* Старый конь борозды не портит.
Время и место действия: 19 октября 1811 года, вторая половина дня, имение Ричарда Шарпа «Папоротники».
Действующие лица: мистер Ричард Шарп, миссис Ребекка Шарп, доктор Чарльз Добсон.
Записки на манжетах |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Записки на манжетах » Архив исторических зарисовок » An old horse doesn't spoil the furrows
* Старый конь борозды не портит.
Время и место действия: 19 октября 1811 года, вторая половина дня, имение Ричарда Шарпа «Папоротники».
Действующие лица: мистер Ричард Шарп, миссис Ребекка Шарп, доктор Чарльз Добсон.
Пострадавший эскулап (как и следовало ожидать) остался на ночь, поскольку возня с брюками затянулась, а других мистеру Добсону не привезли – усилившийся во второй половине дня дождь смыл последние надежды избавиться от настырного поклонника хорошеньких рыжеволосых дам. Ричард Шарп стоически крякнул, и со вздохом распорядился удвоить количество грудинки к обеду.
Ветреная ночь сменилась пасмурным дождливым утром, предвещавшим столь же хмурый и скучный день – один из многих осенних дней, какие Ричард Шарп проводил в любимом малиновом кресле, придвинутом к камину, с толстым географическим атласом на коленях.
Предметом научного интереса хозяина «Папоротников» был сказочно богатый город Тимбукту, о котором недавно за обедом поведал ему мистер Грей; тогда Шарп не понял, шутит сосед или говорит серьезно, однако невеждой прослыть не пожелал, и, улучив удобный момент, принялся искать город на карте Индии и обеих Америк.
Поиски успехом не увенчались и сильно подорвали веру мистера Шарпа в ученых географов, однако засыпать у камина в атласом на коленях вошло у него в привычку; пролистнув страницы с Калифорнией и Мексикой, эсквайр начал негромко посапывать, к тому времени, как в гостиную вошла миссис Шарп, скромное сопение перешло в музыкальный храп, на высоких нотах достигающий «фа» второй октавы.
В отличие от хозяина «Папоротников» Ребекка Шарп не могла посетовать на присутствие мистера Добсона в доме, пусть даже ценой этого были штаны вышеупомянутого мистера Добсона, вернее, их фактическое отсутствие. Поклонников у дамы, как фрикаделек в супе, много быть не может! Тем более, у доктора, помимо факта его очевидной принадлежности к мужскому полу, имелось еще одно неоспоримое достоинство – знания о лекарственных растениях а так же опиумная настойка, которую предприимчивая миссис Шарп охотно заимела бы для мелких хозяйственных нужд. Но пока что переговорить с доктором душевно и по душам возможности не представлялось, каждый взгляд рыжеволосой бедной родственницы, брошенный в сторону доктора Добсона, вызывал на лице мистера Шарпа такую гримасу, будто у него разболелся зуб. Но тяга к знаниям – страшная сила. Поэтому Ребекка сначала совершила набег на библиотеку, где нашла Ботанический справочник, а затем решила перебраться с ним в гостиную, поближе к огню и свету.
В гостиной почивал хозяин, отдаваясь дневному сну со всей душой, видимо, блуждая в сопровождении Морфея по географическим широтам. Ну а безутешная вдовушка пустилась продираться сквозь дебри флоры, с каждой просмотренной страницей впадала в состояние, близкое к священному ужасу. Кто бы мог подумать, что столько всего может расти, и не где-нибудь, а, если верить справочнику, на каждом шагу. А эта латынь… почему бы не писать все на понятном английском языке? От латыни у Бекки разболелась голова.
Последняя осенняя муха, сонная и ленивая, села на справочник, Ребекка отогнала ее рукой. Назойливое насекомое, жужжа, совершило медлительный круг над головой мистера Шарпа, пересекла пешим ходом обе Америки и перелетела на нос хозяина «Папоротников». Бекки отложила свое изучение флоры и перенесла внимание на фауну. По крайней мере муха не пыталась говорить на латыни…
Ричарду Шарпу снился сон. Снилось ему, что он с мистером Форестером поспорил о рабочих качествах его хряка-производителя, в каковых сосед посмел усомниться, в связи с чем оба проследовали в хлев, брезгливо обходя коричневые лужицы, пристально рассматривали достоинства предмета спора, и отгоняли назойливых осенних мух. Одна из них, особенно навязчивая, облюбовала нос хозяина «Папоротников». Мистер Шарп мотнул головой, словно застоявшийся жеребец – раз, другой, всхрапнул и… проснулся. Географический атлас соскользнул с колен и, смачно причмокнув, шлепнулся на больную ногу.
Обладатель подагры немузыкально взвыл, в сердцах помянул черта, оглянулся в поисках колокольчика и узрел наблюдающую за ним гостью с таким же угрожающих размеров справочником на коленях. Надо признать, весьма недурно обрисованных коленях (в связи с чем Шарп уже успел возблагодарить Империю, привнесшую в женскую моду платья струящегося книзу кроя).
Ситуация получилась неловкая, требующая немедленного исправления – что Шарп и сделал с присущим ему изяществом выражений.
- Кхм… - откашлялся старый мизантроп, апоплексически розовея и судорожно оправляя домашнюю куртку, - никогда не предполагал, что юные леди увлекаются чтением научной литературы. Неужели у вас, мадам, не нашлось занятий поинтереснее? Чем там положено интересоваться дамам? Кружева, шляпки, парижские моды? Контрабандный шелк?
Кружева и шляпки – это, конечно, прекрасно. И против контрабандного шелка миссис Шарп тоже ничего не имела против. Но увы, шляпки и кружева из воздуха не берутся, и добрые ангелы их не приносят за добродетельное поведение. Так что приходится выкручиваться.
И Ребекка выкрутилась в меру сил и фантазии, захлопнув внушительный фолиант как раз на Daphne acutiloba:
- Заинтересовалась полезными свойствами горчицы и базилика, мистер Шарп, как я поняла, мистер Добсон сторонник здоровой кухни, я же, признаюсь, предпочитаю, чтобы блюда были не только здоровыми, но и вкусными.
Бекки очень надеялась, что вдаваться в кулинарные подробности хозяин «Папоротников» не станет, обычно мужчины боятся всех вопросов, касающихся домоводства, как огня.
- Надеюсь, я не помешала вам, мистер Шарп, - забеспокоилась хорошенькая вдова и встала с кресла, трогательно прижимая к груди Ботанический справочник. – Вы, вероятно, работали? Генри говорил, что вы человек весьма обширных интересов.
Эсквайр выпрямился, выпятил грудь и втянул живот.
Ричард Шарп, как и все мужчины его возраста и положения, был особенно чувствителен к тонкой лести. Словарь лестных для мужского уха выражений миссис Шарп был необычайно объемен.
- Э-ээ… Кхм… Да, знаете ли, мадам. Чтение развивает ум. Мужской ум, разумеется. Хорошенькой женской головке это ни к чему. Нет, это ни в коей мере не касается кулинарии! Кулинарные таланты леди – первейший признак достойного воспитания. Я вообще считаю, что женское образование нужно лишь для того, чтобы женщина могла прочесть кулинарную книгу и Библию, - разоткровенничался мистер Шарп, взирая на личико миссис Шарп немного снизу.
Ребекка подошла ближе, прикрывая соблазнительные картины ботаническим справочником.
Старый сатир заерзал и вскочил с места,
- Дайте мне книгу, мадам, и присядьте рядом. Вот, на этот диван. На нем достаточно места, чтобы сесть двоим. Хорошо ли вы устроились? Не дует ли из окна? Расскажите мне о приготовлении говядины с горчицей и эстрагоном!
Господи боже! Говядина с горчицей и эстрагоном! Миссис Шарп на какое-то мгновение даже поддалась губительной панике, обычно в разговорах с джентльменами достаточно было улыбаться и иногда кивать, вставляя что-нибудь вроде «Да что вы говорите!» и «Кто бы мог подумать!». Собственно, две эти фразы составляли главную часть разговорного запаса любой дамы. В «Папоротниках» же от Ребекки то и дело требовались то ученые беседы с доктором Добсоном, то, угодно ли, гастрономические, с мистером Шарпом.
К счастью, Бекки никогда не терялась. Да и на помощь пришла миссис N, жена генерала N из полка Генри, которая больше всего на свете любила поесть и посплетничать, можно вместе, можно по отдельности. Сколько пикантных подробностей узнала от нее Ребекка, и, да, про говядину с эстрагоном тоже что-то было. Кажется, начинался рассказ так: «Велела приготовить как –то миссис Т говядину с эстрагоном и горчицей, а для нее нужна свежайшая вырезка, милочка моя, наисвежайшая! И горчица – только из Дижона!… И пошла к мяснику, а он и говорит…». Дальше фигурировал муж мисс Т, тесак мясника, и какие-то части туалета дамы.
В глазах Ребекки загорелся вдохновенный огонь, Ботанический словарь был забыт, до поры, до времени. Миленькие цветочки на корсаже платья пришли в движение, заволновавшись от вздоха молодой вдовы, присевшей рядом с любимым дядюшкой горячо любимого мужа. Очень удачно – покойного.
- Главное, мистер Шарп, это свежесть вырезки, - с придыханием произнесла она, глядя сияющими глазами в очи мистера Шарпа. – Конечно, горчицу можно взять любую, но самая лучшая, та, что из Дижона. У нее особенно нежный вкус! А вот эстрагона нужно добавлять очень осторожно , (спасибо Ботаническому словарю) эстрагон прекрасное средство против отеков (чистая правда!), но…
Ребекка замялась, хлопая ресницами.
- Как бы точнее выразиться… доктор Добсон справился бы лучше… но как я слышала, джентльменам не стоит очень увлекаться этой приправой, она провоцирует излишнюю темпераментность. Что может быть вредно для здоровья.
Последний факт, надо сказать, Бекки присочинила уже из чистого озорства.
Миссис Шарп была слишком свежа и жизнерадостна…. Непростительно свежа и жизнерадостна. Она разительно отличалась от вдовы полковника Трентона, сухощавой и чопорной дамы неопределенного возраста, в неизменных черных одеждах, в которые та облачилась в сентябре прошлого года, получив сообщение о гибели супруга на Пиренеях, близ Бадахоса. Миссис Трентон отвечала всем чаяниям местных блюстительниц нравов, будучи особой тихой, кроткой, крайне набожной, блеклой и незаметной.
Всем своим видом и манерами Ребекка попирала устои. И, хотя общество еще не ведало о существовании вдовы племянника, владелец «Папоротников» знал – миссис Шарп непременно станет попирать устои – иначе было невозможно.
Рыжие завитки, небрежно выбившиеся из-под чепчика миссис Шарп, золотом плавились в пламени камина. Соблазнительная грудь колыхалась в вырезе шемизетки. Легкомысленные цветочки, вышитые на корсаже, колыхались в такт.
Шарп облизнул пересохшие губы.
Ребекка говорила об эстрагоне, горчице и способах приготовления говядины. Если бы миссис Шарп говорила о способах выращивания турнепса или разведении тутового шелкопряда, Ричард слушал бы ее с неменьшим вниманием.
«Эстрагон», – сказала Ребекка.
Шемизетка шелохнулась.
Шарп заерзал.
- Вы чрезвычайно умны и начитанны, мадам… для женщины, разумеется, – булькнул старый сатир, и поинтересовался, придвигаясь на пару дюймов ближе, - разве… разве… супружеская пылкость нынче не в чести?
«Преуменьшай свои способности и превозноси ум джентльмена», - гласило правило номер какое-то там в списке личных правил на все случаи жизни Бекки Шарп. Мужчины, как дети. Им подавай игрушку, но не слишком сложную, иначе они быстро потеряют к ней интерес.
Еще одно правило – тоже немаловажное – не замечать намеки джентльмена, если они не содержат в себе прямого указания на честные намерения джентльмена. Стоит один раз отступить от этого правила, юные леди, и участь ваша будет незавидна! Но, кажется, мистер Шарп упомянул о супружеской пылкости? О…
- О… мистер Шарп, но разве вы женаты? То есть, я хочу сказать, что конечно, внимательный супруг – это то, о чем мечтает любая дама, а если он еще наделен вашими достоинствами…
В виде недурного имения, мебели, картин, земельных и охотничьих наделов, а так же ценных бумаг Ост-Индийской компании (если не приврал покойный Генри Шарп).
- Я хочу сказать, вашим умом…
Ребекка потупила очи, усилием воли вызвав на щеках нежный, девственный румянец. Никто так не умеет говорить невинные, в сущности, вещи, так, что даже у вареного лосося начинают шевелиться жабры, как молодые рыжеволосые леди с определенным жизненным опытом.
Ричард Шарп считал себя человеком опытным, неглупым и проницательным.
Для Ричарда Шарпа не был секретом простой постулат – всякий, мало-мальски имеющий отношение к наследству, станет превозносить твои достоинства, ум, опыт и проницательность, с единственным намерением оказаться поближе к твоему смертному одру – в тот самый час, когда ты, немощный, высохший, слабым голосом будешь перечислять имена и суммы.
Однако опыт и проницательность спасовали в краткой борьбе с шемизеткой и рыжими локонами прелестной вдовы. Хозяин «Папоротников» покраснел, как краснеют девицы, чью вышивку бисером похвалил новый ухажер. Правда, румянец нежно-свекольного оттенка на скулах старого мизантропа был вызван не напускной скромностью, а действием сжатого в грудной клетке воздуха - втягивать живот десять минут кряду оказалось делом весьма утомительным.
Шарп откашлялся.
- Я был женат, мадам, ныне моя супруга на небесах, и седины мои не позволяют мне задумываться о новом браке, хотя… кхм… я чувствую в себе силы и… и уверенность. Да, уверенность.
Эстрагон, базилик, дижонская горчица, шемизетка и колыхающиеся прелести миссис Шарп - все эти факторы в отдельности не сдвинули бы установки мистера Шарпа ни на йоту, собранные вместе, они стали катализатором поистине революционного решения.
- Я подумал, мадам… если «Папоротники» пришлись вам по душе, а местный климат не вызывает изжоги, вы могли бы остаться здесь… в качестве экономки и домоправительницы.
Мысли в хорошенькой головке рыжеволосой вдовушки метались, как кошки, облитые кипятком. Ну хорошо, как стрижи, взбудораженные приближающимся дождем.
Домоправительница и экономка это куда лучше, чем бедная гостья, но дело в том, что честолюбивые намерения Ребекки за три дня пребывания в «Папоротниках» приобрели масштабы прямо-таки грандиозные. Заметив определенную склонность мистера Шарпа к ее обществу, Бекки поставила себе цель – стать следующей миссис Шарп и хозяйкой прекрасного поместья.
Итак, приближало, или отдаляло Ребеку от свадебных колокольцев предложение остаться в доме на правах экономки? Бекки, поразмыслив, решила, что приближает. Вдова сколь угодно любимого племянника не может долго гостить в поместье пусть весьма пожилого, но все же холостяка, общество неизбежно увидит в этом повод для сплетен и осуждения. Экономка же – совсем иное дело.
- Мистер Шарп, вы так добры, - прошептала она, взяв в свои мягкие ладошки высохшую длань старика. В конце концов, благодарность должна быть искренней и прочувствованной, разве нет? Поэтому глаза Ребекки сияли и были влажны от непролитых слез, а пальчики подрагивали от переизбытка чувств. – Благодарю вас, для меня нет большей радости, как остаться здесь… с вами. Мне кажется, Генри бы хотел этого… не правда ли? Он так любил вас, и этот дом! Вы потеряли племянника, мистер Шарп, - закончила она проникновенно. – Но теперь у вас есть я, я постараюсь заменить вам вашего любимого Генри!
Шарп удовлетворенно крякнул и завозился с удвоенным пылом – близость рыжеволосой нимфы и ее ответ служили прекрасным катализатором стремительному воодушевлению неюного эсквайра.
Согласие миссис Шарп открывало изумительные (с точки зрения мистера Шарпа) перспективы. Ее присутствие в доме будет узаконено, и эта прихоть обойдется ему в какие-нибудь сорок фунтов в год… если вдовица не окажется чересчур корыстной особой.
Ее положение в доме будет вполне легальным. И позволяющим некоторые вольности в обращении, которые не позволишь в обращении с гостьей и дальней родственницей – будь то требование явиться в библиотеку в любое удобное для него время, дабы обсудить проблемы покупки гобелена для спальни, или просьба почитать ему в гостиной перед сном – домоправительница не откажет своему хозяину в такой малости. Приученная не отказывать, миссис Шарп вскоре станет покладистой и в иных вещах. Воображение мистера Шарпа дорисовало перспективы. Одним словом, мысли мистера Шарпа приняли направление вполне определенное – настолько определенное, что – еще немного, и эстрагону вовсе и не понадобилось бы, однако хозяин «Папоротников» имел все основания гордиться своей выдержкой.
Он пожал трепетную ручку вдовы и отодвинулся на пару дюймов.
- Двадцать фунтов в год вас устроит, мадам?
Устроят? Какие-то жалкие двадцать фунтов в год? Примерно столько же получала гувернантка, обучая отпрысков какого-нибудь спесивого аристократа чтению и рисованию. Разумеется, Ребекку никогда не устроит двадцать фунтов в год, разумеется, Ребекка оценивала себя гораздо дороже, но зачем мистеру Шарпу об этом знать? Если бы мужчины знали обо всем, что творится в головках хорошеньких женщин, они бы никогда не женились! Нет. Терпение, скромность и нетребовательность (во всяком случае, для начала) вот три кита, на которых Ребекка Шарп намеревалась построить свое благополучие в «Папоротниках». Ну, еще и опиумная настойка, но тут было не обойтись без помощи доктора Добсона.
- Разумеется, мистер Шарп, - кротким голоском проговорила она. – И поверьте, я сделаю все (выразительный вздох, выразительное колыхание шемизетки) чтобы быть вам полезной. Надеюсь, мое присутствие не вызовет ни у кого неудовольствия. Увы, не все так добры иблагородны, как вы, мистер Шарп.
Как подсказывал жизненный опыт и здравый смысл, вокруг старых богатых дядюшек всегда крутится голодная стая из племянников, племянниц, сестер, кузин разной степени родства. И любого из родственников насторожит присутствие в доме молоденькой, хорошенькой экономки, которая уже имела в своем почетном списке одного Шарпа, правда, ныне покойного.
Но почему бы и не побыть яблоком раздора? Ребекка улыбнулась. Роль как раз для нее!
С точки зрения мужчин, покладистость – наиболее приятная черта женского характера, во многом превосходящая ум, живость и даже житейскую мудрость. Женская привлекательность Бекки в глазах мистера Шарпа выросла многократно, и стала вровень с лепниной на потолке гостиной.
С другой стороны, столь скорое согласие на двадцать фунтов в год – сумму, за которую не согласилась бы работать на хозяина «Папоротников» даже миссис Пибоди, могло вызвать закономерные подозрения в весьма поверхностном уме и полном отсутствии практичности обладательницы рыжих волос и совершенных форм.
Для экономки свойство невозможное.
Однако удовлетворение от выгодной сделки не могло омрачить облачко сомнения.
Непрактична?
Практичности Ричарда Шарпа достанет на двоих.
К тому же, ни одна миссис Пибоди не сравнится с Ребеккой как в умении говорить нежным голоском всяческие благоглупости, так и в умении более полезном – благоговейно внимать, когда того требует мужчина.
Напоминание о «домашних» царапнуло самолюбие эсквайра. Племянник существовал где-то за гранью мечтаний старого ловеласа, к тому же, после завтрака он уехал в Линкольн – следовательно, его мнение можно было вовсе не принимать в расчет.
- Мое желание - закон в этом доме, - буркнул Шарп, пожирая глазами новоиспеченную экономку, - Чарльз и пикнуть не посмеет, опасаясь моей немилости.
Где-то в глубине души шевельнулось подозрение: не стоят ли за покладистостью вдовы намерения куда более циничного и прагматического толка… шевельнулось и растворилось бесследно, при одном взгляде на колыхание барежевой косынки, обвивающей стройную шею.
За прозрачной тканью стучали пульсы.
Пульсы стучали в самых неожиданных местах организма Ричарда Шарпа.
Шемизетка победила паранойю.
Рано утром Добсон, рассыпавшись в благодарностях перед Хиггинсом, одолжившим ему свои парадные брюки и напоившим чашкой крепко заваренного чая с капелькой наливки, торопливым шагом отправился к своей новой пациентке в Блэкберн-холл. Проведя там положенное время и честно отработав полученный задаток, он поспешил в свой коттедж, где переоделся, и птицей полетел обратно в «Папоротники», чтобы вернуть взятую в аренду вещь хозяину.
Достигнув заветной цели, доктор почувствовал себя древнегреческим гонцом, преодолевшим путь от Марафона до Афин. Он буквально валился с ног, а потому решил, что будет правильным немного отдохнуть в доме мистера Шарпа под предлогом заботы о его больной ноге. Сообщив Хиггинсу, что на минутку заглянет проведать его хозяина, он ожидал, что дворецкий, по своему обычаю, проводит его до нужной комнаты. Но Хиггинс был страшно занят, надзирая за приготовлениями к обеду, и потому сказал только, что хозяин в гостиной, и вернулся к своим баранам, вернее – к распеканию кухарки и мальчишки-посыльного, не успевшего доставить два нужных ингредиента из лавки зеленщика.
Подойдя к двери гостиной, доктор расслышал голоса и решил немного обождать снаружи. Он постоял с той стороны двери и внимательнейшим образом поприслушивался и поприглядывался сквозь замочную скважину к тому, что говорилось и происходило внутри гостиной. Проистекало такое поведение вовсе не из-за того, что сельский эскулап был излишне любопытным: о нет! Объяснялось все просто: доктор смущался. Будучи джентльменом только по велению души, он все время боялся сказать или сделать что-то не то в обществе джентльменов по рождению, к коим принадлежал хозяин «Папоротников» мистер Ричард Шарп.
«Входить иль не входить, и если входить, то в какой момент?» - этот вопрос мучал эскулапа, пока он выслушивал предложение, от которого миссис Шарп, увы, не смогла отказаться. Он злился на себя за то, что ему первому не пришло в голову предложить ей то же самое, и даже лучше: прекрасная вдова с подозрительной легкостью и быстротой согласилась на двадцать фунтов в год, невзирая на дополнительную прибавку к жалованью в виде общества старого подагрика. А если бы одно из слагаемых (а именно – немощный мистер Шарп) было заменено на куда как более молодого и крепкого профессионала (доктора), не ухватилась ли она за это предложение обеими руками? Но где изыскать дополнительные двадцать фунтов год, доктор, увы, не знал. Даже если отправить на заслуженный отдых собственную экономку, высвободилось бы всего ничего: фунтов семь-восемь в год плюс питание и постель. А в наличии у него имелась лишь четверть требуемой суммы – пять хрустящих банкнот, полученных от баронета, часть из которых придется потратить на покупку новых брюк.
Добсон вздохнул и усилием воли заставил себя вернуться к своему профессиональному долгу: лихорадочное биение пульса мистера Шарпа слышно было даже здесь, за плотно прикрытой дверью, а потому, опасаясь за своего пациента, доктор постучал в дверь и все же вошел.
Итак, первый этап по утверждению собственной прелестной персоны в доме мистера Шарпа можно было считать успешно пройденным. С чем Ребекка себя и поздравила. Но Бекки была дамой здравомыслящей (даже слишком), поэтому не питала иллюзии относительно того, что уже завтра ее имя появится в завещании дорогого дядюшки горячо любимого мужа. Покойного мужа. Это очень важная деталь. Потому что вдова может снова выйти замуж. А там и до завещания рукой подать.
Высказывание хозяина «Папоротников» относительно родственников было выслушано с должным вниманием и восхищением.
- Конечно, мистер Шарп, уверена, так оно и есть, - почтительно кивнула Бекки, размышляя про себя, сколько еще протянет старый подагрик, такие вот старики на редкость живучи, своим характером иногда сводят в могилу ни одно поколение племянников-кузин, да еще и парочку жен туда же. Ну да не будем бежать впереди фаэтона.
Появление доктора Добсона пришлось как нельзя кстати. Во-первых, не смотря на очевидный талант к легкомысленному щебету, Бекки уже слегка утомилась восторженно вздыхать, хлопать ресницами, и выдавать восхищенную реплику на каждое слово гостеприимного хозяина. Во-вторых, достойный эскулап – Бекки чувствовала это сердцем, которое билось под тонким батистом – мог сыграть определенную роль в плане по укрощения мистера Шарпа и приведению его к алтарю.
- Мистер Добсон, - с детской непосредственностью воскликнула она. – Как я рада вас видеть! А мы с мистером Шарпом как раз обсуждали приправы! Горчица, доктор, что вы скажете о горчице? И о эстрагоне!
И, пожалуй, будет лучше, если сам мистер Шарп сообщит доктору новость о том, что французские блюда поселятся теперь на кухне «Папоротников», как и сама Бекки в этом доме в качестве экономки, пока не выпадет случая стать хозяйкой поместья.
- Горчица горчице рознь, - с порога заявил эскулап. - Если взять, к примеру, французскую на уксусе – так она покрепче и со всякими добавками, в том числе есть и с эстрагоном, о коем Вы, миссис Шарп, только что упомянули. А наша, английская, сваренная на яблочном соке, - эта послаще. Впрочем, любая подойдет для употребления наружно: если приложить компресс с горчицей на …гм…грудную клетку или к пяткам больного, то можно успешно справиться с самой закоренелой простудой. Если, конечно, больной выдержит подобный согревающий компресс достаточно долгое время, - честно признался он и переключил свое внимание на хозяина дома:
- Как Вы себя чувствуете, мистер Шарп? Мне, собственно, пора и честь знать: мисс Обидиенс наверняка уже недоумевает, куда это я запропал…Это моя экономка, - объяснил он миссис Шарп и, пожевав губами, счел необходимым добавить, - Весьма достойная женщина, весьма!
Доктор поклонился на обе стороны и снова прислушался к пульсу пациента.
«Нет, показалось», - заключил он, - «Или же старикан, наконец, умерил свой пыл»
Согласие Ребекки, вероятно, оказалось неплохим болеутоляющим - по крайней мере, таким бодрым, полным сил и жажды перспектив последний раз мистер Шарп чувствовал себя добрых сорок лет назад, когда умудрился всучить сорок рулонов английского сукна голландцу Якобу ван Клеве по цене, на семь процентов превышающей рыночную. Посему хозяин «Папоротников» являл собой воплощение абсолютного довольства миром – разве возможно иначе, когда в его коллекции появилась женщина, чьи достоинства в сумме воплощали собой абсолютную женственность?
Шарп хитро прищурился.
Как всякий выскочка, он не упускал возможности подчеркнуть разницу в социальном положении своем и провинциального лекаря, однако удовлетворение, испытанное при упоминании доктором имени мисс Обидиенс, послужило дополнительным катализатором сложным биохимическим процессам организма мистера Шарпа – и его самомнение достигло небывалых высот.
Даже здесь он обскакал Добсона.
- О, разумеется, доктор, - скрипучим баритоном пропел стремительно выздоравливающий эсквайр, - разумеется, доктор. Мисс Обидиенс наверняка беспокоится о вашем долгом отсутствии. Мисс Обидиенс, - повторил он, сложив губы брезгливой трубочкой, как обычно делают дети, проглотив лакричный леденец, - дама выдающихся достоинств.
На взгляд мистера Шарпа, выдающимися у мисс Обидиенс были лишь римский нос, локти и колени, и сама почтенная дама больше напоминала престарелую лошадь, нежели женщину – костлявую, выносливую и решительную.
- Миссис Шарп, разумеется, много моложе мисс Обидиенс, - с нескрываемым торжеством в голосе продолжил он, - и у нее не столь богатый опыт в ведении хозяйства сельского джентльмена, - индюшачьи перья мистера Шарпа образовали воображаемую корону вокруг сияющей лысины, - но ее природный ум и старание сотворят чудо… не так ли, миссис Шарп? Миссис Шарп согласилась остаться в «Папоротниках» в качестве экономки.
Миссис Шарп слушала и делала выводы, хотя никто бы не сказал, глядя на Бекки, что мысли ее могут вместить что-то посущественнее узора для вышивания. Выводы были следующие: мистер Шарп подвержен греху тщеславия и азарта, а так же соперничества. Это были замечательные качества для престарелого джентльмена, отягощенного подагрой и состоянием, которое так и просилось в лапки очаровательной вдовы. Эти качества определенно стоило принять во внимание!
- Если миссис Обидиенс так хороша, то, может быть, она согласится дать мне пару советов, мистер Шарп, доктор Добсон? Касающихся ведения хозяйства, - голос Ребекки был невинен, как у дитяти. – Конечно, опыта у меня маловато, но я буду очень стараться!
Конечно, что там наговорит эта старая перечница относительно заготовки солений и варки мыла (почему то Ребекка с самоуверенностью молодости решила, что экономка доктора старая перечница) не важно, но у нее будет отличный предлог наведаться в гости к мистеру Добсону, счастливому (и холостому) обладателю опиумной настойки, а так же неоценимых познаний в области лекарственных трав.
Бекки улыбнулась.
У Бекки появился план.
Пациент, как всегда, бил наверняка и по самому больному месту: доктор, несмотря на свое происхождение, а, возможно, именно благодаря ему, тоже не был чужд сословных предрассудков. О мисс Обидиенс он упомянул лишь по одной причине: чтобы подчеркнуть, что и у него, простого провинциального эскулапа в услужении есть целая экономка, а не обычная прислуга.
Пришлось удовольствоваться этой мыслью. За ней пришла следующая, не менее утешительная: по сравнению с мистером Шарпом, он экономил на ее содержании почти 10 фунтов в год, которые, как известно, на дороге не валяются!
Новость об изменившемся положении миссис Шарп в доме его пациента благодаря замочной скважине таковой уже не являлась, однако доктор счел необходимым затушевать этот факт и придал своему лицу подобающее ситуации выражение удивления и сдержанной радости.
- Гм, мои поздравления, мистер и миссис Шарп! Какое необыкновенное, буквально оглушительное известие! – доктор представил себе физиономию Хиггинса, когда тот узнает, с кем ему придется делить ответственность за благополучие хозяйского дома. Обрадуется, не иначе. Одно дело – подносить на серебряном блюде сырую петушиную печень и чистое полотно прелестной гостье, совсем другое – вдаваясь в ненужные подробности, многословно объяснять экономке, чем вызвано неожиданное и резкое понижение уровня в графине с вишневой наливкой. Поскольку Добсон принимал самое деятельное участие в экспериментах с наливками мистера Шарпа, то и дело, с согласия Хиггинса, заимствуя небольшие порции для проведения биохимического анализа, сейчас он почувствовал смутное волнение и потребность оказать посильную помощь своему соратнику. Где-то в кабинете у доктора валялась книжица с описанием опытов Лавуазье, убедительно доказывающих, что вес сосуда, лишенного жидкости, существенно уменьшается. Надо будет вооружить этим научным трудом дворецкого, чтобы в случае необходимости тот смог убедительно оправдаться. Если, конечно, мисс Обидиенс снова не переставила все книги местами, стирая с них пыль.
Просьба рыжеволосой чаровницы о прохождении ученичества под началом сухопарой и крайне пуритански настроенной докторской экономки его обрадовала: подвернулся случай быть полезным даме, к коей неровно дышал его пациент и благодетель.
- С радостью предоставлю мисс Обидиенс в Ваше полное распоряжение, миссис Шарп! Думаю, я смогу отпускать ее сюда на пару часиков ежедневно, чтобы она на месте показала Вам что и как.
Избавление от общества собственной экономки хотя бы на пару часов в день показалось ему манной небесной.
Мечтаниям доктора Добсона сбыться было не суждено. Одна только мысль, что старая кляча Обидиенс будет сидеть в его доме, пусть даже на кухне (ибо Шарп не предполагал возможным терпеть почтенную даму за одним с ним столом), пить его чай, который нынче, в связи с торговой блокадой и связанными с ней неудобствами, вырос в цене вдвое, опустошать графины с вишневой наливкой (Шарп предполагал, что эта пагубная страсть передается от хозяина к экономке так же легко, как насморк), и давать Ребекке всяческие вредные советы, какие непременно дают молодым и хорошеньким женщинам почтенные дамы, лицом и статью напоминающие тягловую лошадь, привела его в состояние легкого нервного возбуждения. Доктор еще не успел закончить свою тираду, а хозяин «Папоротников» уже умудрился выстроить оборонительные редуты.
- Знаете, Добсон, - душевно начал он, апоплексически краснея – увы, набор болячек, которыми обзавелся Шарп с возрастом, легко выдавал его душевное состояние, - знаете что, дражайший доктор Добсон… Я не могу не оценить вашу заботу об образовании моей, - «моей» было подчеркнуто особенно, - экономки, но тревожить уже немолодую и не крепкого здоровья даму, заставляя ее прогуливаться пешком почти три мили по осенней слякоти… это жестоко.
Правду сказать, мистер Шарп считал, что здоровье мисс Обидиенс позволило бы ей без труда пройти десяток миль пешком не только по осеннему бездорожью, но и по пересеченной местности, однако вслух он этого не произнес.
- Одним словом, если миссис Шарп пожелает прислушаться к советам мисс Обидиенс, ей придется навестить ее в вашем доме, доктор, - заключил эсквайр, отчаянно надеясь, что дожди и распутица помешают осуществлению намерений Ребекки.
Эпизод завершен.
Вы здесь » Записки на манжетах » Архив исторических зарисовок » An old horse doesn't spoil the furrows