Не бывает чувства тоньше и трепетней, чем созерцание приятного количества нулей на банковском счёте! Хотя нет, бывает. Например, наглядный пример правоты мистера Дарвина и доказательство его теории эволюции. Слухи, которые поползли по Лондону, когда леди Мюррей сменила оливковый на чёрный, явно были из разряда пресмыкающихся. Теперь же они отрастили себе конечности и принялись прыгать!
Своё в этом участие мистер Фенимор никак не подтверждал, но, впрочем, и отрицать не брался, предпочитая загадочно молчать. И прикидывать сюжет нового детектива, работу над которым никак не удавалось начать. В романе, кроме коварной жены и её богатого мужа, фигурировала ещё одна персона, чей прототип занимал кресло по соседству. Вот разве что псевдоним для него никак не желал придумываться, а ещё были неясны некоторые детали.
Всё это вместе с неритмичным стуком капель по оконному стеклу рождало чувство творческого нетерпения, пока приятное. Но выход требовался непременно, ведь иначе предвкушение могло измениться на свой манер, например, в раздражение. А пребывать в дурном расположении духа мистер Фенимор не желал, поскольку полагал это некрасивым.

— Рассматриваю фоттографию, — мистер Фенимор посмотрел на своего собеседника поверх разворота, вскинув брови и наморщив лоб. — К-как вы считаете, мистер Сидни, неужели к-крылья такого размаха способы поднять тушу весом в фунтов... тридцать пять?
С правой стороны от текста в газете был на самом деле помещён фотографический снимок экзотического чуда-юда. За спиной волосатого примата, поставленного на задние лапы во весь рост, были развёрнуты кожистые крылья, чем-то напоминающие крылья летучей мыши. Выражение... хм... морды было задумчивым и глубокомысленным, как будто эта иностранный господин — или дама? — изволил(а) вляпаться на улице в неаппетитную субстанцию органического происхождения и теперь натужно вспоминал(а) счастливую примету по этому поводу. Не хватало только цилиндра и шейного платка.
— И второй вопрос: зачем обезьяне к-крылья, если они, насколько мне известно, лазают по деревьям? Ведь это так же неудобно, к-как влазить в экипаж с рогами на голове! — мистер Фенимор улыбнулся правым уголком губ, снова закрывшись газетой и поднеся её к глазам поближе.
От комментариев в адрес лорда Карлейла он предпочёл пока воздерживаться, поскольку беседа натуралистического характера давала больше простора для воображения, нежели обсуждение третьих лиц.

Со всей этой историей вокруг леди Мюррей была ещё одна мелочь: дама желала знать имя будущего супруга, поскольку обращение по фамилии, на котором настаивал означеннный джентльмен, казалось ей слишком официальным. А Фенимор вовсе не горел желанием предавать огласке тот факт, что зовут его Мельхиседек Олдос.

Отредактировано M.O. Fenimore (2017-07-16 20:56:37)

Значит, естественным отбором и причудливыми пасьянсами, которые раскладывала наследственность, оба джентльмена были вполне заинтересованы. И можно ещё добавить, что интерес к чучелу — не столько забава со скуки, сколько научное изыскание и даже часть борьбы за истину! Примерно так и начинается всякое непотребство, м-да. То есть, разумеется, светские развлечения.

Увидеть ругательную публикацию мистеру Фенимору так и не довелось, потому что газету он отложил. Закинул ногу на ногу, откинулся на спинку кресла и слушал рассуждения собеседника, задумчиво поглядывая на огонь в камине. Трещал тот, кстати, вполне систематически, поэтому настроение испорчено не было.
— Дирижабли, друг мой, не приземляются, — благодушно хохотнул мистер Фенимор, — они швартуются к шпилям. И перемещаются на манер воздушного шара, а у этого существа я не вижу резервуара для г-газа.

И за это стоило поблагодарить мистера Френсиса! Потому что заметка о госпожах-суфражистках не сулила ничего, кроме раздражения и досады — так себе коктейльчик, развеять который можно было длительной пешей прогулкой и двумя трубками мягкого табака. Проделать все эти манипуляции не представлялось возможным, так что уж лучше обезьяна с крыльями, это хотя бы может быть естественным. Как, например, так удачно упомянутый утконос.
Карикатура — сама по себе — ему, кстати, пришлась совсем не по душе, потому что... помилуйте, кто придумал ей такое платье? Говоря откровенно, мистеру Фенимору не нравились абсолютно никакие дамские платья, кроме тех, которые он придумывал самостоятельно. Это его придирчивое эстетство — говорят, получил вместе с контузией, как лёгкое заикание — было причиной множества увлечений любознательного джентльмена.
Обстоятельства контузии не разглашались так же, как и имя. Известно было только то, что мистеру Фенимору пришлось подать в отставку по состоянию здоровья. Что, кажется, было ему только на руку. Частная практика детектива, которой он занимался последние пять лет, давала материал для романов. И это было удобно. А в «свободное время» мистер Фенимор увлекался всем, на что толкала жажда новых впечатлений: фасоны дамских платьев, натурализм, древности, изучение языков, путешествия, автомобили, фотография.

Ленивый вечер побуждал искать занятие поинтереснее, чем рассматривание газеты. Ленивый вечер, говорите? Мокрые, пустые улицы. Ни прохожих, ни следов, ни почтительного отношения к натуралистам-любителям.
— А вы сами к-как полагаете, мистер Френсис? Я настаиваю, что к-крылья такого размера бесполезны и могут являться, разве что, рудиментом. Возможно, это объяснение... Да, возможно. Ведь обезьяны живут на ветвях деревьев, к-как и птицы. Но как этот факт согласуется с родством человека и обезьяны? Загадка, однако, любопытная. Всю следующую неделю только и разговоров будет... Впрочем, даже если мы с вами посетим музей и посмотрим, сделать выводы представляется невозможным. А значит, необходимо более детальное исследование, — мистер Фенимор свернул лежащую у него на коленях газету трубкой и посмотрел сквозь отверстие на собеседника, на манер подзорной трубы. — Полагаю, придётся организовать более близкое знакомство с заморским гостем. Вам достаточно скучно, чтобы рискнуть?

Если поддержать благое начинание откровенничать, то про обезьян мистер Фенимор точно знал только то, что они волосатые. И живут на деревьях, да. Скандальное сочинение мистера Дарвина он прилежно прочёл, но детали уже благополучно позабыл. А привычка, что люди верят тому, что ты им говоришь — такая приставучая штука! И удобная, надо сказать.

Итак, сообщник имеется. Знак судьбы, то есть драматическое бом-м, тоже в наличии. Что там осталось? Хитроумный план? По своему детективному опыту, Фенимор мог утверждать, что все эти хитроумные планы — отличная подсказка следствию. А значит, импровизация, беспощадная для логического мышления!
Этот самый «знак судьбы» помешал Фенимору ответить, что он-де не собирается, он, собственно, уже... но мистер Френсис и без того всё понял. Удобно иметь дело с умным человеком, который не боится пойти на риск ради установления исторической справедливости!
— Вы правы, друг мой! Улицы безлюдны, в музее сейчас лишь смотритель, если мы проявим осторожность и сноровку, нам не помешают, — мистер Фенимор отсалютовал своему сообщнику бумажной подзорной трубой и кинул газету в камин. — Берите вашу шляпу! Мой к-кучер ожидает. Или вы предпочтёте нанять к-кэб в целях к-конспирации? Хм. Нет, не будем усложнять. Ну, вперёд!

Здание клуба по улице Пэлл-Мэлл, 106 и здание Британского музея разделяло чуть больше мили. Трафальгарскую площадь искатели истины и справедливости предпочли обогнуть и проследовать по Шафстбери-авеню. Фенимор с важным видом объяснил, что это в целях конспирации, хотя причина была прозаичнее: Лондонский Бродвей он просто любил. Даже дождь исправился и взял какой-то ритм.
Крытый экипаж покатился по Грэйт-Рассел-стрит, мимо главного входа в Британский музей — пусто, ожидаемо пусто — обогнул огромное здание по Монтегю-стрит и затормозил около Рассел-сквера. Всё той же конспирации ради, разумеется.

— Они должны уже закрываться, — сказал Фенимор, изучая циферблат карманных часов. — Дадим им полчаса, чтобы завершить осмотр и уборку. Давайте прогуляемся и подумаем, к-как нам войти.
Фенимор получал искреннее удовольствие не только от этой забавной авантюры, но и от возможности наблюдать прототип своего персонажа в условиях, приближенных к сюжету романа. Особенно его веселила мысль о том, что их гордые портреты появятся на первой полосе под заголовком "Самое дурацкое ограбление в истории".

Отредактировано M.O. Fenimore (2017-07-16 23:43:12)

— Дружище! — расхохотался Фенимор. — Да вы прирождённый г-грабитель! Предлагаю только одну к-коррективу. Раз уж я К-карлейл-младший, то вы... дайте подумать...
Фенимор деланно наморщил лоб. Он затруднялся сказать, что насмешило его на самом деле: то ли дивная запасливость мистера Френсиса (интересно, какие ещё полезные вещицы имеются у этого господина?), то ли его желание представиться адвокатом известного лица. Хотелось предложить новоиспечённому подельнику роль такую же элегантную, как молодой кутила, но ничего не шло в голову. Кроме всяких глупостей навроде дантиста.
— А, будь по-вашему. Сомневаюсь, что старик К-карлейл будет проверять алиби своего отпрыска. Только потеряли вы их сегодня, иначе нужно было бы интересоваться о находке, а не просить разрешения на самостоятельные поиски, — Фенимор спрятал часы и надвинул цилиндр на лицо так, чтобы разглядеть что-то было затруднительно. — Г-говорить по понятным причинам будете вы, расходы я беру на себя.

Разумеется, их впустили. Узнаваемая фамилия, вещественное доказательство, весомые аргументы с металлическим блеском — вот уж на самом деле джентельменский набор! На руку был даже тот факт, что закрылся музей только вот-вот и опоздали эти обеспокоенные господа всего чуть-чуть. Так что всё выглядело чинно и даже благородно. Ведь брегет, надо думать, передавался от отца к сыну и всё такое. Ценную вещицу могли бы, конечно, и прикарманить, но ведь терять надежду — это почти грешно.
Фенимору было весело. Служители ещё не успели потушить свет в коридорах и залах, так что условия для исследования — то есть, поиска, разумеется — оказались как нельзя лучше. Забавляло ещё и то, что предмет их спора находился именно здесь: место в Естественно-историческом музее, рядом с другими чучелами и скелетами, было явно для него недостаточно весомо. Шаги отдавались от стен комически многозначительно.

Фантастическую тварь далеко не прятали и гордо водрузили по центру зала. Почему-то захотелось обернуться, но за плечом не оказалось никого и ничего нового. Фенимор списал волнение на непривычность занятия и приподнятое настроение, решив не придавать ему никакого значения.
Он обошёл диковинное создание кругом. На первый взгляд обезьяна выглядела вполне органично, крылья казались продолжением туловища и не спешили картинно отваливаться.

Фенимору было интересно ещё, как именно было убито это животное. Выстрелом из ружья? И ещё он подумал, что со своими тридцатью пятью фунтами значительно погрячился. То есть, наоборот, обидел несчастного примата, над которым надругались, как только могли. Фотография не отражала масштабов экзотической твари, которая оказалась ростом с человека — футов в пять. Да ещё на музейной тумбе.

— Форменное безобразие, — резюмировал Фенимор, стягивая с левой руки перчатку, чтобы нащупать стежки.
В вертикальном положении обезьяна казалась ему какой-то не слишком умелой карикатурой на ангельское сословие — бесполое, бесстрастное, беспощадное существо. Может служить доказательством акта творения! Прикасаться к нему не хотелось абсолютно, но не сдавать же теперь назад! Особенно когда мистер Френсис исполнил такое самоотверженное па с этим оригинальным партнёром.
Фенимор осторожно запустил руку под крыло и ощупал лопатку обезьяны. И ничего не нашёл. Может быть, потому, что не хотел найти — или потому, что крепились крылья сверху, со стороны плеч и шеи, а не спины и... хм... нижней её части.
Для того, чтобы дотянуться до шеи, Фенимор наклонил обезьяну ещё ниже. Правой рукой, в перчатке, он помогал держать чучело, обхватив его за плечо. Перейти ко второй фазе осмотра он ещё только собирался, когда позади — вот примерно там, куда он оглядывался — послышались тихие, торопливые шаги.

Вернуть обезьяну на место в одно движение не представлялось, по мнению Фенимора, никакой возможности. Да и трое господ, которые появились в дверном проёме секундой позже, никак не походили на хранителей чистоты и порядка. Хотя бы потому, что ну зачем уборщикам скрывать свои лица под платками?
Трое господ уже продолжительное время занимали стратегически выжидательную позицию неподалёку, и появление двух искателей истины, которые радостно полезли обниматься с крылато-волосатым евнухом, абсолютно не входило в их планы. Судя по напряжённым позам, эти господа и сами были бы не прочь установить историческую справедливость. А ещё были крайне недовольны тем, что пришлось вылазить на свет раньше времени.

Видимо, отбиваться от них предстояло той самой обезьяной.

А чучельник заслуживал — самое малое! — Оскара за дизайн костюма, и плевать, что его ещё полвека как не придумали. Потому что крылья не пожелали покидать своё законное место и остались в руках у Фенимора вместе с торсом несчастного. Видать, седалище подкачало — или это были побочные эффекты неестественной прямоты жителя африканских джунглей.

Когда чучело разломилось пополам, Фенимор по инерции сделал пару шагов назад, почему-то вцепившись в трофей покрепче. Ведь историческая справедливость так и не была установлена! С трофеем наперевес он и предпочёл последовать примеру своего боевого подельника, почитая за лучшее держаться от недовольных господ в платках подальше.
Правда, залюбовавшись манёвром-импровизацией — и позволив себе зафиксировать мысль о том, что герой-де нового детектива в такой ситуации уже явно не первый раз — Фенимор на несколько секунд отвлёкся и едва не пропустил момент, когда левый грабитель приблизился к нему слишком. Нового знакомого пришлось очень невежливо двинуть крылом куда-то по голове. Крыло всё-таки сломалось, но вместо костей обнаружились вроде бы спицы — и, судя по тому, как нападавший присел, хватаясь за глаз, железные. Третий грабитель потерял две секунды, обернувшись на раненого товарища, а искатели истины благополучно покинули поле битвы.

Догоняя товарища, Фенимор слышал топот ног и обеспокоенные голоса с вопросительными интонациями за спиной. Скорее всего, служители наконец-то обеспокоились громкими разговорами и странным шумом. А значит, для трёх мушкетёров вечер заканчивался ну совсем неудачно. К выходу из следующего зала Фенимор перешёл на шаг, на ходу расстёгивая гавелок и прикрывая им половину чучела так, чтобы казалось, что он несёт пальто на сгибе локтя. Маскировка получалась паршивая, потому что крылья бессовестно торчали наружу.
Поднявшийся переполох вкупе с осмотром и уборкой позволил искателям истины выбраться из здания, не встретим на своём пути никого.

И у тайны были очень чёткие, геометрические формы двузубца.

Вытащив половину обезьяны из-под пальто, Фенимор нащупал у поясницы обезьяны какой-то штырь и принял его за искусственный «позвоночник», который и обеспечивал примату горделивую осанку королевского гвардейца. Заманчиво было предположить, что именно к этому штырю крылья и крепятся! Поломанное крыло на это очень недвусмысленно намекало.
Фенимор решил штырь пошатать и посмотреть, не сдвинутся ли крылья с места. Штырь зашатался чересчур охотно. Ещё одно движение — и странная палка ощутимо поддалась. Контрабанда? В обезьяне? Может, поэтому те господа так расстроились?
Фенимор потянул инородный объект на себя — и то, что осталось от обезьяны, потеряло остатки достоинства. Скудный свет, проникавший в экипаж, бликовал на металлическом предмете.

Он медленно повернул жезл по часовой стрелке, чтобы рассмотреть форму его зубьев. Несчастная обезьяна едва не упала на пол, но Фенимор успел удержать свободной рукой чучело. И передал своему подельнику именно его, а не загадочный предмет.
— Я уверен, что кости крыльев заменены спицами, — как ни в чём не бывало, продолжил он, — или металлической проволокой. А проволока, в свою очередь, крепится к... спине? Я полагал, что эта деталь — каркас. Может, в недрах этого шпагоглотателя найдётся ещё что-нибудь?

В прошлом году Фенимор предпринял продолжительное путешествие, которое началось со столицы Франции. И именно в Париже попал в салон предсказательницы, от которой узнал, что карты Таро, на которых она гадала, родом из Египта. Мол, был такой храм с изображениями на стенах. Любопытство — и размер платы, которую она потребовала — возбудили в господине-сыщике желание изучить этот феномен более детально. Интерес развился, и библиотека Фенимора пополнилась несколькими десятками книг об истории и культуре древней цивилизации долины Нила.
— Хм. Вы когда-нибудь видели подобную вещицу? Мне кажется, нечто подобное было изображено на иллюстрации... не помню, где точно. Мистер Френсис, вы не откажетесь продолжить наши изыскания в моей библиотеке? Признаюсь честно, что меня беспокоят та троица — точнее, не они, а их возможные компаньоны, о присутствии которых мы можем не знать.

— К-камин жизненно необходим, — согласился Фенимор. — Скажите, мистер Френсис, вы пробовали к-когда-нибудь настоящий французский к-коньяк?
Потому что без пол-литры в таком деле явно было затруднительно. Экипаж катился по набережной Виктории, мимо Скотланд-Ярда, Вестминистрского аббатства, но до Белгравии не докатился, и даже на Сент-Джордж-Драйв не вырулил. Фенимору достался «утешительный приз» в районе Пимлико, совсем рядом с церковью Святого Габриэля — по адресу Уорвик-сквер, 58. Небольшой дом был получен в дар от благодарного тестя, состоятельного негоцианта по имени мистер Эткинсон, чья дочь и одновременно подруга кузины мистера Фенимора на недолгих полгода оказалась миссис Фенимор. Скончалась родами. Кто был настоящий отец ребёнка, мистер Фенимор не интересовался никогда — ни тогда, три года назад, ни сейчас. А в собственном доме жить было приятно. Ещё приятнее было быть в состоянии содержать его и не отказывать себе в услугах дворецкого и постоянной, а не приходящей кухарки.

Библиотека располагалась на втором этаже и играла роль кабинета, курительной и — частенько — гостиной. Но походила больше на какую-то выставку-продажу. Книжные шкафы и письменный стол являлись частью одного ансамбля, но в остальном Фенимор просто натащил в комнату всё, что радовало его глаз, включая два кресла-качалки у камина, макет египетской мумии и подробную карту Лондона, пришпиленную к стене.
Лакеев в доме не водилось, и камин растапливал дворецкий лично, он же камердинер — мол, какая честь. Дворецкий носил банальное имя Томас, но обладал выдающейся кучерявой шевелюрой, которая выдавала в нём дальнее землячество с главным героем сегодняшнего вечера — половина чучела укоризненно взирала на своих мучителей снизу вверх.
— Пожалуйте, — Фенимор передал жезл приятелю и уселся в кресло, занявшись трубкой. — Как вы полагаете, это позолота? Или жезл полый и в действительности является хранилищем ещё одной загадки?

Камин разгорелся, Фенимор велел готовить ужин на двоих, и, выпустив изо рта колечко дыма, задумчиво продолжил:
— Мне не верится, что наниматель наших с вами мимолётных знакомых — лорд К-карлейл-старший. Разве что он по забывчивости оставил этот предмет внутри чучела и хотел его вернуть... но такой вариант видится мне маловероятным. К-как мы могли убедиться, чучело сработано профессионально, а значит, таксидермист и поместил жезл в утробу твари. Это факт. Думаю, он мог выполнять поручение третьего лица, а лорд К-карлейл — выступать в качестве осведомлённого или нет перевозчика. Однако, зачем привлекать внимание? Чучело выставлялось не в рамках постоянной экспозиции, это не Естественно-исторический. Если цель этого тайника — перевозка, то почему бы не подождать, пока обезьяну уберут в хранилище? Интерес на такие диковины никогда не держится долго. Может, цель неизвестного — скомпрометировать? Обвинить в приверженности к к-какому-нибудь тайному культу? Но это ведь г-глупо! Или лорд К-карлейл затеял какую-то игру? Или игра была затеяна против лорда К-карлейла, скажем, его сыном?

Отредактировано M.O. Fenimore (2017-07-19 19:33:42)

Любезную предусмотрительность своего собеседника Фенимор оценил. И именно она утвердила его в мысли продолжать наимпровизированное сотрудничество, потому что ну если поразмыслить... то именно мистер Френсис завёл разговор о странной обезьяне. На первый взгляд абсолютно невинный. Но вот мало ли что, а?
Вдруг именно этот вежливый мистер Френсис имеет самое непосредственное отношение к троице мушкетёров? Эта визитная карточка могла оказаться у него неслучайно. Стоит добавить ещё видимое знакомство с упомянутым семейством, и... Строить параноидальные фата-морганы казалось нелепым, но не допустить такой мысли не удавалось никак. И кроме того, Фенимору решительно не верилось, что загадочный предмет, добытый так необычно, может быть не интересен. Особенно тому, кто способствовал его добыванию.

— О нет, я слишком любопытен, чтобы не принять г-гостя, прибывшего к-ко мне лично, — Фенимор ответил рассеянно и как будто между делом, потому что обдумывал услышанное.
Сам он с Карлейлами близко знаком не был, и потому предугадать мотивы и интересы этих джентельменов не мог. Ясно было одно: жезл станут искать. И оставалось надеяться, что мушкетёры не рассмотрели искателей истины хорошенько, ведь иначе выгодный обзор из библиотеки станет как нельзя кстати.
Фенимор поднялся с кресла и подошёл к столу, уложил жезл на тёмно-зелёное сукно. Ему хотелось произвести замеры и рассмотреть вещицу с использованием луппы. Царапать же металл лезвием казалось ему просто кощунственным.
— Значит, можно предположить, что лорд К-карлейл решил увести этот любопытный предмет из-под носа тех, к-кому он был предназначен по г-гипотетической сделке? Я бы не стал исключать возможное участие любого из его сыновей, ведь нам неизвестна выгода обладания этим жезлом. К-кроме материальной, разумеется. Но зачем такой сложный план для сбычи артефакта из храма или г-гробницы?

Фенимор вынул из ящика стола записную книжку, чтобы сделать пометы. Производить какие-то более решительные манипуляции с неопознанным объектом у себя в библиотеке при неестественном свете и безо всяческой подготовки ему не хотелось. Ведь если жезл был полым, то внутри мог содержаться какой-то газ или жидкость, ядовитые скорпионы или мумифицированные пальцы — последнее казалось особенно неприятным, потому что под ногтями явно бы обнаружилась грязь.
— Мистер Френсис, к-как вам нравится предложение повременить с дальнейшими действиями до утра? Я поручу Томасу исследовать чучело более тщательно и избавиться от его остатков, а мы с вами можем перейти в столовую — я же обещал вам к-коньяк. Мне любопытно, насколько будет освещён инцидент в музее — и к-как именно отреагируют К-карлайлы на новости. Механическое исследование жезла я бы тоже предпочёл отложить, хотя бессонница от любопытства лично мне будет обеспечена.
А ещё за всеми кучерявыми фразами таилось простейшее желание утолить голод, вызванный адреналином и резвой пробежкой.

Девятнадцать.
Это число бросилось в глаза первым из всего ансамбля таинственных символов — будто бы загорелось изнутри, вспыхнуло, выбросило сноп искр и отпечаталось на обратной стороне век, как если бы долго смотреть на солнце, а потом закрыть глаза. Фенимору показалось, что он услышал аромат роз — и тихое, приглушённое пение. На мгновение рисованная башня обрела плоть и форму, заполнилась чернотой на манер грозовых облаков, а окошки вспыхнули красным — как розы, среди которых она стояла.
Фенимор потёр переносицу. Видение, если это было оно, исчезло так же быстро, как и появилось, оставив после себя сухость во рту и навязчивый запах пороха. Фенимор списал это на бессонную ночь, излишнее количество выкуренного табака и лёгкую мигрень. Розы стояли в гостиной — он сам их принёс. Из-за двери слышались отзвуки женских голосов.

— Дело в том, лорд К-карлейл, что мы с мистером Бредфордом можем считаться к-коллегами — в некоторой степени. Я частный детектив, — Фенимор изобразил какой-то рудимент поклона, уважительно кивнув старшему собеседнику и скрывая недовольную гримасу: фраза казалась ему чересчур книжной и напыщенной. — Мой интерес находится в области на первый взгляд необъяснимого, а потому заманчивого для добропорядочных г-граждан: согласитесь, нет инструмента удобнее для преступления и мошенничества, чем мистика, предрассудки и... страх.
Видение исчезло и никак не давало о себе знать: цифра была просто цифрой, начертанная чернилами на бумаге. Единственное, что Фенимор мог сказать точно, так это то, что на создание всего рисунка у автора ушло вряд ли больше пяти минут. А значит, автор точно знал, что хотел сказать. Вопрос — главный вопрос — оставался всё тем же: зачем? И действительно ли это письмо было адресовано Ричарду Карлейлу?
Упускать шанс пообщаться со старшим лордом более подробно было никак нельзя и попросту глупо. Сейчас Фенимор вовсе не старался истолковать символы подробно и полно: он хотел запомнить их расположение как можно более точно, чтобы потом воспроизвести его для самостоятельного изучения. Доставать записную книжку сейчас казалось ему в высшей степени невежливым: так можно и отпугнуть «клиента».

— Мне неприятно говорить это вам, лорд К-карлейл, но, боюсь, вашему сыну угрожает опасность. Утверждать что-то наверняка я остерегаюсь: для более детального изучения необходимо время и, к-кроме того, более авторитетный, чем моя память, источник информации. Однако, взгляните сами, — Фенимор развернул листок так, чтобы лорд Карлейл мог следить за ходом его мысли, и принялся показывать мундштуком трубки. — Основной элемент послания — это башня, и, так к-как она заключена в рамку, я склонен полагать, что речь идёт о Башне, Старшем Аркане Таро под номером шестнадцать, и это самая суровая к-карта из колоды, поскольку она означает низвержение. Этот символ напоминает мне редуцированный знак зодиакального Льва или же К-козерога, хотя я склоняюсь больше к-ко Льву. К-крест можно интерпретировать по-разному, но никакого хорошего смысла этот знак нести не может. Итак, к-как вы знаете, Солнце пребывает в созвездии Льва всю первую половину сентября, а значит, это может служить указанием на дату, тем более, что число указано: 19 сентября. Послезавтра. К-крест я бы истолковал к-как обещание расправы — или, возможно, указание на место? Например, перекрёсток. А этот символ — бычьи рога, знак древнеегипетского Аписа, священного быка, вместилища духа бога Птаха, к-как вам известно.

Самое главное в произнесении подобных экспромтов — убедительный тон и никаких сомнений. Потому что Фенимор был более, чем уверен, что кружок — это роза. Символ был ему знаком и на самом деле обозначал бычьи рога — примерно такие, как те, что венчали загадочный жезл из черва обезьяны, но необоснованное предчувствие было слишком сильно, чтобы бесцеремонно задвинуть его на задний план.

— Лорд К-карлейл, — Фенимор понизил голос и подался чуть вперёд к своему собеседнику, но осторожно, чтобы не переборщить. — Прошу простить меня, я бы не стал вторгаться в ваши семейные дела без весомой причины, но Элизабет слишком дорожит вашей дружбой, и узнай она, что покой вашей семьи может быть нарушен... она бы сильно огорчилась. Допустить этого я никак не могу, и причины вам известны. Поэтому позволю себе спросить вас: могу я вам помочь? Профессионально, разумеется.

Отредактировано M.O. Fenimore (2017-07-25 23:45:46)

«Вздорная девчонка», по мнению Фенимора, проявила чудеса любезности и благовоспитанности хотя бы тем, что не развернула это... хм... полотно краской к стене. Он почтительно отошёл почти к другой стене комнаты, якобы разглядывая эту пасторальную ерунду, а на самом деле думал, откуда слово «Конкродия» могло появиться в памяти. И почему в голову навязчиво лезет всякая чушь вроде перифразы «The Crimson King», которой именовали дьявола век назад, не желая поминать нечистое имя. Слово «Конкордия» должно обозначать согласие и, вроде бы, замок? А, нет, не замок. Город. В Южной Америке.

***

Знакомство мистера Мюррея и мистера Фенимора — это очень давняя история, начавшаяся почти десять лет назад, в 1878 году. Припудренная и завёрнутая в несколько слоёв мистического флёра, разбавленная наличием увлекательных авантюр и присутствием очаровательной особы, она легла в основу первого детективного романа под названием «Concordia», который был выпущен в марте 1882 года. Ключевое действие как раз разворачивалось в городе на берегу Уругвая, который назывался именно так.
Главными героями повествования стали молодой офицер-лейтенант королевского флота и не очень молодой, но очень предприимчивый негоциант, задумавший продать порох аргентинскому генералу Рока, ведущему на то время войну за господство над Патагонией. Негоциант, разумеется, оставался за кадром и присутствовал только в письмах, которые получал молодой офицер, ведь какой состоятельный джентельмен в почтенном возрасте полувека да ещё с собственной торговой компанией в активе потащится через океан в эту вашу дикую Америку? Пусть и с высочайшим одобрением, выраженным в виде эскорта из пяти боевых кораблей королевского флота и их команд, поступивших в распоряжение главы экспедиции, мистера Джервиса Спаркса, назначенного мистером Мюрреем лично.

Когда суда вошли в гавань, мистеру Спарксу пришлось огласить печальный факт: их испаноязычный переводчик не пережил долгой дороги и скончался из-за, как он объяснил, врождённой болезни сердца, и нет ли среди господ кого-то, кто мог бы заменить его? Нанимать чужого человека в чужой стране для ведения деликатных дел — последнее, что пристало делать подданным Британской короны. Через три дня Фенимор, откомандированный командованием в помощь торговой миссии в виду способности аблар-эспаньол выяснил, что карманные часы переводчика теперь принадлежат тому самому мистеру Спарксу. Сидя в экипаже за углом Британского музея, мистер Фенимор узнавал время именно по ним.

Новость о подозрительной гибели переводчика и ещё более подозрительных намерениях мистера Спаркса отправилась с первой телеграммой, адресованной мистеру Мюррею лично. Текст телеграммы был защищён простейшим шифром: каждая буква была заменена своим порядковым номером по алфавиту — с которым мистер Мюррей, как он рассказывал, справился за семь минут. Капитан же корабля, то есть прямое начальство, счёл Фенимора юным параноиком и велел не совать нос не в своё дело: сомнение в предприятии, одобренном свыше, — это почти измена, решил он. Тем более, что Фенимор только год назад как выдержал лейтенантский экзамен.
Своё мнение тому капитану, имя которого Фенимор предпочитал не упоминать, пришлось изменить, когда вскрылся сговор мистера Спаркса и его родственника, эмигрировавшего в Аргентину пять лет назад и занимавшего теперь видный пост в армии генерала Рока.

Можно сказать, что детективная карьера мистера Фенимора началась именно тогда, за что он был мистеру Мюррею сердечно и искренне благодарен. Возможно, чересчур сердечно.
Испанский же был блажью его достопочтенной матери, посетившей эту страну в ходе свадебного путешествия с мистером Фенимором-старшим. Таким образом, вместо свиданий с роялью, Фенимор коротал блаженное детство в битвах с грамматикой и историческими трудами — на второе его сподвигло извечное любопытство, благодаря чему и приобрёл фоновый интерес ко всякого рода изысканиям и лингвистике. Детство было не то, чтобы очень долгим, потому что в 11 лет он уже ушёл в свой первый рейс в звании мичмана и компании учителя. Усердствовать в обучении матушке не пришлось.

И позже, намного позже, вышло так, что мистер Фенимор, уже не офицер флота, а частное лицо присутствовал поочерёдно на похоронах миссис Мюррей-первой, свадьбе старого приятеля и становлении миссис Мюррей-второй, а потом и на погребении человека, которому считал себя обязанным своими нынешними доходами. Кроме того, по завещанию мистера Мюррея, Фенимору полагалась его коллекция курительных трубок.

С Элизабет он познакомился, собственно, на её свадьбе — и был немало впечатлён личностью молодой особы, с которой было возможно поговорить. И не только о том, когда же он придумает новый фасон рукавов и вышли ли уже из моды петунии. Полное отсутствие женского кокетства и тон настолько деловой, что им можно бы ставить государственные печати, Фенимор посчитал не проблемой, но достоинством, поскольку женщины в том самом смысле не интересовали его абсолютно. А положение вдовца с малолетней дочерью на руках — голубоглазой блондинкой, с которой у него не было ровно никакого сходства — мистера Фенимора порядком утомило.
Тем более, он запутался в своих переписках с Гауди и Гогеном, знакомство с которыми свёл в ходе своего последнего путешествия: был страшно раздражён влиянием Писсаро на второго (и это раздражение граничило со странной ревностью) и страстно хотел жить в доме по проекту первого. Одним словом, рациональное начало в виде супруги и воспитательницы для дочери было жизненно необходимо: перспектива жить под одной крышей, почти один на один, с растущей девицей Фенимора почти пугала.

***

Но на картине была далеко не Аргентина, а, скорее, Италия. Форма колонн отчётливо напоминала развалины храмов римских кумиров. В любом случае, сомнительно: лорд Карлейл привозит «из своей последней поездки» крылатую африканскую обезьяну и этот «шедевр» кисти очевидно европейского мастера. Неужели люди готовы тратить на это свои деньги?
— У вас очень изысканный вкус, лорд К-карлейл, — и значить эта обтекаемая фраза могла абсолютно что угодно. — Г-где вы раздобыли такую занятную вещицу? Боюсь, я не узнаю автора и не могу разглядеть подпись.
И если бы лорд Карлейл гордо выпятил нижнюю губу и объявил, что автор-де он, Фенимор бы ни капли не удивился. А ещё ему вспоминался загадочный жезл, увенчанный рогами, и знак Аписа — или роза — могли указывать именно на этот артефакт. Потому что а на что они ещё могли указывать? Неприятно понимать, что кому-то угрожают расправой из-за вещи, которая упрятана в футляр в третьем ящике письменного стола — в том самом, который с двойным дном.

Всё утро Фенимор провёл, листая книги по истории Древнего Египта, но такую штуковину не держал ни один из богов, с которыми он был знаком по иллюстрациям и смутным воспоминаниям из детства, когда родители решили предпринять семейное путешествие в экзотические страны в честь десятой годовщины свадьбы. У мистера Фенимора-старшего всегда было слишком своё понятие о том, что такое «семейный отдых», а матушке казалось, что шатры и караваны — это очень романтично.
Ни о какой другой высокой цивилизации древности из Африки Фенимору известно не было, и он уже начал сомневаться в египетском происхождении жезла. Детальный осмотр самого предмета не пролил света на его происхождение и предназначение, зато скорректировал ценность: жезл казался золотым, но странно лёгким, а навершие — при приложении значительной силы — было подвижным. Откручивать его в гордом одиночестве Фенимору показалось жестом слишком эгоистичным и совсем не товарищеским по отношению к мистеру Френсису, тем более, что он не хотел выпускать джинна из бутылки самостоятельно и намеревался предложить проделать эту операцию своему сообщнику.
Окончательно распотрошённая обезьяна была уничтожена путём сожжения. Воняло потом полдня — решительно везде.

— Прошу простить мне мою навязчивость, но странный рисунок не идёт из г-головы, — помолчав, признался Фенимор. — Не откажетесь ли вы оказать мне честь и быть моим гостем? Я бы пригласил вас завтра утром, к-к ленчу, если позволите. К-к тому же, мне очень любопытно примерное содержание книги, над к-которой вы работаете, — если, к-конечно, вы не откажетесь поделиться ещё не опубликованными идеями. Мне придётся задать вам некоторое к-количество вопросов, поэтому постарайтесь восстановить в своей памяти время после вашего прибытия в Лондон и, возможно, вашей поездки и пути домой. Может, вам вспомнится нечто подозрительное. И ещё я прошу вас ненавязчиво поговорить с сыном: вдруг его невнимание к-к посланию объясняется не рассеянностью и небрежностью, но страхом и желанием сбежать? Надеюсь, это не затруднит вас, лорд К-карлейл?
Лорда Карлейла следовало приглашать сегодня же вечером, покуда не была придумана гладкая история, но вначале Фенимор хотел поговорить, во-первых, с Элизабет об этой картине, а во-вторых, с инспектором Бредфордом касательно его визита в дом Карлейлов. Поэтому Фенимору оставалось только передать лорду свою визитную карточку и отправиться извиняться перед хозяйкой дома за невнимание.

Отредактировано M.O. Fenimore (2017-07-25 23:43:49)

Ага, и близкий час так называемой скорой расправы внушал лорду Карлейлу какое-то загадочное воодушевление! Фенимор решил подарить старику пиратскую шляпу — то есть, это он думал, что в таких шляпах хаживали пираты: как французы в конце XVII века. Потому что «заброшенный старик», одинокий и несчастный, выглядел чересчур довольным жизнью и будто бы упивался своей ролью. В самом деле, пышный напудренный парик был бы крайне удачным дополнением к наружности чудаковатого лорда!
Выражая лорду свою признательность и заверяя того в полной незначительности факта опоздания, Фенимор прикидывал, куда бы старику прилепить мушку.

Столовая была не настолько велика, чтобы приглашать на ужин кого-то, кроме друзей, и не несла ровно никакой информации о хозяине дома помимо той, что сам он явно предпочитает принимать пищу в каком-то другом месте: стены комнаты были не украшены ровно ничем, кроме часов. Стол был накрыт на две персоны. Фенимор посчитал, что вести беседу ему будет удобнее без посредников и помощников, но счёл необходимым запастись невидимым свидетелем и пригласил мистера Френсиса, усадив того около полуприкрытой двери в коридоре для слуг, который вёл в кухню. Фенимор опасался упустить что-то из сказанного, будучи занятым ведением диалога и формулировкой вопросов. Полагался он и на Томаса, прислуживающего джентельменам в качестве лакея, поскольку в преданности того был абсолютно уверен.
— Мне стыдно признаваться в том, лорд К-карлейл, но я человек слишком любопытный, чтобы делиться тем, о чём мне ещё неизвестно, — Фенимор кивнул на пухлые папки, жестом предлагая лорду присаживаться и занимая место напротив. — Я уже имел удовольствие нанести визит инспектору Бредфорду, и мы оба теряемся в догадках к-касательно формы полученного вами сообщения. Скажите, лорд К-карлейл, вы когда-нибудь пользовались услугами к-карточных предсказателей?

Инспектор Бредфорд поговорить с коллегой и старым приятелем не отказался, но в ответ на вопрос о лорде Карлейле от души хохотал. Особенно его веселили подробности ограбления, ведь за обезьяной отправили трёх обезьян! Грабители отличались буйными шевелюрами чёрного цвета и из рук вон плохо изъяснялись по-английски. Инспектор сделал предположение, что троица желала воздать почести своему павшему собрату и похоронить его согласно их традициям. Ну а старый мошенник сам намалевал эту нелепицу, чтобы как-то выйти из дурацкой ситуации. Уж не думает ли мистер Фенимор, интересовался инспектор, провожая частного детектива к выходу и хлопая того по плечу, что на обезьяне лежит грозное проклятие? Напоследок Бредфорд посоветовал не слишком доверять россказням чудаковатого лорда и не придавать делу больше огласки, чем оно того заслуживает. А то куда потом деваться полисменам, если каждый скучающий бездельник будет мнить себя жертвой злых чар?
Фенимор картинно развернул салфетку, засунул угол себе за воротник и дал Томасу знак подавать первое блюдо. А первым блюдом были мидии: оранжевато-песочного цвета тушки плавали в тёплом оливковом масле, но пахли лимоном. Сначала Фенимор хотел заставить старика выковыривать моллюсков из раковин, но потом напомнил себе, что потешаться над старшими — ребячество.
— И к-как давно вы работаете над своим сочинением, лорд К-карлейл?

Отредактировано M.O. Fenimore (2017-07-25 23:42:30)

Бабке. Ну да. А бабка эта самым волшебным, фантастическим и непредсказуемым образом реинкарнировала в молодую девицу, пророчившую около Нанхедского кладбища, что на окраине города — и уже заполнено от забора до забора. Девицу Верити легко узнать по тициановой шевелюре, и, как сказал инспектор Бредфорд в подтверждение своих слов о любви лорда Карлейла к разного рода мистификациям, она нередко садилась в гербовую карету заброшенного старика. Прошлым вечером предсказательницы на месте не оказалось, а сидящий неподалёку нищий за пару шиллингов рассказал, что искомая особа на месте не появлялась — кто её знает, может, задержалась у клиента, а может, лежит где-то в канаве или плывёт по Темзе лицом вниз. Со шлюхами такое часто случается, пусть они и перекладывают всякие малёванные картонки в качестве бонуса — ща и есть ща, хоть в парике, хоть без парика.
Видать, хорошенько допекла его пригожая девица — всех подателей милостыни переманивала, гадюка шотландская. Тоже мне, баньши выискалась! А дай ещё монету, почтенный сэр, так я тебе и сам расскажу, что было, что есть, что будет. Фенимор почёл за благо вернуться в экипаж, потому что в предсказаниях особо и не нуждался: ну что будет, что будет, треснет его по затылку дружок этого недотёпы, сосланного на окраину, скорее всего, за двурушничество — и прощайте, сувенирные часы из Аргентины.

Мистер Фенимор сказал бы лорду Карлейлу, что проще надо быть — и люди к вам потянутся, тем более, ему казалось, что автор изображённой Папессы имел в виду нечто схожее, потому что Верховная Жрица могла означать многое. Например, совет Оракула смириться с волей внешних событий, принять совпадения за знак и побуждение действовать. Или указание на то, что вскорости на свет выйдет какая-то тайная информация, которая заставить посмотреть на происходящее иначе. Или же призыв разглядеть, наконец, то, что и так известно. Короче говоря, жизнь — это Таинство, и перестань уже трепыхаться, глупый человечек, положи свою линейку и приобщись к Истине. Тот, кто всё это устроил, имел весьма своеобразное чувство юмора! И знал древних поэтов, потому что цитата дополняла изображение на редкость удачно.
«Sed omnis una manet nox et calcanda semel via leti». Горация хвалил Ницше и заявлял, что «вся остальная поэзия в сравнении с этой является пошлой, чувствительной болтовнёй» — так что авторство Фенимор узнал. И даже вспомнил, на какой полке какого книжного шкафа стоит сборник од, сильно попорченный пометками владельца. Кажется, там было обращение мертвеца к мертвецу — диалог теней?

Занятый мыслями об источнике фразы, хлебосольный хозяин отвечал на вопросы гостя абсолютно машинально, не особенно вслушиваясь в реплики Карлейла. Но очень быстро вынырнул из задумчивости, услыхав упоминание об итальянском друге-учёном. Итальянском, значит. Друге. И действительно, как можно доверять такому человеку? Оставалось порадоваться за старика, который умеет выбирать друзей по себе.
— Вы правы, лорд К-карлейл: решительно невозможно. Так к-как, г-говорите, имя этого пройдохи? — Томас вынес большое блюдо с фаршированной рыбой и наклонился с ним около гостя, чтобы тот смог выбрать для себя кусок по вкусу. — Выходит, ваши изыскания лежат в смежных областях, раз именно он навёл вас на мысль систематизировать свои наблюдения и сохранить их для потомков? Вы не боитесь к-конкуренции? Ведь вы г-говорили, что работаете над чем-то грандиозным и предвещающим научную революцию?

Папесса, отложенная в сторону, нервировала. Во-первых, роза. Во-вторых, жезл, идентичный начинке обезьяны. Положенной по канонам книги в руках у женщины не было — вместо них имелась рукопись Карлейла, которому «его итальянский друг» сделал какую-то гадость и недавно, раз перестать кукарекать по этому поводу ну никак невозможно.
— А к-как называется ваш труд? — спросил Фенимор, чтобы отвлечься от импровизированного расклада.
Опасность при беременности лорду Карлейлу точно не грозила, а значит, Жрица в сочетании с Башней могла значить либо болезненное раскрытие тайны, либо необдуманный поступок, либо и то, и то. Рассказывать об этом лорду не хотелось: ему и так страшно весело, а Чувство Собственной Важности уже переросло самый большой из дирижаблей.

Отредактировано M.O. Fenimore (2017-07-25 23:41:49)

Имени сеньора Монтанарри Фенимору слышать не приходилось, но любое имя — это уже хорошо. Правда, пока непонятно, как именно это «хорошо» использовать в быту.
А вот название грандиозного сочинения лорда Карлейла больше напоминало скороговорку. А потом до Фенимора дошло, и он с большим трудом удержался от того, чтобы с удовольствием расхохотаться. То есть, его шутовские мысли об ангельской природе несчастной обезьяны — то есть, обезьяна. Короче говоря, чучела. Так вот, чучела, подвергшегося всем видам извращения вплоть до расчленения, были не так и далеки от истины? А лорд Карлейл хочет сказать, что мифические дети падших ангелов, гиганты, на самом деле существовали?
Фенимору приходилось читать ностальгические охи-вздохи по «старым временам», мол, время гигантов давно прошло, но он-то полагал эти словесные обороты лишь красивыми метафорами! Которые обозначают гигантов духа. Вот уж правда, будьте проще, лорд Карлейл.

— Очень любопытно, — Фенимор всеми силами пытался скрыть разочарование и достаточно умело замаскировал его под задумчивость. Которая была порождена, разумеется, размышлениями о нефилимах.
Он-то надеялся услышать краткое содержание всех этих достижений человеческого разума, которые проистекают единственно от безделия, а тут получите, распишитесь и ни в чём себе не отказывайте. Фенимор прикинул, что разбирать ему чужой почерк весь сегодняшний день, до самой ночи. Если, конечно, в этих записях и содержится нечто стоящее.
— Я немедленно приступлю к-к этому захватывающему чтению, — пообещал он, сопровождая свои слова благодарственным кивком. — И вы меня премного обяжете, лорд К-карлейл, если согласитесь ответить позже на вопросы. Уверен, они возникнут, ведь обладать вашей учёностью — редкий дар, не всем доступный.
Лорд Карлейл напоминал Фенимору отощавшего сатира. С этими его лукавыми глазками, выдающимися способностями задурить голову и отменными манерами. И не менее отменным аппетитом! И как ему удалось не отрастить себе вещественное доказательство обжорства, этому кроткому христианину?
Если все эти беседы — только отвод глаз, а карты намалёваны самим лордом, как и предполагал Бредфорд... то предстояла увлекательная игра с достойным соперником. Удивляло то, что сам лорд Карлейл, казалось, не имел ровно никаких интересов в этой беседе. Не задавал вопросов, охотно давал ответы и демонстрировал крайнюю степень дружелюбности и готовности помогать «следствию».

Когда Томас внёс чайный сервиз, за дверью, ведущей в коридор к лестнице на второй этаж, послышалось подозрительное оживление. А после — шаги. Мелкие шаги. Дальше — возглас искреннего отчаяния, что дитятко-де опять убежало мешать серьёзным людям. Впрочем, входить в столовую няня не решила, посчитав, что мистер Фенимор и мисс Фенимор найдут, что сказать друг другу и без её участия.
Белокурое создание с огромными голубыми глазами, наряженное в ленты и кружева, являло собой неопровержимое доказательство ангельского происхождения человечества. Ровно до тех пор, покуда не обнаруживался истинно бесовский характер. Девочка чинно появилась на пороге, присела в уморительном книксене и, коверкая по малолетству слова, объявила, что она — мисс Сибил Элинора Фенимор. И не помешает ли она папеньке, так как, к несчастию, проголодалась?
Следующие полчаса лорду Карлейлу предстояло поддерживать самую светскую беседу в его жизни, а именно отвечать на миллион вопросов маленькой разбалованной непоседы. Вот к примеру, зачем это он положил свои вещи на обеденный стол, если папенька не велит? И знает ли он, что вот эта рыба — вдруг русалка? Или её детки?

Отредактировано M.O. Fenimore (2017-07-25 23:41:03)