Только когда за Ханной закрылась дверь, Артур смог вздохнуть свободнее, если можно было так выразиться, потому что действительного облегчения он не испытал. Но, во всяком случае, больше не надо было пытаться "сохранять лицо", а также выслушивать лицемерные речи и фальшивые благодарности.
Опрокинув в себя оставшиеся на дне бутылки капли бренди, он подошел к кровати и тяжело опустился на неё, бестолково оглянувшись вокруг ничего не видящим взглядом. "Большие надежды" так и лежали на тумбочке у кровати, приняв более-менее подсохший вид, и, словно насмехаясь над ним, матово поблескивали позолоченными буквами многообещающего названия.
"Ну вот и все!" - тупо вертелось в голове, словно испорченная шарманка бродячего лицедея. Будь его воля, он бы покинул этот дом немедленно. Но даже думать было нечего о том, чтобы верхом умчаться прочь отсюда и подальше, не вызвав сплетен и пересудов. И благоразумный Артур впервые позавидовал книжным героям романтико-героических приключений, способных, переступив через все условности, презрев мнение света, делать то, что им велит совесть, рассудок или чувства.

Ланч он попросил заглянувшего к нему слугу подать ему в комнату. Рассеянно поковыряв вилкой в тарелке с тушеными овощами, он вновь предался своим безрадостным думам...
Обед Артур так же с удовольствием или, если уж начистоту, без оного, провел бы в своей комнате, но решил, что подобное неожиданное недомогание гостя вызовет кривотолки среди прислуги, а Ханна Кавендиш сочтет его нежелание выходить в столовую нарочитым и вызывающим и усмотрит в этом намек на очередное оскорбление.
Тем не менее Тачит чувствовал, что находиться в этих стенах ему уже просто невыносимо, поэтому встал и, наспех одевшись, вышел из дома.

На улице было сыро и промозгло, впрочем так же, как и в его душе. За ночь парковая листва изрядно поредела, и стволы деревьев выглядели сейчас довольно уныло, протягивая к серому небу полуголые ветви, на которых там-сям трепетали самые стойкие листья.
Артур углубился в тень тисовой аллеи, привлекавшей своей замкнутостью и плотностью вечнозеленой хвои, и бесцельно побрел по парковой дорожке. Он вернулся мыслями к Кэтрин, вновь переживая ужасную сцену в его комнате и сейчас уже сочувствуя ей - последствия случившегося для леди Кавендиш могли быть самые плачевные. Теперь, когда схлынули напряжение и неожиданность и горечь открытия, и правда открылась во всей своей ужасающей наготе, чувство вины перед Кэтрин нахлынуло на Артура с новой силой. Он был бы рад что-то сделать для неё, но все, что он мог, это оставить её и никогда больше не видеться ни с ней, ни с их ребенком.
Постепенно мысли с Кэтрин переключились на Ханну - но просчитать шаги почтенной леди было просто невозможно, - а с неё на Маргарет. Рассказала ли леди Кавендиш дочери о том, что узнала (вряд ли, тут же подумал Артур) или просто воспользовалась случаем, чтобы еще больше очернить его в её глазах, выставив негодяем и распутником, не вдаваясь в сопутствующие детали.

Свежий воздух не развеял тоску молодого человека - по мере продвижения в глубь парка и параллельного движения потока его мыслей уныние еще больше овладевало его сердцем.
Да, поначалу он действительно хотел уехать без объяснений, и не искать больше встреч с молодой вдовой. Но теперь все-таки решил написать Маргарет прощальную записку и, выловив её горничную, передать послание с ней. Но что он в ней напишет?.. Артур начал изобретать в уме какие-то объяснения и признания, но в итоге не решил даже, с какого обращения начать письмо...

Оторвавшись от своих дум, он поднял голову, чтобы посмотреть, куда его занесло, и с удивлением увидел излучину Черного ручья, а на мостике через него стояла... не кто иная как Маргарет Уиллоуби... Артур вздрогнул. Поворачивать назад или в сторону было поздно. Маргарет смотрела прямо на него.
Он вздохнул и медленно направился к ней.

Aртур шел по направлению к Маргарет медленно, словно предчувствуя что-то, неотвратимо надвигающееся на него, чего он бы не смог объяснить даже самому себе... Словно чаша горечи еще не была испита до дна, и его ожидало нечто, что совершенно повергнет его в прах, хотя, казалось бы, дальше уже некуда.
Миссис Уиллоуби не сделала и шагу ему навстречу, и продолжала стоять на мостике, не шелохнувшись, неестественно прямая, как изваяние, будто мгновенно растеряв весь свой задор и живость. Что могло произойти за время, истекшее с момента их возвращения с прогулки? Он уже знал, что за такой короткий срок случиться может многое, слишком многое. Порой и минуты бывает достаточно, чтобы перевернуть все с ног на голову, с неземных вершин сбросить человека в бездну.
...И вот она стоит перед ним, отчужденная и далекая, бледная и суровая.
Артур мог связать подобное преображение лишь с одним событием, произошедшим за это время и мучившим его, однако все-таки не стоило обязательно брать во внимание наихудший вариант развития событий... Ведь Маргарет могла получить какие-либо неприятные известия, омрачившие её настроение, из дома почившего мужа, из коттеджа, от подруг или родственников... Однако в глубине души он предчувствовал, что все это не так, что он просто ищет предлог для самоуспокоения, а на самом деле... Неужели Ханна Кавендиш уже поставила дочь в известность о случившемся? Эта леди быстра на расправу.
Но если даже предположить худшее, ему, увы, не остается ничего другого, как искать положительные стороны даже в таком печальном исходе событий. Он ведь все равно собирался написать ей, и теперь отпадает необходимость подбирать слова, чтобы... не оправдать, но хотя бы объяснить своё зимнее умопомрачение... А еще он собирался больше не встречаться с ней. Ведь Маргарет, несмотря на свой живой и даже несколько независимый, как ему показалось, характер, не настолько прогрессивна, чтобы понять, а тем более простить подобное...
Он стоял, ни слова не говоря, хотя буря чувств в его душе смогла бы, пожалуй, поколебать её ледяную отчужденность, если бы, конечно, она могла её увидеть, и смотрел на Маргарет, словно хотел напоследок запечатлеть в памяти её черты.
Она также не собиралась первая прерывать молчание. В конце концов Артур не выдержал.
- Не ожидал вас здесь увидеть, Маргарет. Но тем лучше, что мы встретились. Мне надо вам сказать... - он слегка запнулся и опустил глаза, но почти сразу вновь вскинул их на неё. - Изменившиеся обстоятельства заставили меня ускорить мой отъезд и, пользуясь случаем, я бы хотел с вами попрощаться.
Он подошел к ней совсем близко, с надеждой и тревогой вглядываясь в её серые глаза, на дне которых таилась печаль, словно пытаясь отгадать то, о чем она молчала и что, несомненно, тяготило её.

Ледяной тон и застывшее выражение лица Маргарет могли свидетельствовать лишь о том, что ей все известно - ну, пусть не все, но многое, что сочла нужным рассказать ей мать. Ни одно другое событие или известие не могло так быстро изменить её отношение к нему.
...И она поверила?
Или ему все показалось? Ночью и потом... во время прогулки... Он не знал, что думать. Может быть, она посидела, поразмыслила и решила, что продолжение знакомства с ним ей ни к чему? Или мать отругала её за утреннюю прогулку и наговорила чего-нибудь такого, отчего у Маргарет также могли измениться намерения и планы.
И ведь правда, спокойная и устоявшаяся жизнь в деревне, что может быть лучше? Зачем менять её на что-то неизвестное и пугающее? Что еще желать?
Он обхватил ладонями (перчатки второпях оставил в доме) тонкую ажурную ковку перил моста и сбоку смотрел на Маргарет.
"... в свете этих изменившихся обстоятельств мне придется отложить и свой визит в Лондон тоже..." Сначала Артур, раскрыв глаза, но не шевелясь, понял только то, что в Лондон она уже не поедет. И только спустя несколько мгновений до него дошел весь смысл фразы
"...в свете этих изменившихся обстоятельств..." "Она знает", - молнией пронеслось у него в голове. И, пусть несколько двусмысленно, но намекнула ему об этом.
Артур оторвался от перил и развернулся к миссис Уиллоуби. Холодок змейкой пробежал по спине от головы до пят. И что ей известно? Что? Он не сомневался, что леди Ханна позаботилась о том, чтобы хорошенько смешать его с грязью.
И что Маргарет теперь думает о нем? О! Конечно, считает его обманщиком, не верит ни единому сказанному им слову и подозревает в самых тяжких грехах...
А ему остается только догадываться, что творится в её душе, поскольку скорлупа отчуждения и светской воспитанности и приличий вновь плотно сомкнулась вокруг неё.

Он не слышал, что она говорила дальше, поглощенный своими мыслями, отчаянием, невозможностью заставить её высказаться, выговориться, пусть даже оскорбить - он бы простил ей это.
Артур вновь отвернулся и, до боли вновь сжав пальцы вокруг перил, уставился на темную, почти черную воду, несущую по довольно бурному для небольшого потока течению листья и мелкие прутья и ветки.
Он чувствовал, как в нем начинает закипать раздражение и гнев. Не на Маргарет, нет! А на жизнь, которая, поманив в очередной раз призраком надежды на... (тут он терялся в определениях), тут же отобрала её... И не просто отобрала, а растоптала все даже пока еще смутные мечты напрочь. Он готов был возроптать на судьбу и на Всевышнего. Артур не узнавал сам себя в своих эмоциях и переживаниях, чувствуя, что, едва встретив, теряет женщину, какую, возможно, нигде и никогда больше не встретит.
Он не уедет не объяснившись, нет! Как он мог даже думать об этом! И попробует заставить её выговориться и выслушать его.
- Вам придется отложить визит в Лондон, Маргарет? Почему? - все еще глядя на воду, хрипло спросил Артур. - И о каких изменившихся обстоятельствах говорите вы? (Она его о них не спросила, но он молчать не собирался).
От напряжения лицо его вспыхнуло, глаза заблестели, когда он наконец снова повернулся к ней и вперил в неё свой взгляд, чтобы ни малейшая перемена в её мимике не ускользнула от его внимания.
- Может быть, вы расскажете мне, что произошло за те несколько часов, что прошли с нашего возвращения в поместье, что сейчас вас невозможно узнать? Я обещал показать вам Лондон, и не отказывался от своих слов, а вы обещали приехать... Обещали, Маргарет... Что же вам может помешать исполнить ваше обещание?
Он смотрел и мысленно молил:" Ну давай! Скажи, выкрикни, что ты все знаешь, что тебе все известно... Дай мне шанс объяснить хоть что-то..."

С каждым словом Маргарет, расплавленным свинцом падающим на его обнаженные нервы, Артур мрачнел на глазах... Так и есть - подтвердились его худшие опасения. И хотя он сам хотел, даже желал, чтобы Маргарет высказала ему в лицо, что думает, сказала правду, в действительности все оказалось совсем не так, как он себе это представлял и предполагал. И оказалось гораздо больнее...
Кроме того, что его ранили её жестокие, но безусловно, справедливые, хоть и не во всем, слова, Артура неприятно поразил тот факт, что Маргарет, оказывается, тоже стояла за дверью его комнаты и подслушивала чужой разговор, не предназначавшийся для её ушей...

- Благодарю за правду, миссис Уиллоуби, - собрав свою волю в кулак и отчеканивая каждое слово, медленно произнес Тачит. - Я и не подумаю отрицать то, что вы, уж не знаю каким образом, услышали столь детально. Так как ваш упрек безоснователен. Дверь была закрыта плотно, но, видимо, вы с вашей матушкой приложили максимум усилий, чтобы не упустить ни слова из нашего разговора с леди Кавендиш. И то, что возможно было ожидать от леди Ханны, я не мог ожидать от вас. Да, - горько усмехнулся он, вспоминая слова Маргарет, произнесенные мгновения назад, - она старше и опытнее, и, видимо с высоты своего опыта учит вас подслушивать за дверью. Простите, - тут же спохватился Артур, полагая, что преступил от обиды и разочарования определенные границы, говоря о матери Маргарет. - Я вообще не собирался приглашать леди Кавендиш в свою комнату и обсуждать с ней что бы то ни было, и менее всего нашу бывшую связь, пока она не упала в обморок. Разговор принял такой оборот совершенно случайно и был неожиданен для меня...
Артур на мгновение выдохся и, переводя дыхание, вновь отвернулся, уставившись на темную воду.
Затем, не поворачиваясь, продолжил:
- Вы всегда судите о людях по ошибкам и оплошностям, не зная ни их жизни, ни обстоятельств, Маргарет? Вы готовы заклеймить человека по прегрешению, которое он совершил, не давая ему права ни на понимание, ни тем более на прощение? Вы сами столь непогрешимы, Маргарет? Или вы святая, которая ни разу в жизни не оступилась и всегда вела праведный образ жизни? Что ж, коли так, возможно, в этом ваше счастье, а может быть, и нет. Да, приезжать сюда было еще одной ошибкой, теперь я признаю это. Я не хотел ехать, но почему-то в последний момент передумал... Может быть... - задумчиво, словно говоря сам с собой, произнес молодой человек, - это был шанс что-то изменить, потому что здесь я познакомился с вами...
- Но вы правы, - словно вернувшись из своих мечтаний на грешную землю, вновь спохватился Артур. - Все хорошо что хорошо кончается, не так ли? Обман раскрыт, ваша честь не пострадала. Зачем вам продолжать знакомство с распутником, решившим заманить вас на греховный путь?..
Артур не выдержал и горько рассмеялся. Он оказался распутником... Какой каприз судьбы! Её ирония или ухмылка, что, пожалуй, будет вернее.
- Неужели вы в самом деле так думаете, миссис Уиллоуби? Что ж, оставайтесь во власти ваших обманчивых представлений, радуясь, что так ловко извлекли ловушки. Я не буду больше разубеждать вас, это все равно не имеет смысла. Я уеду, вы останетесь, и скоро будете вспоминать все это как страшный сон, не так ли, Маргарет?
Итак, все было кончено. Ему следовало бы сейчас развернуться и уйти, но он с упорством мазохиста, решившего продлить последнюю пытку, лишь отступил на шаг назад, готовясь выслушать её последние слова, которые все равно не принесут облегчения, лишь новую боль...