Сэр Самуэль появился в Блэкберне, когда часы в холле сумрачного дома пробили два часа пополудни. Хозяин гостиницы на восточной окраине Линкольна, из которой Кавендиш выехал на рассвете, проводил постояльца недоуменным взглядом. В «Белой цапле» не так часто останавливались джентльмены, к чьим именам прилагалось звучное «сэр», и еще реже - те, что вставали затемно, чтобы поспешно одеться, проглотить холодный жидкий чай, заплатить за него полсоверена вместо половины шиллинга, и покинуть гостиницу с той поспешностью, с какой покидает любовник спальню неверной супруги, заслышав скрежет ключа в замочной скважине.
Сэр Самуэль спешил. Десять дней, в течение которых он не видел мисс Грей, оказались едва ли не самыми мучительными в его биографии; позже баронет с удивлением признавался, что похожие ощущения испытывал лишь однажды, на Олдерни, ожидая возвращения потрепанного в стычке «Призрака».
Он оставил экипаж плестись по раскисшей дороге «со скоростью пары улиток», а сам, пришпоривая коня и щурясь на летящие в лицо холодные дождевые капли, поехал верхом – и появился в собственном доме забрызганный грязью, оставляя на навощенном светлом паркете цепочку темных следов. Томас Краун неодобрительно цыкнул зубом. Впрочем, степенность его шага не уменьшилась ни на йоту, когда он проследовал за хозяином, держа в левой руке дорожную сумку из светлой кожи.
- Поставь на комод. Там бумаги и… - сэр Самуэль слушал отчет, выпутываясь из рукавов мокрой сорочки, кивал, переспрашивал, отрывистым, простуженным голосом отдавал распоряжения, отказался от крепкого чая, которым собирался напоить его заботливый дворецкий, потребовал переодеться – и, отказавшись от ленча, рысью (рысью шла лошадь, подгоняемая нетерпеливым хозяином) направился в сторону «Старых дубов».
Дворецкий переглянулся с конюхом и сложил губы трубочкой.

Подъезжая, Кавендиш обратил внимание на экипаж, в который садился молодой джентльмен – похоже, торопившийся слишком сильно, чтобы обращать внимание на посторонних. Одежда и манеры выдавали в нем лондонского жителя. Сэр Сэмуэль приветливо кивнул незнакомцу, тот хмуро взглянул на Кавендиша и сделал знак кучеру – коляска тронулась. Баронет спешился и вошел в дом.
Лакей, только проводивший гостя, недоуменно воззрился на дверь, затем просиял и принялся суетиться вокруг сэра Самуэля, принимая цилиндр и промокший редингот.
- Кто это только что отъехал? – поинтересовался баронет.
- Мистер Нэш, - замялся лакей, - из Лондона…Он…
- Знаю, - Кавендиш моментально помрачнел и спросил хозяина.
Лакей сообщил, что мистер Грей и миссис Норрис в библиотеке, а мисс Грей в своей комнате, и что он-де непременно доложит хозяевам о визитере, а пока сэр Самуэль может подождать в гостиной. И, если сэру Самуэлю что-нибудь угодно…
- Спасибо, ничего не нужно, - неожиданно сухо перебил Кавендиш, - я подожду.
И он прошел в гостиную, глядя прямо перед собой. В комнате ярко пылал камин. Кавендиш постоял у огня несколько секунд, и только потом обернулся, словно кто-то толкнул его в спину. В призрачно-сером свете осеннего дня стояла мисс Грей, одетая как для прогулки - и совершенно мокрая.
Глаза ее подозрительно блестели, а у ног натекла небольшая лужица.
- Мисс Грей, - в груди разлилось тепло, - рад видеть вас в добром здравии.

- Но вы не поверили? – живо подхватил Кавендиш, смеясь. Если бы его спросили о природе этого смеха, он не затруднился бы с ответом, хотя и изумился бы тому действию, которое производила на него Элинор - удовольствие от этой встречи было столь очевидным, что он даже не думал скрывать его, - я не буду спрашивать, мисс Грей, почему вам хотелось, чтобы я вернулся - вы не ответите. Вы ведь не скажете правду?

Сэр Самуэль сделал несколько решительных шагов вперед и оказался рядом с Элинор; вблизи она выглядела особенно хрупкой, мокрое платье облегало тонкую фигурку, стекая вниз частыми каплями, и у него пересохло в горле – никогда он не находил, что вид промокшей под осенним дождем девушки может быть столь возбуждающим.
Понимание, что он вернулся для нее, ради нее, все сильнее тревожило его воображение – оно пламенело с очевидностью факта, и он покорился неизбежному, выбросил белый флаг и начал действовать… пока вдруг перед ним не мелькнул в дожде силуэт щеголевато одетого молодого человека с плотно сжатыми губами. Это был жених. Самуэль вспомнил разговоры соседей о том, что Элинор помолвлена; он знал это и раньше, и не считал препятствием – по крайней мере, для себя, но прямое доказательство несвободы его избранницы неприятно поразило его, и улыбка исчезла так же скоро, как появилась, он наморщил лоб и взглянул на мисс Грей с легким беспокойством.

Она поежилась, он заметил это и укорил себя за невнимательность.
- Вам холодно, вы промокли, - сказал Кавендиш.
«Я приношу свои извинения, что задержал вас, мисс Грей», - следовало сказать.
- Пойдемте к ближе к огню, - и он протянул ей руку.

«Мне надо идти», - робко проговорила мисс Грей.
«Нет!» - почти сорвалось с языка, но Кавендиш не произнес этого вслух – и она осталась.
Она доверчиво протянула ему руку и послушно пошла следом.
Пальцы у нее были холодными, и он сжал ее ладошку сильнее, чем позволяли приличия – впрочем, он давно уже послал к черту приличия. Сердце стучало у горла.
Он не спросил у нее, откуда ей это известно - ему уже было все равно.
- Это долгая история, мисс Грей. Вам лучше сесть и послушать.
У камина он остановился, по-хозяйски подвинул кресло ближе к огню и усадил в него Элинор. Если бы он всерьез не опасался ее испугать, то растянулся бы на ковре у ее ног, но он все еще помнил, что девушка юна и неопытна… и не было для него более пьянящей смеси, чем ее невинность и скрытая чувственность.

Сейчас он отчаянно желал, чтобы лакей ходил за мистером Греем как можно дольше, ему и нужно было немного, пять минут, пару мгновений…
Блаженны влюбленные – нескольких слов, одного жеста, одного взгляда оказалось достаточно, чтобы поверить в то, что четвертью часа ранее казалось сомнительным и зыбким.
- Это долгая история, - повторил сэр Самуэль, с сожалением отпуская ее руку и присаживаясь в кресло напротив.
Он мог рассказать о первой встрече, которую она наверняка не помнила. Зеленое муслиновое платье, светлые, удивительно прозрачные глаза, соль на губах, дуновение прохладного бриза…
Мисс Грей приготовилась слушать. Глаза ее блестели нетерпеливым ожиданием – и предвкушением.
- Я хотел, чтобы вы остались, - просто сказал он, и это была правда.

- Я этому рад, - проговорил Кавендиш, бросая испытующий взгляд на ее лицо.
Он не спросил, почему она сказала ему о Нэше, потому что знал то, что поняла она – у него было право знать. Он не спросил, что послужило причиной расстройства помолвки – это не имело значения.
- Не могло быть иначе.
Что-то произошло между ними, что-то нематериальное, но оттого не менее осязаемое – словно распахнулась заржавленная дверь, и оказалось, что все условно-запретное – позволено, что Элинор Грей, сидящая в двух шагах от него – не плод его воображения.
Бледная, мокрая, с развившимися темными волосами и сияющими глазами.
До нее можно было дотронуться – и он снова подавил вспыхнувшее желание подойти, обнять и почувствовать ее тепло.
- Вы дрожите, вам холодно, - оба понимали, что причина в другом; сладкое, мучительное нетерпение охватило его. Сэр Самуэль поднялся, возвышаясь над ней, она ждала, нервно сжав пальцы в кулаки, и ему видно было, как бьется на виске тонкая жилка.
- Мисс Грей… Вы понимаете, зачем я приехал, - проговорил он странно изменившимся голосом.
«В вашей власти сделать меня счастливейшим из смертных».
«Жду решения судьбы моей».
Просто скажи – «да».

Необходимые в таких случаях обязательные фразы оказались лишними, ненужными, фальшивыми насквозь. Она дышала и шевелилась совсем близко.

- Да, - и он, понимая, что совершает сейчас недозволенное, взял ее за руку – рука была горяча, не было ни сил, ни желания сопротивляться, - я…
- Кххм-м… - они не видели, как открылась дверь в гостиную. И спохватились слишком поздно. В дверном проеме стояла мисс Норрис – воплощение оскорбленного целомудрия, за ее плечом маячил сумрачный лик мистера Грея.
- Могу я попросить мисс Грей немедленно вернуться в свою комнату? - мисс Норрис редко называла племянницу «мисс Грей». Это было свидетельством крайней степени волнения, которое тетушка пыталась скрыть, - и узнать у вас, сэр Самуэль, что здесь, собственно…
- … происходит, - закончил сэр Самуэль, - я объясню. Не отсылайте мисс Грей… Впрочем, я буду слишком эгоистичен, если попрошу ее задержаться… Поэтому я отпущу ее… но лишь на время, необходимое, чтобы принять все меры по предупреждению простуды, - решительно сжатые губы мисс Норрис, «цербера в юбке», вернули выражению его лица обычную насмешливость, однако внимательный наблюдатель заметил бы непременно – когда взгляд его обращался на Элинор, что-то менялось в нем.
- Мистер Грей, мисс Норрис. Я понимаю, сколь опрометчиво и противу всех правил приличия я поступил, не обратившись сначала к вам, как к опекунам мисс Грей, но так было угодно провидению… и я о том не жалею. Сейчас же мне остается заверить вас, сэр, и вас, мадам, что намерения мои относительно мисс Грей самые естественные и благородные. Я прошу руки вашей племянницы.

Кавендиш не сомневался в согласии обоих опекунов, но, чувствительный к желаниям новоиспеченной невесты и бесповоротно влюбленный, он хотел сделать Элинор приятное, завоевав расположение ее тетки.
- Боюсь, все выглядело отнюдь не невинно, - сокрушенно пробормотал сэр Самуэль, памятуя расхожую истину о том, что покаянную голову меч не сечет, - я сожалею, что чувства, которые я испытываю к мисс Грей, стали предметом пересудов, а некоторые наши приключения – достоянием гласности…
И покосился на «цербера».
«Цербер» вздохнул. Самуэль Кавендиш, богатый сосед с сомнительным прошлым, склонный к эпатажным выходкам и столичным шуткам, явно проигрывал сэру Самуэлю Кавендишу, богатому соседу, пять минут тому назад сделавшему предложение любимой племяннице.
Будучи противницей двойных стандартов, Оливия с ужасом осознала, что попала в незамысловатую ловушку, расставленную хитрым контрабандистом. Осуждать владельца баснословного состояния, собираясь породниться с ним в ближайшее время? Нет, это было решительно невозможно!
И мисс Норрис, которая в продолжение монолога кузена не проронила ни слова, выразила уверенность, что ее племянница не могла сделать лучшего выбора, и в самых изысканных выражениях заверила хозяина Блэкберна, что у него безупречный вкус во всем, что касается методов выбора спутницы жизни.
- Миссис Форестер будет приятно удивлена, услышав оглашение в церкви в это воскресенье. Она уверяла, что вы не вернетесь, и сообщала, что троюродная кузина жены брата ее первого супруга определенно слышала разговоры о предполагаемой женитьбе сэра Самуэля Кавендиша на дочери лорда N, –отметила в завершение мисс Норрис, - я с особенным удовольствием приму ее поздравления.
- Мне жаль лишать вас этого удовольствия, мисс Норрис, - баронет развернул извлеченную из кармана бумагу, - наверное, специальное разрешение можно уничтожить за ненадобностью…
- Специальное разрешение!? – Оливия подпрыгнула, как ужаленная, - разрешение епископа?
- Архиепископа Кентерберийского, - лицо у сэра Самуэля оставалось серьезным, но глаза смеялись, - однако, если это лишит вас удовольствия принять поздравления миссис Форестер в воскресенье в церкви…
- Я приму их в день венчания!
Только по самой сильной любви можно было жениться по специальному разрешению архиепископа Кентерберийского, которое стоило целых пять фунтов!
Эта истина была непреложна. Синие глазки Оливии сияли.

Далее разговор перешел в финансовые плоскости. Мистер Грей выразил сожаление, что не может дать за племянницей достойное приданое, однако денежный вопрос менее всего волновал баронета. Он коротко обрисовал результаты своей поездки в Лондон и Линкольн. Из слов его явствовало, что найденный клад оценивается в сумму, едва ли не превышающую его нынешнее состояние. И он настаивает, что часть этой суммы должна по праву перейти мистеру Грею, как владельцу карты, положившей начало этой истории.
- А вот это, - в руках хозяина Блэкберна появилась плоская коробочка, - я хотел бы вручить своей невесте… до венчания, как знак моего расположения и в память о днях, проведенных под крышей Блэкберна… С вашего позволения, разумеется.

На черной бархатной поверхности лежало изумрудное ожерелье.