Они вернулись незадолго до завтрака. Артур, памятуя о нравах провинциальной аристократии, опасался слишком позднего возвращения, да и вообще возвращения, учитывая, что прогулка из чинно-благородной и респектабельной, каковой она предполагалась и представлялась ему вчера, когда он её предлагал, после лазания по старинным развалинам превратилась в скачки галопом по пересеченной местности. Маргарет была в ударе - ее бодрости хватило, чтобы зарядить ею и его - казалось, бессонная ночь даже придала ей сил, в то время как он ранним утром еле разодрал глаза, мучаясь от похмелья, тревожных снов и собственных открытий.

Она оказалась лихой наездницей и азартной натурой, сбросив на прогулке опутывавшие её цепи, что сковывали её движения и речи в стенах родного дома, и тем самым открывшись для него еще с одной, неведомой ему стороны. Впрочем, он подозревал подобную пылкость её нрава еще с достопамятной прогулки в парке.

Так что Артуру не оставалось ничего другого, как подъехать вслед за Маргарет к парадному входу, подозревая, сколько глаз сейчас наблюдают за ними чуть ли не из каждого окна старого дома. Впрочем, в тот момент его это почти не волновало, так как он был во власти заразительного веселья, охватившего их с тех пор, как они повернули назад. Спутница его была очаровательна, раскрасневшись от быстрой езды, с рассыпавшимися по плечам локонами, и нимало не огорченная тем обстоятельством, что на сей раз именно её шляпка зацепилась где-то за ветку, оставшись на полдороге, и Артур, помогая ей спешиться, не удержался от того, чтобы не прижать её слегка к себе, взглядом выражая восхищение и благодарность за незабываемое утро.

Поводья передали конюху, суетливо подскочившему и с плохо подавляемой ухмылкой бросающему на них многозначительные взгляды, словно он только их и караулил, и Артур вслед за упорхнувшей в дом Маргарет также не стал мешкать у входа и как можно бесстрастней прошел мимо лакея в передней, бросив ему шляпу и хлыст.
Однако, стоило ему оказаться одному и по мере того, как он медленно поднимался по лестнице в свою комнату, обдумывая случившееся и, соответственно, вытекающее из него, от его лихой веселости не осталось и следа. Лишившись общества Маргарет, будоражившего и направлявшего его мысли в определенном направлении, Артура вновь обуяли сомнения и тревоги. Теперь к тому же надо было позаботиться о том, чтобы приготовить объяснения для Ханны Кавендиш, которые она, без сомнения, потребует. И тем не менее он нисколько не жалел об этой прогулке, нет! Предоставься ему еще один подобный шанс, он поступил бы так же. Из неосознанного порыва, побудившего его пригласить незнакомую женщину прокатиться с ним верхом, выросло нечто большее - чувство, которому он сейчас затруднился бы дать название, но, несомненно, очень важное и ценное для него. Так или иначе, резонно рассудив, что раз уж их прогулка сделалась достоянием общественности, то не стоит закрывать на это глаза, а постараться принять это как неизбежность и, по возможности, даже извлечь некоторую пользу как для Маргарет, так и для себя.
В конце концов, она совсем молодая женщина, хоть и вдова, и Тачит все больше укреплялся в мысли о том, что ему хочется видеть её снова.

Углубившись в свои думы, Артур машинально преодолел последний пролет лестницы и был вовсе не готов к тому, что кто-то нарушит ход его мыслей, направив их в совершенно другое русло, нежели то, по которому они текли сейчас.

- Кэтрин? - от неожиданности Артур даже забыл о соблюдении светских условностей, обязывающих обращаться согласно этикету. Он даже отступил на шаг, вглядываясь в полумрак коридора, словно желая удостовериться, что это действительно леди Кавендиш. - Что вы здесь делаете? - приглушив голос и оглянувшись назад, он торопливо подался к ней. - Вам в вашем положении не стоит бегать по лестницам.

Она пришла... неожиданно, но пришла. Пришла, когда для него уже столько изменилось. С другой стороны, он понимал, что рано или поздно нечто подобное должно было произойти. В противном случае ему следовало бы уехать из Блэкберна сегодня рано утром. И если он уже надеялся избежать этой встречи, полагая, что Кэтрин так и будет избегать его общества, то допустил еще одну ошибку. И вчерашнее её появление в библиотеке, а после в его комнате подтверждало это и еще раз доказывало, как мало он знал Кэтрин Кавендиш: за пару недель, проведенных с ней, он узнал о ней меньше, чем о Маргарет за сутки знакомства. Да и когда это было... в другой жизни...
Так или иначе, оставаться в коридоре они не могли - в этом доме даже у стен были уши, а за каждым углом могли подкарауливать вездесущие слуги. Дверь в его комнату была совсем рядом.
- Пойдемте ко мне, - приблизившись к ней совсем близко, тихо проговорил он. - Вы сами понимаете, мы не можем оставаться здесь. Уверяю вас, никто не узнает, ко мне никто не заходит, а если кто и придет, без предварительного стука вряд ли осмелятся зайти.
"И там есть где вас спрятать", - но об этом Артур только подумал, не сказав это вслух, чтобы не пугать её.
Но только представив себе эту картину, мысленно воззвал: "Боже! Опять прятаться?! Когда-нибудь это закончится?" Но видимо, такова была его участь в этом доме. И как часто случается в подобных обстоятельствах, именно сейчас кому-нибудь из челяди приспичит либо разжечь огонь в камине, либо принести кувшин с водой для умывания. Его же общества вряд ли кто стал бы искать - с Маргарет они только что расстались, а Джонатана, как сообщил ему лакей, не было дома.
Тем не менее другого решения ему в голову не пришло.
Артур взял Кэтрин за руку - она была холодна как лёд. Взгляд цеплялся за какие-то детали её туалета, попутно отмечая еще большую бледность лица, залегшие складки вокруг губ, и поневоле останавливался на животе, выпирающем сквозь сборки платья.
- Пойдемте, прошу вас, леди Кавендиш, - беспокойно повторил он. - Вы так бледны, что того и гляди упадете в обморок.
Он уже достаточно скомпрометировал себя утренней верховой прогулкой - не хватало только, чтобы сейчас кто-нибудь застал его здесь с супругой баронета.

Конечно, этого надо было ожидать - сопротивление, правда, довольно слабое, неразумный порыв к лестнице и... С еле слышным возгласом Кэтрин словно клещами вцепилась в его руку. Артур сразу почувствовал неладное.
- Кэтрин, - от испуга у него сел голос. - Кэтрин, - повторил он. - Что с вами?..
Словно в воду глядел... или, как обычно, то, чего опасаешься или стремишься всеми силами избежать, вопреки какой-либо закономерности обязательно тут же случается. На лбу у него выступила испарина.
Не давая ей осесть на пол, Тачит, выпустив её руку, обхватил молодую женщину за расплывшуюся талию и попробовал сделать хоть пару шагов... Увы... Он не знал, насколько в беспамятстве Кэтрин - ему было не до выяснения подробностей её состояния, - но то, что она не могла сама идти, было очевидно. Немного подтащив обмякшую леди к спасительной двери в свою спальню, он распахнул ее. Далее тащить женщину на сносях в полуобморочном состоянии было бы слишком долго, шумно и крайне неудобно, к тому же время было дорого. Не говоря ни слова, он поднял её на руки...

Еще пару месяцев назад о подобной ноше он мог лишь мечтать, когда, предаваясь осенней меланхолии, возвращался мыслями к пережитому, а в снах её образ время от времени тревожил его. Эти воспоминания, вроде бы утихнувшие и припорошенные делами и заботами простых и незамысловатых будней, вновь растравили его душу лишь после предложения баронета посетить Блэкберн. Он не смог устоять, и теперь не знал, благодарить судьбу за свою слабость или ожидать от неё очередного удара...

Торопясь исчезнуть из коридора, Артур даже не задумался над тем, что спасительная комната могла оказаться ловушкой - что будет, если дурнота леди Кавендиш не пройдет, и она не сможет сама удалиться из его спальни, спальни чужого мужчины? Пока его лишь подстегивал страх быть увиденными в столь недвусмысленных и компрометирующих обстоятельствах... С предметом его былой страсти на руках... Вот она - насмешка судьбы, превратность фортуны. В груди Тачита что-то ёкнуло - наверное, этого он теперь не сможет избежать: при любой встрече с этой женщиной угрызения совести немым укором всегда будут терзать его душу.
Покачиваясь, он ввалился со своим грузом в открытую дверь...

В глазах Кэтрин отразилось неопределенное выражение - непонимание, попытка что-то осознать, вспомнить... Она выглядела совсем несчастной и подавленной. Руки, вместо того чтобы оттолкнуть, еще крепче обхватили его за шею. "Бедная Кэти! Как ты изменилась," - подумал Артур, держа её на руках и вглядываясь в лицо - сознание постепенно возвращалось к ней. Он не привык, да что не привык, никогда не видел её такой. Безупречный туалет леди Кавендиш и легкий аромат лаванды - он всегда неуловимым шлейфом проскальзывал в ее комнате - всколыхнули воспоминания... Отголоски... нет, не страсти, испытываемой когда-то, но теплых чувств зашевелились в душе. Он никогда не желал Кэтрин зла, даже когда раздавленный просиживал в библиотеке после их разрыва, и не хотел, чтобы она страдала, по его либо чьей-то еще вине. Видит бог, она сама доставила ему множество мучений. А он ведь думал, что она посмеялась над ним, оставив сухую лаконичную записку, позабавилась и бросила, и, чтобы вычеркнуть его навсегда из своей жизни, исчезла из Лондона.
Хотя кто знает, возможно, он был не так уж неправ.
Гордая и неприступная леди, соблюдающая безукоризненность в одежде и прическе - этим Кэтрин отличалась всегда, даже сейчас, как уже отметил он, в своем нынешнем положении и не самом лучшем самочувствии. Изысканная и благородная - ему часто казалось, что у таких леди и чувства, и эмоции так же изысканны и недосягаемы, а переживания и душевные порывы они отмеряют строго дозированно, в определенные руки. Она опровергла подобное заблуждение, и иногда, задумываясь, он не переставал удивляться, что она нашла в нем, скромном эсквайре из Ноттингемшира?
Решившись на эту поездку, он и сам не знал, какой прием ему будет уготован, но к такому обороту готов не был. Однако это должна была быть прощальная встреча...

- Вы уверены, Кэтрин? - её вид не внушал оптимизма, в глазах застыли готовые пролиться слезы. - Что не нужно позвать на помощь? Может быть, у вас есть доверенная горничная? Знает, что принести, чем помочь?
- Успокойтесь! - настойчиво и твердо произнес он в ответ на ее попытки выскользнуть из его рук. - Не вырывайтесь! Неужели вы меня боитесь?!
Бережно усадив леди Кавендиш в кресло, он накрыл её пледом, вернулся к двери и, выглянув в коридор и прислушавшись, закрыл дверь.

Бюро в отведенной ему комнате, вышедшее из моды как минимум лет двадцать тому назад, еще вполне могло сгодиться, чтобы черкнуть пару писем или расположить на нем графин с водой и полупустую бутылку бренди, что он и сделал, когда вернулся ночью, предусмотрительно прихватив их с собой из библиотеки.
Подавив в себе желание сделать хотя бы глоток, Артур, ранее не испытывавший тяги к вину, грустно усмехнулся - если так пойдет дело дальше, он скоро сделается завзятым пьяницей.
Он плеснул в стакан бренди, подумав, добавил воды и, подойдя к Кэтрин, поднес к её губам стакан. - Сахара нет, - улыбнулся он, - и вина тоже. Но думаю, это придаст вам сил.
Если бы он мог как-то утешить, успокоить её, но что было в его власти. Увы, почти ничего. Интересно, - мелькнула в голове неуместная, совершенно крамольная мысль, - а если бы это были его жена и ребенок, как бы он вел себя, что чувствовал? Уж точно не допустил бы нахождения жены в комнате чужого мужчины...
Впервые мысль о жене посетила его не как нечто абстрактное, не имеющее к нему никакого отношения, а вполне реальное и не такое уж неосуществимое.
Откладывая объяснения, чтобы дать Кэтрин окончательно прийти в себя, он, пододвинув к креслу низенькую прикроватную скамеечку, присел рядом, и указав глазами на живот, а после подняв их на Кэтрин, с легким смущением спросил:
- Когда?

Что? Непонимание какие-то мгновения плескалось в его взгляде.
Затем в голове что-то щелкнуло - мозаика сложилась... из разрозненных кусочков сомнений, подозрений и тревог, непонятного и доселе необъяснимого поведения.
Её слова, отвечающие вовсе не на его вопрос, а на какие-то свои мысли и внутренние страхи, неуверенность и оборванная на полуслове фраза убедили его в причастности к появлению этого ребенка больше, чем если бы она стала с жаром доказывать, что именно он является его отцом.
Артур побледнел - потом его обдало жаром.

Он молчал, лихорадочно переваривая эту новость, соображая что делать, что говорить. Еле сдержался, чтобы не схватить упавший бокал и не запустить им в стену, чтобы дать выход хоть малой части переполнявших его чувств.

- Никуда вы не пойдете, - хрипло бросил он, вскакивая со скамеечки. Нависнув над ней, он уперся руками в подлокотники кресла, окружив таким образом Кэтрин со всех сторон. - И как долго вы намерены были скрывать от меня это, Кэтрин? Или я вообще никогда не должен был узнать?
Его недавние мысли словно обрели форму. Вот к чему приводят ненужные мечтания. Его ребенок... Это было пока за гранью того, что Артур сейчас был в состоянии воспринять. Еще один удар - а он-то думал, что худшее он уже пережил.
В висках пульсировало - казалось, его сейчас хватит удар.
- Рассказывайте, леди Кавендиш, - невероятным усилием воли он взял себя в руки, хотя к горлу подкатывал комок, а внутри все тряслось и дребезжало, словно оборванные струны... - Хватит недомолвок, я хочу знать правду.
Зачем? К чему? И что это могло изменить? Сейчас он просто хотел знать, не задумываясь о том, что будет дальше.

Кэтрин не разжалобила его, даже еле уловимый знак нежности, проскользнувший по его лицу, не вызвал никакого отклика - откровением отношение к ней мужа для Артура не стало. Да, у баронета тяжелый характер, скупой на проявление чувств. "А что ж вы хотели, Кэтрин, когда решили стать его третьей по счету женой? - Артур чувствовал, как его мысли приобретают желчный и скептический оттенок. - Вы никогда не задумывались, при каких таинственных обстоятельствах две его предыдущие жены в расцвете лет переехали из фамильных особняков семьи Кавендиш в их фамильный склеп? Положение... - горестно размышлял он, - титул. Вот что является определяющим при согласии или несогласии женщины выйти замуж". И Кэтрин не была исключением.

- Не надо лгать, Кэтрин, ни мне, ни себе. Хотя бы затем, чтобы я никогда больше не появлялся ни в Блэкберне, ни вообще в вашем доме. Как, какими глазами, с какими чувствами вы бы смотрели, как я, ни о чем не подозревая, сажаю нашего сына на колени, играю или просто разговариваю с ним? Праздновали победу, упивались торжеством при мысли, как ловко вы всех провели? Вам был бы по силам такой груз? Вы настолько жестокосердны и хладнокровны?
Он отвел от нее глаза, уставившись куда-то в сторону.
И не стал уже говорить о том, что от своих сомнений он бы так и не избавился, к тому же глаза есть и будут не только у него.

Вспышка гнева, ужаснувшая его самого, прошла, он вновь устало опустился на свою скамеечку, обхватив руками голову. Как могло все зайти так далеко? Его сын, кто знает, может быть, единственное его продолжение на этой земле, будет носить чужое имя, другого будет звать папой, а у него не будет даже права видеть, как он растет, делает первые шаги, говорит первые слова... Глухой стон вырвался из его груди.
Подперев одной рукой подбородок, он печально смотрел на Кэтрин. Задыхаясь, она еще бросала ему какие-то упреки, такие незначащие сейчас и почти ничем неоправданные.
Связь с миссис Уиллоуби..
- О какой связи вы толкуете, Кэтрин? С каких это пор утренняя верховая прогулка стала проявлением связи с женщиной? Помилуйте...
Конечно, Артур лукавил. С истинно женским чутьем Кэтрин почувствовала то, что он сам для себя еще ставил под сомнение.
Но она напрасно беспокоится. Теперь груз этой тайны, их общей тайны повис и на нем, и маленький маячок личного счастья, забрезживший где-то далеко на горизонте, был беспощадно задут порывом ураганного ветра, под стать тому, что бушевал минувшей ночью.
Он не сможет больше продолжать встречаться с Маргарет, не рассказав ей обо всем, а рассказать не повернется язык, к тому же это был не только его секрет...
Так и разбиваются судьбы. Что подумает о нем Маргарет, когда он, уехав, после всех его обещаний, просто перестанет подавать о себе вести?.. Круг замкнулся...
- Не беспокойтесь, миледи, - голос Артура звучал ровно и отстраненно. - Завтра утром меня здесь уже не будет.
Он должен уехать, и чем скорее, тем лучше.

Она так ничего и не поняла, не услышала, цинично укоряя за душещипательную фразу и выговаривая ему, словно нашалившему школьнику. А ведь когда-то именно его неуверенность, сентиментальность, нежность и чувствительность - все его попытки придать себе хоть какой-то жесткости и толику суровости оказались тщетны - привлекли ее к нему. Во всяком случае, тогда Кэтрин говорила именно так, страстным шепотом превознося эти его свойства характера в их сокровенные минуты.
А теперь уничижительным, раздраженным тоном обвиняла за те же самые качества, так и оставшиеся присущи его натуре. А ведь он каким был, таким и остался. Зато Кэтрин изменилась до неузнаваемости. Артур смотрел на неё молча, с некоторым испугом, и опять, в который уже раз не узнавал её. Взгляд леди стал холодным и колючим. Она бросала ему отрывистые упреки, выставляя себя единственной жертвой случившегося. С ним говорила практичная и расчетливая женщина, которая готова была растоптать всех, кто помешает ей осуществить её планы.
Расчет. Всегда и во всем один расчет.
А ведь достаточно было в свое время сказать пару слов, чтобы избавить их теперь от этой мучительной и неловкой ситуации.
Господи! Как далеки они друг от друга, хоть и находятся на расстоянии в несколько дюймов.

Говорить, в сущности, было уже не о чем.
- Да будет так, - глухо ответил Артур.
На её поцелуй, сухой и колючий, собственнический и лишенный всякого чувства, он даже не пошевелился. Словно она, гоня его прочь, все равно хотела сохранить свои негласные права на него. Артур отстранил Кэтрин от себя и медленно пошел к двери.
Однако в коридор он не успел не только выйти, даже выглянуть - за осторожно открывшейся дверью стояла... леди Ханна Кавендиш собственной персоной.
Немая сцена. Занавес.
Артур, отступив на шаг назад, молча смотрел на старую леди.