Записки на манжетах |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Записки на манжетах » Чужие вселенные » Век героев. Гемелион
Античная Эллада, эпоха богов, героев и чудовищ
Мудрый Лай царствует уже в семивратных Фивах, уже совершает свои подвиги Геракл, но не пришло еще время Тесея и Троя еще не зовет к себе гордых ахейцев, когда в локридский порт Навпакт прибывают два очень разных человека, чтобы, встретившись, исполнить волю богов… или пойти против нее.
Поставив Электру на ноги, жених, кривя губы в незлой усмешке, крикнул замешкавшимся друзьям:
- От разговоров, почему колесо слетело, само оно не наденется. Надевайте на ось, да двинемся!, - и тут же склонился, чтобы гостю помочь край колесницы поддержать.
По той же стороне повозки кто-то подхватил и передний край, чтобы колесница не гуляла, пока мужчины будут насаживать колесо, и держать втроем короб колесницы, распределив вес равномерно, было, верно, нетрудно для троих мужчин.
- И правда, - подхватил Никтей слова Исидоры, глядя с насмешливым любопытством на фиванца, - а вдруг не там ищешь? За тенью гонишься, за эхом прошлого. А на край света идти придётся. Тоже пойдешь?
Двое насаживали колесо, двое держали левый задний угол повозки. Вот только по-настоящему веса на свои ладони Никтей принять и не подумал - так, едва придержал ладони под днище положив и оставив Тиесту всю тяжесть. Сам ведь сказал, что удержит - вот и пусть доказывает.
- Но завтра и в мой дом приходи, посланник, - запнулся на слове жених, метнул взгляд в сторону, словно мог из неудобной своей позы рассмотреть "подсказчицу", - ...богини. Друзья Переликта - мои друзья.
Отредактировано Гелланик (2017-08-21 07:04:51)
– Завтра? – словно бы переспросил Тиест.
Одно слово. Скажи он больше, по голосу слышно было бы, как тяжела оказалась повозка, как с каждой минутой становится она тяжелее и с каким нетерпением ждет он, пока разберутся с колесом полупьяные гости. И потому же одним словом только ответил он и на первый вопрос Никтея: «Пойду». Правду сказал, не больше. Но впился взглядом в лицо, оказавшееся совсем близко, гадая – отчего вдруг мороз побежал по коже, как когда услышал он от Тиресия: «Твой сын мертв». Как будто божественным знанием отозвались в нем и эти слова – «на край света идти придется». Что ты, Никтей, сын ночи, отмеченный Гелиосом?
И потому тоже отвечал он односложно. Завтра – или не ждешь ты меня сегодня в доме своем, молодой невежа, не хочешь, чтобы шел я за повозкой с прочими гостями, что проводят тебя с невестой через город, распевая гимны Гименею, не присоединил свой голос к эпиталамиям, не остался пировать на дворе, когда закроются за молодой четой двери опочивальни? А ведь боишься ты, Никтей, хоть и делаешь вид, будто не слышишь, как перешептываются в толпе те, что потрезвее: дурной знак.
– Окажи милость, Гефест! – прошипел Антипатр, один из возившихся с колесом. И подвинулся Тиест, оставляя неумелым помощникам чуть больше места.
И чуть не выпустил из рук свою ношу, поняв вдруг: Никтей тоже был светловолос.
- Непременно, - пролился мягкий шепот через едва шевельнувшиеся губы Никтея, а ласковые, теплые глаза цвета лесного ореха задержались на смуглом лице собеседника с каким-то участливым вниманием - так смотрят, встретившись по прошествии лет? на поседевших друзей, читая на знакомых лицах письмена, выведенные стилосом беспощадного времени, угадывая про себя, а о чем же именно говорит и двойная складка над переносицей и паутинкой разбегающиеся от внешних уголков глаз тонкие морщинки - о том, что слаб человек стал зрением, или о въедливой его натуре и внимании к мелочам?
Когда управились друзья с колесом, Никтей первый убрал руки из под днища, вытер выпачканные руки друг о друга, стряхивая сухую грязь, и брезгливо потер кончики пальцев друг о друга. Его нимало не заботило отправиться ли Тиест вместе с гостями сопровождать колечницу сейчас, но вот в третий день свадьбы желал он видеть фиванца в своём доме больше, чем прочих гостей и не скрывал этого.
На этот раз Электра едва коснулась руки жениха, легко вскочив в колесницу, хотя и пришлось ей придерживать подол белого своего пеплоса, чтобы не зацепился он край и не заговорили гости об еще одной плохой примете.
Следом поднялся и Никтей, и весело приказал ведущему коней эфебу: "трогай!".
Времени, пока ладили колесо хватило Гелланику, который оказался было в хвосте процессии выбраться за ворота - он сам хотел увидел, что именно случилось с повозкой, но всё уже было хорошо, если не считать порывистого, прохладного ветра, от которого люди отворачивали лица.
Выражение лица Тиеста вызвало у Гелланика резонный вопрос:
- Что случилось, земляк? Никого вроде жечь не собираются.
Разбитая во вчерашней потасовке губа саднила до сих пор, а иногда затягивашаяся ранка снова начинала кровить, особенно если Гелланик, забыв о ней, смеялся или говорил особенно долго.
- Идём? - попытался торевт взглянуть в глаза Тиесту и улыбка сползла с его лица, сменившись тревогой, - Или ты узнал кого-то?, - предположение кого именно было очевидным, но Гелланик не был бы собой, если бы не уточнил, так, чтобы не путаться потом в пересказе событий, - Нереон?
Нереон? Запоздало приходя в себя, Тиест медленно покачал головой. Нет, не он – тот помнил свое прошлое, подтвердил это не раз и не два, пока воин прислушивался к их разговору. И не были его движения неестественно отточенны, как…
И в этот момент он поверил – окончательно и бесповоротно.
– Лика! – рывком фиванец повернулся назад к воротам, сделал уже несколько стремительных шагов – и вновь остановился. Поздно. – Никтей.
Имя упало в сгущающиеся сумерки, и никто не услышал его из тех, кто спешил сейчас к дому жениха. Тала нигде не было видно, так может, Переликт?
– Идем, – Тиест схватил земляка за предплечье и повлек за собой. – Он должен был покинуть город на полнолуние.
Эйренида, бледной тенью выскользнувшая на дорогу, ткнулась ему в ногу кудлатой головой, напоминая, что он забыл ее покормить.
И вроде не пьян был Тиест, а говорил отрывисто и бессвязно Гелланик тревожно вглядывался в лицо земляка и вдруг поймал себя на мысли… а не безумен ли Тиест…
Может, вся его история – вымысел, в который он сам безоглядно верит. Странно, конечно, для зрелого мужчины обезуметь от горя из-за потери сына, но разное в жизни бывает. Кто-то из-за любви великой со скалы прыгает в морскую пучину, а кто-то из ревности жену убивает и друга своего лишь по навету глупому.
- Лика спит с полудня, - сказал молодой фиванец, - жар у неё. Думаю не прошли ей даром ночи под открытым небом, но Эолика сказала, что девочка крепкая и опасаться нечего, травами, да горячим вином с медом её отпаивают.
Как и Тиест, он, даже зная теперь настоящее имя найденной и приведенной в Навпакт девочки, называл её так, как нарёк сам, когда укутывал на обочине дороги в свой гиматий.
- Куда идём? - Гелланик позволил Тиесту увлечь себя и решил твердо, что если с тем и впрямь творится что-то неладное, держаться рядом, да по возможности, не позволить земляку сотворить чего-нибудь непоправимого, - Успокойся, Тиест, смири свой шаг, да расскажи мне, как собираешься ты узнать об этом? Может я смогу помочь тебе, поговорить с кем, расспросить подробно.
Но не стал Гелланик благоразумно делиться с земляком мыслями о том, что с доброжелательным и словоохотливым аэдом любой будет сплетничать куда охотнее, чем с опасным, опытным воином, от чьего взгляда невольно дрожь пробирает. Умный человек хвалится свершённым, и только глупец смешит богов, живописуя планы и несомненные свои успехи в их осуществлении.
Не догнав чуть последних в свадебном шествии гостей, замедлил Тиест шаг, опуская руку на голову собаки. Прав был Гелланик: кого он собрался спрашивать и как? Один подход нужен к хмурому Талу, другой – к велеречивому логографу, а у него в голове звон стоит, будто воины бьют мечами в щиты.
– Оборотень – Никтей, я уверен, – негромко сказал он. – Ты… заметил ли ты, как он держится, как говорит? Не двадцать пять ему, и не тридцать, и не сорок… и он болел осенью, я слышал, бредил… Хороший способ скрыть, что не тот он, за кого себя выдает. Мы должны поговорить с Переликтом, остановить свадьбу, пока возможно… если возможно.
В лицо пахнуло густым черным дымом факелов, и спереди, оттуда, куда умчалась колесница Никтея с юной Электрой, донесся многоголосый рев:
– О Гимен, Гименей, в браке возрадуйся этом!
– Они не могли еще закончить, – опомнившись, Тиест пошел быстрее. – Гелланик, найди Тала. Я поговорю с Переликтом.
Не верилось Гелланику, что оборотнем может оказаться жених. Ну светловолосый, так что же теперь в ликантропы записывать. Подумалось ему так же, что если не безумен Тиест, а оборотень всё же существует, не будет он вот так на людях красоваться, свадьбу играть. Положено злодею таиться от людских взоров, а не смеяться шуткам друзей, да веселым поучениям пьяных гостей, уже знающих, что ждёт невинную девушку за дверями супружеской спальни.
- У худых и носатых, - заметил Гелланик рассудительно, - лица всегда кажутся злыми, ты хотя бы мясника Дариона вспомни, его все знают. Он толстый, губастый, что твой телёнок, смотришь и думаешь – добряк человек, да простак, а на деле…
Зря Дариона помянул – аж замутило, как всплыли в памяти байки о том, что творил в юности ныне непотребно разжиревший Дарион, когда служил в охране басилевса Лая, как самолично освежевал пойманных разбойников, вырезавших до того семью пастуха. Живьем освежевал – и тем хвалился.
И не казались торевту доводы Тиеста убедительными, однако спорить с ним Гелланик не решился. Отправился разыскивать по дому Леонида полемарха Тала и скоро обнаружил его, беседующего с самим хозяином у входа в трапезную. Пьян был Леонид больше приличествующего, но кто обвинит старика в том, что перебрал он лишнего на свадьбе сына?
Гелланик скромно постоял в паре шагов от уважаемых мужей, пока те не заметили его, а когда замолчали оба, произнёс:
- Тебя искал я уважаемый Тал, дозволишь ли отвлечь тебя вопросом от мудрой беседы?
А когда кивнул полемарх, с усмешкой рассматривая в свете огня, что весело плясал в чаше треножника следы вчерашней потасовки на лице незадачливого аэда, спросил
- Скажи, а многое ли о тех, кто покидает город или приезжает в него, узнаешь ты от стражей на воротах? Может ли статься, что знаешь, не отлучался ли наш достославный жених несколько дней назад из города?
Отредактировано Гелланик (2017-08-21 22:21:47)
Замер Тал, устремив на молодого фиванца тяжелый взгляд, и даже багровый свет факелов не мог скрыть, как мгновенно вспыхнуло его лицо: не то гневом, не то опьянением.
– Никтей? – переспросил он. – Ты спрашиваешь меня, отлучался ли Никтей из города? Скажи, может, еще: в ночь полнолуния?
Громче чем голоса гостей, вновь подхвативших вразброд концовку эпиталамы, прозвучало то, что не произнес он вслух: «Да, ты смеешься, фиванец!» Или, может: «Другого на своем месте увидеть хочешь?»
А затем обратился Тал к пьяному своему собеседнику, и никто не услышал бы ни единой ноты неискренности или сомнения в его голосе:
– Подтверди, почтенный Леонид, уважаемому чужеземцу – уже месяца три как едва выходит Никтей за порог родного дома, даже гимнасий почти забросил.
– Верно, – степенно кивнул Леонид и рыгнул в поднесенный ко рту кратер. – Три месяца почти едва ходил он, едва говорил, пребывая между нашим миром и Аидом, и тревога снедала мое сердце. Благословен будь сребролукий Аполлон, что отвел от нас эту напасть!
Хотел он отплеснуть из чаши, но пролил почти всю ее.
– Аполлон? – явно изменившимся тоном произнес Тал. – Ты совершил приношение в роще? У ручья?
– Мы вместе ездили и вместе совершили бдение, взывая к милости Пэана, и на следующее же утро ему стало лучше. Не поверил я глазам своим, когда вошел под сень рощи…
Продолжение потонуло в новом вопле «О Гимен, Гименей!», и закрылись за молодыми двери опочивальни, и Тиест, в эту самую минуту перечисливший логографу свои доводы, закончил:
– Так скажи, Переликт: узнаешь ты Никтея?
Помрачнел Переликт лицом, выслушав гостя. В глазах его угадывалось сомнение, но и страх читался там и замешательство от незнания, что теперь делать.
- Когда те, кого мы знали, меняются в лучшую сторону, - тяжело, со вздохом, произнёс он, - невольно думаешь, обманываясь, что всегда чувствовал, что подлец в самом деле не подл, а лишь осторожен, скупец же всего лишь рачительный хозяин, но другу готов помочь в трудный час... С Никтеем такая перемена и случилась. Стал он сдержаннее, дерзить перестал, да злословить, ссорам радуясь, как бывало прежде. Увидел я в нём зрелого мужчину, и решил, что болезнь его переменила, ведь.. бывает так, что избежав смерти, человек...
Не договорил логограф, вздрогнув от донесшегося из соседней комнаты многоголосого смеха.
- А теперь ...как же... что же...
И у входа в трапезную, едва отсмеялись над чьей-то удачной шуткой или выходкой гости, Гелланик нетерпеливо перебил Леонида, погрузившегося в приятные воспоминания и почти крикнул, хватая пьяного старика за руку:
- Когда? Когда это было?
Отредактировано Гелланик (2017-08-23 00:34:17)
Леонид хохотал с остальными, разобрав, как видно шутку, и Тал, едва дернувший уголком рта, ответил молодому фиванцу вместо него:
– На полнолуние. У нас верят, – с каждым словом его лицо словно становилось старше, – что в лунные ночи охотнее прислушивается Артемида и может смягчить сердце своего брата, если то его стрела… Где Тиест?
Не дожидаясь ответа, он схватил Гелланика за предплечье и потащил во двор – явно заметив стоявших у алтаря Зевсу-Геркейосу Тиеста и Переликта, и равно грозовыми были лица двух воинов.
– Ради твоей дочери и в благодарность за твое гостеприимство, логограф. Я готов дожидаться утра.
Никто не обманулся бы, слыша эти слова – с трудом сдерживал свое нетерпение фиванец. Не мог не узнать его оборотень, но отчего звал к себе – и отчего завтра? Рассчитывал ли сбежать за ночь, или назначал врагу место и время для поединка?
И оттого то сжимались кулаки Тиеста, то вновь разжимались, и меч, который он, пренебрегая правилами приличия, взял с собой, подрагивал, казалось, в ножнах у него за спиной.
Отредактировано Тиест (2017-08-22 19:20:33)
Уже во дворе, понимая настрой двух мужчин, делом своим служившим Аресу, и даже не мыслящих о том, чтобы пожить-посмотреть, а уж если и с Электрой приключиться что дурное – тогда вязать Никтея, Гелланик и сам невольно подобрался, плечи распрямил и чувствовал в себе готовность… если и не к подвигу, то обсуждению планов.
- Он, - всего лишь слово обронил Тал.
А Гелланик только кудрями тряхнул, энергично кивая.
- А если прямо сейчас в спальню ворваться, - услышал он собственный голос, прежде чем поймал сознанием хвост резвой мысли, - да снять ублюдка, то есть… жениха с девушки? Он и опомниться не успеет… в такой-то момент.
Сказал и, поймав на себе два знакомых суровых взгляда, невольно втянул голову в плечи, словно нашкодивший ребенок
- Хотя… вдовой оно как-то приличнее дальше будет, - пробормотал торевт, - чем позор на свадьбе.
И не увидел, а ощутил на себе полный горького укора взгляд отца несчастной Электры – аж шея загорела и уши запылали.
- А остальным-то скажем? – спросил фиванец почти шёпотом, боясь и в третий раз ляпнуть глупость и сознавая в глубине души, что правда иной раз помолчать бы, когда понятия не имеешь, что делать и какую пользу принести, кроме как под ногами у воинов не путаться.
Отредактировано Гелланик (2017-08-22 20:40:04)
Третье предложение молодого фиванца было встречено куда благосклоннее, чем два предыдущих. Возможно, как раз потому что, оно прозвучало намного вопросительнее.
- Женщин надо убрать, - решительно сказал Тал - и это уже само по себе было ответом.
На отца невесты он даже не взглянул и сделал уже шаг к помосту, воздвигнутому в честь молодых и украшенному цветами, когда Тиест поймал его за локоть.
- Не уйдут, - произнес он. Для него это было очевидно. Не уйдут. Да еще сами полезут в спальню точно так же, как бросились вчера на Гелланика. Но в этот раз жертва может и огрызнуться, и покусать. - Погоди, полемарх. Их надо отсюда убрать. Всех.
Отчего-то взглянул он при этом на Гелланика и даже еле заметно улыбнулся. Так, словно приглашал молодого человека что-нибудь придумать.
Гостей фиванский торевт относил к явлениям почти что природным, естественным и проходящим, как грозы. И в отцовском доме гостей любили, хотя не припоминал Гелланик, чтобы часто приходил кто-либо кроме соседей да особенно важных клиентов отца и старшего брата, а уж выгонять собравшихся и вовсе не доводилось. В свой час расходились и, порой, даже жалко было, что обрывались беседы или пришедшийся по сердцу заказчик после трапезы, приправленной его рассказами о странствиях и приключениях, забирал украшенный чеканным узором наплечник или поножи, и прощался так, что не оставалось сомнений в его намерении покинуть город.
Но сейчас, когда вспомнил кто-то не спетый еще эпиталамий, перевирая слова под смех окружающих, разводить гостей представлялось Гелланику делом почти безнадежным, однако сказал он нимфетрии, что перебравший Леонид нуждается в отдыхе, а Переликту сделалось нехорошо то ли от съеденного, то ли с радости такой и хочет он отправится домой, дабы не омрачать чужого веселья.
Женщина кликнула рабынь и сама пошепталась с супругой логографа, да та, обеспокоенная пошла искать мужа, чтобы увести домой. Суета эта подхватила и тех гостей, что были уже в годах и сами утомились к вечеру. Кто-то сыновей своих домой позвал, другие последовали примеру, и вот, спустя час шум во дворе и доме Леонида стих, остались из гостей лишь свои, те, кто был приглашён на свадьбу, да друзья Никтея, вознамерившиеся, судя по разговорам дождаться, когда тот выйдет из спальни.
Вышел он в небрежно подпоясанном хитоне, спокойный, как прежде, улыбнулся без тени смущения, и даже без интереса в глазах в ответ на крики приятелей и пошлые похвалы его мужским подвигам на брачном ложе.
- Вина мне, - потребовал, обведя взглядом столы да пустые ложа в зале, а после спросил с удивлением, - неужели так поздно? Вышла уже ночная стража?
И тут взгляд его остановился на фигуре Тиеста, стоявшего так, что в свете лампад лицо его не было различимо – лишь красные блики плясали на рукояти меча, да металлических клепках пояса.
- Ты здесь… - и даже удивления не прозвучало в его голосе, как не было и тепла в предложении гостю, - выпьешь со мной теперь, Тиест, лохагос из Фив семивратных? В честь праздника в доме моём, во славу богини, что по словам тестя, тебя привела.
Отредактировано Гелланик (2017-08-23 00:31:18)
Молчал Тиест. Не потому, что слов не находил, а потому, что не искал слов. Только смотрел, не отрывая глаз – узнавая новым этим взглядом в каждом движении Никтея, в повороте его головы, в улыбке, в тембре голоса даже – Ферея, такого, каким он вернулся в Фивы, такого, каким только и помнил его сейчас Тиест. Узнавал, ужасался своей слепоте и ненавидел.
Воистину, если Гера повелела Переликту пригласить за свой стол фиванца, то не выполнил он того, чего ждала от него лилейнорукая богиня. Не спас Электру от поругания, не спас отца ее от позора. И если бы вел Тиест счет обидам, нанесенным лично ему оборотнем, то и эту свою вину включил бы он в этот счет, и бесконечное ожидание на пороге зала – когда не сводил он глаз с закрытых дверей спальни, и влажную ладонь, то и дело нащупывавшую рукоять меча, и Эйрениду, так и не получившую свой праздничный ужин, и ярость, что, как собака на крепком ремне, норовила то и дело сорваться на других…
Тал хотел поставить во дворе копейщиков, посадить лучников на крыши и собрать лучших из своих ветеранов, и едва сдержался Тиест. Но – сдержался и ответил как мог кратко: «Он мой. Если я паду в этой схватке, делай что хочешь». И не стал спорить полемарх – то ли поняв, что не переспорит, то ли признавая его правоту. Это было неважно. На его месте Тиест поступил бы так же. И поэтому он сказал Гелланику: «Позови Лику».
Затрещал, догорая, факел, замигали огни светильников, словно приклонившись под порывом зимнего ветра. Или словно всколыхнули их одежды невидимого божества.
– Нет, Никтей, – медленно сказал Тиест наконец и пошел навстречу, – или вернее будет звать тебя Капетом из Эвбеи? Ни куска не съем я в этом доме, ни капли не выпью. До твоей смерти так точно.
И отразилось пламя кровавыми каплями в обнаженном клинке.
Отредактировано Тиест (2017-08-24 01:09:31)
Дрогнули тонкие губы светловолосого Никтея в усмешке, так и норовившей превратиться в улыбку. А узкое лицо его, изрезанное тенями в свете огней ламп и треножников было поистине зловещим в том усталом спокойствии, с которым встретил сын Леонида слова фиванца.
- Закон преступать не желаешь, и гостем в доме назваться, - кивнул он, - ну что же. Пусть так.
И пошёл вперед, ступая уверенно и быстро, на ходу схватил ритон, поднесенный одним из друзей и когда отделяло его от Тиеста три шага, остановился.
- А вот закона, положенного смертным от рождения, ты не приемлешь? - голос был тих и сух и почти равнодушен. Но только почти, - Хотя желаешь смерти моей. Но прежде ответь... мне или себе самому. За что?
Сам короткий вопрос прозвучал так легко, словно спросивший не знал за собой вины. Так ребёнок, которому нянька грозит отобрать игрушку, спрашивает невинно: "За что?" За порванный ли сандалий или перепачканную одежду, а может цветы собранные для венка сестрице, но разбросанные по двору, потому что расхотелось венок плести.
А в темных глазах Никтея вспыхнул наконец живой огонёк интереса, словно только сейчас окончательно пробудился он, стряхнул с себя истому неизбывной скуки, в которой находился прежде, даже смеясь на своей свадьбе не потому что смешно, а потому что все ожидают смеха,
Гелланик же в это время уже тащил полусонную Лику-Меропу, через улицу, ругая увязавшуюся Эолику и гоня рабыню прочь - успокаивать старую Гнатену, которую удержали в доме слуги Переликта.
Отредактировано Гелланик (2017-08-23 06:48:26)
За что? Гнев, дремавший до поры в фиванском воине, полыхнул в его глазах – так вспыхивает, прорвавшись сквозь аккуратной стопкой уложенные дрова, огонь, тлевший до того под слоем пепла. За Ферея. За Полигнота. За изуродованные тела рабынь Лидии и Герионы. За Меропу и ее родителей, за пентеконтера из Киноса, за Электру и ее настоящего жениха, за Переликта… За всех, о ком он знал и не знал.
И если бы были у Тиеста сомнения еще в том, того ли он обвиняет, развеялись бы они как дым над алтарем во дворе, когда Эйренида, теплым пятном света скользнувшая было между ним и мнимым Никтеем, отпрянула, сдавленно рыча и прижимаясь к его ноге. То, что стояло сейчас перед ним, человеком не было.
– Затем, что земля-Гея устала тебя носить, – сказал Тиест. И это был самый правильный ответ. – Деяния твои переполнили чашу терпения богов и людей. Возьми меч, тварь, если не хочешь как тварь и издохнуть.
Кто был рядом и слышал его слова, начали, наконец, осознавать происходящее, послышались восклицания – растерянные, испуганные… Кто-то попятился, кто-то, напротив, подался ближе, громко требуя объяснений, и взвизгнула где-то совсем рядом женщина.
- Ничего ты не знаешь, Тиест, сын Антилая, лохагос фиванский, гордец и глупец, бросающий вызов тому, кого даже бессмертные боги обходят стороной, страшась поединка. Ты и жив то лишь потому, что дважды удалось тебе поразить моё сердце.
Никтей покосился на собаку, но тут же вскинул голову и приветственным жестом поднял ритон, словно обозначал, что намерен произнести тост во славу воинственно настроенного гостя.
- И не знай я тебя так хорошо, как знаю, предложил бы угадать чем и когда, за первый ответ подарив жизнь и свободу жены моей Электры, а за второй, - мужчина только голову повернул в сторону мелькавших у стены теней, - всех их. Но ты слишком… прост, потому всё равно ничего не угадаешь, и слишком честен, чтобы нападать с мечом на безоружного.
Подняв ритон с вином, Никтей запрокинул голову и поймал ртом тонкую струйку, чтобы усмирить жажду. Заходил кадык на длинной шее, отмеряя глотки, а когда напился он, то швырнул сосуд, не глядя, в сторону, и со стуком разлетелся ритон, угодив в треножник с тлеющими углями, да сам треножник перевернул. Сухой тростник, которым в честь праздника был выстлан пол, тут же вспыхнул.
Крики людей, часть из которых призывала помогать фиванцу, часть - бежать прочь, а оставшиеся вопили «пожар» слились в неразборчивый ор.
Время пошло. Понеслись мгновения.
А свет пламени, золотой и алый, отразившись в глазах Никтея, там и стался, разлившись в сплошное янтарно-желтое сияние вокруг круглых черных зрачков оборотня.
- Или нет?
Вопрос потонул в людских криках и треске разгорающегося пламени. И слышен был даже чей-то голос, призывавший тушить огонь.
Отредактировано Гелланик (2017-08-23 19:38:53)
– Нет, – подтвердил Тиест. И атаковал не колеблясь – не видя больше человека.
Не видя, как гости кинулись к дверям, ведущим на двор. Как замерла в дверях опочивальни, в ужасе прижимая к губам сразу обе руки, полусонная Электра. Как перепуганный до синевы и дрожи в коленках Нереон с усилием понял со стола гидриск и опрокинул на разбегающееся в разные стороны от треножника пламя. Как поползла по дальней стене полоска огня. Отметил – и не более того. Не захотел увидеть.
Так же, как слышал, но не слушал слова оборотня, отсекая их от внимания – как мог, потому что они жалили как крапива. Потому что все, кто оказался волею Ананки-судьбы в этом зале, оказались заложниками его – мести? Ненависти? Предназначения? Слишком много вопросов для того, кто поднимает меч – когда решают уже не вопросы и не ответы, но точность, сила и мастерство. Нет звонкому металлу дела до богов, людей и нелюдей, и так легла рукоять меча в руку Тиеста выпавшим жребием.
Отредактировано Тиест (2017-08-24 01:11:38)
И ведь не мгновения не сомневался оборотень, что фиванец атакует, потому ушёл от удара стремительным движением в сторону и вскочил сперва на ложе, что было за спиной, даже не глянув – помнил, что и где стоит, а после, сметая посуду и остатки еды, на низкий стол.
Руки его стремительно темнели, но взгляду хватало мгновений, чтобы различить, как выступили на коже пятна и расплылись, подобно вину, пролитому на скатерть, сливаясь в единый, уже почти черный цвет.
Потемнели аккуратная бородка и волосы, заползли черные пятна на шею и щеки Никтея, хотя лицо еще сохраняло человеческие черты.
Оборотень сделал обманное движение, словно намереваясь спрыгнуть влево, и ринулся кошачьим прыжком с места в проём, ведущий на кухню, срывая тонкую, наискось закрепленную к косяку завесу.
Вылетела тут же лампада, сброшенная с полки на стене тем, чьи глаза не нуждались в свете, необходим преследователю, и следом раздался рык, ликующий и зовущий к схватке, сопровождаемый грохотом переворачиваемых котлов и бьющейся посуды.
Спутал Тиест все планы Никтея, желавшего этой встречи завтра и теперь оборотень уходил, уводя преследователя, гнавшегося за ним от самых Фив, из дома.
Уводил, потому что в деяниях его, так пугающих смертных, зла было не больше, чем в волчьей охоте на оленей. И дом свой, пусть даже временный, осквернять убийством он не желал.
Отредактировано Гелланик (2017-08-23 20:27:19)
По-человечьи взвизгнула Эйренида, шарахаясь от огненного потока. Не оставляя хозяина, но и не спеша опередить его. И одно это собачье слово отрезвило Тиеста.
– Вон! – прорычал он, и те, кто толпились в дверях, вывалились наружу, освобождая путь тем, кто бросился последовать их примеру. – Электра!
Который светловолосый гость, Нереон или Гелланик, кинулся к замеревшей в неподвижности невесте, Тиест уже не увидел – да и задержавшись, вряд ли разглядел бы через пелену дыма. Дернув за плечо Антипатра, завороженно двинувшегося к двери, за которой скрылся мнимый Никтей, он бросился затем к выходу на двор, забывая о юнце с тем же равнодушием, с каким остановил его мгновением ранее.
– Там, он там! – крикнул кто-то, но фиванец даже не глянул на него. Огонь, водой растекшийся по полу и охвативший перегородки, выгонит оборотня из убежища – и Тиест, спеша встретить его, осознавал, однако – так глубоко, что это чувство не складывалось в слова – что нет нужды торопиться: что тварь, назначившая ему встречу завтра, звавшая его за собой, не удерет – не станет удирать.
Рвущиеся наружу гости ненадолго задержали его, но холодное спокойствие, снизошедшее на него вслед за неудачным ударом, накрыло его как плащ, и он прошел сквозь пьяную от вина и страха толпу как Эол сквозь осеннюю листву.
– Не оставь, Трехликая.
Ночной ветер не услышал бы эти слова. Услышала ли их богиня – неизвестно. Не разорвался, как пеплос под грубой рукой, полог облаков, не вспыхнул ярче за ним лампион стареющей луны и не раскрылись шире сияющие глаза Аргуса, высматривая его добычу. Но, несмотря на танцующее на ветру пламя факелов, здесь он видел лучше чем внутри. И поворачивался, озираясь и ощущая, еле заметным покалыванием между лопаток, чужой враждебный взгляд.
Отредактировано Тиест (2017-08-24 01:13:09)
Над домом Леонида клубами поднимался сизо-серый дым. Гелланик остановился на другой стороне улице и удержал Лику за руку, обеспокоено всматриваясь в фигуры суетящихся у ворот людей. Спрашивать кого-либо, что случилось, не имело смысла – крики женщин и так оповещали всех о несчастии. Выбегали люди и из соседних домов, кто-то ляпнул, что при таком ветре пламя, как только доберется до крыши, непременно перекинется сначала на сараи, а после, может, и на соседний дом
Вот выбежал за ворота Нереон, ведя за собой Электру, в ужасе своём похожую на преследуемую охотниками косулю. Вот мелькнула массивная фигура Тала, размахивающего руками. Но сколько не всматривался торевт, не видел он того, кого хотел – Тиеста.
И от того сжалось в страхе сердце – не за себя, за земляка, как за друга.
А тем временем, дым действительно выгнал во двор и оборотня, чей облик уже почти совершенно утратил человеческий, если не считать формы передних лап, в правой из которых тварь держала большой мясницкий нож.
Нижние конечности, похожие на лапы дракона покрыты были тусклой чешуей, закрывавшей частично бока чудовища и его спину, хотя вдоль позвоночника, начинаясь от шеи и плеч, шла истончающаяся к пушистому песьему хвосту полоса густой, темной шерсти. Грудь и живот зверя так же были скрыты шерстью. Короткая, с широким влажным носом, морда походила больше на львиную, чем на волчью, но уши, торчавшие вверх над макушкой, были остры. Клыки же и вовсе внушали ужас – изогнутые, они спускались ниже подбородка.
В желтых глазах чудовища светился разум и злая, жестокая радость предстоящей схватки, словно не пугал его ни огонь, ни другие люди с оружием. Так веселиться может лишь тот, кто не сомневается ни мгновения в своей неуязвимости.
Тварь на миг присела на согнутые в коленях ноги у дверного проема и увидев ждущего её противника, прыгнула вперед и вверх – по высокой дуге, явно намереваясь свалить фиванца с ног в момент нападения, или ударить ножом, зажатым в одной из расставленных широко лап.
Кричащие и мечущиеся тени, багровые сполохи и заволакивающий двор дым то скрывали от глаз Тиеста черный проем, ведущий в кухню, то отдергивали внимание, и оборотня он увидел лишь в последний момент, когда тот уже изготовился к прыжку. Багрянцем отразился свет от чешуи, алым полыхнул на клыках и утонул в шерсти на животе и боках, указав на возможную уязвимость. И воин, ведомый не разумом, но отточенным годами мастерством, вскинул меч, перехватывая рукоять обеими руками, и прянул вбок, уходя в сторону, противоположную той, где сверкнул неестественно прямым языком пламени нож, и ударив – короткий прямой укол – в надежде взрезать твари незащищенное броней брюхо.
Возможно, следовало без затей насадить оборотня на меч. Но Тиест был не из тех, кто готов умереть, убив врага. И видел блеск чешуи, но не знал, где она кончается.
Отредактировано Тиест (2017-08-25 02:23:34)
Зверь готовился к тому, что человек отпрянет назад, дабы избежать столкновения и не оказаться сбитым с ног, либо к тому, что, сгруппировавшись в последние мгновения, он просто ударит противника в грудь ногами, опрокидывая на спину, но атака из столь рискованного положения заставила его изменить намерения буквально в падении, и превратить цель лишь в точку опоры , с тем чтобы разворачивая корпус боком, оттолкнуться правой лапой от плеча, и отлететь на несколько шагов, опустившись на задние лапы и тут же ринувшись вперед и сократив расстояние как раз настолько, чтобы пуститься в изматывающую противника пляску наскоков и уверток, идя по кругу и избегая тяжелых прямых ударов. Цель чудовища была проста - изматывая противника, улучить момент и сократить расстояние вынуждая того к ближнему бою или непосредственной схватке.
Ветер сносивший дым, позволял противникам сделать вдох-другой, прежде чем бросал серую клочковатую взвесь дыма снова во двор, скрывая сражающихся от случайных взоров тех, кто еще не сбежал со двора на улицу. Пламя уже заявило свои права на дом, кто-то ринулся в сараи - спасать то, что можно спасти. Люди перекликались, волнуясь, чтобы никого не осталось в горящем здании.
Тварь стала осторожнее, воин – тоже; ушел в глухую оборону, напрягая все чувства, призывая все свое умение, чтобы раз за разом то отпрыгивать в сторону, то уклоняться, то парировать, когда лезвие ножа оказывалось, вновь и вновь, не там, откуда он его ждал, словно не только движения оборотня не подчинялись законам природы, но и сам он, сама его плоть менялась по одному его желанию, превращая его то в хищника, то в получеловека.
Тиест слышал крики, бессознательно отмечал мечущиеся силуэты вокруг сражающихся – но в отдалении, никто не смел или не хотел приблизиться – дышал гарью, не смея сбить дыхание, и вопреки всему оставался в живых и на ногах. Вопреки разорванному когтями оборотня плечу, слезящимся от дыма глазам и страху, поселившемуся так глубоко, что чувствовался он только как ком в горле.
– Эй!
Краткий возглас, мгновение невнимания, алое лезвие, едва не дотянувшееся до его виска. А потом белая тень пролетела сквозь багряную ночь, вцепилась в загривок чудовища.
Эйренида знала лишь один голос, узнавала лишь один приказ, различала его оттенки по тону и слушалась лишь одного человека. Того, кого узнала слепым щенком, с кем выросла – и кто, умея одним окриком посылать в битву войско, окриком этим отобрал у нее страх и швырнул навстречу смерти.
Увлеченный поединком – игрой и танцем под ритм дыхания, под треск горящего дерева и крики за завесой дыма – оборотень позабыл о спутнице Тиеста, и напрасно. Не сознание и не память подсказали ему о том, чьи же зубы впились в загривок мертвой хваткой, а обоняние. И только тут тварь снова зарычала, закрутилась волчком, силясь сбросить собаку со спины, однако зубы, терзавшие шею не разжимались, даже когда лапы псины соскользнули и она буквально повисла на звере, смыкая челюсти так, словно намеревалась выдрать из его спины кусок плоти.
Чудовище после нескольких прыжков и неудачных попыток скинуть собаку повалилось на бок с намерением подмять ту под себя, и после, извернувшись вонзить зубы в покрытый светлой шерстью бок.
Не увидев среди мечущихся на фоне горящего дома силуэтов знакомой фигуры, Гелланик, бросился вперед, через дорогу, проклиная себя за то, что послушался Тиеста и пошел за Ликой. Ну да конечно, без драмы узнавания насильника «в лицо» пьеса никак не могла обойтись, развивайся действо в театре пред взорами зрителей. А на деле же… всё как всегда. Самое интересное случилось без него.
- Тиест! – крикнул он в дымную муть двора, высвеченную в глубине оранжевыми всполохами, и повторил громче, во всю силу легких, - Тиест!
Рык, послышавшийся из за пелены дыма заставил его похолодеть, а от собачьего взвизга Гелланика и вовсе бросило в дрожь. Не раздумывая, выхватил он нож из ножен, годный скорее для обычной повседневной работы, да чтобы хвалиться тонкостью братовой работы, дозволяя любопытным рассматривать узоры, украшающие рукоять, и ринулся вперед, под окрик Тала:
- Куда, дурак?!
Язык пламени, добравшегося теперь до второго этажа дома, с любопытством высунулся из окна, словно привлеченный криками. Но суета подле гибнушего дома, его не волновала, и красно золотым всполохом огонь лизнул стену снаружи над окном, словно пробуя ту на вкус и решая - вгрызаться ли в камень или нырнуть обратно в комнату, туда где можно было еще разыграться-разгуляться, подъедая остатки свадебного пира.
Отредактировано Гелланик (2017-08-25 21:52:43)
Отчаянный визг собаки слился со знакомым хрустом ломающихся ребер – услышанным въявь или угаданным, что было до того Тиесту, когда прыгнул он к чудовищу, и рука сама метнулась вперед, едва минуя когтистые лапы. Багрово полыхнуло лезвие меча, ставшее продолжением руки, и будто жар чужого тела обжег кожу, когда клинок вошел в податливо встретившую его плоть, и вмиг взмокла ладонь, словно на нее, а не на темный металл плеснула черная с огнем кровь, и крепче вросли пальцы в оплетку рукояти.
Что-то опалило бок, запылало болью плечо, но не разжалась хватка и меч, дернувшись вслед руке, открыл в брюхе оборотня широкий провал горячей тьмы.
И лишь тогда Эйренида разжала зубы.
Ответом на удар Тиеста был оглушительный рёв, полный ярости и боли. В расплавленном золоте глаз зверя, встретившихся на миг с глазами фиванца, мелькнуло удивление. Оно же отразилось и на полульвиной морде почти так же явственно, как у озадаченной чем-то кошки, словно противник, намеренно или нет, нарушил правила игры, или случилось что-то совершенно для оборотня неожиданное.
Неожиданное, для того, кто не думал бежать от огня, кто прыгал на врага с открытой грудью, чей путь, длиной в несколько человеческих жизней, был устлан изувеченными трупами, и далеко не каждый из убитых принимал свой жребий со смирением жертвы.
Но в следующий миг, тварь отступила, нырнув под завесу дыма, и ринулась к воротам, оставляя на камнях чёрный, влажно блестящий при свете огня, след крови.
Зверь, вылетев на Гелланика, сбил того с ног одним ударом лапы, и, не задерживаясь, устремился далее – к людским голосам, зная, кого ищет и зачем.
И, словно не видел оборотень, как выхватил меч полемарх Тал, как люди его устремились к своему командиру, а выхватил взглядом двоих - светловолосого мужчину, прижимающего к себе хрупкую простоволосую девушку, в простом хитоне – Электру.
Рык оборотня слился с криком, бросившегося вперед Нереона, оттолкнувшего девушку в сторону и криком Тала, но первый легко был отброшен ударом, а второй оказался недостаточно быстр, чтобы увернуться от прыжка раненого зверя, которому стал помехой. Сомкнулись могучие челюсти на открытом горле полемарха и воины его, вмиг растеряв решимость бросились врассыпную.
Электра не бежала, замерла, парализованная страхом, прижимая к груди нервно сжатые руки и глядя неотрывно на того, для кого произнесла брачные обеты, кто меньше часа назад нежным поцелуем погасил крик боли от сладкого расставания с девичеством на супружеском ложе, и только кусала губа.
А с другой стороны улицы раздался истерический визг. Там кричала от ужаса девочка, так и не ушедшая после того, как Гелланик, бросив её, устремился к воротам горящего дома.
Стоя над телом Тала, оборотень повернул голову на крик и ноздри его затрепетали.
Он узнал её.
Ту, которую оставил бездвижной в роще Артемиды несколько дней тому назад.
И замешкался, сознавая, что оказался перед выбором, что действительно вершится сейчас его жребий и сбывается пророчество, которого он столько времени избегал…
Мог избежать и сейчас, убив именно ту из женщин, в чреве которой прижилось его семя и потомок едва зачатый, забрал прежнюю, привычную неуязвимость.
Но которую?
Отредактировано Гелланик (2017-08-26 01:09:20)
Едва глянув на умирающую собаку, Тиест устремился в погоню, отчетливо осознавая, что не успевает – что, даже раненая, тварь двигается все же намного быстрее чем он. И, так же, как едва отметил он судьбу Эйрениды, лишь скользнул фиванец взглядом по безжизненному телу Гелланика, по окровавленному трупу Тала, по скорчившемуся у ограды Нереону – и, зная, что не добежит, выдернул дротик из рук застывшего в безграничном ужасе у ворот мальчишки с жидкой бороденкой.
Не текло больше время в медово-неторопливом движении руки, неспешно отведенном локте, сосредоточенно прищуренном глазе.
А потом отправилась в полет судьба. И отпущенной стрелой метнулся следом за брошенным дротиком Тиест.
– Лика! – подбежавшая Эолика обхватила отчаянно кричащую девочку руками, прижала к себе – прикрыла, сама того не заметив, своим телом.
Дротик угодил оборотню практически в основание хвоста. Зверь взвизгнул и сделал лягающее движение, словно от этого возившийся дротик мог вывалиться сам собой, а потом обернулся и поймал взгляд преследователя.
То ли его визг, то ли крик Лики, подобно удару розги, вывели Электру из оцепенения и девушка бросилась бежать. Оборотень же, не раздумывая ринулся на главного своего врага, чтобы гонясь за девой, не оставлять за спиной того, кто силён, вооружён и полон решимости не отставать. Зверь только что убил Тала и намеревался покончить с фиванцем точно так же, сбив с ног, и вцепившись зубами в горло.
Даже полубоги смертны, когда не даровано им иное свыше.
Главное успеть вонзить когти в плечо, а зубы в открытую шею…
И после будет у него передышка, будет новая охота, будет новый жребий, потому что не сулило пророчество победы над ним, сыном Эхидны и Протея потомку смертных мужчины и женщины, сколько бы их не выступило с мечами и луками после.
И вера в это сейчас была особенно сильна.
Кианей ходил на льва с секирой. Полигнот предпочитал копье, но брал с собой два. Стрела и дротик годны для охоты на оленя – или для тех, кто не жаждет похвалиться своей храбростью. И один только меч, все знают, не годится для охоты, потому что это оружие, которое человек поднимает против человека.
У фиванца был один лишь меч, и быстро угасающая надежда на то, что кровь, неудержимыми потоками льющаяся из ран оборотня, сперва замедлит того, а затем остановит.
И имя трехликой богини вновь упало с его губ, почти беззвучно, когда в последний момент он снова отшатнулся, на этот раз избегая удара чудовищных когтей. Клинок зазвенел в его руке, безвредно скользнув по прикрывавшей спину оборотня чешуе.
И так продолжалась схватка – то на полутемной улице, то вновь на залитом багровым светом пламени дворе, то на виду, то в тени, и то один, казалось, вот-вот возьмет верх, то другой, так что невольно подходили ближе и ближе те, кого остановил в их бегстве парализующий страх или неудержимо притягивало любопытство – и не могли уже разглядеть среди полотнищ тени и клинков огня, кто из двоих, схватившихся уже на пылающей земле, человек, кто – чудовище.
А затем рухнул, обдавая ночь искрами, дом, поднялся в ответ столп пламени на жертвеннике Зевсу оградителю, и там, где было двое, остался один. Который сумел еще пройти несколько шагов до ворот, усмехнуться криво тому, кто первый шагнул навстречу. И провалился в ночь, не услышав, как испуганно замычала Лика и как тревожно спрашивала Эолика, раз за разом повторяя: «Тиест?»
Конец первого сказания
Вы здесь » Записки на манжетах » Чужие вселенные » Век героев. Гемелион
