Женщина не успела ответить, только внимательно посмотрела сквозь вуаль. А вот ушедший наемник внезапно вернулся. Вернулся настолько стремительно, что Ясень растерялся. Его возвращение было странным, но еще неожиданнее было его лицо - лицо убийцы, перекошенное, полное ненависти, но не к женщине, а к тому, кто посмел ее коснуться. Горбун кожей почувствовал это, препятствовать не стал, отпустил, отступил в сторону, подобрался, готовый, в случае чего, дать отпор, но не потребовалось. Мужчина сдержался, для него была важна только женщина.
В этом было что-то неправильное, необъяснимое. Или объяснимое, если... За дверью пьяные голоса вновь затянули песню про Красного плаща - истребителя ведьм.
Ясень невольно сделал рукой защитный знак.
Пару мгновений он смотрел вслед исчезающей в пелене дождя паре, а потом сам скользнул в темноту. У него были еще дела.
Старьевщика, жившего на западной окраине, звали Гуинлин, или попросту Гвин.
Гвин еще не спал, но встретил Ясеня не очень любезно.
– Что тебе горбун? Бродят тут всякие, на ночь, глядя, - проворчал он, но дверь открыл.
Дела шли не очень и любой покупатель, даже такой урод, сгодится.
Выслушав просьбу, провел посетителя в заднюю комнату, где лежало наваленное грудой тряпье. Запах от кучи шел такой, что Ясень, от природы имевший отличный нюх, невольно поморщился. На бойне в жару пахло лучше.
- Что нос воротишь? Сам воняешь не лучше, - старьевщик деловито склонился над кучей.
Ясень повел плечом, это было неправдой, Мод стирала его одежду чаще, чем все остальные в округе, но промолчал.
- Вот смотри, мне сегодня подкинули, - Гвин выдернул из груды пару заляпанных грязью блио. - По десять монет отдам.
Заметив на лице горбуна тень сомнения, бросил ему еще одно.
- Это отдам за три.
Добротная шерстяная материя была еще влажной. Спереди одежда была испачкана грязью, сзади вокруг небольшого отверстия на спине расплывалось кровавое пятно. Горбун поднес блио к лицу и потянул носом. Оно пахло падалью и... дорожной грязью... той самой, от Плачущего холма.
Родник, бивший почти на вершине холма, протекал через железистые пласты. Растекавшаяся по трещинам вода к подножью становилась почти черной. Летом она высыхала в нагретых солнцем камнях, покрывая скалы ржавыми потеками, но в распутицу, осенью и весной, обильно просачивалась вниз, насыщая дорожную грязь огибающего Плачущий холм тракта резким железистым запахом - запахом свежей крови.
Вода считалась лечебной, ею отпаивали больных поле тяжелой болезни. Собирать воду приходилось из трещин по каплям, от того ее называли слезами святого Игниса. Священники эту веру не отвергали, однако официально и не поддерживали. В народе тихонько, шепотом ходило и другое поверье, что на этом холме в древности был ранен сам Цернунн - бог леса и диких животных, и с тех пор его кровь сочится по каплям из раны.
- Бери, горбун, чего нюхаешь, - осклабился Гвин, - второй раз стрела в одно место не попадет, дырку заштопаешь, а одежу хорошая прачка вмиг отстирает, будешь, как кум королю.
Ясень растер между пальцами грязь, молча кивнул и протянул старьевщику монеты.
Дождь лил как из ведра и, когда горбун добрался до крошечной хибарки на окраине города, его плащ совсем промок. В маленьком затянутом бычьим пузырем оконце едва теплился свет. Ясень стряхнул на пороге воду и вошел внутрь. В очаге единственной комнаты весело потрескивали дрова. А в стоявшем рядом большом чане одетая в длинную рубаху женщина, стирала белье.
- Доброго вечера тебе, Мод, - Ясень бросил у порога плащ и достал из-под мышки сверток с блио.
- Доброго, - не оборачиваясь, ответила Мод.
- Ясь пришел! - с устроенных у стены нар на спину горбуну с визгом бросился комок серых лохмотьев. Тонкие детские руки обвили шею.
- Не кричи, Мардж, - прачка обернулась и строго сдвинула брови, - не кричи, соседи уже спят.
- Что ты мне принес? - девочка лет шести требовательно затеребила Ясеня за ворот куртки.
Горбун, откинув с лица волосы, улыбнулся, и достал из-за пазухи лепешку. Мардж тут же впилась в нее зубами.
- А мы сегодня ходили в лес, за хворостом, - съев добрую четверть лепешки, сообщила она, - и я собрала тебе букет для праздника.
Девочка нырнула на нары и вытащила небольшой пучок перевязанного ниткой вереска.
- До праздника еще очень далеко, Мардж. Веточки засохнут и не зацветут.
- Зацветут, - убежденно заявила девочка, и Ясень вдруг увидел, как по коричневым веткам разбегаются розовые цветы, отчетливо запахло болотом. Горбун на секунду зажмурился, а когда открыл - словно ничего и не было, в пальцах Мардж был все тот же коричневый пучок.
- Мардж, тебе пора спать, - прачка, глядя на дочь, впервые улыбнулась.
- Ясь должен спеть мне песенку на ночь.
- Какую тебе спеть? - горбун усадил девочку на колени.
- Про леди Смерть.
- Мардж?! - возмущенно прикрикнула на дочку Мод.
- Она мне нравится, - упрямо заявила Мардж, поерзала, устраиваясь поудобнее, и приготовилась слушать. Прачка, покачав головой, снова вернулась к чану.
Горбун кивнул и тихонько запел чистым звучным голосом, совсем не таким, каким говорил в таверне.
Из ночи и полночной мглы
Кто в дверь стучится к нам?
И отчего немой испуг
На бледных лицах дам?
Миледи Смерть, мы просим вас
За дверью обождать
Нам Бетси будет петь сейчас,
А Дженни танцевать.
Но, замолчали все кругом,
Как снег бледнеет граф,
С испугом смотрит он на тень
В распахнутых дверях.
Ясень пел, глядя на согнувшуюся над чаном спину Мод. Семь лет назад она была красавицей, а сейчас нищета сгорбила ее спину, потушила голубые, как небо, глаза, сделала тусклыми, ячменного цвета волосы, состарила непрерывной стиркой руки и иссушила еще молодую душу.
Девочка засыпала, прижимая к груди лепешку.
" Кто же твой отец, Мардж? Что случилось семь лет назад, когда еще не вырубили леса Клайда, и где-то в чаще еще творились старые праздники и обряды. Кто твой отец? Уж точно не сгинувший во время последней чумы сапожник".
Я вижу, помнишь ты маркграф,
Как через этот двор,
Нагую девушку в цепях
Тащили на костер.
Положив Мардж на нары, горбун достал из валявшейся под столом котомки иглу с суровой нитью и, принялся за штопку, все еще тихонько напевая:
Шипит вино в последний раз,
Судьбы не избежать.
Мидели Смерть, мы просим вас
За дверью подождать!
В живых осталось мало нас,
Все ближе смертный час.
В зловещих отблесках дома,
Идет по городу чума...
Отредактировано Ясень (2015-07-20 22:49:18)