Монтанарри пристроился слева от мистера Фенимора, идя между мистером Френсисом и хозяюшкой, но для роли бесёнка ему не хватало подносика с эклерчиками. Искушать нечем было, вот беда. Итальянец было потерял к дельцу всякий интересик, потому что дельце его не касалось ни напрямую, ни как-либо ещё, но... последняя реплика мистера Френсиса заставила его изменить своё мненьице. И кокетливо захихикать над шутейкой юного своего дружочка. Отравиться на спор, ишь чего удумали! Правда, ничего умненького не сказал.
И не собирался говорить, потому что подхватил хозяюшку под ручку и предложил ей подышать свеженьким воздухом, покуда господушки будут разговаривать свои заумненькие разговоры и следствие вести. Фу, скучно! Лучше эклерчик поискать, в самом деле.
Фенимор повернулся как раз на звук хихиканья — до этого он предпочитал молчать и думать. Точнее, обдумывать. В бильярдной Фенимор внимательно наблюдал за мистером Фергюссоном, с которым и в самом деле имел удовольствие беседовать за трубкой. Так вот, мистер Сомерсет Фергюссон, представительный господин средних лет с намечающейся проплешиной на темечке и брюшком, переходящим от намёка к яви, выглядел так, как будто у него прямо из-под носа увели выгодное вложение.
Мистер Фергюссон был рантье и крайне щепетильно относился к вопросу о частной собственности. В понятие «представительный господин» входила и супруга, но как раз этот слот в джентльменском наборе мистера Фергюссона пустовал. Впрочем, перспектива развития событий угадывалась, если вспомнить, как настойчиво тот искал общества юной спутницы покойного.
О мистере Гордоне он знал меньше — и через третьи руки. Из интересующих Фенимора фактов о покойном — не будем пока называть его убитым — значилось знакомство с архитектором Макинтошем, этим шотландцем, исповедующим новый архитектурный стиль. Беседа о новых веяниях в искусстве не состоялась, мистер Гордон зачем-то умер раньше. Это было почти обидно — и казалось чуть ли не делом чести выяснить, кто или что прервало жизнь не в меру азартного господина.
— Занятная версия, — хмыкнул Фенимор. — Тогда нам стоит определить, с к-кем мистер Г-гордон держал пари в последний раз. И вообще, к-кто видел его живым? И к-когда? По-моему, он спускался к ужину вместе с мисс О'Нилл, её нелепо приколотую шляпку сложно не заметить.
То есть, Фенимору казалось, что барышня носит головной убор чересчур набок. Постоянно хотелось поправить.
Опрос был нехитрым — благо, пассажиры действительно разошлись по каютам, хоть и не чинно-благородно, по своим, а кучковались по интересам и шушукались на тему «кто и кого». Мистер Фергюссон решил не падать духом и принимал ставки: кто убил мистера Гордона? Надо сказать, что немало гостей ставили на самого мистера Гордона, видимо, разделяя гипотезу мистера Френсиса, но и его племянница значилась в числе «фаворитов», если можно так выразиться. Мотивы разнились: от самых трагических до банальнейших.
Но выяснить ничего конкретного не удалось: большинство присутствующих видело мистера Гордона за ужином, а потом всем стало как-то не до него. Смертность — и правда штука незатейливая, как собачий вальс. Ровно до того момента, покуда не начинается расследование — и тогда оказывается, что в каждой стране для этой пьески имеется собственное название с вариациями, а установление авторства достойно отдельного детектива.
Удобнее всего подозревать ближний круг друзей — или хотя бы начинать с него, поэтому Фенимор предложил мистеру Фергюссону, мисс О'Нилл и своему неизменному компаньону в разгадывании загадок, мистеру Френсису, поговорить в каюте мистера Гордона. Он надеялся, что обстановка лишит «допрашиваемых» самообладания (хоть в какой-то степени), что для «детективов» будет удобно.
Мистер Фергюссон явно испытывал недовольство вынужденной потерей времени и не понимал, как он может помочь импровизированному следствию, ведь тело они видели все почти одновременно, а никакой другой информацией он не располагает. Мисс О'Нилл глядела на переплетённые пальцы рук, запрятанные в перчатки и уложенные на колени.