Камилла не любила Корнуолл. Выросшая в Лондоне, она была до мозга костей горожанкой, ощущала себя уютно среди его серых камней и помпезной имперской  архитектуры,  чахоточный смог, которым приходилось порой дышать, бодрил ее лучше любого свежего океанского бриза. А Корнуолл, где Нат, едва пришел первый успех а, соответственно, увеличился и доход, сразу же приобрел коттедж, стоящий слишком уединенно даже для этих не слишком-то густонаселенных мест – чуть ли не на самом краю высокого берега, кончающегося резким, почти отвесным обрывом, где с большим трудом  находились  более-менее пологие тропки, по коим можно было спуститься к песчаной прибрежной полосе, Камилла не любила. Не только из-за переменчивой погоды, обычной для всякого побережья, про которую местные жители привычно шутили, что ежели она вам не нравится, то нужно просто подождать четверть часа. Не только из-за медленной и вязкой, как будто стекающая по наклонной поверхности капля сиропа, жизни, лишенной мало-мальски  интересных событий. Не только из-за того, что "коттедж" на деле больше походил  на хижину, чем на жилье, которое может позволить себе семья их уровня достатка и положения. А оттого, что когда-то прежде была здесь слишком счастлива. Давно, много лет назад.

В самом начале их брака, когда дом был только куплен, их с Натом почти не смущало его убожество, ведь с передней открытой веранды открывался удивительный вид на океан. Там они  тогда часто вместе встречали закаты и восходы, бывало, заполняя все время между  ними пылкими ласками. Теперь поверить в то, что когда-то они были настолько нужны друг другу, было практически невозможно. Хотя солнце по-прежнему регулярно всходило и плавно скатывалось обратно в океан. Правда, сейчас, поздней осенью,  видеть его доводилось редко. Из-за постоянных штормов и дождя, который на сильном ветру  несет свои струи, кажется, параллельно к земле – вместе с горьковато-солеными, как слезы, брызгами, постоянно оставляющими на окнах  беловатые разводы, которые Фрейя, ежеутренне стирает тряпкой, тихонько поругивая под нос не только погоду, но и столичную штучку-хозяйку, которой, видите ли, плохо видно, что происходит за окном, если их не стереть!

Но больше этим заниматься здесь некому. Ведь Фрейя –  единственная служанка и одновременно кухарка в доме, если не считать  Грегори, ее мужа, который здесь  за истопника. А еще за садовника – но это в теплое время года, когда приходится ухаживать за небольшим цветником, обрамленным живой изгородью, который разбит с обратной, более-менее прикрытой от ветров, стороны дома. Ну и, конечно,  Рут – их четырнадцатилетняя дочь, толку от которой тоже немного, хоть ей уже четырнадцать и миссис Блейк даже взяла ее в этом году в качестве горничной, обещая после увезти с собой в Лондон, если девушка будет работать хорошо. Глупышка сразу и размечталась, ходит теперь за миссис хвостиком, в глаза заглядывает, каждое желание угадать пытается. Да только желаний у госпожи немного. Ест совсем мало, что бы Фрейя не приготовила, никогда не возмущается. Не ругалась даже за мясной пирог на прошлой неделе, который она, сказать по правде, изрядно передержала в жаровне  – аж бока у него подпалились. Да и других капризов, вроде, немного, вот разве что стекла эти, проклятущие, что толку их мыть, если все равно на другой день будут такими же?!..

- Рут, который теперь час? – оторвавшись от пяльцев, склонившись над которыми, просидела еще с тех пор, как за окном было совсем светло, Кэмми рассеянно взглянула на горничную, совсем еще юную и неопытную девчонку, похожую на худенького эльфа, которая бесшумно передвигалась по гостиной, зажигая свечи в канделябрах. Дом был старый, поэтому о газовом освещении не шло и речи. Но темноты миссис Блейк с детства не выносила, поэтому подсвечников повсюду было действительно много, пусть это и сущее расточительство. Однако после уступки, на которую она пошла, безропотно согласившись уехать из Лондона в этот медвежий угол, Нат ничего не посмеет сказать ей по этому поводу.

- Без четверти пять, миссис Блейк! Не изволите ли выпить чаю? – как большинство местных жителей, Рут была почему-то свято уверена, что все в Лондоне, как по команде, ровно в пять вечера усаживаются пить чай. Улыбнувшись ее наивности, Кэмми на мгновение задумалась. Чаю ей особенно не хотелось, с другой стороны, обедать она будет лишь тогда, когда домой вернется Нат. А кто же знает наверняка, когда именно он вернется? Иногда, покидая дом еще утром, невзирая на непогоду, он приходил затемно. И если в Лондоне и даже в Париже этому можно было найти объяснение, то здесь Кэмми понятия не имела, где именно муж проводит все это время. С другой стороны, лучше пусть так, чем в те дни, когда остается дома и целый день сидит в комнатке, которую они привыкли считать его мастерской… в те времена, когда Нат еще что-то писал.  Теперь же все больше просто сидит там один и пьет. Наверное.  Признаться, Камилла побаивалась заходить в ту комнату, когда у супруга выдавались такие дни. Да вообще-то, даже и в остальные стала бояться. Не самого Ната, конечно. А все больше за него.

После спешного отъезда из Парижа, где Кэмми вначале показалось, что ее отношения с мужем окончательно разрушены, а затем – неожиданно и вдруг – что-то в них изменилось, хотя и трудно понять, в какую сторону, дома, в Лондоне, все будто бы вновь стало, как прежде. И они опять начали жить в двух параллельных, непересекающихся между собой мирах. Миром Кэмми были ее столичные подруги, чьи дома она с удовольствием посещала и принимала гостей у себя. К слову, те тоже находили, что после французского вояжа миссис Блейк стала «какой-то другой, не такой, как прежде» и требовали подробностей в объяснение этого перевоплощения, на что сама Камилла лишь загадочно улыбалась, ибо не расскажешь же такое?! Миром Натаниэля, как, впрочем, и всегда, был он сам. И, кажется, в этом мире ему последнее время жилось совсем несладко. Даже не испытывая к нему – как теперь казалось – сердечной привязанности, Камилла все равно почему-то продолжала мужа жалеть. Так бывает порой жалко страдающее живое существо, пусть даже оно отвратительно на вид и совсем ничтожно. Жалость эта, тем не менее, парадоксальным образом порой мешалась с гневом и яростью, которые пока не находили выхода, но временами, должно быть, отчетливо в ней ощущались. И в эти моменты Нат отчего-то словно бы и сам оживал, начиная вновь испытывать к жене какой-то необъяснимый интерес, в том числе и плотский. Так они провели в Лондоне три недели, а затем он объявил, что они уезжают на побережье. И она безмолвно поехала, хотя уже давно не любила Корнуолл…

- Да, Рут, пожалуй, одну чашечку  чаю я все-таки выпью.

Отредактировано Камилла Блейк (2015-05-29 00:49:02)

Дождь, не прекращавшийся в течение всего дня, с наступлением  темноты лишь усилился. Вместе с ним нарастало и беспокойство миссис Блейк. Спрашивать у прислуги который час не было больше необходимости. Сидя в кресле, пододвинутом поближе к разожженному камину, Кэмми то и дело бросала короткие тревожные взгляды на циферблат простеньких старых часов, которые, однако, занимали почетное место прямо посередине каминной полки. Нат  задерживался, и этому не было никакого сколько-нибудь рационального объяснения, а все свои страхи Камилла привыкла разбирать на привычные и понятные составляющие. Так когда-то давно, в детстве, ее учила поступать няня Элис, которая говорила, что более всего пугает неизвестность. А если попытаться представить конкретно, чего именно ты боишься, сразу станет легче. Вот она и пыталась. Чего же именно она боится сейчас? Того, что с Натом может что-то произойти? Но ведь прежних чувств между ними уже нет, и это еще мягко сказано, а то, что есть теперь… станет ли эта потеря для нее невосполнимой? Разве не сможет она прожить без него? «Да ведь я уже давно так живу – по факту»,  - этот внезапный вывод заставил женщину  вздрогнуть: неужели она только что пожелала Натаниэлю  смерти?! Пусть не прямо, в открытую, но даже косвенно, вообразив себя его вдовой. Пусть и всего лишь на мгновение? Бред какой-то! Наваждение. Поспешно перекрестившись, Камилла также торопливо, шепотом, попросила прощения за неуместные мысли – вначале у Господа, следом у Ната, после чего снова взглянула на часы. «Почти семь… да где же он, в конце концов?!» - вновь подумала она и тяжело вздохнула.

Тем не менее, когда колокольчик входной двери все-таки сообщил о возвращении припозднившегося хозяина, она даже не подумала сдвинуться  с места, чтобы выйти к нему навстречу. Вместо этого лишь немного расслабила спину и позволила себе откинуться на спинку кресла, невольно прислушиваясь к приглушенному бормотанию за закрытыми дверями. Впрочем, и сам Нат также явно не особенно спешил поприветствовать супругу. После коротких переговоров с Дженкинсом в передней, он прошел мимо гостиной,  и через еще пару минут Камилла услышала, как под его ногами тяжело заскрипели ступени деревянной лестницы, ведущей на второй этаж.  Там, помимо мастерской Блейка, находилась спальня супругов и еще одна  маленькая комната, которой прежде, в те времена, когда еще верилось, что это возможно, миссис Блейк в своих мечтах отводила роль будущей детской. Теперь же, за неимением чердака, там просто хранился всевозможный  хлам: старые рисунки самой Камиллы, сундуки с вышедшей из моды одеждой, нуждающаяся в починке, но так и не отремонтированная мебель, надоевшие взгляду  хозяев  дома безделушки, прежде украшавшие интерьер их гостиной. Иногда миссис Блейк также казалось, что именно там, в одном из  тех сундуков, и должны, наверное, храниться все  ее несбывшиеся надежды и желания…

- Что это, Дженкинс? – выглянув из-за широкой спинки кресла, женщина с удивлением уставилась на изрядный пучок колючих ветвей падуба, которые только что вошедший в гостиную слуга протягивал ей с учтивым поклоном.

- Мистер Блейк просил передать вам этот букет, миледи!

В  отличие от жены и дочери, Дженкинс никогда не называл хозяйку «миссис Блейк», подчеркивая тем ее более высокое – в сравнении с супругом, происхождение. И в знак глубокого уважения, разумеется. Ведь это именно леди Камилла, случайно выяснив у Фрейи, тогда тоже только что устроившейся к купившим в Корнуолле домик Блейкам кухаркой и горничной, что супруг  ее прежде служил в одном из местных имений дворецким, но из-за обострившейся болезни суставов был вынужден покинуть свой пост, сразу же предложила ему место у них. И даже не потребовала рекомендательных писем от прежнего хозяина!

- Очень мило с его стороны. Прошу вас, поставьте этот букет в вазу и поместите на стол в гостиной, будем считать, что мы уже начали приготовления к Рождеству, - приподняв брови, Кэмми не смогла сдержать короткой улыбки, но тут же вновь сделалась серьезной. – А что еще просил передать мистер Блейк?

- Полагаю, что ничего, миледи. Боюсь, по пути домой, он вымок под дождем и несколько продрог. Поэтому велел приготовить ванну и поднялся наверх.

- О, вот как! А что насчет ужина?

- Мистер Блейк ничего не сказал также и на этот счет, леди Камилла.

- Что же, в таком случае, исполните мою просьбу относительно… цветов, и можете быть свободны.

Вновь оставшись в комнате одна, Кэмми  некоторое время раздумывала над тем, что может означать этот странный подарок. И почему Нат все-таки не зашел хотя бы пожелать ей доброго вечера.  Должно быть, вновь слишком пьян, чтобы озаботиться такой мелочью, как банальная вежливость. С другой стороны, преподнесенный, пусть и не лично,  «букет» явно указывал, что по дороге домой он был все-таки способен думать о чем-то кроме того, чтобы, собственно, просто до него дойти… Чувствуя себя несколько заинтригованной, Кэмми, однако, сумела сдержать первый порыв немедленно узнать, в чем же все-таки там дело, и еще немного посидела у камина. Вернее, достаточно, чтобы у Натаниэля не сложилось впечатление, что она бросилась к нему, оставив все свои дела. У лестницы ей повстречалась Рут с подносом, на котором красовался одинокий чайный прибор. Уже наполнив – для быстроты дела – с помощью матери  ванну для господина, теперь она намеревалась исполнить его второе распоряжение, насчет чая. Выслушав короткие пояснения, Камилла кивнула и сказала, что сама отнесет мистеру Блейку его чай.  Рут, которая  изрядно побаивалась чем-то вечно недовольного и хмурого с виду хозяина, и поэтому по возможности старалась не попадаться ему на глаза, с видимым облегчением отдала ей свою ношу. После чего, сделав книксен, буквально растворилась в полумраке, чем вновь натолкнула миссис Блейк на мысль о своем сродстве с лесными духами. В очередной же раз отогнав прочь эту нелепую фантазию, женщина поднялась вверх по скрипучим ступеням – у нее это выходило не в пример тише, чем у супруга, и, пройдя по узкому коридору второго этажа, осторожно толкнула носком туфли приоткрытую дверь спальни – ванну, за неимением в доме отдельной комнаты для мытья, обычно притаскивали непосредственно туда и ставили в угол за большую шелковую китайскую ширму. Спальня – еще одно явное отступление от правил приличий, которое стало заботить лишь теперь – в Корнуолле у них с супругом тоже была одна на двоих.

- Дженкинс сказал, что ты не захотел ужинать, - проговорила она, не поднимая головы, пытаясь одновременно не расплескать кипяток в чайнике и закрыть плечом дверь. – Так нельзя, Нат, не будешь нормально питаться, вновь начнет болеть желу… Матерь Божья, Пресвятая Богородица! – воскликнула она испуганно, едва не выронив из рук поднос, когда, наконец, справилась с дверью и взглянула супругу в лицо. – Что… что стряслось? На тебя, что, кто-то напал по дороге домой?!

Отредактировано Камилла Блейк (2015-05-31 00:03:21)

- Мистер Дрок? Кто это? – опешив при виде  расцарапанной физиономии мужа, Камилла далеко не вдруг сообразила, что речь идет не о человеке, когда же поняла, с облегчением выдохнула и даже тихонько  рассмеялась. – Всё-всё, не объясняй! Должно быть, он просто испугался, когда ты без предупреждения набросился на него с объятиями?

Поставив на прикроватный столик поднос, она собрала с пола  только что сброшенные туда одеяния – не любила беспорядка даже в мелочах, аккуратно разложила на кровати и уж только потом присела на предложенный ей табурет, чуть насмешливо поглядывая на супруга, который судорожно пытался придать себе хотя бы подобие цивилизованного вида. Выходило не слишком хорошо, по мнению Кэмми, даже с наспех приглаженными волосами, Нат более походил на лесного разбойника, нежели на джентльмена. Пусть и принимающего ванну.

- А вот мистер Остролист, полагаю, оказался к тебе несколько  более благосклонен?

Судя по поведению, Нат  и правда был трезв – ну или хотя бы не особенно много выпил, кроме того, пребывает, верно, не в самом дурном расположении духа, уж коли даже пытается над собою шутить. Да и выглядит, признаться, довольно забавно – злиться на него решительно не получалось, несмотря на то, что всего час назад Камилла вряд ли была расположена шутить.

- Букет из него  получился нетривиальным, но мне понравился. Правда, Дженкинс, кажется, был несколько озадачен. Видел бы ты его лицо в тот момент, когда он принес его в гостиную!.. Хотя, теперь я понимаю, что дело не только лишь в букете, - прибавила она через секунду, красноречиво покосившись  на мужнины «раны». – И, конечно, ты ничем их толком  не промыл!

Это был не вопрос, а утверждение. Разумеется, мужчины не придают значения таким мелочам, как несколько царапин, но в ранки могла попасть земля, что само по себе опасно. Но может ведь быть и хуже...

- И то верно, лучше уж я сама. Не спорь, Нат, я знаю, о чем говорю, мой кузен Стиви, старший сын лорда Уиллоби, умер от столбняка, когда ему было всего девять.

Оглядевшись по сторонам в поисках необходимого, миссис Блейк извлекла из-под манжеты чистый платок. Щедро смочив его  бренди из принесенной вместе с чайным прибором бутылки, она вновь подошла к ванне, в которой все еще находился супруг, чьи протесты сделались более активными в тот момент, когда он понял, что, собственно, Кэмми намерена делать, и, склонившись, принялась осторожно протирать кожу вокруг ссадин, одновременно свободной ладонью  неосознанно поглаживая Ната по плечу и груди, словно утешая.

Отредактировано Камилла Блейк (2015-06-02 02:16:30)

Для Камиллы, верно, от природы лишенной способности ощущать радость винопития, любой алкоголь был лишь родом той горькой гадости, которую возможно принимать внутрь лишь изредка, в минимальных количествах и в максимальном разведении. Причем, не имеет никакого значения ни страна, в которой эту гадость произвели, ни ее марка, ни цвет, ни крепость – иными словами, ничего из того, что считают  важным  те, кто полагает себя ее ценителями. Так что, даже заключенный в бутыль прихотливой формы, плод усилий гасконских виноделов ничем не отличался для миссис Блейк от любого другого самогона, соответственно, и пиетета перед ним она никакого не испытывала. Поэтому и реакция супруга на подобное «святотатство» выглядела для нее скорее родом еще одного каприза, на которые она давно уже привыкла не обращать особенного внимания, втайне – а иногда даже и открыто над ними посмеиваясь.

- Нат, дорогой, если бы я воспользовалась йодом, то уже назавтра вся округа гудела бы от слухов, что в Боскасле ни пойми, откуда завелся свой собственный  вождь краснокожих! А так  хотя бы можем надеяться, если спросят, отговориться байкой, что по дороге домой на тебя в темноте набросилась стая одичавших кошек.

Когда Нат отвел ее руку, она не стала настаивать.  Тем более после того, как рассмотрев  царапины вблизи, нашла, что они, и в самом деле, не такие уж глубокие, а значит, скоро заживут и следов не останется. Безусловно, шрамы украшают мужчину, но если бы кто-то спросил ее персональное мнение на этот счет, то миссис Блейк без колебаний ответила, что своего собственного мужчину она предпочитает видеть украшенным иными способами. 

Отложив в сторону платок, она с удовольствием выпрямила немного затекшую от неудобной позы спину,  и машинально заправила за ухо одну из  рыжих  прядей,  ловко улизнувших из-под гнета шпилек и гребней.  Из-за поднимающегося над водой влажного пара, мягкие и от природы непослушные волосы, извечный предмет мучений всех горничных миссис Блейк, пытающихся соорудить на ее голове более-менее сложную укладку, как обычно, мгновенно превратились в скопище  медных спиралей разной толщины и  степени «закрученности». Кэмми это прежде тоже раздражало. До тех пор, пока лет двенадцать тому назад  некий симпатичный  незнакомец,  рядом с которым тогдашняя мисс Грей случайно оказалась под одним деревом, пытаясь укрыться от внезапного и сильного дождя, заставшего ее на пути из церкви к дому, не объяснил, как это на самом деле красиво… Они тогда удивительно легко разговорились. Представившийся начинающим художником, молодой человек держался и говорил с нею очень почтительно, но порой смотрел так, что Кэмми, совсем не понимавшая по своей неопытности и невинности значения тех взглядов,  чувствовала, что краснеет. И даже не знала, что тому причиной: смущение или удовольствие.  После все было иначе, чтобы почувствовать перемену в настроении мужа, Кэмми было уже даже не обязательно на него смотреть. Впрочем, в последнее время этот навык в ней все же несколько ослаб – верно, от неупотребления. Потому и нынешний внезапный любовный порыв супруга показался не только неожиданным, но и несвоевременным.

С трудом удержав равновесие, чтобы не свалиться в воду прямо в одежде, Камилла инстинктивно схватила мужа за плечи и, чуть отстранившись, с удивлением взглянула на него сверху вниз:

- Ты что?! А вдруг сюда войдет кто-нибудь из слуг?

Внешняя сдержанность и даже малоэмоциональность, присущие миссис Блейк, могли ввести в заблуждение кого угодно. Уроки строгого домашнего воспитания, предписывающие жестко контролировать себя и свое поведение в любых жизненных ситуациях, были крепко усвоены с детства и давно стали второй натурой. Проблема была лишь в том, что первая – истинная, натура Камиллы была совсем иной: пылкой, страстной и весьма отзывчивой на чужую страсть. И извечное это внутреннее противоречие порой заставляло ее совершать весьма рискованные и необдуманные поступки, последним примером чему можно было смело назвать недавнее парижское приключение. О нем Нат, к слову,  ничего  не знал доподлинно до сих пор, будучи так и оставлен супругой в недоумении и тщетных попытках угадать причины произошедших с нею в Париже заметных перемен. После возвращения домой, это растревоженное чувство собственника, которое Камилла уже давно не  льстила себе надеждой полагать ревностью, правда, вновь начало успокаиваться, а вместе с ним  постепенно угас и  опять было  возросший интерес Ната к той стороне их супружеских отношений, которую не принято обсуждать публично. Поэтому, несмотря на общую спальню и не самую просторную в мире кровать, если что  и тревожило порой ночами покой миссис Блейк в Боскасле, так вовсе не мужнины телесные притязания, а разве что его временами делавшийся совершенно богатырским храп. Да еще извечная привычка растягиваться поперек постели так, что самой Кэмми оставался лишь маленький ее уголок. Впрочем, храп раздражал значительно больше…

- С чего бы мне ее запирать? Мы ведь вроде бы еще не ложимся спать? – невинный вопрос приобрел некоторую двусмысленность в тот момент, когда Нат, вместо ответа, вдруг резко выдернул из ее волос несколько шпилек, заставив прическу окончательно рассыпаться. Кэмми, наконец-то, сообразив, в чем, собственно, дело, тихо усмехнулась и приподняла брови:

-  Что это с тобой?  – чуть встряхнув головой, она склонилась ниже и внимательно посмотрела ему в глаза. – Уж не вознамерился ли ты нынче вновь  потребовать от меня…  «Танец семи покрывал», мой милый Антипа?

Взгляд супруга, внезапно преисполнившийся несвойственной ему глубокой  задумчивости, заставил и саму  Камиллу на мгновение отвлечься,  дабы проследить его траекторию.  Нат смотрел куда-то ей за спину, однако, обернувшись, миссис Блейк не обнаружила там ровным счетом ничего необычного. Все та же старая ширма, разрисованная белыми цаплями, которая стояла в спальне с незапамятных времен. Так что уже в следующее мгновение  Камилла вновь посмотрела на мужа, на сей раз с тревогой. Вода в ванне была довольно горячей, долго находиться в такой может позволить себе далеко не всякий – все ли с ним благополучно? Но, судя по следующей реплике, опасения были напрасными, и Кэмми вновь не смогла сдержать усмешки. Интересно, он действительно ничего не понял, или просто делает вид?

- Семи, пожалуй, будет действительно многовато... -  приспустив вырез платья с ее плеча, Нат медлил  убирать руку, она же, в свою очередь, не торопилась от нее избавиться. Странное дело. Иногда, пытаясь понять, отчего ей по-прежнему – несмотря ни на что – приятны и желанны прикосновения и ласки мужа, Камилла начинала ощущать себя чуть ли не грязной извращенкой. А иначе как можно объяснить то, что  после всех нанесенных её самолюбию обид, этот человек все еще имеет над ее телом такую постыдную власть? Разве это можно считать нормальным?  Вот и сейчас, искоса посматривая на пальцы Ната, медленно и лениво поглаживающие ее кожу, она чувствовала отнюдь не возмущение, которое следовало бы испытывать добродетельной жене, чей супруг только что заставил ее прилично поволноваться, причем без уважительной причины, а теперь делал вид, что ничего особенного не произошло.

Одна из капель, стекающих с мокрой руки Блейка, щекотно сбежала с плеча под мышку, и Кэмми, слегка поежившись, наконец, опомнилась от внезапно завладевшего ею оцепенения.

- ...Но вот хотя бы одно нам сейчас точно не помешает, - продолжила она свою мысль и, отодвинувшись от Ната, мягко выскользнула из-под его ладони, с несколько нарочитым усердием  оглядываясь по сторонам в поисках полотенца. – Мне кажется, что водных процедур с тебя на сегодня уже довольно. Долгие горячие ванны могут быть опасны  для сердца. Вставай, я помогу тебе вытереться!

Отредактировано Камилла Блейк (2015-06-05 02:14:53)

Минутная слабость, было охватившая Камиллу под действием прикосновения мужа, довольно быстро уступила место раздражению при виде того, как, отвергнув вполне искренне и доброжелательно предложенную помощь, выбравшись из ванны, он вышагивает по комнате, в чем мать  родила, воображая себя при этом, верно – и напрасно! – Аполлоном Бельведерским. Кэмми вдруг очень захотелось сказать ему об этом вслух, но она промолчала, лишь крепче сжала в руках так и не пригодившееся полотенце. А дальше все пошло по обычному плану. Бесцеремонно сдернув с их общей кровати покрывало, Нат замотался в него и тотчас самозабвенно присосался к бутылке с алкоголем, кажется, уже и запамятовав о том, что вначале собирался лишь добавить его в чай. Впрочем, пока суть, да дело, давно остыл и чай…

Пропустив мимо ушей рассуждения о  «пошаливающем сердчишке», Камилла со вздохом подошла к зеркалу и вытащила  те немногие шпильки, до которых не успели дотянуться шаловливые руки супруга. Затем пригладила волосы щеткой и вновь сплела  их в небрежную косу, одновременно с неудовольствием размышляя о том, что нынче  придется обойтись без помощи Рут. Из-за присутствия полуголого Ната, разумеется. Дочь Дженкинса и Фрейи – почти ребенок, и потому  совсем лишнее заставлять ее лицезреть мало, что нетрезвого, так еще и практически неодетого хозяина, которому явно не хватало ума это сообразить и хотя бы ненадолго выйти из комнаты. Нет, Кэмми ничуть не страдала избытком снобизма – иначе ни за что бы ни вышла в свое время замуж за человека из другого социального круга. А недостаток манер и должного воспитания, особенно заметные в первые годы их брака, она была склонна оправдывать тем, что у Ната просто не было  возможностей, какие буквально с пеленок имеют люди ее происхождения. К тому же, за десять лет многое удалось незаметно сгладить и исправить… И все-таки, некоторых вещей Нат по-прежнему не понимал. Но если раньше Кэмми могла чего-то не замечать, над чем-то аккуратно иронизировала, то теперь неотесанность мужниных манер все больше раздражала и выглядела в ее глазах скорее проявлением идиотского упрямства Блейка, чем индивидуальных свойств личности. Ибо, в самом деле, сколько же можно?! Пора бы уже и запомнить, что к чему  – за столько-то лет!

Проигнорировав и следующую реплику супруга, на сей раз содержавшую призыв, который, верно,  следовало полагать любовным, Камилла вместо ответа лишь негромко хмыкнула и продолжила спокойно заниматься своими делами. Присев на пуф около туалетного столика, она разулась, сняла подвязки и чулки. И лишь после этого, наконец, подошла к кровати, на краю которой все еще восседал Нат, но и тогда не села, а просто остановилась рядом, развернувшись к нему спиной, и подперла кулаками талию.

  - Платье  расстегнуть поможешь?  –  проговорила она будничным тоном. И затем, перекинув для удобства Блейка вперед свою длинную косу, коротко взглянула на него через плечо.

Отредактировано Камилла Блейк (2015-06-12 15:21:27)

К общепринятому нравственному идеалу своего времени, предписывающему женщине быть ангелом, напрочь лишенным не только тела, но и присущих ему порой желаний, Камилла всегда относилась с изрядной долей юмора и насмешки. Разумеется, как дочь своего века, она искренне порицала порок в его чистом, так сказать, неприкрытом виде. И распущенность любого сорта была ей глубоко противна. Но если речь шла об отношениях супругов в законном браке – то здесь взгляды миссис Блейк парадоксальным образом становились куда шире, чем можно было вообразить даже в самых смелых фантазиях при первом взгляде на невозмутимую и благовоспитанную леди с безупречными манерами, какой Камилла представала перед всяким, кто ведал ее лишь с этой, обращенной к внешнему миру, стороны. Нат знал ее совсем иной. Или, может быть, оказался именно тем мужчиной, который сумел разжечь в ней этот огонь, сделавший первые годы их супружества по-настоящему пылкими. Впрочем, заскучав «греться» у одного единственного очага, он довольно быстро пустился искать себе новые. И поначалу Камилла, как водится, лишь себя винила  в том, что, видно, недостаточно хороша, если муж, который прежде, бывало, не мог от нее оторваться, вдруг мало, что сделался к ней безразличен, так еще и ищет чего-то в объятиях падших женщин всех мастей. Безусловно, Кэмми понимала, что ревновать к проституткам – глупо и вообще дурной тон. Но все равно. Понять, чего именно он там ищет, было выше ее возможностей, и поэтому поначалу Камилла искренне страдала. Однако верно, должно быть, говорят, что сильная боль быстрее же и проходит.  Со временем она… нет, не простила Ната. Простить можно лишь того, кто искренне раскаивается, Блейк же явно до сих пор находил в своем бесконечном падении какое-то неизъяснимое удовольствие. Скорее уж просто научилась не замечать этой стороны его жизни. Или делать вид, что ее не существует. Как ни странно, это окончательное «разграничение территорий» пошло на пользу их отношениям, хотя Нат и не пренебрегал при первой же возможности нарушить эти границы. Да, по совести сказать, Кэмми ему в этом особенно и не препятствовала. Увы, или уж к счастью, она не была  бесплотным ангелом, и как бы ни складывались прочие стороны их с Натом отношений, в этой части взаимопонимание у них все равно было наиболее полным.

Однако именно теперь, в эту минуту, ожидая, когда  благоверный, наконец, сподобится  исполнить ее просьбу, никакого намерения соблазнять его миссис Блейк не имела. Потому, ничуть не подозревая о владеющих его рассудком грешных помыслах, совершенно не ждала подвоха. А когда заслышала за собственной спиной нетвердые шаги, всего лишь вновь обернулась, теперь уж с нетерпением, и спросила, все ли с супругом  благополучно и сколько еще ей ждать?