Это была неслучайность, и она не угадала этого. Или не так. Она боялась подумать, что это неслучайность.
- Искали? - тихо, едва слышно, переспросила Лика. - Но...
Она хотела продолжить разговор, он был ей нужен, но слова чуть запоздали, зато со всем грохотом и необратимостью обрушилась действительность. Стук каблуков вернувшейся служанки, ее предложение, поспешное как будто бегство Александра Ивановича. Которое невозможно было остановить, потому что рядом была горничная, а потом прозвенел звонок и в переднюю вбежали мальчики, внося гомон и сумятицу, которую должна была сдерживать, но скорее наоборот, подогревала, гувернантка. Во всей этой мешанине голосов, шагов, смеха, возмущения, сдерживаемого шиканья было невозможно сказать самое важное, и Лика с какой-то обреченностью видела, как, поклонившись, уходит Красницкий. И его можно догнать, остановить, окликнуть, и при этом совершенно невозможно этого сделать.
А потом были вечерние занятия с мальчиками и ужин, на который пришла троюродная сестра Мика и две ее тоненькие, похожие на нескладных журавлей, девочки, и была громкая возня в детской, непременное лото и разговор о грядущем лете и выезде на дачу. В этом году, по Микиному убеждению, непременно надо было снять дом в Лисьем Носу, как и в прошлом, хотя мужу Мики там не понравилось, и он настаивал на Павловске, гораздо южнее и меньше комаров. А Мика пыталась убедить Лику поддержать ее и снять дом на две семьи, чтобы жить вместе. Лика слушала ее настойчивый голос и вспоминала, как в прошлом году они гостили недолго у нее в Лисьем Носу, и там был сосед, кажется, Громов, высокий и статный, с бородой. Он, как она знала, часто бывал в доме и вообще сделался своим человеком. И вот вдруг теперь Лике стало очевидно, что между ним и Микой что-то такое было, и именно из-за него надо ехать в Лисий Нос, где позже всего появляется клубника и особенно злые комары. Мика говорила о доме, с балкона которого виден залив, и соснах, а Лика смотрела в ее возбужденное и чуточку несчастное лицо, которое было как будто отражением ее собственного, кивала, как будто верила в чудодейственную силу вида на море и запаха сосен, и обещала подумать...

Захар Самсонович вернулся после заседания в комитете, поздно, уставший. Лика знала, что когда он только кивает и целует ее в щеку, а не говорит "здравствуй", то это значит, что он много спорил с коллегами и говорить устал настолько, что будет молчать весь вечер. Она рассказала о просьбе Головина и офорте, лежащем в кабинете. Соловцев поднялся к себе в кабинет, где ужинал, возвращаясь поздно, а потом еще долго сидел с бумагами.
Лика легла в постель, но долго не могла заснуть. Она вспоминала короткий визит Красницког и его "я не мог поступить иначе". Быстрое и неловкое бегство его было лучшим свидетельством тому, что это не было попыткой соблазнить уже однажды соблазненную женщину, случайно оказавшись в одном с ней городе и не имея других вариантов развлечься. Лика вспоминала вечера в Ялте. Сегодняшняя встреча была их продолжением - всех, за исключением самого последнего, полного неловкости и неприятного послевкусия.
Ночью к ней пришло решение, возможности исполнить которое она ждала всю первую половину дня. Когда мальчики ушли на прогулку, она оделась и попросила найти ей извозчика. Она не знала, каков распорядок дня Красницкого и какие его планы на этот, но поехала, когда могла, рассчитывая, что к пяти обычное время возвращения из присутственных мест. В гостинице "Россия" она узнала, что Красницкого еще нет. Ей предложили подождать его. Она выбрала кресло, находящееся в самом углу ярко освещенного холла, там, где темнее всего. Она сняла пальто, оставшись в строгом темно-зеленом, застегнутом на целый ряд медно-желтого цвета пуговиц, платье. Шляпу с вуалью она решила не снимать, как почему-то и перчатки. Представив себя со стороны - ожидающая незнакомка - невесело усмехнулась. Выходило похожим на сомнительного качества роман.
Отсюда хорошо была видна входная дверь.
У нее было около трех часов, чтобы ее отсутствие не стало выглядеть подозрительным.
"Если он не придет, то это судьба", - загадала она, и сердце сжалось оттого, что с такой судьбой было не готово мириться.

Отредактировано Лика Соловцева (2015-06-20 12:42:08)

Лика ждала совсем недолго, но и такой короткий срок ей пришлось поволноваться. Раньше она думала, что время ожидания тянется мучительно долго, медленно. Теперь оказывалось, что если время, которое ты можешь потратить на то, чтобы ждать, имеет границу, то оно летит. С того места, где Лика сидела, хорошо просматривались массивные напольные часы, возвышающиеся рядом со стойкой портье, и, обращаясь вновь и вновь к ним взглядом, она каждый раз удивлялась тому, как быстро двигается минутная стрелка.
"Зачем я здесь?" - пыталась она ответить себе на простой вопрос.
Женщина, которую всегда передергивало от слова "адюльтер", пошлостью которого, как ей казалось, пытались заглушить более честное и даже карающее значение слова "прелюбодеяние"? Женщина, которая не имеет никаких причин желать причинить боль или вред своему мужу? К Захару Самсоновичу у нее никогда не было претензий. Да, вот именно так: не было претензий. Где она слышала это выражение? Может быть, от Мики? Что-то было в нем такое же пошлое, как слово "адюльтер".
Большая стрелка качнулась и переместилась на цифру девять. Неужели она здесь уже четверть часа?
И потом, та ночь в Ялте. Бегство от Безументовых, понимающая спина кучера, заспанный портье... "Просто отпустите себя, Лика", похожее на указания, которые она выдает горничной: четкое, по делу и совершенно безличное. Торопливое одевание. Букет тяжело пахнущих хризантем на утро. Ничего такого, о чем молчат, глубокомысленно закатывая глаза и мечтательно улыбаясь, что, кажется, должно бы хоть как-то оправдывать неприятный привкус слова "адюльтер".
Уже было без десяти. Лика заволновалась и, торопливо расстегнув, сняла перчатки. В полутьме блестело собравшее в себе все возможные блики света кольцо на безымянном пальце.
Похожие на блики бирюзовой воды, какими она запомнила их в Ялте. Там остались набережная, где они встретились, вечерняя прогулка, неважные и одновременно много значащие разговоры. Все это было. Как и вчерашнее "Я не мог не увидеть вас".
Часы гулко и важно пробили ровно пять часов. Лика вздрогнула, повернулась к стойке портье и... увидела Красницкого. Ей казалось, она неотступно смотрит на дверь, и все-таки не увидела, как он вошел. Она порывисто поднялась к нему навстречу.
- Да, давайте уйдем отсюда.
Она торопливо пошла вперед, опуская голову. Именно так, наверное, и должны делать женщины, которых не следует узнавать. Потом остановилась, чтобы он прошел вперед, и шла за ним по коридору, стараясь ступать неслышно, как по воздуху, хотя ковры прекрасно заглушали любые шаги. Долгий, как ожидание, поворот ключа.
Они вошли в тесную прихожую номера, и Лика сняла шляпку и зачем-то крепко сжала ее в руке.
- Почему, почему вы так поспешно ушли вчера? Я ведь даже ничего не успела ответить.

- Не совсем так, ведь влюбленные гимназисты почти никогда не могут рассчитывать на взаимность.
Лика обняла его. Одна ладонь была прижата к его щеке, под другой пружинисто смялась ткань влажного плаща. Касание губ у виска мягко отозвалось, как будто тысячи нитей, дрогнув, натянулись. Ее шляпка и перчатки с мягким шлепком опустились на пол. Никто не пошевелился, чтобы поднять их.
Лика боялась спугнуть мгновение.
Оно не было похоже ни на что знакомое.
Ни на влюбленность юной гимназистки, неосознанно выбирающей для обожания объекты как можно более далекие, ни на безграничное доверие и уважение к мужу, в котором было что-то, навсегда делающее невозможным равенство чувств.
Теперь Лика была готова принять и тот последний вечер в Ялте, с его грустным и пошлым привкусом, с горьким запахом хризантем и чувством вины, не перед другими, а перед собой.
Теперь было понятно, зачем он был нужен, и почему с таким непониманием вспоминала об их встрече она все это время, как будто в ней не хватало до сих пор самого главного.
Да, несбывшееся может мучить сильнее, но теперь оно стремительно сбывалось.
И теперь она не будет не понимать, и поэтому ей придется скучать, по-настоящему, как только, наверное, и могут влюбленные гимназистки и те, кого близость и реальность не спасает от невозможности.
- И еще у них всегда впереди столько времени. А у нас всего три часа.