К комнате невестки Ханна Кавендиш поднималась медленно. Не из-за нездоровья, а потому что - виданное ли дело - не знала, что сказать. Легко ругать за нерадивость, бесхозяйственность, вялость, даже за равнодушие. Сложнее решить, что говорить жене своего сына, которая ждет ребенка от другого мужчины. Если ты не уверена, что хочешь устроить скандал. При котором о позоре узнают все в доме - от господ до последней служанки, а чуть позже - половина графства.

Ханна не любила Кэтрин Кавендиш. Как до этого не любила Эмили Кавендиш, а еще чуть раньше - Элизабет Кавендиш. К обычной, питаемой Ханной почти ко всем, неприязни, в случае с предыдущими невестками прибавлялась злость за неспособность тех родить Джонотану Кавендишу наследника. Обе умерли странно - любительница верховой езды Эмили неудачно упала с лошади, Элизабет нашли утонувшей в Черном ручье - дав возможность для соседей строить самые чудовищные догадки и предположения. Неприличие и сомнительность, которые были постоянным страхом Ханны Кавендиш, преследовали ее всю жизнь. Словно в насмешку над ее борьбой с ними, только крепли и усиливались. Сегодняшним утром состоялся их полный триумф.

В семье Кавендиш не может родиться бастард. В семье Кавендиш не должно быть скандала. Нельзя обнародовать. Нельзя оставить. Развод и позор для Кэтрин Кавендиш - достойное наказание. Он же не красит и обманутого мужа.

- Кэтрин, - Ханна крепко прикрыла за собою дверь и, медленно ступая, дошла до кресла. - Сегодня утром я узнала кое-что интересное. Ты сейчас подумаешь про себя, что подслушивать - не очень достойное занятие, - Ханна опустилась тяжело в кресло и, выставив перед собой трость, оперлась о нее. - Но хочу тебе сказать, что приносить мужу чужого ребенка является занятием гораздо менее достойным.

- Многие знания - многие печали, - неожиданно согласилась Ханна.

В этом согласии можно бы было усмотреть что-нибудь удивительное, если только не знать, что думала свекровь не о том же, о чем невестка. Именно эту фразу часто слышала Ханна лет пятьдесят или около того назад от своей матери, не любившей книг и плохо относящейся к любым умствованиям. Именно эту фразу всегда произносила сама Ханна, заходя в библиотеку - средоточие лжи. Многие слова затемняют правду и позволяют ее скрыть. Как атлас, чья обложка обещает географические карты и рисунки животных, прячет в своих недрах неприличные картинки. Расскажи простую историю вычурно и длинно, с массой подробностей, и она вся перевернется с ног на голову. И можно будет пожалеть убийцу или оправдать измену. Прочитав несколько результатов чужих извращений, вполне можно начать сооружать собственные по образу и подобию.

Больше всего Ханне хотелось взять невестку за волосы или ударить палкой. Чего сделать было нельзя. Или накричать... Но ей стало интересно. Что чувствует женщина, вздумавшая всех унизить чудовищной ложью и пойманная на ней? Оправдываться? Просить?

- Только некоторые знания не забываются, Кэтрин. Тебе было бы лучше, чтобы я не знала, но Провидение не позволило постыдной тайне сохраниться. Оно уберегло меня и моего сына от позора. Ложь должна быть наказана, милая. И так, чтобы у виновника было много причин печалиться.

- Ты еще пытаешься торговаться, Кэтрин? И это все, что ты можешь сделать, являясь преступницей? В тебе нет ни раскаяния, ни стыда - лишь упорство. Ты цепляешься за свое отвратительное поведение, ища в нем защиты и спасения. Как это мерзко...

Ханна брезгливо поджала губы. Ее невестка оказалась не просто грешницей, но закоснелой в своем грехе. Или она такой и была? Красивым плодом, сгнившем внутри? Только Джонотан этого не заметил. Жаль, что порочные наклонности не написаны на лбу.

- У меня нет права наказывать, Кэтрин. За все, что ты натворила, отвечать тебе придется не передо мной, а перед тем, кого ты, видимо, не часто вспоминаешь. Мне же можно лишь сделать все, чтобы порок не мог восторжествовать, очернив тех, кого ты обманула и оскорбила. И прежде всего, моего сына.
Ханна чувствовала себя сильной и правой.
- Твой сын не войдет в семью Кавендишей. Его отправят туда, где ему и надлежит быть - к таким же, рожденным во грехе детям, родители которых не заслуживают снисхождения. Если Богу будет угодно его защитить, он даст ему приемных родителей. Все же узнают, что сыну Джонотана Кавендиша, увы, не суждено было родиться на свет и жить. Ты же... Остаток своих дней тебе придется провести отнюдь не в Блэкберн-холле, а далеко от него, на какой-нибудь ферме. Ты была безумной, решив встать на стезю греха. Бедной безумной леди Кэтрин Кавендиш ты и будешь в глазах всех. Если кому-то заблагорассудится связать твое сумасшествие с потерей ребенка... что же, так тому и быть. Да. Именно это я и скажу Джонотану. Уверена, что он согласится со мной.

- Не в моих силах помогать чужим детям, - пафосно ответила Ханна. - Судьба каждого начертана при его рождении, так что если суждено ему жить, то будет он жить. Суждено же страдать за грехи его безумных родителей - значит, так и будет. Неужели ты предлагаешь мне осыпать его любовью и воспитывать, как своего внука? Ну уж нет, дорогая. Если тебе вздумалось приносить детей от любовников, то жить им в доме твоего мужа не придется. Будь они хоть сто раз невинны.

Ханна была вполне удовлетворена тем смятением, что было написано на лице невестки. Она уже твердит о сострадании, дерзкая и бесстыдная! Как может ждать его тот, кто и не думает раскаиваться? Но последние угрозы Кэтрин подействовали на Ханну более чем неуспокоительно. Она даже застыла, а в глазах ее мелькнул испуг. Что она знает? Неужели Кэтрин знает что-то о ее, Ханны, тайне? Она никому никогда ничего не рассказывала. Даже не заикнулась. Это требовало от нее недюжинной силы воли, но она ни разу не поддалась искушению поделиться или открыться. Что за вздор с приказаниями груму и стряпухе? На лбу старухи выступила испарина. Она чего-то не знает о себе?

- Попробуйте, миссис Джонатан Кавендиш, - после непродолжительного молчания Ханна все-таки заговорила. - Попробуйте все отрицать. Во многом ли может убедить мужчину женщина, которая для него пустое место? Я бы могла испугаться ваших никчемных и лживых угроз, если бы видела, как жаждет ваш муж вашего общества. Но, боюсь, на это вы рассчитывать никогда не могли. И теперь, моя дорогая, чтобы ты не вздумала побежать к своему любовнику с возможными жалобами и просьбами, ты будешь заперта в этой комнате. До самого приезда Джонатана. Служанка принесет тебе еду.