говорила про нарушенное равновесие? – Кроули усилием воли отогнал от себя мысли, от которых уже раскалывалась голова. Ему понадобится ещё много времени, чтобы всё это осознать. В конце концов, как бы это ни было дико, слова Рины многое объясняли. Например, почему она стала помогать незнакомому человеку, почему привела его к себе… Чего ей бояться? Женщина-зверь… Подумав об этом, Кроули взглянул на неё с невольным восхищением.
- Я имею в виду, что этот мир всё время сотрясают войны, катастрофы, бедствия - так что особенного происходит сейчас? Что-то вроде… конца света? Прости, если это звучит… ну… слишком по-христиански, но я, наверное, был христианином, пока мне не отшибло память. Хотя, нет. Теперь уже не уверен, - понуро прибавил он. – И я попробую, конечно, нарисовать те… лица, или что у них там было. Только я даже не знаю, умею ли рисовать.

«Небеса в огне»… Кроули и сам не мог объяснить, почему название услышанной Риной песни так зацепило его. Возможно, он просто слышал когда-то эту песню. А может, эти слова значили для него гораздо больше.
Ещё несколько часов назад ему казалось случайностью и то, что он потерял память, и то, что он встретился с Риной, и то, что она вдруг решила ему помочь. А что теперь? Выходит, никакой «случайностью» эта встреча не была? Конечно, это ещё могло быть совпадением… если бы его собственный след не обрывался где-то в засыпанной серой траве. Значит, не было ни случайностей, ни совпадений. Во всей этой непонятной игре высших сил ему отведена какая-то неведомая роль. Увы, сейчас он чувствовал себя всего лишь потерянной, сломанной, бесполезной игрушкой, и потому готов был верить всему, что говорила его новая знакомая, и идти за ней туда, куда она скажет.
Кроули уловил звериный огонёк в её глазах и не стал спрашивать, какие такие «личные счёты» она имела в виду. Впрочем, любой проповедник наверняка счёл бы таких, как она, дьявольскими отродьями.
- Пойдём домой, - покорно согласился он, тоже поднимаясь на ноги. – Я бы тоже хотел послушать ту песню, о которой ты говорила: может быть, она мне знакома. И, может, тебе удастся разузнать, какое отношение ко всему этому имеет сера. А я попробую нарисовать те… существа, которые я видел.

Кроули хотел было возразить, что он вовсе не горит желанием забираться в какую-то там глушь, чтобы общаться с духами, но промолчал. В четырёх стенах дома Рины он чувствовал себя в большей безопасности, но, раз она предлагает «уйти на природу», зная, что за ним могут придти те, «с мордами», значит, опасаться нечего. Или есть, чего? Это она – наполовину зверь, а он-то что делать будет? В прошлый раз они его памяти лишили, а в следующий, может, вовсе на части порвут.
- Ну, если ты считаешь, что так надо, - неуверенно проговорил Кроули, - тогда, конечно, можно и в глушь. – Он помолчал немного и прибавил: - А что, нет никакого способа узнать, человек я или нет? Духи же, наверное, умеют делать что-то, на что обычные люди не способны?
От самой этой мысли ему делалось не по себе, но, раз уж он решил, что правда всё-таки предпочтительнее, лучше было бы знать наверняка, что он такое: просто игрушка каких-то неведомых сил, или… или их часть.
- Можем навестить твоего друга сейчас, если хочешь, - предложил Кроули. Он не отказался бы ненадолго отвлечься от всех этих странностей и непонятностей и оказаться среди обычных людей, ни о чём таком не ведающих.

Да уж, забраться в глушь в гордом одиночестве и ждать помощи от духов – это как раз то, чего не хватало Кроули для полного счастья. И если уж Рина не может разобраться в явленных ей откровениях, куда ему с этим справиться?
То, что духа от человека никак нельзя было отличить, его озадачивало. И, пожалуй, печалило. Теперь его уже мало волновало, как его зовут, и где он живёт: разобраться бы для начала, что он из себя представляет…
Кроули заметил, как переменилась в лице его спутница, когда упомянула о каком-то человеке, который распознал в ней зверя… может, это был как раз один из тех проповедников, в нелюбви к которым она призналась во время их разговора в лесу?.. Как бы то ни было, расспрашивать об этом он пока не стал: на него и так уже вылилось достаточно новой – и странной – информации. Если уж спрашивать, то о чём-нибудь полезном.
- А если мы вдруг встретим эти… враждебные силы, - нерешительно проговорил Кроули, - что мы тогда будем делать? С ними можно как-то бороться? – Учитывая слова Рины о «дурном предчувствии», ему казалось, что об этом стоит подумать.