Дело есть дело.
Первые числа мая. Адвокатская контора "Кассель и сыновья". Вскоре после полудня.
Записки на манжетах |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Записки на манжетах » Архив исторических зарисовок » Les affaires sont les affaires
Дело есть дело.
Первые числа мая. Адвокатская контора "Кассель и сыновья". Вскоре после полудня.
С момента великого посрамления месье Мартэна прошло уже две недели. Первые дни после этого знаменательного события впечатлительной мадемуазель Лекур было немножко страшно выходить на улицу. Ей казалось, что за каждым углом ее поджидает доктор, в груди которого клокочет ярость и жажда отмщения. Однако дни проходили, за углами обнаруживались только равнодушные незнакомые люди, и Эви осмелела. Теперь случившийся переполох способствовал тому, чтобы девушка чувствовала себя вполне способной вылезти из неприятных и двусмысленных ситуаций, что прибавило ей уверенности и заставилось смотреть на Париж не только как на вожделенный приз, но и место собственного небольшого триумфа. Мадам Постик залечивала раны женского самолюбия всевозможными способами, из которых мадемуазель Лекур охотно разделяла самый эффективный - поход по магазинам, благо Алиса поощряла.
Так что в этот солнечный день на мадемуазель Лекур, чьи каблучки отсчитали ровно пять ступенек, ведущих от тротуара к стеклянной двери конторы месье Касселя, красовался новый светло-сиреневый костюм. Цветы в тон украшали элегантную круглую шляпку с небольшими полями и короткой вуалью. Тоже совершенно новую.
- Месье Кассель ждал меня к полудню. Я чуть опоздала, - виновато улыбнулась Эви секретарю.
Что именно она должна подписать и почему это надо было сделать именно в конторе, из витиеватой речи месье Касселя, что была произнесена пару дней тому назад, мадемуазель Лекур не поняла.
Отредактировано Ève Lecours (2014-12-09 21:45:07)
Месье Кассель сидел за поддельным дубовым столом в своем кабинете, мрачно попыхивая сигаретой и кидая осуждающие взгляды на материалы одного бракоразводного процесса. Муж хотел оставить с носом жену, жена, как водится, стремилась обчистить мужа, и оба на удивление дружно не желали особо раскошеливаться на услуги юриста. Препарировать любовь несложно, если удается с первой попытки нарезать ее на верные доли и подружиться с клиентами, но ежели супруг отказывается от приглашения пропустить по бокалу пива, а супруга кислится в ответ на улыбки, то пиши пропало и готовь беруши.
Скучные профессиональные заковыки на фоне развивающегося актерского мастерства Береттона откровенно досаждали поверенному. Человек не менее творческий и любящий веселиться, он, Эжен, должен прозябать свою жизнь в этом чертовом кабинете с вечно не закрывающейся форточкой (папаша отказывался выделить на ремонт деньги из бюджета фирмы, апеллируя тем, что рама была решительно сломана самим Касселем-младшим при попытке бегства с рабочего места). А этому паяцу прямо в руки плывет крупная рыба – да еще какая, золотая! Нежный образ мадмуазель Лекур всплыл в памяти поверенного: наследница, монашка и просто красавица, идеальная партия! Доктор уже был списан со счетов; Эжен не без удовольствия утилизировал бумагу с его банковскими реквизитами. Оставалось устранить лишь Никки…
- О, мадмуазель, рад видеть! – осклабившись, поверенный поспешно сбросил ноги со стола. – Закрывайте дверь, сквозняк! И присаживайтесь, присаживайтесь, устраивайтесь и расслабляйтесь! Шампанское, коньяк, вино? Легкий аперитив в нашем деле не повредит – а дело наше запутанное, как и всякое, связанное с наследством. Как семейный юрист, могу дать вам бесплатный совет. Это хорошо, что вы сегодня одна и без компаньонки, потому что речь пойдет о ней, – вам не кажется, что мадмуазель Береттон шарлатанка?
- Мне... мне... мне просто воды, месье...
Сквозняк все-таки объявился, прошелестел по ногам мадемуазель Лекур, обутыми в черные ботики с перламутровыми пуговками, конечно, в тон костюму и цветам на шляпке, и оглушительно хлопнул дверью. Эви вздрогнула и поспешила к столу. Под короткой вуалью глаза блестели изумлением: мэтр Кассель решительно не вписывался в образ поверенного. По твердому убеждению девушки, настоящий адвокат не сидит, разложив ноги на столе, не шутит и не предлагает шампанское в двенадцать утра. Его посадка за столом безукоризненна, манеры церемонны, он не улыбается и пьет только кофе.
- Или кофе, - мадемуазель Лекур присела на краешек стула для посетителей, чуть не упала, после чего вдвинулась глубже и, набравшись смелости, выдала последний вариант. - Лучше воды и кофе.
Про наследство Эви ничего не знала - если учесть условие его получения, которым являлось замужество, неудивительно, что мадам Постик свою племянницу просвещать не спешила. Последняя догадывалась из намеков, что ей что-то причитается, но ни за что бы не решилась предпринять каких-либо шагов по выяснению, что именно. Известие о запутанности заставил Эви почувствовать некоторое волнение, тем более что все это оказалось каким-то образом связано с мадемуазель Береттон. К Доминик Эви испытывала чувство, смешанное из уважения и восхищения. Легкость, с которой та составила и претворила в жизнь план по выдворению коварного жениха ее двоюродной бабушки, окончательно сделала из девушки поклонницу компаньонки.
- Почему же шарлатанка? - Эви вытянулась в кресле и даже чуть-чуть поджала губы, намереваясь продемонстрировать свое недовольство подобными предположениями. - Мадемуазель Береттон очень импульсивна, готова на любые безумства и не любит подчиняться правилам. Но мадам Постик как раз такая компаньонка и нужна. И где же тут шарлатанство?
Ужаленный ревностью, Эжен подскочил и обиженно пробормотал:
- Из вас мог бы получиться неплохой помощник адвоката, мадмуазель Лекур…
В два широких шага измерив кабинет, поверенный распахнул дверь с гневным стуком по стене, выкрикнул в коридор: «Мими, нам воды и кофе с коньяком!» и закрыл дверь, уже совершенно успокоенный.
- Ба, и это пресловутая женская интуиция! Разве вы, мадмуазель Эви, не замечаете странностей м-м-мадмуазель Береттон – и моей искренней симпатии к вам? – Кассель тяжело вздохнул, присаживаясь на край стола.
- Я повидал разных барышень – но такой, как вы, не встречал – и смело могу заподозрить м-м-мадмуазель Доминик в нечистоплотности. Такие, как она…первобытного темперамента…заманят мамонта приятной улыбкой в пещеру и огреют дубиной по голове, не задумываясь! Или, расточая лестные слова, подадут кубок с ядом, отравительницы! Коварные, коварные особи! Думаете, что дележка наследства – это прошлый век, что в наше современное, быстроменяющееся время нет места династическим играм? Черта-с-два! Уж я-то знаю, поверьте мне! Как и то, что, по сведениям моего знакомого из полицейского управления, в Париже и во всей Франции не существует ни одной «мадмуазель Доминик Береттон». Я бы побоялся ночевать в комнате по соседству с такой особой – если что, могу организовать вам пристанище – из страха быть задушенным подушкой: полмиллиона франков – огромная сумма, и за меньшее убивали, и как кроваво! Предлагаю вывести интриганку на чистую воду, написать заявление в полицию и наконец сорвать с нее…покров тайны!
- Надеюсь, вы еще не успели ее…полюбить?
Неизвестно, тянула ли и в самом деле мадемуазель Лекур на помощника адвоката, но на роль его потенциальной жертвы подходила идеально. Напор месье Касселя, дополненный нужной порцией мешанины из чудовищных образов, - и Эви растерялась.
- Конечно, мы все успели ее полюбить, - почти в отчаянии созналась она под пронизывающим взглядом поверенного. - И Жюли, и Морис, и мадам Постик, и... в общем, все. И как же иначе, если сама мадам... - Эви вопросительно уставилась на Эжена.
Поведение мадемуазель Береттон и правда можно было было назвать несколько... вызывающим. Но это не настораживало юную особу, для которой после монастыря неприличным казалось решительно все. У Эви и не было другого выбора, как или поверить, что сия новая среда и есть правильная, устремившись в нее за мадам Постик, как за путеводной звездой, и веря, что белым является то, что таковым находит ее двоюродная бабка. Или уже не верить ничему, развернуться и вернуться в монастырь. И не было ничего удивительного, что мадемуазель Лекур выбрала первое. И вот теперь оказалось, что проводник сам сбился с курса?
- Вы хотите сказать, что мадемуазель Береттон - мошенница? Ну конечно, кто же еще будет скрываться под несуществующим именем? - при мысли о том, что ее тоже могут задушить подушкой, Эви судорожно схватила целый стакан воды, залпом выпила его, закашлялась от собственной поспешности, но, вместе с тем, обрела и способность рассуждать. - Но у меня нет никаких денег. Зачем же меня подушкой? Но мадам Постик в опасности! Почему же вы еще не предупредили ее?
Секретарша, сидевшая за конторкой, завидев Доминика, булькнула и медленно сползла по стулу. Из-за пишущей машинки воинственно поблескивали карие глазки в позолоченной оправе.
- Я думала, после того, как вы уронили бутыль «Реми Мартена» на красный плюшевый диван в кабинете мэтра Касселя, вы больше здесь не появитесь, - ядовито сообщила стенографистка, смерив актера взглядом, в котором дрейфовали все льды Арктики, - у мэтра посетительница.
- Я знаю, Мими, - Доминик выдернул из петлицы бутоньерку, – эта орхидея – вам. Надо сказать, диван был безнадежно испорчен задолго до досадного происшествия с коньяком – кажется, Эжен прожег на нем дыру сигаретой.
- После вашей попойки в «Бижу», - уничижительно фыркнула Мими, однако цветок взяла и сморщила губы, чтобы не улыбнуться. - Подождите здесь, друг мой. У мэтра…
- Знаю, посетительница. Меня ждут. – Доминик легко обошел конторку, смахнув полой черной бархатной куртки несколько документов, и толкнул дверь.
Кажется, секретарша что-то завопила вслед, но он не слушал.
Зато последние слова мадемуазель Лекур услышать успел.
- Она не мошенница, мадемуазель, - мужчина в бархатной куртке и вызывающе-алом шейном платке переступил порог кабинета поверенного. Серые глаза насмешливо блеснули, - et tu, Brute?
Доминик перевел взгляд на девушку, запнувшуюся при его появлении, возможно, она его не узнала.
- Она не мошенница, Эви, - тише повторил он, - она – мошенник.
Появление нового участника становящегося все более увлекательным диалога заставило девушку вздрогнуть, обернуться и близоруко сощуриться.
- Эви? - мадемуазель Лекур неожиданно почувствовала себя не в своей тарелке еще больше, чем минуту назад, в самый разгар горячих облечений месье Касселя. - Мы знакомы?
В облике нового посетителя и впрямь проглядывало что-то знакомое. И в голосе - тоже. Хорошо известное и - вместе с тем - необычное, точнее - неуместное. От ощущение дежавю офис поверенного поплыл перед глазами, как будто его опустили целиком в гигантский аквариум. В его мареве терялось нечто важное, деталь.
- Она - мошенник, - машинально повторила Эви, недоумевая, почему этому господину может быть интересна мадемуазель Береттон, потом повторила еще раз, и еще, уже гораздо осмысленнее.
В колыхающемся пространстве ярко обрисовался анфас лица. Интонация, глаза и - завершающим аккордом - взгляд. Мадемуазель Лекур восхитительно вспыхнула и совершенно неромантично икнула.
- Вы.... вы... вы... месье...? - произнести что-нибудь еще у нее не получилось, впрочем, сказанное вполне могло сойти за естественный в создавшихся обстоятельствах вопрос.
Никто еще никогда не удивлял Эви больше. Даже ее двоюродная бабушка. У родственниц оказалось много общего, во всяком случае, младшая с такой же лихорадочной поспешностью восстанавливала в голове события последнего месяца, пытаясь вспомнить все тонкости своего общения с мадемуазель компаньонкой. Коньяк из фляжки, откровенности о докторе, совместный просмотр шоу в кабаре. Они там вместе поправляли макияж, смотрясь в зеркало дамской уборной. Ой-ой-ой-ой... Слава всевышнему, у Эви не было грехов, жаждавших излиться понятливой и внимательной слушательнице.
- Вы все это время...? О... это просто чудовищно! Вы обманывали мадам Постик! - она повернулась к Эжену. - Это вы вместе придумали?!
- Тебе было назначено на полчетвертого, – мрачно процедил поверенный с бодлеровскими интонациями. – Доминик Береттон, собственной персоной. Месье и актер.
Первые мгновения эффектного антрэ Ники он запальчиво злился, больше оттого, что свет софитов был переведен на другое действующие лицо и мадмуазель Лекур, зритель не искушенный, во все глаза внимает чужой игре. Но Кассель был человеком отходчивым и чувствительным: одного взгляда профессионального сводника хватило для того, чтобы понять – эти голубки явно поладят и совьют гнездышко. «Май, любовь», – мысленно вздохнул Эжен, почему-то подумав про чулочки Мими.
Шутливо заслонив ладонью глаза, он пробормотал:
- Друг мой, от твоего таланта щиплет глаза, умерь свой пыл, – состроив страшное лицо за спиной Эви, он добавил сквозь зубы: – и помолчи чуток!
Подскочив с места, Кассель махнул на кресло и вновь присел на угол стола:
- Так, потеснимся! Доминик, ты садись сюда и угощайся, выпей водички, – в голосе скользнули нотки ностальгии по безвинно пролитому «Реми Мартену», – а я объяснюсь с нашей прекрасной мадмуазель. Видите ли, Эви, я тут совершенно ни при чем и, увы, слишком поздно узнал о кощунственном обмане месье Береттона по отношению к мадам Постик, но он актер, понимаете, ему нужна была практика перед пробами на одну роль. Конечно, Никки поступил некрасиво, не поставив мадам в известность, но он клялся мне, что его интерес вовсе не материальный, а сугубо художественный, – Эжен выразительно посмотрел на артиста. – Так что наследству мадам ничего не может угрожать, я об этом позаботился! Зачем же он все это время скрывал правду от вас, моя нежная фиалка, – не могу придумать…
Никки очень живо представил тонущего пловца, которому добросердечный лодочник протягивает спасительное весло, и нечаянно (или умышленно, черт его разберет) шарахает им по голове. Смесь выражений лиц актера в те несколько секунд, пока Эжен произносил свою «защитную» речь, представляла непередаваемый коктейль из укоризны, восхищения бурной фантазией приятеля и сомнения. Эви молчала, Эви краснела, глаза олененка расширились от удивления.
«Сейчас последует взрыв», - мрачно подумал Доминик. И, предваряя оный, поспешно ухватился за предлагаемую соломинку.
- Это… близко к правде, мадемуазель… но не вся правда. Стремление сохранить инкогнито было необходимостью и данью Мельпомене. Желание его сохранять, Эви… с тех пор, как вы появились в апартаментах мадам, претерпело метаморфозы… И в этом ваша… вина, заслуга, виктория? Как вы хотите, мадемуазель?
Он сделала шаг вперед, ища руку мадемуазель Лекур. Ухмыляющаяся физиономия мэтра Касселя служила не самым удачным обрамлением признанию, но выбирать не приходилось.
В приемной раздался шум, грохот, чьи-то голоса, в гуле которых отчетливо выделялось изумленное контральто Мими и настойчивое меццо мадам Постик.
- Похоже… - месье Береттон скользнул смеющимися глазами по лицу недавней воспитанницы монастыря, - сегодняшний вечер станет вечером откровений, нежданных, и оттого приятных вдвойне. На сцене появляется новое лицо. Вы постарались, милый друг? – Никки картинно приподнял бровь, покосившись на Жужу, но ответить тотчас же поверенному не довелось. Дверь в приемную распахнулась, и в проеме показалась запыхавшаяся Лили Постик – собственной персоной. За ее спиной маячил… кто бы мог подумать? Мэтр Мартен!
В кабинет поверенного мадам Постик влетела на всех парусах. Парусом в этом деле служила шаль столь невообразимой длины, что с ее помощью можно было превратить месье Мартэна в мумию. Впрочем, никто ничего подобного делать с шалью не хотел, поэтому она просто развевалась длинной дорогой, указывая путь, проделанный самой мадам. Алиса этого не замечала. В это утро она имела полное право быть рассеянной...
В пути мадам Постик со своим бывшим лечащим врачом и не менее бывшим женихом говорила мало, но бурно. Молчаливые промежутки, во время которых мадам была поглощена своими мыслями, прерывались короткими эмоциональными монологами, каждый из которых рисовал новый вариант причины возмутительного поведения месье Береттона. Добравшись до конторы Эжена Касселя, Лили, таким образом, чувствовала себя изрядно утомившеся, как эмоционально, так и физически. Возможно, она бы даже на некоторое время оставила сцену ради бенефиса месье Мартэна, но увиденное в комнате добавило ей сил, достаточных для короткой победоносной войны - попросту говоря, мадам узнала свою компаньонку.
Понятный интерес, который не может не испытать человек, видящий мужчину, долгое время принимаемого им за женщину, стал причиной минутной тишины: мадам сверлила недавнюю "компаньонку" взглядом. На горе всем присутствующим, мадам категорически отказало чувство юмора, зато оставшееся от него место немедленно заняли вдруг проснувшиеся старческие мнительность и любовь к теориям заговора. И чего это они все трое вдруг тут собрались?
- Отлично, - трубно возвестила Алиса, так что у секретарши в приемной немедленно должны были разлететься все бумаги. - И что у нас тут происходит, мэтр Кассель? Заседание главного штаба? Повестка дня? Как довести больную женщину до сумасшествия? Кто женится на Эви и получит деньги по праву, а кто - должен будет рассчитывать, что с ним поделятся? Разыгрываете в карты? Кидаете жребий? Выбираете считалочкой?
- Чтоб тебя, Никки! Во что ты нас втянул! – уныло огрызнулся поверенный, понимая, что вот-вот потеряет крупного клиента, владелицу коньячных погребов и просто хорошего друга мадам Постик. Засосало под ложечкой, захотелось срочно оказаться в другом месте, при других декорациях, желательно где-нибудь в Каннах и с Мими.
- Мадам! Какая приятная неожиданность! Чудесно выглядите, как Наполеон с картины Давида. О, и наш изгнанный, отличающийся финансовой нечистоплотностью доктор! Береттон, я тебя ненавижу! Рады видеть, проходите, раздевайтесь…я хотел сказать, рассаживайтесь. Кабинет маленький, боюсь, все не поместимся, мэтр Мартен замрите на месте, там у порога, да, так и стойте, верным Цербером, не подумайте, что это я вас завуалированно оскорбляю! – Эжен отдавал вялые распоряжения и пальцем чертил круги по столешнице.
- Лили, дорогая мадам! Видит бог и президент, это Доминик, он сейчас все объяснит, и пусть только попробует отбрехаться, дерзкий галл! Но каков актер, а! В женском платье или издали, так действительно можно принять за женщину! – заметил Кассель услужливо, силясь собрать все растраченное за день обаяние, чтобы улыбнуться мадам.
Оскорбленный эскулап, донельзя потрясенный многословием мэтра Касселя, замер на мгновение, чтобы через пару секунд взорваться подобно пороховой шутихе.
- Цербера? Цербера, да? Вы мне чрезвычайно польстили сравнением, мэтр. Учитывая, что защищать интересы мадам Постик больше некому, - мэтр Мартен многозначительно уставился в затылок мадам; на Эви он старался не смотреть. - Итак, вся теплая компания в сборе. Шут, его приятель, который его покрывал (если уж чернить, то мелким оптом), и обманутая ими обоими девушка, чье воспитание вы переложили на плечи человека недостойного, пренебрегая моими советами, Лили.
Рука Пьера Мартена совершила красивый полукруг и ткнулась острием указательного пальца в грудь месье Береттона. На римской физиономии доктора застыло неописуемое выражение, нечто среднее между поруганной добродетелью и торжеством гладиатора, победившего тигра.
«Нечем крыть?» - недавно оплеванный пожилой ловелас праздновал викторию. Нет, Лили не простит подобного циничного обмана ни этому убогому недо-гамлету, ни его приятелю! Всепрощение хорошо в теории.
Что касается Эви, то… На мадемуазель Лекур Пьер по-прежнему старался не смотреть.
Бенефис месье Береттона состоялся не там и не тогда. Он рассчитывал на огни рампы, большую сцену, пахнущую опилками, костюм Гамлета, бутафорский меч, «To be, or not to be: that is the question»… Вместо этого пришлось поднимать забрало и размахивать мечом воображаемым, испытывая непреодолимое желание придушить Жужу и швырнуть в физиономию месье Мартена малахитовое пресс-папье.
- Я объясню, - он стряхнул лезущую в глаза прядь волос, попеременно взглянув на мадам Постик и мадемуазель Лекур, - Эжен… мэтр Кассель, прошу прощения, прав в том, что затея была моя. Mea culpa, mea maxima culpa! – Доминик сложил руки лодочкой и заглянул в глаза Лили, - но вела меня не корысть, о нет! Попав в ваш дом по чистой случайности, ведомый лишь авантюрным интересом служителя Мельпомены, и бедностью, я остался в нем, удерживаемый чувством более сильным… чем страсть к презренному металлу и не менее презренным ассигнациям, мадам. Сколько раз я порывался признаться… столько раз отступал, малодушно опасаясь, что слова признания могут стать последними словами, что я произнесу, глядя в глаза этой девушки.
Освобожденный от оков чуждого гендера, звучный баритональный тенор месье Береттона достиг приемной. Мими подкралась к двери и превратилась в одно большое ухо – драма, что разыгрывалась сейчас в конторе мэтра Касселя, давала фору пьесам господина Мольера.
- Вы… верите мне, Эви?
Жизнь Эви протекала до Парижа в монастыре, то есть месте, весьма удаленном от настоящей жизни, так что не было ничего удивительного в том, что никто в нежных чувствах ей пока не признавался. Как любая девушка, Эви пыталась иногда представить себе, как же это происходит, но ни в одной мечте вокруг нее и неизвестного молодого человека не находилось так много народу. Кто бы мог подумать, что даже такие моменты могут быть лишены всякой уединенности... Мадемуазель Лекур почувствовала, как жарко стало шее и щекам. Месье Береттон каждый день давал свой опасный спектакль, который мог оборваться ежесекундно чудовищным разоблачением с тяжелыми последствиями неопределенной силы и направленности и... все это из-за... нее? Какой невероятный... подвиг.
- Я вам верю, ма... месье Береттон, - смущенно кашлянула Эви и недовольно покосилась на застывшего воплощенным сарказмом и возмущением доктора Мартэна. - Но зачем же вы так долго молчали и почему вы решили, что месье Береттон окажется гораздо менее симпатичным, чем... мадемуазель Береттон?
- А он все правильно думал, - мадам Постик уже совладала с собой и, с хозяйским видом развалившись на стуле и достав из сумочки мундштук, ткнула им в сторону недавней компаньонки. - Авантюрист. Артист с неясными амбициями. Любитель острых ощущений. Нахал, в конце концов. Так себе начало для отношений с нежной и юной особой, у которой есть опытные, хлебнувшие от брачных афер родственники.
Алиса небрежно закинула ногу на ногу и с удовольствием затянулась. Хм... молодой человек представлялся носителем нежной страсти. Какое трогательное признание, черт возьми. Ее возрастная сентиментальность грозилась пролиться доверием. С этим надо было срочно что-то делать...
- Мэтр Кассель, и давно вы знаете о проделках этого молодого проходимца? И почему вы не ввели его в полный курс дела? Кажется, он не очень представляет себе... Мой дорогой Доминик, - глаза мадам Постик буравили праздновавшего бенефис актера. - Если вы думали жениться на деньгах, как это часто бывает, - Алиса поклонилась доктору, как бы говоря ему, что не забыла о застывшем у двери "своем дорогом друге", - то это еще надо бы было дождаться. Но даже если бы вам повезло и ждать пришлось бы недолго, - теперь Алиса сладко улыбнулась, как крокодил, неожиданно узревший жертву в непосредственной от себя близости. - Мой дорогой, представление, что вы давали каждый день в моем доме - ничто, по сравнению с тем спектаклем, что вам пришлось бы играть ежесекундно и имя которому - "любящий муж". И все в надежде, что жена откроет сумочку и одарит вас парой бумажок? Деньги бы ведь принадлежали ей. Полностью. Я бы посмотрела на это с небесных высот или подземных глубин. Мой дорогой Пьер, вы хоть понимаете, от чего избавил вас этот находчивый молодой человек?
Кассель не был человеком сентиментальным и даже любил бокс, но активное вращение в артистических кругах привило ему одно любопытнейшее свойство – умение сопереживать, причем не просто вовремя изогнуть брови и смягчить выражение глаз, но сочувствовать ярко, с негодованием и страстью. Сердце этого не самого благородного, но, несомненно, благодушного мужчины сжалось при виде умиленной мордашки мадмуазель Эви: по его глубокому убеждению, именно такие красотулечки должны лить слезы из светлых глазок, тянуть худенькие ручки к бросающим их любовникам и сыпать неуклюжими проклятиями им вслед; Эжен любил пересказывать в подробностях подобные истории, утаивая от приятелей маленькие детали, как то, что он всегда возвращался и еще долго гладил глупышку по волосам, говоря, какая она хорошенькая, но…
Мадмуазель Лекур, несомненно, попала под обаяние мерзавца Береттона – мадмуазель необходимо защитить. Эжен приободрился и подскочил:
- Но-но, доктор, не кричите так, простудите гланды! Ничего криминального не произошло, ровным счетом – ничего! Да и что может быть криминального в любви – да, любви, дамы и господа, посмотрите на этих двух прекрасных, голубиных создания!
Кассель дружески ткнул Никки кулаком в спину и тронул пальцем божественное плечико мадмуазель, Гименеем соединяя влюбленных (или, по крайней мере, зачарованных друг другом).
- Мадам, заверяю вас, месье Береттон привык измышлять о спиритуальном, нежели материальном! Он скорее будет питаться корочками хлеба, чем будет злоупотреблять вашим отношением! – голос Эжена дрожал торжественностью, он уже поверил в почти-святость актера. – Человек искусства! Какой сговор, что вы! Так мастерски загримировался, что я сам узнал его лишь в несколько интимной обстановке.
Щеки поверенного пошли нервическими пятнами, когда он представил, что чуть было не запечатлел свой жаркий поцелуй на губах месье. «Это все коньяк…».
- Месье привык измышлять о спиритуальном? – взвился мэтр Мартен, едва не снеся попавшую ему под ноги кадку с фикусом, - отчего же ему не жениться на нищей? Отчего он выбрал объектом своих матримониальных устремлений мадемуазель Лекур, наследницу миллионного состояния?
Мэтр Кассель, каков! Пьер смерил поверенного испепеляющим взглядом, сожалея, что «испепеляющим» в смысле переносном – пожалуй, вид дымящегося Касселя доставил бы неудачливому жениху особенное удовольствие, превзойти которое могло только удовольствие лицезреть самовозгорание месье Береттона.
- Вам бы не поверенным быть, мэтр Кассель. А защитником в суде, - буркнул Пьер, хотя бы мысленно насладившись зрелищем подкопченных тушек своих соперников, - только ответьте мне, уважаемый, месье Береттон предполагает, что юная мадемуазель тоже будет питаться святым духом и купаться в лучах рампы, за неимением дома нормальной ванны? Что может предложить девушке хорошего происхождения и воспитания этот... фигляр? Что?! Любовью сыт не будешь. Он зарился на деньги, мадам и месье, рассчитывал на средства, что принесет ему жена, лишите его надежды на миллионы супруги и посмотрим, как долго продержатся чувства нашего... голубка.
Пьер замолчал и торжествующим взглядом обвел присутствующих. На Эви он старался не смотреть. Зато взгляд в сторону Лили Постик был весьма красноречив.
«Я предупреждал, мадам! Вы мне не хотели верить! Что ж, я умываю руки!»
На протяжении экспрессивно окрашенного выступления мадам Постик, защитной речи Эжена и обвинительной - оплеванного эскулапа, Доминик сжимал и разжимал кулаки, глядя на полное недоумения и недоверия личико мадемуазель Лекур, которая то краснела, то бледнела, то порывалась что-то возразить, но вставить слово в негодующую мелодию докторского баритона бывшей воспитаннице монастыря было определенно не по силам.
Чертов пилюлькин был прав, прав в том, что питаться нектаром и амброзией можно лишь в сказках. В жизни даже самая воздушная возлюбленная потребует куриное филе и корнишоны.
Но свой главный козырь месье Береттон оставил напоследок.
Он презрительно фыркнул, дожидаясь, пока доктор выдохнется (жаль, не задохнется).
Торжествующий взгляд Пьера Мартена, говорящий что-то вроде язвительного: «Что, нечем крыть?» Доминик встретил во всеоружии.
- Умерьте пыл, мэтр, - именно таким тоном принц датский разговаривал с Полонием, - ваше беспокойство о финансовом благополучии мадемуазель Лекур до глубины души тронуло почтенную публику. Но позвольте мне позаботиться о том. Мадам! – месье Береттон круто развернулся на каблуках, - поверьте, в моем чувстве нет ни капли корысти, и чтобы доказать это, я готов полностью отказаться от любых притязаний на средства моей будущей жены. Если вы... согласитесь, Эви.
Доминик совершил прыжок в пропасть и огляделся. Котлы не кипели, но становилось жарче. Физиономия доктора приобрела оттенок спелой сливы.
- Расслабьтесь, вас удар хватит, доктор, - заметил Береттон, - и не смотрите на меня взглядом голодного крокодила. Да, мне не нужны деньги мадам Постик. Мне нужна мадемуазель Лекур. Я готов убедить ее отказаться от наследства, чтобы доказать свое полное бескорыстие, и мы не будем питаться святым духом. Сегодня с утра я был в театре и разговаривал с месье Журденом. Мне предлагают главную роль в пьесе!
Минута славы была подпорчена лишь одним обстоятельством.
- Кого? Гамлета? – противным голосом вопросил обладатель сливовой физиономии.
- Н-нет... не совсем, - ответствовал служитель Мельпомены и гордо задрал подбородок, - я буду играть Бенедикта в авангардной постановке бессмертной шекспировской комедии!
- Вы... вы делаете мне предложение? - в глазах Эви засветилось и восхищение смелостью месье Береттона, и радость от своей женской победы, и легкое волнение от неожиданности. - Это предложение чудесней всех самых чудесных, которые я только когда-нибудь читала.
Все происходящее было, если сказать мягко, внезапным. И правильным ответом было бы "нет". Конечно, только так и поступила бы здравомыслящая девушка. Но мадемуазель Лекур так не хотелось быть сейчас здравомыслящей и предусмотрительной! Месье предлагал ей неизвестность, но каким находчивым, решительным и талантливым был этот месье! Эви уже верила в его блестящее будущее, а жизнь, связанная с театром, всегда казалась ей заманчивой. И лишь маленький червячок сомнения ее мучил, так что мадемуазель Лекур позволила себе самое большое "НО", на которое только была сейчас способна.
- Только разрешите мне... перед тем, как я скажу вам да... мне нужно время, чтобы привыкнуть к вашему новому внешнему виду и... вообще ко всему.
Сзади послышалось легкое покашливание, Эви обернулась и встретилась взглядом с сомнением в лице мадам Постик.
- Вы, наверное, считаете меня слишком легкомысленной?
- Я... считаю все это очень фантастичным... вообще все.
Это было правдой. Мадам Постик очень бы хотела, чтобы все вернулась назад, к той отправной точке, когда Эви была в монастыре, а Морис еще не дал в газету объявление о поиске компаньонки. К сожалению, это тоже было бы фантастично. Ведь она сама поселила у себя племянницу и взяла компаньонку!
Разговоры о бескорыстии и возможности молодоженам жить на жалованье "Бенедикта" из авангардной постановки были слишком милы и трогательны, чтобы в них было можно сходу поверить. И они были слишком милы и трогательны, чтобы их сходу отмести. Массовка замерла в ожидании. Алиса чувствовала себя языческим богом, создавшим чудный мир и теперь не знающим, что с ним делать. То ли грохнуть по нему кувалдой, то ли вдохнуть жизнь. И не надо было обладать редкой прозорливостью, чтобы понять, кто из стоящих вокруг за какой вариант. Признаться, мадам была бы всем благодарна, если бы ее освободили от этого выбора.
Выставить этого шельмеца и запретить Эви с ним общаться? Пригрозить Эви выгнать ее следом, лишив всего? Выступить в роли доброй феи-крестной? Выходило или жестоко, цинично и зло, или слащаво, глупо и непредусмотрительно...
- Вы знаете, я тут вспомнила свою давнюю подругу, Анни, - мадам откинулась на спинку кресла и мечтательно уставилась на пустую стену, как будто там было нечто интересное, в отличие от остального наполнения комнаты. - Ей сделали одновременно предложение сразу два молодых человека. Бедняжка так увлеклась проблемой выбора, что вышла за одного из них замуж и мучилась всю жизнь. Она всегда говорила, что если бы они пришли по очереди, то она догадалась бы отказать обоим.
Алиса, наконец, оторвалась от созерцания стен и уставилась на растерянных участников немой сцены.
- Так вот история бедной Анни научила меня не выбирать там, где выбирать не хочется, а потому... Делайте, что хотите, молодые люди. Я вам ни помогать, ни мешать не буду. Я посмотрю и подумаю... сколько мне будет нужно.
Алиса поднялась со своего места, завернулась в шаль и гордо простучала каблуками к двери, где обернулась и улыбнулась всем прощальной улыбкой.
- Поживем - увидим.
Вы здесь » Записки на манжетах » Архив исторических зарисовок » Les affaires sont les affaires