Волнений Хейз Пятому не понять — в мире, где бесконечное множество вещей зависит совсем не от них, можно просто-напросто взять и свихнуться на таком тотальном контроле. У него был один строгий принцип: прикладывать все усилия, чтобы делать хорошо свою работу. Стараться на благо ОМБ и сдирать три шкуры с тех, кто старается недостаточно — святое, а вот лезть в дела совершенно иных ведомств нет смысла. Идиоты не специализируются на полетах. Идиоты не водят дирижабли. Статистическая погрешность есть всегда, но подавиться кусочком курицы тоже можно в любой момент времени, что же теперь, перестать питаться? В общем, релаксация и умиротворение. Все ее аргументы разбиваются о маску абсолютного спокойствия, Пятый только вздыхает, когда видит папку — хочется спросить, чем это поможет в случае чрезвычайной ситуации, но он сразу решает не нагнетать обстановку.
— Хейз, послушай, — говорит он очень терпимо и очень мягко уже в ресторане, под стройный аккомпанемент старого рояля. Обслуживание здесь такого уровня, что он чувствует себя несколько стесненным: дама напротив манерно отставляет мизинчик, попивая кофе, ее лицо надменно настолько, что хочется нацепить на нее вуаль. — Все будет в порядке. Никакое мироздание не помешает нам проиграть запонки, деньги на обратный билет и свои души. Это было бы слишком просто.
К стейку он все-таки добавляет хот-доги — и великодушно игнорирует поднятую бровь вконец сбитого с толку официанта. Да, я готов доплатить за блюдо, которого нет в меню. Да, с кетчупом. Да, с горчицей. Нет-нет, салат с устрицами я не заказываю, спасибо. Если вам так хочется, можете красиво это оформить. Какая спутница, такой и спутник, что именно вас удивляет? Странно дело: к концу беседы официант выглядит настолько понимающим, будто бы успел познать нирвану. Пятому безумно жаль, что его силы убеждения — а ведь общепризнанный талант, в славные полевые времена из них двоих переговоры обычно доставались ему — недостаточно для одной-единственной женщины, где-то раздобывшей подробные планы целого дирижабля.
«Если бы мы четче обозначили правила игры, Роуз, ты бы уже давно улетела в минус».
Когда приносят заказ, он первым делом делает глоток из бокала — за здоровье и все такое, звонко чокнувшись с Хейз, понятное дело. У дамы с мизинцем лицо становится возмущенно-красным, как поспевающий на солнце помидор.
— Мы не вписываемся в компанию, — сообщает ван дер Горт будничным тоном после минутного наблюдения за обстановкой. Франты, жеманные леди, и совсем-совсем никто не ест хот-дог. Второй глоток заходит еще лучше, бурбон у них на редкость хорош — не дешевое пойло кустарного производства. — О! Может, потанцуем? И не смотри на меня так, я всего лишь пытаюсь интегрировать нас в праздное общество. Сейчас или никогда, Хейз. С каждым разом сохранять вертикальное положение будет все сложнее.
Словно в подтверждение его слов, рояль сменяет медленный джаз с приятной солисткой — он встает и подает даме руку, как положено по всем канонам. В отличие от Хейз, Пятый совершенно не удивлен отсутствию значимости их фигур — его спутница выглядит слишком повседневно, чтобы заподозрить ее в чем-то помимо сохранения семейного очага, а свою внешность он воспринимает как строго заурядную. Особенно теперь, когда характерную морщину от дум гнетущих между бровей не обнаружить — кого способен удивить мужик средних лет в костюме, тем более сменивший тяжелые ботинки на вычищенные туфли? Да и в конце концов, что им там вообще говорят по этому телевизору? Такие-то и такие-то чутко бдят и берегут ваш покой, двадцать четыре часа, семь дней в неделю — спите крепко, имена супергероев запоминать необязательно.
Пятый с этим согласен — стремление к совершенству не равняется тщеславию, последнее в списке его пороков не числится. И он совершенно честно собирается насладиться отпуском без повышенного внимания со стороны. Это удобно, очень удобно — намного лучше, чем отвечать на каверзные вопросы.
Вот только…
— Александр ван дер Горт? Розалинда Хеееееейз? — некий юноша с веснушками от переносицы и до самой шеи так тянет букву «е» так, будто хочет выкрутить ее в обратную сторону. Расстояние от своего стола на другом конце он преодолевает в два прыжка — Пятый мысленно ставит себе жирное «неудовлетворительно» за то, что растолковал внимание этого человека за осуждение. Он ведь с самого начала на них пялился, хитрый пройдоха. — Гарри Дэвидсон, «Истории Америки»! Скажите, ваше нахождение на борту этого дирижабля как-то связано с вашей деятельностью, нам стоит чего-то опасаться? Или опасаться стоит жителям Лос-Анджелеса? Какова на сегодняшний день ситуация в стране? Вас не волнует, что подумают граждане? Если вы оба находитесь здесь, то кто контролирует вверенные вам департаменты в Нью-Йорке?
Пятый так и остается стоять — с протянутой рукой и стремительно сереющим лицом. Он фанат новостной корреспонденции, незнакомое название этой газетенки свидетельствует о желтой бульварщине, куда на работу принимают за умение писать слово «происшествие» без ошибок. Бесцеремонный и очевидно бесталанный мальчик планирует сорвать большой куш и раздуть сенсацию, это вовсе не удивительно — вот только дама с мизинчиком делает судорожный вдох, и все остальные стремительно оборачиваются, словно по указке. Все, попались.
— Кхм, — прокашливается он очень выразительно, пристально глядя на Хейз. В этом взгляде «можно я его вышвырну?» прекрасно коррелирует с противоположным по смыслу «если ты собираешься его вышвырнуть, то мой ответ — нет».
Пятый пытается на ходу прощупать пути отступления, помимо всего прочего у них имеется еще одна сложность: как можно отвечать на вопросы о работе, если упоминания о работе запрещены условиями спора?