Серый Волк
[float=left][/float]
Серый только нос сморщил на Глафиру глядя. Иж как распрыгалась, игрушку увидела, тут же и ноги пошли. Небось на собаку так бы не умилялась, а уж на волка и тем более, одно слово, женщины, главное жалостливо помурчать, так сразу и сомлеют.
А кошак все-таки подозрительный, и пахнет странно, не по-кошачьи, словно его в туалетной воде французской купали. Несчастного котенка из себя строит, а сам вон какие бока наел, под сиротинушку косит, а сам гладок, сразу видно, что расчесанный, и подлизливый сверх меры, так в восторгах и растекается. Вот пришел бы мокрый, тощий, в репьях да колтунах, можно было бы поверить, а так... Врет кошак и не краснеет.
Из Баюнов говорит. Сергей вспомнил Василия у Наины Каиевны - и близко не лежало.
Волк поднял голову, на кота посмотрел, правую губу над клыком приподнял и рыкнул вкрадчиво, мол, я за тобой слежу, ежели что - не взыщи,

Кот
[float=left][/float]
После высказываний старухи, Леопольд отступил. На кошачьей морде нарисовалось недоумение. Кот потоптался и перевел взгляд на молодую ведьмочку.
«Совсем озверели. А говорили, что в Тридесятом людоеды… тьфу, то есть котоеды перевелись. Врут! У них тут целая безотходная технология. Одна скорняжит, а другая стряпает. Ох, девоньки, что-то не нравитесь вы мне. Ох не нравитесь. А ведь сожрут. Честь по чести сожрут и хвоста не оставят. Надо что-то делать и срочно, иначе, пока Шапка придет, будет ей модное меховое кепи и корзинка с чебуреками», - перетаптываясь с ноги на ногу, кот отошел от колдуний на безопасное расстояние и поближе к двери, чтобы в случае провала успеть дать деру. Только мысль о провале коробила почтенного агента, словно грязное пятно на чисто вылизанной шкуре. «Ладно, попробуем экспромт. А вдруг получится? И время заодно потянем, пока боевая девица прибудет», - приподнимая передние лапы, кот стал вертикально и не меня удивленно мины, запричитал:
- Пирожки с котятами? Да нешто голод какой или мор приключился, что такие дамы старой котятиной не брезгуют? Да и мясо то того – с гулькин нос. Да и какое мясо? Почитай все сказочные королевства на модном раздельном питании и вегетарианстве, а у вас тут, как в каменном веке, право слово. А все ж есть – куда глаз не кинь, - кот живописно обвел взглядом избушку, театрально всплеснув лапами, показывая связки висевших на стенках сушенных грибов и ягод. – И все натуральное, в лесу собранное, без песит… персирт… пес-ти-ци-дов, о, - подорвавшись, кот быстро шмыгнул к стеночке, вырывая из связки пару крупных мухоморов. – А? Вы только гляньте, какие красавцы? А запах? М… - с упоением понюхав грибочки, кот рысью рванул к очагу, над которым кипел котел. – Да мы сейчас такой супчик сварим – пальчики оближите. Так, что это тут у нас? – в кипящую воду полетела пригоршня волчьих ягод и связка чеснока. – Отлично! Теперь вот это и чуть-чуть приправки, для вкусу, - Леопольд не ходил, а летал, мелькая по избушке с немыслимой скоростью. В котел полетел неизвестный науке овощ, ветка омелы, связка одолень-травы и корень папоротника. Подхватив облезлую деревянную ложку, кот ловко размешал варево и оборачиваясь подмигнул русалочке, пожалуй единственной доброй душе не знавшей душегубства. – И сытно и для фигуры полезно, - поднеся ложку к носу и понюхав «супчик», кот удивленно приметил, что пахло зелье неплохо и напоминало запах розмарина.

Русалка
[float=left][/float]
- Вот спасибо, бабушка! – радостно защебетала Глафира, - подхватила Леопольда и нежно прижала перепуганного агента к груди. Кот так и замер от напряжения с ложкой в вытянутой лапе, вытаращив глаза на златоволосую русалку с репьем в голове. – А он не просто гламуууууррррненький, а еще и хозяйственный какой! Вот это подарок! – не унималась царевишна, целуя котяру в мохнатую морду. – А я только салат из морских гребешков делать умею. Хочешь, тебя научу? – бережно прижимая гламурный подарок Бабы Яги к сердцу, Глаша потянулась к супчику, оценивая его дивный аромат.

Василиса
[float=left][/float]
- До кота-ааа? – глаза у Василисы стали размером с блюдца, того и гляди, разревется, - это как я теперь… Кому я теперь?..
Не зря говорила старая бабка Матрена: «Непутевая ты, Василисушка, и беспокойная, не доведут тебя до добра знакомства с иноземцами по блюдцу с яблоком надкусанным. Проще надоть быть, к земле ближе. Вона, чем Иван, купеческий сын, плох, али воеводы Зимородка младшенький? Ну и что, что танцевать падеспань не умеет, чай, где надо, станцует, наука нехитрая - дом будет, ребятишек по лавкам…»
- Права была бабка Матрена, - вздохнула Василиса, - непутевая я. Зато веселая, и на проделки разные горазда! Яга, говоришь?! Ну что ж, будет Яга. Тем паче, мне эта старая перечница должна костюм царицы Шамаханской вернуть! Шапку-невидимку ты не прихватила? Так она и осталась в палатах гессенского посла?
- Не успела, - закручинилась белая.
- Значицца, так. Сейчас пойдем в палаты за шапкой, потом к Кащею наведаемся… До кошки расти мне не надобно, стану я тогда заметнее, а вот от кошек прятаться придется, - рассуждала мини-красавица, огибая конские яблоки, еще дымящиеся, и брезгливо морща носик, - что-то у вас столица, а самоходных экипажей, раз-два и… Ай! У меня же сани самоходные есть! – ахнула Василиса. - Оставила у входа на постоялый двор! Как его…
- Рэдиссон, - авторитетно пискнула мышь, – зачем тебе са…
На полуслове ее прервал облезлый рыжий кот, спланировавший с ближайшего забора прямиком в угол, где пряталась парочка. Мышь едва отскочить успела, и кот лобастой башкой пропахал свежую навозную кучу.
Подобрала Василиса юбки, мышь за хвост – и бежать, пока рыжий не очухался.
- Вот затем, - на бегу пробормотала она, - чтобы не съели! Я еще замужем не была. Мне умирать рано!

Рекрут Щука
[float=left][/float]
Щука хмуро глянул на братьев-охламонов:
- На службе не пью и вам не советую. Ишь, раздухарились посередь бела дня! Бочку им откупорь, бездельникам! Я вас, разгильдяев, мигом щас организую, вы двое – в ларец на двое суток пойдете, за подстрекательство к пьянству, если не одумаетесь.
Ну, что замерли? Сажай, Ивашка, скорее барышню на печь, околеет же сердечная! – пузатая бочка с хмельным напитком враз оказалась на печи, и Щука сановито опирался на днище плавником. Вид у него был самый предовольный.
- А ты, Емельян, рот-то не разевай, за трассой следи, гололед нынче страшный, так что на одно только мое веленье не надейся.
Ишь, ты! Пить они мне за рулем вздумали! А про новый законопроект о нулевом промилле слыхали? – Щука подхватил заморскую мамзель из рук Ивана, усадил ее в емелины подушки, а сам устроился верхом на бочке, любовно оглаживал дубовую многоведерную посудину. – А что у вас там? Лафит, али Шато-Мутон?

Шапка
[float=left][/float]
Шапочка утонула в зипуне, чуть ли не по самые пяточки. Тепло разлилось по телу, щечки порозовели, реснички оттаяли, а глаза заблестели радостно. Хорошо стало!
- Благодарствую, добрый молодец! – вымолвила девица, как в тридесятых сказках положено. Отвесила бы поклон, да побоялась опять на льду растянуться. Несподручно ей, агентше французской, еще поклоны русские раздавать. Попривыкнуть надобно. Не успела Шапка сказать «спасибо» Ивану, как глядь, едет на встречу диво-дивное, чудо-чудное: белое, большое, труба пыхтит, дым валит. Аннет к груди ручки прижала: понять не может, что за дура катится. Подъехала, а от нее жар так и прет! На «штуке» этой еще один мужичок сидит, да на Шапочку с интересом поглядывает.
- Аннет, - представилась агентша, на удивленный вопрос Йэ_м_э_л_и. «Имечко-то какое удивительное!» - оценила девица.
А новые знакомые что-то суетиться вдруг стали, бочонок подкатили, все про Горыныча какого-то говорят, да в небо с опаской поглядывают.
Опомниться не успела, как ее на печь усадили, словно королевишну-царевишну. Шапочка уже догадалась по разговорам, что это чудо печкой зовется. Сидит она рядом с Емелей да щукой разумной, и ничему уже не удивляется.
-Спасибо вам, молодцы, что на дороге меня не бросили! Отогрели, замерзнуть не дали. Никогда я не забуду доброты вашей! – от души поблагодарила Аннет.
А на небе том, тем временем, месяц молодой гулять вышел. Засеребрил он все вокруг, принарядил лунным светом. Красиво стало. Волшебно…

Captain
волшебник
[float=left][/float]
- Какой еще лафет? И што за мурло? Это ты, братец Щука, если будешь плавники на бочку накладывать, по мурлу схлопотать можешь, при всем моем уважении, - Иван вскочил следом на печку, и пристроился около Шапочки. – Народ тут замерзает, а ты чужое добро жмотничаешь. Мы шкуру свою не жалели, под носом у Горыныча шастали, так что давай, разаливай, у меня тут и инстрУмент есть, - Иван порылся в кармане надетого на Шапку тулупа, вытащил зеркальце, глянулся в него мимоходом, собой полюбовался, засунул обратно, и, облапив девицу, с постной миной, мол, это я не нахальничаю, а по большой надобности обнимаюсь, полез в другой карман, откуда вытащил медный кран и с гордостью вручил его Щуке.
- Заместо пробки вставляем и пользуем с большим удовольствием, да братишки, - обернулся он к Макару с Матвеем, слушавшим его с большим одобрением. Те согласно закивали головами.
- За знакомство надо, всенепременнейше…

Емеля
[float=left][/float]
Щукино веленье - вещь хрупкая. И отзывная в обратку. Это Емеля понимал, как никто другой, и лишиться такой полезной опции, облегчающей его сложную жизнь, он не желал совсем никак. Да и Щука, как друг, был понадежней этих раздолбаев-собутыльников. Хоть с ними и весело.
- Ты это, друг мой Иванушка, не распоряжайся особо, - Емеля покосился на Щуку. - Добро, конечно, ваше, - кивнул он на бочку, - да едет на моей печи. - Да и вообще, - спохватился Емеля, - если А... Аннет упала с Горыныча, значит, он летает тут где-то близко. Сейчас не досчитается бочки с вином, и по следу ринется. Ваши валенки да бочка аккурат к печкиной лыжне приведут. Ох, злыдни! - взвился Емеля, что для него было нехарактерно. Обычно он ленился злиться. - Печка у меня, конечно, в некотором роде родня Горынычу будет, - Емеля ткнул пухлым пальцем на огонь, полыхающий внутри транспортного средства, - да сожжет он нас, как пить дать. Давайте уж доберемся до места надежного, где огнемёт этот нас не найдет.

Captain
волшебник
[float=left][/float]
Василиса
Волочится мышь за Василисой, с испугу сама поначалу сомлела. А как не сомлеть, всю жизнь по норкам да в поле провела, котов городских, отродясь не видела, от такого ужаса сердце мигом в хвост убежит. Но, как ни была испугана, быстро оклемалась, на лапы вскочила, да сама припустила так, что у Василисы ветер в ушах засвистел, болтается на хвосте как репей, едва дух переводит.
В городе грязно, снег с навозом перемешан, а в гессенской слободе, порядок да красота. Бусурман хоть и мало, не то что в Яр-городе, зато все при деле, баклуши не бьют, в потолок не плюют, от того все мостовые давно плиткой вымощены, выметены да вычищены. По ним фрау и медхен прогуливаются, пышными юбками помахивают. Собачки у них крошечные, ножки как лучинки тоненькие, уши большие, глаза наружу торчат будто сейчас выскочат , а уж злющие, страшнее котов будут. Мышь с испугу в юбку чью-то юрк и Василису с собой утащила. За кружева зацепилась, дырку в ткани прогрызла, сидит, как в окошко выглядывает.

Змей Горыныч
[float=left][/float]
Алатырь гора 
- И чего в этой цидуле написано? - Правая, пытаясь рассмотреть послание, ткнулась носом в глаз Левой.
- А будешь тыкать, вообще ничего не прочту, - Левая близоруко поднесла к глазам длинный свиток, - …отказываемся от участия, по причине получения турне в заморские страны.
- Ага, турнули их, значит, в заморские страны, ну и правильно сделали…
- Может и правильно, только на празднике у Кощея кто самосжигаться и возрождаться будет? Ты что ли?
- Так это, возрождаться-то можно, а сжигаться не очень хочется, может, просто, там все пожечь? Красиво гореть будет.
- Тебе лишь бы пожечь, а тут размышление требуется, - почесывая когтем в затылке протянула Левая.
- Эй, лапу отдай взад, куда уволок, - возмущенно рыкнула Центральная, лапа тут же опустилась.
Права и Левая с выражением тоскливой покорности судьбе взглянули вниз. Центральная, вытянув шею, рассматривала себя в большом, облупленном по краям зеркале, старательно навязывая на макушке бантик .
У дракона начались критические дни.
А все дело в том, что, если правая и левая головы вполне однозначно ассоциировали себя с мужским полом, то Центральная, то ли от того, что ее однажды хорошо приложили ядром, то ли от птичьего гриппа, которым Горыныч переболел в детстве, возомнила себя особью пола женского . Нет, среднестатистически, Змей чувствовал себя полноценным мужиком и Центральная вела себя соответствующе, но иногда на нее накатывало. И тогда начиналось…
Центральная причипуривалась и прихорашивалась, всюду навязывала бантики, вешала на шею кружева и бусики, а однажды решила завести такие же фижмы, как у курфюрстины гессенской, с которой, как выяснилось позже, была в давней и весьма интимной переписке. Мало того, прекрасная Изабель, как она себя называла, рассылала по всем землям и весям послания к доблестным рыцарям с мольбой спасти ее из лап ужасного чудовища, обещая в награду несметные сокровища. Рыцари слетались как мухи на хм.. на мед, но узрев «прекрасную изабель» удирали сломя голову. Во всем этом была только одна польза. После таких приступов кониной Горыныч был обеспечен не меньше, чем на полгода. К тому же за ним закрепилась громкая слава пожирателя принцесс и рыцарей.
Вот и сейчас, сложив губы куриной гузкой, или по-новомодному «уточкой», Центральная усердно намазывала их какой-то карминовой гадостью.
- Это ты что за дрянь на себя вазюкаешь?
- Это не дрянь, это помада, мне ее гессенский придворный парюмер по специальному заказу сделал.
- Ни хрена се, парфюмер гессенский, по специальному заказу? А сколько он с тебя золота содрал?
- Представьте себе – нисколько – Центральная кокетливо надула губы, - мы по бартеру, он мне помаду, а я ему натурой.
- Натурой это как? – крайние головы вздернули шеи и вытаращили глаза.
- Ну, как мальчики, все вас учить надо - Центральная томно захлопала ресницами, - натурой это и значит натурой.
- Какой натурой??!!! - взревели в один голос Правая и Левая.
- Он мне помаду, а я ему гуано…
- Гуано что?
- Как что? Отходы жизнедеятельности. Очень ценный компонент, между прочим. Помните, как мы в прошлом месяце к гессенцам летали, тамошнего короля попугать.. ну вот тогда … надо было, конечно, с него еще и за доставку, содрать, да ладно, в следующий раз скажу, что халява кончилась.
- Это когда я ему на крышу королевского замка кучу наложил? - ехидно поинтересовалась Правая, и обе головы, зайдясь хохотом, дружно рухнули на землю.
Captain
волшебник

[float=left][/float]
Обычай требовал, за заморскую штучку обязательно отдариться, вот только чем. Иван вытащил из кармана тулупа зеркальце. Оно тоже было заморское, минувшим летом привез проезжий купец. Зеркальца было жалко, но делать нечего, да и девица раскрасавица, как такую, и не уважить.
Решив, что до лета сможет на себя и в кадке наглядеться, а потом на ярмарке новое купит, парень протянул Шапке свою драгоценность.
– И тебе на память девица Аннет, смотрись в него и красоте своей радуйся.
- Ать, занятная штука, - Иван покрутил в руках дареную вещицу, - Вот про то-пор все знаю, а про Што-пор не ведаю. Но, вещица ладная, я ее маменьке подарю, она заморское любит, а то у нас у нас все по-простому.
- Ага, по простому, - закивали головами братья, повеселевшие от известия, что Горыныча не было и теперь с вожделением посматривающие на бочку.
- У нас как с тылу вмажешь, - объяснил Макар, виртуозно демонстрируя в воздухе как это делается.
- Так раз, и готово, - Матвей подхватил с шестка кружку, - давай Ванюша, пока Щука спит, не томи.
Иван крякнул, мастерски, что говорило о не малом опыте, выбил пробку, и вставил краник так быстро, что в подставленную Матвеем кружку всего полкапли плеснуло.
В воздухе запахло выдержанным коньяком.
- Ну что, други- браться, почнем из запасов змеевых, - Ванька быстро наполнил кружки и протянув одну Шапке, с глухим стуком чокнулся.
- За знакомство девица, за знакомство красная, - провозгласил он, многозначительно подмигивая Шапке, и в пару глотков ополовинил кружку.
-За знакомство, - рявкнули следом братья и опустошили свои полностью.
- Ух, крепко горынычево зелье, - пробормотал Макар, протягивая следом за Матвеем кружку за новой порцией. – А теперь за общее здравие.

Бабка Гульда
старая карга
[float=left][/float]
- Глашка, не смей пить! - рявкнула от входа и Яга, твердо сжимая свое многофункциональное помело. Сейчас старуха явно не собиралась им подметать горницу.
До сих пор Яга не вмешивалась в процесс создания "супчика", потому что Кот в порыве вдохновения творил не просто какую-то бурду, а весьма ценное зелье, которое старая колдунья все собиралась состряпать сама, да руки не доходили. Вот только одолень-травы несчастный беспризорник положил маловато да перцу кайенского забыл добавить, а это означало, что действие зелья будет недолгим. А сколько именно будет оно действовать - это бабке самой занятно было узнать.
Но на Глафире, дочери морского царя, Яга опыты ставить не собиралась. И потому полностью одобрила праведный гнев Серого Волка.
- Я те, мурчалка блохастая, покажу, как старушку грабить, зелья ценные хапать! - прорычала Яга не хуже Волка. Развернув помело, она концом длинной осиновой рукояти метко выбила из лап кота ложку, да так, что варево выплеснулось на ухоженную, гладкую шкурку.
От шерсти пошел пар, горницу заволокло туманом. А когда он рассеялся, рядом с Глафирой - на том месте, где только что стоял Кот, - сидела гигантская пупырчатая жаба.
- Кондрат, карауль снадобье! - скомандовала хозяйка.
Ворон без лишних слов приземлился на край печной лежанки и грозно оглядел гостей: не сунется ли кто к котелку с довольно ценным содержимым?

Ведьмочка
[float=left][/float]
Желающих сунуться не нашлось, точнее, дураков, желающих превратиться в пупырчатое квакающее существо. Вальдегардис точно приросла к лавке, но не от испуга, а от восхищения, ведь она только что увидела магический процесс, за который у них в университете давали диплом бакалавра с отличием. Дабы получить магистра, требовалось заколдованного расколдовать обратно, однако не всем соискателям степени это удавалось, и посему в университетских прудах обитало множество откормленных лягушек, ведь по контракту, заключенному с подопытными, в случае невозможности обратить заклятие, учебное заведение принимало на себя обязательства по обеспечению жизнедеятельности индивида. Проще говоря, уже жабы.
В том, что Яга с легкостью превратит лягушку обратно в кота, Вальдегардис даже не сомневалась. Другой вопрос - станет ли она это делать? Вальдегардис задумчиво покосилась на кота Василия...

Русалка
[float=left][/float]
Глаша обмерла от ужаса. Непонятно чего девица испугалась больше: рыка волка, рявка Яги или жуткой, огроменной жабы, покрытой противной слизью и сплошь усыпанной бородавками. Таких чудовищ даже на дне морском не водилось. Отвратительное создание, только что бывшее красавцем-котом сидело недвижно, тараща огромные, навыкате глаза. И было совершенно непонятно, чего от него ждать. Если он в образе милого и пушистого зверя, едва переступил порог чужой избы, умудрился сварить адское зелье на одном вдохновении, то страшно даже предположить, что он выкинет в виде такой образины. А если это был не кулинарный экспромт, а спланированная диверсия? А она, дуреха, еще в терем морской его взять собиралась! Во что бы превратил Подводное Царство?
А еще Глашке было боязно за Кондрата: все переживала, что ворон может в котелок свалиться, и тогда неизвестно кем оттуда вылетит! Думать о том, что могло случиться с остальными, если бы хоть малюсенькая капелька ядовитого варева брызнула и на них, у Глафиры уже не было сил. Она, качнувшись, пристроилась на скамье, вместе с ногами, так ей казалось безопасней.
Бабушка, конечно, за беспредел и самоуправство в своем доме гостя наказала, сразу видно, что кот не местный, не тридесятовский, традиций и обычаев не знает. А тогда откуда и зачем он пожаловал?
И все-таки царевне было жаль котенка: вдруг он таким на всю жизнь останется?

Шапка
[float=left][/float]
«Ох, голова моя побежала!» - пронеслось в голове у Шапочки после первого же глотка горячительного. Её новые друзья пирушку закатили на славу – только кружки мелькают! Иван и Шапке подливает да посмеивается. Поближе придвинулся, да так, будто ненароком. Глаза невинные! Однако у Аннет голова хоть и кружилась, но соображалка еще работала. Она кружку к губам-то подносила, но пить – не пила. «Агент на службе! Надо быть бри..пти..бди…ым!» - прошептала она себе для верности. Язык почему-то заплетался. Коньяк валил с ног даже от запаха, но по сторонам девица посматривала, запоминала и слушала. Мало ли… Агенту любая информация может пригодиться.
Щука дремал под бочком. Шапочка его краешком плаща укрыла, чтобы шум и гам не мешали, а сама все думает, как бы с Котом связаться, чтобы внимание не привлечь. Заветное, но видавшее виды зеркало она крепко зажала в кулаке, поджидая подходящий момент. Наконец, когда Матвей, Макар, Иван, а с ними и Емеля грянули песню, Шапка поднесла зеркальце к губам и зашептала:
- Зеркальце, зеркальце, было ты простое, а стало заговорное.
Кто в тебя глядится - тому ты и будешь служиться.
Зеркало замерцало, заморгало, рябь по нему пробежала. «Получииилось!» – обрадовалась довольная собой Шапочка, и приготовилась было вызвать на разговор своего полосатого напарника, но тут заклинание дало первые сбои. В зеркальце вдруг ясно отразилась мрачная драконья морда, а потом Шапка услышала приятный баритон:
- Центральная слушает!
- Мне б Кота, - совсем растерявшись, промямлила ошалелая Аннет.

Емеля
[float=left][/float]
- За здравие! За благоденствие! За царяяяяя! - затянул Емеля, когда Иван по третьему кругу плеснул, но голос предательски перепрыгнул на фальцет, аж Щука во сне хвостом ударил. Отхлебнув горячительного, словно приветствие Горыныча, пойла, Емеля осоловело растянул рот до ушей и поинтересовался у собутыльников: - Так, "Во поле березку" пели уже, "Очи черные" - тоже, "Стеньку" туда же, - он растопырил пальцы и сказал Макару: - Ты ж один из двоих из ларца. Пальцы мне загибай! А нет! Стой, я сейчас, - Емеля свесился с края печки и плеснул прямо в полыхающее пламя остатки своего коньяка. Огонь радостно поглотил ядреную субстанцию, ярко вспыхнул, а печка понеслась вперед вдвое быстрее, но уже не ровно, а чуть петляя. - Ну а чо? - виновато улыбнулся Емеля уставившимся на него друзьям. - Она, печка, она у меня во! - он поднял указательный палец вверх. - Пашет целыми днями, без выходных. Надо же и её мотивировать!

Змей Горыныч
[float=left][/float]
- Не ты, а мы наложили, тушка у нас одна, не присваивай и хватит ржать! - Центральная состроила глазки и послала себе в зеркало воздушный чмок. - Все было по честному, мы им г…. отходы жизнедеятельности, а они мне парфюм, а если нет, то я пообещала им еще одну доставку устроить, хотя они и от прошлой больше месяца отмывались. – Что тут у нас?
Дракон подхватил упавшую на пол грамоту.
- Так, так, так, - когти огромной лапы, оставляя глубоки борозды, раздраженно заскребли каменный пол пещеры, - кормишь их, поишь, воспитываешь, а эти бройлеры от выступления отказываются, решили окорочками за границей потрясти, ну ничего, я им еще такое гуано устрою, такой режим инкубаторский.
- Устроить-то устроим, а делать-то что? – икнув, приподнялась с пола Правая голова.
- Что делать? Думать!!! - Новоявленная Изабель лягнула лапой Левую голову. – Хотя, вы на это совершенно неспособны.
Центральная была самой начитанной и образованной из трех голов, а потому, по праву считала себя умнее.
- Я не собираюсь пропускать карнавал из-за этих цыплят недощипанных. Надо думать, можем ли мы заменить общее шоу на наше личное шоу. Как там оно? Перотехническое… перо… Перо!!! Перо Жарптицы! Так, нам срочно нужна Яга.
- Это еще зачем? Не хочу. В прошлый раз я из-за ее настойки три дня икал, - недовольно набычилась Правая.
- А я покрылся малиновыми пупурышами, - отозвалась Левая, заглядывая в зеркало.
- У Яги есть Жарптицево перо, пусть созывает своих сорок огненных. Будем показывать синхронное летание. Где у нас сейчас Яга? - Центральна вытянула шею к зеркалу и чиркнула когтем по ободку , - Ну-ка зенки размежи и Ягу мне покажи.
По зеркалу пошли мутно-серые волны. Оно затрещало, запищало. Сквозь треск,писк и завывание стали прорываться какие-то голоса, слова, фразы…
- Алло, центральная, центральная? Это Парнас, прием-с-с-… тр-р-р…пши-и-и-и…уи-и-и….
- Центральная слушает, - машинально ответила Центральная и недовольно уставилась в зеркало, на котором вместо Яги появилась какая-то дЕвица в красной беретке и тулупе.
- Мне бы Кота, - растерянно промямлила дЕвица. На Ягу она никак не походила.
- Баюн в отпуске, к воеводе в гости поехал, - отрезала Центральная, и уже подняла коготь ,чтобы отключиться, как вдруг заметила нечто находившееся позади дЕвицы. – Мальчики?! – барханный баритон Изабель превратился в рев, - У нас ничего не пропадало?
Сталкиваясь лбами Правая и Левая ткнулись в зеркало.
- Наша бочка? Или не наша? Как это не наша, я тебе говорил, что одной не хватает.. Точно наша! Увели сволочи! Сожгу-у-у!!!
- Мальчики-и-и! От винта! Я за главную! – басом взвизгнула Изабель.
Горыныч молнией вырвался из пещеры, расправляя на ходу крылья, и по спирали стремительно взмыл в небо.

Captain
волшебник
[float=left][/float]
А на печи к тому моменту стало совсем весело. Печь с крейсерской скоростью неслась по лесу , лихо подскакивая на пригорках и огибая на виражах встречные деревья. Макар загибая Емеле палец за пальцем, очередной раз пытался затянуть:
- Ой да не вечер да не ве-е-чер Мне-е малым малой спало-о-о-ось… Мне малым малой спало-о-ось… Ох да во сне привидело-ось…
Матвей при каждом подскоке печи басом взвывал:
- Эх, дубинушка, ухнем! Эх, зеленая сама пойдет! Подернем, подернем, Да ухнем!
А Иван, игриво посматривая на Шапочку захмелевшим взглядом, залихватски затянул:
- Две деревни – три двора, восемь девок - один я! Эх! Девки - в лес и я за ними, девки сели и я с ними, девки в баню на полок и я с ними рядом лег….

Шапка
[float=left][/float]
Змей Горыныч пишет:
- Баюн в отпуске, к воеводе в гости поехал, - отрезала Центральная, и уже подняла коготь ,чтобы отключиться, как вдруг заметила нечто находившееся позади девицы. – Мальчики?! – барханный баритон Изабель превратился в рев, - У нас ничего не пропадало?
Сталкиваясь лбами Правая и Левая ткнулись в зеркало.
- Наша бочка? Или не наша? Как это не наша, я тебе говорил, что одной не хватает.. Точно наша! Увели сволочи! Сожгу-у-у!!!
Шапка моргнула, потеряв дар речи на мгновение. Драконьи морды явно чем-то обеспокоились, затем разозлились, а вконец совсем обезумели. Аннет покосилась на Ивана и компанию, взгляд ее переместился на злополучную бочку. Ох, и подсказывала ей интуиция, что коньяк определенно был контрабандным. «Вот влипла!» – с досадой подумала она, но тут зеркальце еще раз слабо вспыхнуло, и теперь Шапочка услышала жалобный писк Кота:
Кот пишет:
цитата:
- Девица, девица красавица, отзовись, родимая, - в отражении появился размытый силуэт. Кот уже понял, что в Тридесятом связь была отвратительной. Ну уж спасибо и на этом. – Милая моя, хорошая, заколдовали меня злые силы и чтобы заклятье снять, поцелуй нужен. Ждет тебя твой Леопольдушка, ведь не расколдуюсь я по-другому,
Шапка с ужасом смотрела на жабу, отразившуюся в зеркале. Смысл сказанного был не менее кошмарным, чем отражение. Надо было срочно, очень срочно, что-то предпринимать! Кот хоть и бестолковый, но кто ж ему поможет, кроме нее? Пора было брать ситуацию в свои руки. Она поправила беретик, пощипала себя за щечки, чтобы порозовели, и, ткнув Ивана локотком в бок, ласково пропела:
- Ванюша, тут в твоем зеркальце какие-то драконьи морды нарисовались. Стали говорить про какие-то не то бочки, не то печки. Сжечь грозились. Вы что ж, печку у него сперли? – она невинно похлопала ресничками, переводя взгляд с Ивана на Емелю.

Змей Горыныч
[float=left][/float]
Летел Горыныч немного странно, рывками и было от чего. Правая и Левая вытянув шеи в струну , как СУ-47, гордо стремились вверх, а Центральная, точно так же вытянув шею, и вопя фальцетом:
- Стойте!!! Назад!!! Назад!!! - тянула тушу дракона вниз.
В конце концов, убедившись, что с двумя моторами ей ни за что не справиться, она резко дернулась, взвизгнув на уровне ультразвука:
- Стойте!!! Я видела!!!
- Что? Где? – Правая и Левая одновременно посмотрели вниз, от чего «С-47» тут же клюнул носом. С трудом выйдя из пике, Змей сделал "кобру" и, наконец, завис «колоколом», превратившись из грозной боевой машины в гигантского нетопыря.
- Что видела? Где видела?
- В зеркале… Пры-ы-ынца!!! - рыдающим контральто ответила Центральная и, томно закатив глаза, откинулась назад, от чего туша дракона тут же просела на несколько метров вниз. Правая и Левая дружно цапнули Центральню за уши. Так приводить в себя «прекрасную Изабель» им было не впервой. Дело в том, что в изабельевой ипостаси Центральная страдала патологической влюбчивостью во всех без исключения особей мужского пола. Первое время она даже пыталась влюбляться в собственные головы. Ни к чему хорошему не привело, а потому между троицей раз и навсегда был установлен дружеский паритет.
Вот и теперь, уже дав команду на взлет, Центральная напоследок взглянула в зеркало, в котором стали проявляться очертания избушки и увидела нечто, потрясшее ее чувствительный разум. И это Нечто, уставившись на нее огромными глазами, квакающим голосом промурлыкало:
- « Бонжюр, мадемуазель».
Центральную еще никто не называл мадемуазель, и это снесло ей крышу. Она хотела задержаться, но было поздно. Правая и Левая уже бежали к выходу.
- Да, прынца! Мечту всей моей жизни! Он приедет за мной на белом коне!
- Ага, на яговой избе…- фыркнула Левая.
- Вырвет меня из вашего плена, ужасные чудовища, и увезет далеко-далеко.
- А у него, что, гильотина имеется? - деловито поинтересовалась Правая. Ее всегда интересовал практический вопрос, а что будет, если отрубить одну голову, не ее саму, разумеется.
- Я хочу найти прынца!
- А я хочу найти бочку!
- И то ворье, что у нас ее сперло!
- Прынца!
- Бочку!!!!
- Ладно, сначала ищем бочку, в отличие от принца, она может кончиться, а потом летим искать твоего «суженого».
Дракон снова взмыл в небо, внимательно осматривая окрестности.. на другом берегу озера, почти у самого края закатного горизонта в темноте наступающей ночи быстро двигался мерцающий огонек, над которым вилась струйка дыма.
__________________
«Кобра» - самолёт резко задирает нос, вплоть до запрокидывания назад, но при этом сохраняет прежнее направление полёта.
«Колокол» - самолёт находится носом вверх на нулевой скорости, а хвост раскачивается из стороны в сторону (или вперёд-назад) напоминая при этом язык колокола.

Captain
волшебник
[float=left][/float]
Расправив крылья, Горыныч стремительно гнался за мелькающим внизу огоньком.
- Вор-р-ры!!!Грр-рбители!! Сожгу-у-у!!! – ревела Правая голова.
-Тати окояные-е-е!!! Р-р-разорр-рву!!! - вторила ей Левая
- Не уйдешь!! Догоним!!!
- А потом за пр-р-ринцем!!! – влетала в общий хор свое мечтательное контральто Центральная.
- Поддай, Емеля, поддай! Догоняет!- Макар не сводил испуганного взгляда с горизонта на фоне которого,  неумолимо приближаясь, росла черная точка, постепенно приобретая черты летящего дракона.
- А, ежели, не успеем? А, ежели, догонит? – испуганно икая, Иван, то и дело, дергал за плавник восседавшего на бочке Щуку.
- Не боись, успеем, недалеко осталось, - бывалому, рекруту, казалось, все было нипочем.
- А если он овраг растопит, потонем же!
- Не ссы, Ванька, пробьемся! – Щука водрузил на голову невесть откуда взявшуюся треуголку и приняв позу Наполеона, взмахнул трубкой. - Вперед!!! В атаку!!!
Кого собрался атаковать воинственный рекрут было неясно, потому что догнавший печку Горыныч взревел с утроенной силой, и перейдя на бреющий, встал на крыло. Левое крыло змея целилось в землю, правое в небо, носы лихо бежали по линии горизонта, выходя на нужный на угол.
- Зигзугой надо, зигзугй, я читал, если так то, труднее подстрелить будет!! – посмотрев вверх заорал Матвей, - зигзугой…
- Ты же читать не умеешь! – Макар ошалело уставился на брата
- Не важно, что не умею, все равно читал! Щас плюнет! Зигзугой надо!!!
- И без вас знаю!!!- огрызнулся Щука, и печь, заложив глубокий вираж, ушла влево.
- Целься!!! – скомандовала Правая, доворачивая тушу до нужного угла атаки,
- Огонь!!!- Левая с воем выпустила вниз струю горящего напалма и… не попала.
Увернувшись, печь резко ушла вправо, разбрасывая веером брызги снега.
- Огонь!!! – выдохнула Правая и тоже промахнулась.
Печь ушла влево.
-Огонь!!!
Вправо.
- Огонь!!!
Влево.
Печь, управляемая твердым плавником Щуки, раз за разом уходила из-под обстрела, неизменно оказываясь в зиге, когда очередная голова стреляла в заг. Закладывая крутые виражи, от чего ветер завывал в трубе почище самого Соловья-разбойника, она неслась со скоростью гоночного болида, подскакивая на ухабах, лихо перелетала через поваленные стволы, резко ухая вниз, от чего у пассажиров перехватывало дух и екало под ложечкой, и даже такой опытный агент, как Шапка взвизгивала и зеленела от подкатывающей к горлу тошноты.
Горыныч не отставал, снизившись до предельной высоты, он прицелился сразу из двух голов и наверняка бы попал, если бы… не Центральная. Ох уж эта прекрасная Изабель!
Разглядев среди снежной пыли, кто сидит на печи она с радостным воплем:
-Мужчинки!!! - резко дернулась вниз, от чего туша дракона перевернувшись в воздухе грохнулась на землю, ломая подвернувшиеся деревья.
На печи взвыли от восторга. Емеля, уцепившись за трубу, заулюлюкал, размахивая ушанкой, Иван расцеловал Шапочку, а браться дружно грянули:
Поленья пылают
Колышется чад.
У печки задвижки
Как сердце стучат.
И нет нам покоя, гори, но живи!
Погоня, погоня, погоня, погоня
В горячей крови!!!!
Легенды расскажут
Лет так через сто,
Как мы умыкнули
У змея винцо!!!
И нет нам покоя, гори, но живи!
Полно алкоголя, полно алкоголя
В горячей крови!!!!
Но, радоваться было рано. В бешенстве от такого позора, Горыныч взвился горным козлом и, ломая деревья, бросился следом. И, неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы наперерез всей «честной» компании не выскочила, избушка, мерно трусившая, вскидывая голенастые ноги, к главному тракту . Не ожидавшая столкновения изба подпрыгнула, но недостаточно, от чего, зацепившаяся трубой за острый коготь печь, сначала взбрыкнула задом, а потом закрутилась волчком, разбросав по окрестным сугробам своих пассажиров, а не успевший расправить крылья Горыныч, со всего маху влетел Центральной прямехонько в окошко, качественнейшим образом приложившись боковыми головами об углы избы.

Отредактировано Captain (2015-01-19 23:32:50)

Шапка
[float=left][/float]
«Опять сугроб! Ну, сколько можно!» - в отчаянии думала Шапка, вылезая из снега, в котором утонула с головой. Лес кружился, как карусель на ярмарке с трубадурами.
- Чтобы я еще хоть раз! Да на печку! Да через лес! Да загзююгами! – в сердцах выдала позеленевшая Шапочка, и скрылась за ближайшей березкой. Вскоре послышались нелицеприятные звуки, которые перемежались с фразами «О-ля-ля», «Волк подлюга», «Должен будешь!» и «Чтоб у тебя хвост в проруби замерз». Наконец, бледная агентесса вылезла из-под березки. Девицу качало, как в семибалльный шторм, ей мерещилось, что она снова на борту «Летучего Голландца», куда ее однажды занесла очередная миссия Королевства. Это были не лучшие ее воспоминания.
Алый беретик украла сумасшедшая погоня. Шапочка не помнила, где и как его потеряла: зацепила за ветку, снесло ветром или знак отличия французского спецназа спалило пламя Горынычевой пасти, но головного убора не было.
- Позоор! - пробубнила Аннет потерянно. Шапке казалось, что она предала Родину.
Хотелось плакать, но сил не было. Хотелось лечь, но девица вспомнила о снеге, угодившем за шиворот. Хотелось просто домой, в Королевство, к зеленым лугам, бабушке и ласковому солнцу, но ковер был деморализован, а печка теперь наводила на Шапочку панический ужас.
Кто знает, как бы дальше сложилась судьба Аннет, может быть, она так и осталась замерзать под березой, плакать и жалеть себя, если бы до слуха ее не донеслись стоны и шипение. Девица насторожилась. Однако звуки были не угрожающими, а скорее, жалостливыми, и раздавались где-то совсем-совсем близко. Шапочка сделала шажок, потом другой, и тут взвизгнула - нога ее чуть не наступила на скользкую и вздрагивающую кочку. Серебристый месяц, словно решив помочь, выглянул из-за облака. И тут Шапка увидела:
- Щука! Ты? – Девица упала на колени и вытащила из снега морского заиндевевшего рекрута.

Серый Волк
[float=left][/float]
Запустив котелок по половице в угол, где тот застрял между кадушкой и ухватом, Серый бытро откатился в сторону с линии огневого удара, мысленно моля бога, что вопль «Мой пры-ы-ынц!, относился не к нему. Реакция Яги на появление дракона сделала бы честь любому десантнику, так ловко и точно, ведьма закинула в пасть Горынычу нечто противогненное. Драконья голова обиженно квакнула и, пару раз икнув, выпустила уже не огонь, а только маленькие облачка дыма. Лейтенант не успел подняться на ноги, как избушка, хлопая дверью, закачалась, так, словно дрыгала одной лапой. И внутрь влетел Кот, вернее жаб, в очках и кедах. С разгону хлопнувшись на морду дракона, она весьма смачно приложился к ней губами. Дальнейшего лейтенант не видел, потому что избушка снова накренилась, и он, не успев ни за что зацепиться, вылетел наружу, и, свалившись в глубокий сугроб, по неволе превратился в волка. Когда Серый, клацая зубами, фырча и отряхиваясь выбрался из снега, первое, что он увидел в неясном лунном свете - сидящую в снегу растрепанную девицу в обнимку с огромной щукой.

Рекрут Щука
[float=left][/float]
Волшебная рыбина, разве что чудом не успела превратиться в полуфабрикат длительного срока хранения – проведенная доблестным иностранным легионером-спецназовцем операция спасения военно-морского рекрута в сложных полевых условиях завершилась успешно. Вытащенный за хвост из сугроба Щука, в уверенных руках француженки Аннет, обрел второе дыхание.
Он уставился на девицу без шапочки, (то есть без крапового берета, но с прелестно растрепанными локонами), удивленными круглыми глазами, лихо нахлобучил треуголку и приобнял Шапочку жестким плавником.
- И-э-э-эх, крас-савица! Раскудрить твою в качель! Был бы я чуть помоложе, мы б с тобой так-кую скадрилью отмочили! - Щука крякнул от удовольствия и от всей своей рыбьей души чмокнул Аннет в раскрасневшуюся на морозе щечку.
После лобзанья он, преисполнившись ответственности главнокомандующего, окинул опытным взором дислокацию сил – наших и вражьих – и совершил молниеносный, стремительный бросок на печь, сверкнув в серебряном свете луны беловатым брюхом. Убедившись в отсутствии серьезных механических повреждений Емелькиного транспортного средства, рекрут с неподдельным оживлением взглянул на причину аварии – изба с куриными ногами, и, судя по всему с такими же мозгами (сразу видать - баба за рулем!) ковырялась пальцем в печной трубе. Лучше б за своей выхлопной следила!
- А ну, Емелюшка, веленье вызывай! Нужно помочь барышне завязшую лапу вытащить, да отбуксировать ее в сторонку, и вон, заблокированного пострадавшего, - он махнул на находившегося в отключке Горыныча, - из избушки вырезать. А может, того, - глаза Щуки вспыхнули искрами азарта, созерцая торчащий из избы зад рептилии, - пару лопат угольку ему под хвост поддать сначала? Чтоб на своей шкуре, гад такой, почувствовал, пламень поедающий, супостат окаянный! Да наперед думал башками своими, прежде чем огнем плеваться, поджигатель чешуйчатый!

Captain

[float=left][/float]
- Эх!! Где наша не пропадала!
Пока Щука строил планы мести Горынычу, на печь влезли выбравшиеся из сугробов Иван с братьями.
- Не боись, Щука, сейчас мы у этой курицы печь отвоюем! Ну-ка , батцы, вспомним как в кабак дверь вышибали. Ванька становись!
Макар с Матвеем подхватили Ивана и лихо перевернув вверх ногами, и в тот момент, когда печка по велению Емели просела вниз, вдарили этими самыми ногами, как стенобитным бревном в нависшую над печкой лапу, лапа дернулась, раз, другой и коготь, противно скрежетнув по кирпичам, выскочил из трубы. Печка облегченно «вздохнула», выпустив из трубы столб густого черного дыма, плюнула углями в сторону избушки, крутанулась, разворачиваясь, от чего слега обледенелый Щука как на салазках съехал прямо под ноги Емеле. А печка, видимо, решив, что Емелино веленье - самостоятельно выпутываться из ДТП, означает возвращение домой, рванула в сторону села, унося с собой еще не протрезвевшую троицу, вместе с чудом не упавшей бочкой.

Серый Волк
[float=left][/float]
Будь Серый в человеческой образе, он бы запросто ушел от удара и в миг скрутил бы эту лихую девицу, но волком ему драться еще не приходилось, поэтому единственное, что он смог сделать, это отклониться с линии удара, и принять удар на скулу . По скуле тоже вышло чувствительно, но кулак все-таки скользнул вдоль, заставив пошатнуться, но не сбив с ног .
Невольно зарычав Серый отскочил и ощерился, уставившись на воинственную девицу в красном одеянии. От чего-то вспомнились недавно вошедшие в моду Сейлормунки. Неужто, анимехи и до сказок добрались? А вот это было бы уже хреново.
- Ты, что с дуба рухнула, кулаками махать? - прорычал, прищурившись, лейтенант, - еще раз попробуешь, не посмотрю, что барышня, пальцы пооткусываю.
Газовая струя, унесшая в небо Горыныча, заставила его рвануться в сторону, оставив воинственную девицу и ее приятелей в облаке наигустейшего драконьего амбре.

Бабка Гульда
старая карга  [float=left][/float]
Из избушки на крыльцо вышла Яга. Принюхалась, хлопнула в ладоши. Короткий порыв колючего ветра разогнал густую вонь, оставшуюся от драконьего старта.
- Емелюшка, - нежно пропела Яга, - да ты ль это, касатик, на своей печурочке в мою избушку врезался? А куда твои глазоньки бесстыжие глядели? А о чем твоя головушка дурная думала? А ежели я тебя, сокол ясный, в конягу превращу да возчикам продам, кои бревна из лесу в город возят? Каково тебе лениться будет - под кнутом-то? Не пожалеешь ли тогда, голубок сизокрылый, что старушку обидел?
И резко сменила тон на сухой, деловитый:
- Сейчас в избу пойдешь. Дам молоток и гвозди - и чтоб живо мне ставни починил! Стекло ты, бестолочь, вставить не сумеешь, да и где тебе взять стекло-то, деревенщине неотесанной! Но хоть окно смогу закрыть. А если хоть разок чирикнешь, что лень тебе, - вот будь мое слово крепко, как утес гранитный: съем я тебя! И никакое щучье веленье не спасет, у меня на него свое хотенье найдется. Хочешь жить - чини ставни сей секунд!
Избушка злорадно приподняла одну лапу, явно намереваясь дать Емеле мстительного пинка, когда он пойдет к крыльцу.
А Яга тем временем переключила внимание на новое лицо, появившееся в пределах видимости:
- Чую, чую: человечьим духом пахнет! Столько сегодня человечьего духа на мой бедный нос, что и не продыхнуть! Что за красна девица к нам забрела, что за раскрасавица, что за цветик аленький... Серый, ты ее есть будешь? Так ешь скорее да возвращайся в избу, чтоб нам ее не выстуживать...
Тут старуха разглядела, что за бревно такое чешуйчатое лежит у Емелиных ног.
Ситуация резко менялась. Крупных волшебников Яга уважала, даже если они и не дотягивали до ее собственного уровня. Старуха рассуждала так: может, завтра ты конкурента сожрешь, но сегодня ему не груби...
Она всплеснула руками:
- Щука! Да что ж ты в сугробе-то лежишь, как пьяница какой! Ты в избу пожалуй! Сейчас мы тебя, осетра моего благородного, в лохань с водичкой пристроим...
Яга исчезла в избе - и тут же через разбитое окно послышался ее голос:
- Василий, волоки лохань! А ты, Глафира, наколдуй полную лоханку водицы - чай, умеешь! Да смотри, не морской, а озерной али речной... А ты, Вальдегардис, веник возьми, битое стекло да щепки под лавку замети.

Емеля
[float=left][/float]
Правильно промотивированная деревенщина - очень хороший работник. Ягу Емеля боялся до икоты, он позабыл обо всем на свете - о печке, коньяке и невестках, и бросился к инструментам, краем глаза наблюдая за потирающим морду волком. Волк, похоже, от таких действий девицы маленько офигел, да и сам Емеля - тоже. Разве можно было ожидать от столь прелестного создания внезапного проявления немотивированной агрессии? Конечно, подобные речевые обороты Емеле были неведомы, он подумал по-простому: "Сбрендила девка! Волка по морде бить!" А уж призыв Яги к поеданию заморской гостьи и вовсе деморализировал Емелю. Он бы и рад заступиться за девицу, так, вроде, нужно всегде делать, Щука ему рассказывал, однако не у Яги под носом. Уверенности в том, что после его криворуких потуг с починкой окна Яга не сделает кулебяку и из него, у Емели не было, скорее, наоборот. Но то была перспектива отдаленная.
Пока участники наезда печки на избу разбирались, кто кого и когда сожрет, Емеля взял в левую руку молоток, в правую - кусок дерева, в зубы - гвозди. Так и застыл на месте, не понимая, что ему дальше-то делать. Сроду ведь ничего подобного он не делал. Губы, помогающие зубам удерживать гвозди, зашевелились:
- По шучему веленьуууу, по моиму хатеньууу, шинитесь штавни шами.
Ожидаемого эффекта не последовало. Окно как было раскуроченным, таким и осталось. Емеля повторил фразу, но и это не помогло. Видать, заговорила Яга веленье, чтобы не действовало оно у неё в избе. Хотел ленивец гадость про старуху подумать, но испугался - а что, если она и мысли читает?
Емеля переложил молоток в правую руку, левой пристроил щепку к откосу, и начал по одному загонять в неё гвозди.
Криво, косо и абы как, но ставни были залатаны, являя миру рваную инсталляцию "Емеля так видит".

Шапка
[float=left][/float]
Аннет облегченно вздохнула и не смогла сдержать радостной улыбки. Месяц осветил хмурого и насмешливого Волка, но Шапочке он сейчас показался даже красивым. "Так! Стоп! Он съесть тебя хотел, глупая!" – отрезвила она себя. Такая уж была у нее натура. Стоило какому-нибудь живому существу проявить к ней хоть капельку доброты и благородства, как она тут же записывала того в закадычные друзья. Большой недостаток. Очень часто ей потом приходилось убеждаться, что сказки бывают и с плохим концом.
Шапка подошла к избушке вслед за Серым, но успела поскользнуться и, чтобы не упасть, схватилась за шею недружелюбного нового знакомого. Взбираясь на спину зверю, она изрядно потоптала ее каблучками и передергала косматую шерсть. Девица утешала себя мыслью, что волк – животное не сильно чувствительное к боли, и надеялась, что не доставила ему большого дискомфорта. Ведь злить его было чревато. Вдруг передумает и сожрет? Эта мысль вдохнула в кровь чудодейственный адреналин, и уже через минуту она стояла на пороге Избы на Курьих Ножках. Первое, что бросилось в глаза – беспечный Емеля, вколотивший последний гвоздь в ставни. Работа была халтурной, ей и с порога было видно, однако, хозяин дикой печки смотрел на свой труд с видом победителя. «Ой, обормот! Ох, простофиля! – страх понемногу снова прокрался к ней в душу. – Будет из нас рагу! Точно будет!».
Шапочка, переминаясь с ноги на ногу, застыла на пороге. Суровый взгляд хозяйки дома не позволил ей как следует оглядеться.
- Мир дому сему! – вспомнив о вежливости, изрекла девица, и поклонилась в ножки Яге.- Бон суар, как говорится.

Кот
[float=left][/float]
- Ой! – оглушенный агент обалдело смотрел на передние конечности, ставшие вместо зеленых и бородавчатых, пушистыми и выхоленными. – Да чтоб мне обувки всю жизнь не видать! Лапы… как есть лапы, - он даже выпустил когти, чтобы убедиться, что это не сон. Кошачья морда засияла блаженной улыбкой, а большие зеленые глаза радостно уставились на драконшу и тут, Леопольд опешил, соображая, что после поцелуя, кожа той покрылась бородавчатыми лягушачьими пупырышками. – Вот те на… - от удивления, кот раскрыл рот, слушая квакающие звуки издаваемые пастью. Видать заклятие было с подковыркой или порчей и предавалось, а не расколдовывалось поцелуем. Как-то стало стыдно и даже не удобно перед дамой, которую пришлось невольно втянуть в такую неприятную историю. – Ну… квот... тьфу! То есть кот. Так ведь не простой же, а французский? И… - Леопольд встал, поправляя очки и отвешивая поклон розовой жертве обстоятельств. – Девушка, я честное слово не виноват. Случайно получилось… - он хотел было глубоко покаяться, но драконья голова рванулась из избушки, впуская в разломанное окно порыв ледяного ветра.
Догоняя сбежавшую и, по всей видимости, расстроенную драконшу, кот кинулся к окну, но качнувшаяся избушка унесла преследователя в сторону. Запнувшись о помело, кот упал, отгреб сучковатую палку и поднимаясь, запрыгнул на покосившийся подоконник, успевая заметить, как массивная туша мелькнула хвостом в воздухе.
- Девушка!!! Куда же вы?! – обреченно вздохнув, Леопольд развернулся, сползая с подоконника, глядя то на Глафиру, то на ведьмочку. – Как-то некрасиво получилось. Все-таки она дама. А может, средство есть, заветное? А? – с надеждой глядя на ведьмочу, которая казалось ему сговорчивее старой грымзы стоящей в дверях и кликающей какого-то Емелю. Кот прислушался, навострив уши. Тонкий голосок за дверью, показался ему очень знакомым.
Опрометью бросаясь к выходу, агент метнулся на крыльцо.
- Аннет! - широко растопырив лапы, кот бросился обнимать пропавшую Шапочку.

Русалка
[float=left][/float]
Глафира, только повеленье Яги услышала – подскочила, словно ее сто морских ежей разом ужалили, лохань у Васьки-Лиходея до того проворно из лап выхватила, что котяра еле увернуться успел, чтоб, не приведи Леший, царевны не коснуться. Помнил Василий наказ хозяйки, крепко помнил, и не хотел рисковать своей репутацией: станет добряком – вмиг его Яга Глашке в игрушки для купания отдаст…
А царевна лохань на лавку поставила, ладошки над посудиной протянула, переживает, ресницами длиннющими хлопает.
Раз хлопнула – полная лохань мокрого песка образовалась. Нахмурилась русалка, стиснув губы – хорошо, бабушка не видит! Глаша отродясь так не волновалась, и сроду папеньку своего так беспрекословно не слушалась, а перед бабушкой заробела, будто судьба ее, Глашина, сию минуту решалась. Оглянулась на двери – Васька спиной, Кондратий деликатно отвернулся, делает вид, что не замечает. Одна Вальдегардис за манипуляциями Глафиры наблюдает, прищурилась, и голову чуть набок держит, снисходительно значит. Выплеснула Глаша песок в окно, сосредоточилась, и снова ресницами – хлоп! Полная лохань улиток! О, девы морские! Как же русалкам обычным эти фокусы удаются? И воду в море-окияне, и песок на дне обновляют. Есть среди русалок в Тридесятом даже одна такая – Лилиана, так та, умеет сто шестнадцать видов песчинок разнокалиберных отдельными разноцветными горстками создавать. Она их называет не зернышками, а гранулами. И для каждой кучки у нее есть умное наименование: «базальтовый оливин» или «розовый гранат». И еще она водоросли умеет делать с рифлеными листочками, правда, красивые они у нее получаются - резные, узорчатые. Так Лилиана и просиживает над ними с утра и до утра – все циркулем глубину зубчиков вымеряет, и насыщенность пигмента сравнивает. Даже на воздух уже много лет не выплывала. И потенциальные утопленники ее не интересовали. Лилиану так и звали – ботаничка. А Глашка - все время торопилась и у нее водоросли бесформенные выходили. Комковатые и рыхлые. Папа, правда, смеялся: «-Не переживай, доча, на мочалки – пойдет». А сам, так ни разу Глафириной губкой и не помылся, сказал только Осьминогу: «Мягкие они чересчур, что я - дитя? Ими только младенцев мыть, да еще вон девицам сгодится - мазилки под глазами вытирать!»
Так Глафира на учебу и плюнула. Просто у нее познавательный интерес, как объяснил папеньке Осьминог, не внутрь - в глубину, а наружу - в высоту и ширину распространялся. И желательно – сразу во все направления. Вот и не сиделось ей на месте. Но вот что Глаша любила – так это выращивать кораллы. Тут она счет времени теряла – сидела часами и зачарованно смотрела, как покоряясь ее мысли, одному движению зеленых ее очей, вырастают диковинные разноцветные сады, сплетаясь ветвями в высоте небесно-голубых глубин, просветленных золотистыми лучами земного солнца.
Однажды целую гряду коралловых рифов вырастила – выступающий над водой игольчатый остров. Ох, как ругался папенька! Отшлепал в сердцах. Глашка так и не поняла - за что? – красиво ведь!
И вот теперь то же самое – зачем ей умение рифы выращивать, если Яга воды обычной сотворить приказала? Досада, да и только! Глашка вздохнула и подняла лохань, чтоб улиток в сугроб за окном ссыпать, как тут Емеля с молотком зашел, и окошко досками криво-косо заколотил. Царевна взглянула на юную Вальдегардис глазами, полными отчаяния: мол, что же делать теперь? Вальдегардис меланхолично подставила ей ведро. Улиток оказалось столько, что окромя ведра пришлось еще ковшик и пять мисок заполнить. Все бы ничего, да тут в сени заскочил Щука. Он, газовую атаку в снегу пережидал, прикрывшись треуголкой, а как баба Яга в тепло позвала - гарпуном в избу метнулся. Любому десантнику на зависть! Глашенька как рекрута увидела – обомлела бедняжка. К лавке пятится, лохань к груди прижимает, а из ушастой посудины пена пушистая ползет, сверкает, пузыриться, на пол стекает. «Все, конец, - подумала Глаша, - не успела! Не смогла! Теперь бабушка во мне разочаруется, за порог выставит! Все верно лейтенант говорил - бесполезное я существо!»
А Щука глаза выпучил: - Глафи-и-и-ра?!
И давай стучать по полу обледенелым хвостом, приплясывать да приговаривать:
- Счастье-то какое, Ваше Высочество!!! Вы живы!!! То-то папенька Ваш обрадуется!!!

Ведьмочка
[float=left][/float]
Закрутилось, завертелось - последствия ДТП оказались похлеще его самого. Народу повалило со всех сторон, как из местной сказки про рукавичку. Нет, рыба-генерал и криворукий мужик в расцвете лет - это ещё можно понять, всяко бывает, но чтобы Котожаб оказался тем самым Котом В Кедах, а девица, смачно хукнувшая Серого - той самой Шапкой! Вот и подтверждение рассказа Серого о том, что сказки сошли с ума и перемешались. Глобализация в действии.
Напрочь забыв предостережение Яги, Вальдегардис, прибрав разбитое стекло, подсобила царевне морской, у которой, похоже, день не удался с самого утра. То песок вместо воды, то улиток полную лохань наколдовала - Вальдегардис подумала, что не пропадать же добру, вон, гости французские объявились, им в самый раз такой... деликаетс, в общем, потреблять, да и выбросить некуда. Криворукий мастер расстарался как раз в тот момент, когда Глафира хотела избавиться от улиток-улик, и спасительное отверстие в виде окна превратилось в очень посредственно заколоченную дыру, из которой немилосердно сифонило. Проведя рукой, Вальдегардис наколдовала в щелях бычий пузырь, чтобы не так сильно дуло - стекло, да ещё такое вычурное, как у Яги, и явно волшебное, она уж точно не осилила бы сотворить.
- Мсье Кот, вы не расстраивайтесь насчет Дракона. Вы же не виноваты, это все ДТП. Пошлете потом корзинку с мышами, ну или что там драконы любят? Принцесс? - Вальдегардис запнулась, глянув на Глафиру. Как-то нехорошо получилось.

Серый Волк
[float=left][/float]
«И чему только вас в спецназе учат? – ворчал Серый, ежась под ногами Шапочки. – Нет, чтобы в два прыжка и на порог, так всю спину каблуками истоптала.
Он был уже и не рад, что решил помочь девице забраться в избушку, даром, что поскользнувшись, чуть не придушила, так еще, и шерсти невесть сколько повыдергала. Наконец горе-агентша забралась на порог и Серый, одним прыжком оказался там же, едва не сбив с ног обнимающуюся парочку.
Вот так-так, а они с котом оказывается знакомы, отметил про себя лейтенант. Надо будет иметь в виду, на всякий случай. Слишком уж этот котяра старался втереться в доверие. И все эти рассказы про сбежавшего волка… Иностранные шпионы – есть иностранные шпионы, и не важно, что в сказке.
Не успел волк протиснуться мимо Шапки и кота в избу, как чуть не наступил на бьющегося в верноподданническом восторге Щуку. Рекрут, вне себя от радости, размахивая треуголкой, извивался на полу как уж, а на над ним с полными слез глазами в обнимку с огромной лоханью стояла Глафира. Из лохани клубами лезла мыльная пена.
«Вот блин, а девчонка-то, похоже, и колдовать толком не умеет, вот-вот разревется, слезами лохань наполнит».
Сергей шагнул через Щуку. Шагнул волком, перешагнул – человеком.
- Так, реветь отставить, лохань поставить, - усаживая девчонку на лавку, скомандовал лейтенант. – А теперь тихо, тихо… - он взял Глашку за плечи, - представляем вечер, закат, речка гладкая, даже не видно как течет, камыш шуршит, плотва всплескивает, водомерка по воде бежит, тонкими лапками перебирает, вода чистая-чистая, весь песок на дне видно, такая же сейчас и в лохани будет, ты только представь и появится…
Волков даже дыхание задержал, боясь спугнуть, а вдруг не получится, тогда уж точно царевны-Несмеяны не миновать.

Рекрут Щука
[float=left][/float]
Щука блаженствовал.
Попав в родную стихию, он жмурился от удовольствия, лежа в лохани, напоминая довольного кота на теплой печи, с которого можно картину маслом писать под названием «Жизнь удалась»
В другой раз ему бы для полного счастья трубочка хорошего табака понадобилась, но в волшебной избушке, да у такой гостеприимной хозяйки, ему и в голову не пришло о своей привычке вспомнить. Яга-то была не просто великой волшебницей Тридесятого, а самой мудрой из тех, кого Щука на суше знавал. Одно слово - женщина-загадка! Дорожную катастрофу, крушение Горыныча только что пережила – а в избе уже полный порядок, все сестры, как говорится при серьгах (это он себя, конечно, имел в виду), а гости незваные - к делу прилажены.
Но особенно проникся зубастый служака сказами гостящего у хозяйки самоходной избушки волшебного Волка: о природных красотах рек и озер. Сразу видно – толковый мужик. Потому что – рыбак. По глубокому убеждению Щуки, только рыбак мог так искренне и задушевно рассказывать о простых и обыденных вещах. А рыбак рыбака видит издалека! «Поди, большой любитель часами просиживать у водицы, выуживая красноперок с окушками… Даааааа…» - Щука шевельнул в воде плавником и вздохнул от набежавших воспоминаний. Все-таки сухопутная жизнь, хоть и кишит разнообразием, а все же излишне суетлива и утомительна. Такое не для него. То ли дело чистые речушки, да тихие затоны… там только мошкара над водой мельтешит, да рыбья мелкота густыми стайками шныряет, а так – хорошо, спокойно! Рекрут и сам был не дурак подкараулить глупую мелочь в зарослях водорослей или возле береговой бровки на краю камыша, у дна, среди корневищ растущей там донной травы, а еще лучше - у прибрежных заиленных коряг. « - Дааа, вот такого бы дружка моему Емельке, так может дурачок другим человеком бы стал! А то, чему он от тех охламонов из ларца научится?... Вон, и Глафира глаз с рыбака не сводит, только из дому выскочила, как на первую наживку и попалась. Вертать в терем ее поскорее надо…»

Шапка
[float=left][/float]
Аннет погладила Кота по блестящей шерстке, пообнимались они, полюбезничали, да вот только неспокойно было на душе у агентессы французской. Кот, безобразник, не смог сдержать эмоций и, едва ее увидев, кинулся лобзаться на радостях. Шапочка ему была, конечно, рада и приятно ей, что Кот заботу проявляет, беспокоится, но от девицы не укрылось, что Волк кинул подозрительный взгляд, а хозяйка избушки смотрит вприщур, насмешливо, настороженно. Златокудрая девушка, над корытом бормотавшая что-то, тоже удивленно посмотрела, у другой гражданочки, Шапка сразу поняла, что заграничная, улыбка лукавая на лице появилась. Однако пуще всех обеспокоил ее Серый. Как могла она, спецназ с немалым опытом, так оплошать?! Или потеря беретика ей голову замутила, что она посеяла все мысли и соображения?! У Аннет аж сердце похолодело, когда эта зверюга превратилась в человека. Шутя так, играючи, словно шубу сбросил с мороза. Шапочка всегда оборотня могла распознать, а тут не смогла. Промашка. Выправка у Серого была статная, взгляд суровый, сразу видно – человек военный, уж это она разглядела сразу. Волк хмурил брови, на них с Котом посматривая, но, когда к мадемуазель подошел, словно подменили его. Оттаял вдруг, глаза подобрели, сам светится, как начищенный евроцент, смотрит нежно. «Надо же», - удивилась агентесса, взяв на заметку, но тут Яга к ней сурово обратилась и потребовала ответа. Шапка вздохнула. Нутром чуяла – колдунья распознает ложь, и уж тогда точно будет из них рагу по-французски. С улитками.
- Дело нас привело, сударыня, в ваше царство. Вы не подумайте, мы не какие-нибудь шпионы дурные, злого умысла не имеем. – Шапка сняла капюшончик алого плаща, растрепанные волосы расползлись по плечам. Душно ей вдруг стало. – Ищем мы волка, который сбежал из нашего Королевства, а ведь это не дело, чтобы из сказок герои шастали. Согласитесь?- она бросила на Ягу быстрый взгляд. - Да только он как в воду канул. Наши волшебные зеркала показали, что какой-то волк объявился в ваших землях, да видимо напутали что-то, и поломались они все вдруг, толком ничего не поведав. А тут ведь дело такое, медлить нельзя, вот нас с Котом, - Шапка придвинула полосатого к себе ближе, - и кинули на поиски беглеца. Полетели мы на ковре-самолете, да тут опять не свезло. Видимо, не приучен восточный ковер к вашим тридесятым морозам. – Шапочка вздохнула тяжело и продолжила. - Авария случилась на Переясвет-озере, ну, а дальше, дальше все ясно – Иван, Макар, печка, Емеля, Щука, коньяк, Горыныч, волк не тот… и вот вы, – неуверенно закончила Аннет свой сумбурный рассказ и под конец, совсем уже тихо зашелестела, - нам бы только серого нашего.

Кот
[float=left][/float]
- Какую душу? - недоуменно и с опаской посмотрев на вернувшуюся в избушку ведьму, кот поближе притиснулся к Шапке и даже обвернул ее ноги хвостом. Перспектива стать мышиной стаей не радовала. Пришлось утвердительно кивнуть хозяйке, заверяя, что и лапой больше ничего не коснется, даже если просить будут. – Да вот, превратился обратно, вроде как. Только вот… не «Ан да», а точно Аннет. Анюта по-вашему, она, - примирительно потершись боком о ногу девицы, Леопольд распрямился, отвешивая Яге глубокий поклон с выкрутасами. – Разрешите отрекомендоваться, Мадам. Кот. Кот в кедах, - для большего убеждения он шаркнул ногой, привлекая внимание к лакированной обувке, успевая покоситься на волка, пристально изучавшего иностранных агентов.
«Вот теперь все по форме. К тому же жрать и превращать нас нельзя. Закон сказочной дипломатической неприкосновенности. Будем надеяться, что в этом захолустье о нем слыхом-слыхивали. Влипли мы, по-моему. Тут же одни беспредельщики. Какие уж правила?» - слушая рапорт Аннет и плотоядно поглядывая на рыбину в тазике, Леопольд припомнил, что после полета у него маковой росинки во рту не было, не считая злополучного пойла. По рассказам агентов посетивших Тридесятое, местные жители отличались хлебосольством, но эти, видно, традиций не придерживались.
- Я бы хотел добавить, мадам и месье, что дело серьезное. Наш перебежчик не простой волк. Он, как бы, из оборотней. Так что, если укусит кого, произойдет международный шкандаль. Сами понимаете, что если ваш Иван-царевич оборотнем станет, а потом покусает Елену Прекрасную, потом – Царя Батюшку и двух братьев, то в масштабе Тридесятого начнется катастрофа. Все сказки перепутаются и возникнет глобальный мор, - представляя весь ужас сказочного катаклизма, кот снял запотевшие очки, потирая стеклышки лапой. - Было уже такое, этак... лет тысячу назад. Кто выжил – былинами стал и легендами, а кто не выжил – канули в небытие. Забыли их люди… навсегда забыли, - под обреченный вздох Леопольд обвел взглядом сказочное сообщество, останавливая взгляд на сером собрате ихнего беглеца. – Мы ведь много не просим. Нам бы только зацепочку, где ваши местные волки собираются. Уж вы то знать должны, любезнейший, - хоть собак кот не любил, но больше обратиться было не к кому.
Тут до него дошла очень важная деталь. Дернув за край плаща агентессу, Леопольд тихо спросил:
- А почему драконша Горыныч?

Шапка
[float=left][/float]
- Ну, ты даешь, а еще кеды надел! Это же элементарно! Я вот девочка, но зовут меня Аннет, а не Аннета, вот и дракониха тоже - Горыныч, а не ГорынычА. Может у них так принято,– зашептала в ответ Шапка. - Тсс, а то Ягу разозлишь, - шикнула она на него, когда полосатый попытался что-то возразить, и вытянулась по стойке смирно.

Бабка Гульда
старая карга
[float=left][/float]
Яга шла первой. Хоть и стоял вокруг стеной непролазный дремучий лес, топора не слышавший от веку, но старуха не вязла в сугробах, не спотыкалась о коряги, не ломилась сквозь кусты. И казалось идущим сзади, что орешник да крушина перед старухой сами расступаются, а буки да грабы, зябко ежась под снежными своими шапками, опасаются тянуть к ней ветви...
В морозной ночи рассыпался по лесу то ли частый стук, то ли чей-то дробный смешок. Яга, не останавливаясь, сказала кротко:
- Ты, батюшка леший, поди прочь со своими забавами, не до тебя мне. Отсидись под корягой, тут сейчас хлопотно будет...
Деревянный хохоток удалился, стих в подлеске.
Вроде и недалеко от избушки отошли дрое путников - а голый лиственный лес разом сменился частым ельником, да непростым. Ели тут стояли громадные, черные, с нижних сухих ветвей спускались густые бороды мертвого мха. И так плотно раскинули они свои жесткие лапищи, что снег не падал на толстый, плотно слежавшийся слой опавших игл.
А вот почему не было снега на круглой большой поляне, вокруг которой деревья встали, словно осаждающее войско вокруг крепости, - про то ведомо разве что Яге да лешему. По краям поляны из земли недобро вылезали еловые корни, но в центре ее лежала голая, белесая, скованная морозом земля, и не снега, не хвойных игл не было на ней.
Яга вскинула руку, останавливая своих спутников.
- Незачем вам на поляну ходить, не любит она чужаков. Здесь и зверь не прорыскивает, и птица не пролетает. Глянь-ка, Вальдегардис-внученька, какой корень широченный из земли вылез. Да высоко как поднялся - что лавка! Вот и садись на него, да к стволу поближе, чтоб какой лось тебя невзначай не стоптал. А ты, Серый, к ногам ее ложись, да прижмись поближе. Что бы ни увидел, что бы ни услышал - голоса не подавай!.. Ну, внучка, твори чары, чтоб ни одна тварь вас не заметила...
Подняла голову, деловито прищурилась на сияющую полную луну:
- А ты закройся, нечего глазеть!
Луна все так же безмятежно лила свет на поляну.
- Я кому сказала? - осерчала старая колдунья. - Скройся в тучу, не то не поленюсь - схожу за ступой, подымусь... да помелом тебе так красоту наведу...
На светлый лунный лик медленно наползло густое облако.

Серый Волк
[float=left][/float]
Серый скакнул за Ягой пару раз, по грудь провалился, едва не отстал, но потом все-таки выбрался, пошел след в след, разу легче стало. Идет по сторонам смотрит, а кругом все меняется, то снег лежал, то почернело все, ни снежинки сверху не падает, все мхом да лишаем заросло. Ели такие, что даже во сне таких не видывал. Удивился, что Яга Вальдегардис внучкой назвала, но, видать, признала-таки за свою эту заморскую ведьмочку.
Как Яга на корень указала, так сразу лег, прижался клубком свернулся, нос хвостом прикрыл, только глаза видны и уши торчком стоят, слушает. А увидел, как ведьма луне метлой пригрозила, так аж дыханье затаил, понял, насколько велика древняя сила велесовой дочки.
Не верил лейтенант ни в зомби, ни к вампиров, в ни в приведения, да и в мифы с легендами тоже не особенно, но тут вдруг поверил, и в первый раз пожалел, что ушли из реального мира боги языческие, оставили детей своих на рабское прозябание, ибо не рабами божьими, а сынами и внуками русичи себя некогда почитали, да забыли это родство, променяли…
Вальдегардис уселась на сук, как ей Яга приказала. Что она себе представила, какие чары сотворила, Серый не знал, оставалось лишь надеяться, что ведьмочка справилась.

Бабка Гульда
старая карга
[float=left][/float]

Хоть и скрылась луна за тучами, хоть и закутались черные ели во мрак, а все же не спрятала ночь Ягу. Сама холодная земля засветилась, как гнилушка болотная, – мертвенным зеленоватым светом. И лицо Яги в этом свете позеленело, словно лицо покойницы. Стерлись человеческие черты, во рту показались клыки, глаза вспыхнули по-звериному.
Зазвучал голос древней колдуньи – неспешный, отчетливый, негромкий. И притих лес, прислушиваясь к этим властным словам:
– Сестра заря вечерняя, сестра заря утренняя, матерь черна полночь – услышьте меня! Выйду я из избы не в двери, со двора не в ворота, пойду не дорогой езженой, не тропкой хоженой – ельником, сосенником, частым буреломом, буераками да оврагами. Путь держу в ту сторону, куда ворон костей не заносит, ветер не шумит, дикий зверь не прорыскивает. В той стороне есть поляна – ни трава на ней не растет, ни цветы не цветут: много крови людской та землица выпила, злодейством-лиходейством напиталась, черной силою налилась. А уж как ступлю я на ту землю с пятки на носок, да сделаю шажок, да другой шажок, да словцо вымолвлю, да другое, да возговорю полным голосом на полдень, на полночь, на восход, на закат: а сбегайтесь ко мне, звери лесные, слетайтесь, птицы небесные! Да будет воля моя над вами тверда, как тверд Алатырь-камень. А приказу моему ключ да замок: ключ в воду, замок в гору!
И хлопнула в ладоши.
По хлопку ожил черный ельник. Разом темнота под еловыми шатрами наполнилась звуками: вздохами, трепетом крыльев, совиным уханьем, лисьим тявканьем. Засветился мрак сотнями зеленых глаз. Полетели с ветвей потревоженные снежные шапки. Рявкнул медведь, недовольный тем, что потревожили его в берлоге, спать помешали...

Ведьмочка
[float=left][/float]
Вальдегардис словно вросла в корягу, на которую её усадила Яга. Презентованная Лиходеем шубка превратилась в волшебный плащ, сотканный из древней черноты, когда ведьмочка пробормотала заклинание, и она расправила его так, чтобы захватить Серого целиком, как велела Яга. Превращение оной из забавной бабуси в маскарадной мишуре в могущественную колдунью с лицом древнего, давно забытого ведовства поразило Вальдегардис до глубины её фейской души. Не шелохнувшись, она взирала на обряд с широко раскрытыми глазам, даже не в силах моргнуть. Вдруг мимо них с Серым что-то пронеслось, как артиллерийский снаряд, ухая и ахая, а за ним следом кто-то затопал по земле, и на голову Вальдегардис шлепнулась снежная шапка, задетая кем-то из невольных пернатых гостей обряда. Памятуя наказ Яги не шевелиться, Вальдегардис так и сидела, запорошенная необычно большими снежинками, дожидаясь, пока те сами растают. Однако вычурные украшения, казалось, делать этого не собирались, надежно умостившись на её остроконечной шляпе, дабы понаблюдать за действом Яги из партера.

Бабка Гульда
старая карга
[float=left][/float]
Любопытная луна все-таки выглянула в прорыв облака, ее свет смыл с лица колдуньи древние, демонические черты. Уже прежняя старуха в долгополой драной шубе и с непокрытой головой важно зашагала по поляне, обозревая созванное ею звериное и птичье войско.
– А позвала я вас, слуги мои верные, вот по какому делу. Дошла до меня весть, что забрел в наше Кикиморье волк из заморских сказок...
– Ты по такому пустяку меня из берлоги подняла?! – рявкнул из ельника густой бас.
– Цыц, шкура блохастая, – хладнокровно отозвалась Яга. – Повелю – будешь по сугробам прыгать, мотыльков ловить... Так кто слыхал про чужака, Люпеном прозываемого?
Поднялся гвалт. На все лады повторялось одно и то же: не видали, не знаем... Подвел итоги этому базару голос с подвыванием:
– Да коль объявился бы чужак, моя стая бы его на лоскуты для варежек пустила!
– Вот и славно, – одобрила колдунья боевой настрой вожака. – Как появится – шлите мне весточку, а сами его бейте да гоните, кто встретит...
– И побьем! – задорно отозвался тонкий голосишко. – Постоим за родимое Кикиморье!
И над еловой лапой высоко подпрыгнул одноухий заяц.
Взмахом руки Яга остановила общий хохот:
– Все разом его гоните, нелегала серого. Без него там, на родине, сказки наперекосяк пойдут...
– От этих сказок еще как убежишь... – загрустил вдруг серый вожак. – Чай, помню, как сам хвост в проруби потерял... и бьют везде...
– А сказки – не кисель с крендельками! – отрезала Яга. – Теперь сказывайте, слуги мои верные: не разгулялось ли где-то по Кикиморью сильное волшебство?
Из-под елки высунулась хитрая рыжая морда.
– Крепче колдовства, что от твоей избушки идет, по всему Кикиморью нету! – верноподданнически пропела морда.
– Цыц, Подлиза Патрикеевна! – оборвала подхалимку Яга. – Я дело говорю.
Все притихли. Наконец сверху заухал филин:
– Угу! Угу! Высоко сижу, далеко гляжу! От Кощеева дворца колдовство так волной и катится!
– От Кощеева дворца? – огорчилась старуха. – Он, злодей, частенько... взбрыкивает. Еще чего?
– Крыса! Крыса знает! – затараторила сорока, прыгая по ветке. – Только подойти не может! Маленькая она!..
– Крысы много знают! – встрепенулась колдунья. – А подать ее сюда!
Огромный лось, не ступая на поляну, нагнул над стылой землей безрогую (зима же!) голову, и по его шее, лбу и носу, как по мосту, перебежала на плечо Яги большая серая крыса. Села на задние лапы и сразу запищала по делу:
– Я живу в дворцовых погребах. Во дворце сейчас подземелье новое роют, набрали гномов иноземных. И в бытовке у них стоит кушетка, обшарпанная такая. Кто от смены отдыхает – на ней спит. Я слыхала: на свалке они ее нашли, выброшенную.
– И что?
– Правда или нет, а только хвастались гномы, что на этой кушетке сны интересные снятся...
– Вот как? – вскинула голову Яга. – Без награды, крыса, не останешься. С сего дня ровно год тебя все коты да кошки будут бояться... А теперь – ступайте все отсюда!
И снова хлопнула в ладоши.
Ни топота, ни шороха крыльев – только разом опустел ельник. Погасли звериные глаза, смолкли голоса. И крыса с плеча колдуньи исчезла.
Устало, тяжело ступая, подошла старуха к дереву, у которого ждали ее Сергей и Вальдегардис.
– Слыхал, лейтенант? Лежит твоя дорога в Кощеев дворец. Потому как точно тебе говорю: не видят гномы снов. Никогда. Просто не умеют. Стало быть, надобно тебе к той кушетке приглядеться.

Отредактировано Captain (2015-01-22 18:09:13)

Кот
[float=left][/float]
- Вот оно как, значит, - кот понимающе кивнул товарке, припоминая, что канал барахлящей сказочной связи у него имелся и, если совесть придавит дальше некуда, мадемуазель Горыныч можно поймать в волшебном зеркале и поговорить по душам. Тут, кот вспомнил еще, кое-что важное и глаза полосатого агента засветились, задумчиво глядя на Серого, который проповедовал о сказочных волках Тридесятого.
Леопольд не стал лезть в спор и объяснять, что сказка с их волком – новомодная история, которую не так давно придумали люди. Он выжидал момента, когда сможет остаться с агентессой наедине. От информации Волка не было толку или тот не хотел помогать иностранцам, по причине собственной вредности.
А Яга оказалась на высоте. Пусть отношения сразу не заладились, но Кот зауважал старую ведьму. И откуда она столько знает? Смекнув, что старушка коротает не одну тысячу лет, Леопольд прикинул ее возможности и дал себе зарок, не раздражать колдунью. Разговор о хлебосоле порадовал вдвойне и агент перестал задушевно и мечтательно пялится на рыбу в лохани, предвкушая наесться от пуза сметаны. Жаль, что Шапочка думала иначе.
Недовольно поморщив нос и фыркнув, Кот с сожалением посмотрел на крынку, в лапах Василия. «А кто его знает, что в ту сметану намешали?». Порывшись в рюкзаке, агент вытянул салфетку-самобранку, с личный пайком, приподнимая ее в лапе.
- А я на диете. Три ложки сметаны в день, не больше, - толкнув в бок девицу, кот тихо зашептал: - А может, все-таки по пирогу? На наших фондю мы долго не протянем, - дождавшись, когда ведьмы выйдут из домика, а с ними и Волк, Кот оторвался от Аннет, отвесил поклон Василию и подхватил с блюда полдюжины пирожков. Пряча половину в рюкзаке, он вернулся к Шапке и заговорщически, поманил ее к себе, отрывая от болтовни с Русалочкой. - Я тут краем уха слышал, что Волк про диван говорил. Когда из избушки выходил, они с ведьмой шептались. Так вот, по-моему, это «тот самый» диван, про который в легенде Хаоса упоминалось? Так может он нашего Люпина… того, с толку сбил? А если, не его одного, - Кот нахмурился. Даже надбровные вибрисы опустились. Он представил, что грозит сказкам, если этот артефакт попадет не в те руки.
Машинально расстелив на столе салфетку-самобранку, Леопольд махнул лапой. На плотной льняной ткани появился горшочек, а в избушке повеяло ароматом горького шоколада.

Шапка
[float=left][/float]
Аннет с голодухи чуть ли не весь горшочек за раз выдула. Сладко было, вкусно, блаженное тепло по животу растеклось. Глянула она на Емелю, что пироги опять трескать сел, плечами пожала и подумала: «Может и правда ничего страшного? От одного-то кусочка? Емелька жив пока, аж щеки лоснятся!». Наконец-таки решилась, да и взяла из лап Кота пирожок. Съела, как проглотила. Вроде ничего. Не превратилась ни в кого, в лягушку или в еще какую зверушку дивную. Настроение сразу поднялась на порядок, и даже новости напарника ее не испугали, а только обеспокоили.
- Может поэтому Волк такой подозрительный и злой? – спросила она полосатого, передавая ему почти пустой горшочек с шоколадом. – Надо нам обождать пока Баба Яга с волкодлаком назад вернутся. Ты ушки свои держи на макушке, может опять услышишь что-нибудь про артефакт этот. Вот только, как нам доверие Волка завоевать? Зверь он сильный, подозрительный, расспросов не любит, сразу учует подвох, даром, что оборотень. Только, видит мое сердце, нам без его помощи никак не обойтись.

Русалка
[float=left][/float]
- Маскарад… - растерянно молвила Глафира, словно откуда-то издалека мыслями вернулась. – Так по случаю события исторического. Кащей женится. Разве вам пригласительные билеты не присылали?.. - Глаша ласково посмотрела на мадемуазель Аннет и ее элегантного кота, манерно манипулирующего с салфеткой. – Праздник большой будет, много гостей иноземных соберется, насыщенная развлекательная программа, маскарад, шоу сказочной красоты и конкурс невест – Кащей избранницу определять будет. Говорят, помолодел ради молодой красавицы. Я танцевальное представление для его свадьбы готовила. У меня целая группа русалок, специально обученных. Такое вытворяют, вы бы видели! Костюмы авторские. Только где оно все теперь? Да и незачем! - и решительно встала из-за стола. Царевна нехотя рассталась с лейтенантской курткой, кацавейкой Яги, сложила все это аккуратной стопочкой на краю широкой лавки, только валенки снимать не стала, (босая же совсем!) небось, не осерчает бабушка, что Глашка валенки ее, почти новенькие, увезла. - Как-нибудь верну с оказией. – кивнула она коту и поклонилась всем в пояс. – Прощайте, друзья, не поминайте лихом. Долг зовет. Перед Отечеством. Пойдем, Щука… А ты Емеля, если не холод не хочешь, так и не мотайся зазря. Сами доедем. Щука дорогу знает, а печь к тебе потом вернется, вон, как быстро на зов твой примчалась.
Щука водрузил на голову треуголку, отсалютовал Глафире жестким плавником, ловко вскочил на теплую печь и с удовольствием раскурил трубку. Еще бы! Задание батюшки-царя он выполнил успешно, в кратчайшие сроки и без потерь, теперь может его со службы досрочно отпустят! Соскучился Щукарь по воле! Сразу на рыбалку махнет! Красота!..
А Глафира с крыльца шагнула твердо и мужественно – как в последний путь.

Емеля
[float=left][/float]
- Я, вообще-то, не уверен, что на ней ездить можно, - продолжая уничтожать запасы Яги в виде пирогов, пробормотал Емеля. Только сейчас он вспомнил, что тридесятые стражи порядка, тридцать три богатыря, как-то поймали его с балбесами-дружками, рассекающего по просторам на печи, заставили к ней номер припечатать и техосмотр проходить. Чтобы вредных выхлопов из нее не было, Емеле приходилось тщательно выбирать древесину, и вообще, права получать на управление сказочным транспортным средством. Экзамен Емеля провалил, ибо на занятия вообще ни разу не явился по причине сказочной лени, но на выручку пришла сказочная же коррупция - поработал извозом кому надо и когда надо, по делам не совсем чистым, и права, на бересте намалеванные - в руках.
Вот сейчас до Емели дошло, что очередной техосмотр он пропустил. Нужно было проверить зарубки на стене печки, и он рванул к выходу за Глашей и Щукой, да и задел по дороге Ягины гусли. Упав с жалобным стоном на пол, они вдруг подпрыгнули, струны зазвенели, и пошла кадриль, а сами гусли взмыли в потолок, выделывая пируэты, да так, чтобы никто из находящихся в избушке не мог до них достать.

Шапка
[float=left][/float]
Едва гусли заиграли трепетный мотив, как Шапочка вдруг откинула правую ручку, плавно поднялась с лавки и поплыла лебедушкой по избе.
Раз, она сделала поворот.
Два, повела головушкой, коса взметнулась, ножка притопнула.
Три, кружевной платочек голубочком взвился в ладони.
А гусли все играли. А струны перебором позванивали. А разносилась по избе мелодия печальная, жалостливая.
Совершив первый круг, Аннет руки на бочочки поставила, голову запрокинула и, издав удалой частушечий вопль, лихо закружилась по избушки. Гусли заиграли мелодию веселую, заводную, игривую. Размер двудольный, шаг дробный, залихватский.
У Шапочки глаза стали как блюдца. Испуг, отчаяние, недоумение так и плескались в них. Ничегошеньки она не могла с собой поделать. «Заколдовали! Обдурили! Со свету сживают!» – заныла Аннет, чуть не плача, выписывая руками дуги-передуги, кружась, да ногами дробь отбивая.
- Кот! Котик! Мон ами! Помоги! – запричитала она, ища глазами своего напарника. Нашла и обомлела. Кот, ловко постукивая кедами, в присядку, рисовал вокруг нее фигуры.
И тут самогуды завели кадриль…

Серый Волк
[float=left][/float]
«Так значит, все-таки к Кощей, ну как знал, что у него окажется, или поблизости, сила к силе тянется».
Лейтенант выслушал слова Яги. Был бы человеком, в пояс бы поклонился, в волком – голову до земли склонил.
- Благодарствую, Ягнеда Велесовна, за помощь да подсказку.
Возвращались все трое так же, как пришли. Яга впереди, остальные – следом. А как иначе - в заповедные леса дорога ворожбой закрыта, чужим заказана. Хотелось волку вперед бежать, да нельзя. А на душе неспокойно, что там, в избушке, творится. Уж больно Глашка грустная была.
Но, как волшебный лес на обычный сменился, да потянуло издалека печным дымком - не выдержал, след взял, благо нюхом его в волчьей шкуре не обидели, и вперед рванулся, только снег во все стороны – не побежал, полетел прыжками. Избушку завидел, еще быстрее припустил. И вовремя - увидел, что Глафира на крыльце стоит, вниз прыгать собирается. Едва успел в человека обернуться и руки подставить, да так и рухнул вместе с ней в сугроб.
- Ты куда это намылилась? - едва успел выдохнуть Серый, как
из избушки музыка донеслась – гусли заиграли, и изба закачалась - вот-вот в пляс пустится.
- Ч-ч-ерт! Ведь опять на печку наступит…
Он схватил Глафиру в охапку и потащил подальше от куриных лап.

Captain
[float=left][/float]
волшебник
Но, не успели лейтенант с Глафирой к этой тишине прислушаться, друг другу слово сказать, как чья-то огромная тень заслонила луну, и сверху на яркое пятно в белом снегу спикировала гигантская птица. Обхватив когтями русалку, оторвала ее от Серого. Разрывая в клочья огромным клювом спецназовское обмундирование, отшвырнула в сторону вскочившего лейтенанта,только алые пятна на белый снег легли, и, мощно взмахивая крыльями, полетела через Переясвет озеро к Алатырь горе.

Змей Горыныч
[float=left][/float]
Покрытый розовыми пупырышками Горыныч, нервно почесываясь, расхаживал по площадке перед пещерой.
- Чешется… - жалобно проныла Правая.
-Не у тебя одного, у всех чешется, главное не расчесывать, - изображая невинную мученицу, Центральная трагически закатила глаза,
- Как это не расчесывать, если чешется? И откуда напасть такая, почему чешется? – Левая, покусав спину где-то в районе хвоста, зашкрябала лапой ухо.
- Потому что, у Яги все зелья такие, я предупреждал. Диатезом эта гадость называется.
- Может к ней слетать, к Яге, зелье какое даст, чтобы не чесалось?
Уже слопали зелье, тебе мало? Крыльями махай, когда снег на спине тает, не так чешется.
Змей замахал крыльями, поднимая клубы снега, и довольно прижмурился.
- Ой, глядите, полетела…тащит чего-то…
- Кто полетел, откуда? - Правая и Левая уставились в небо
- Птичка, я же вам рассказывала, - Центральная, нырнув головой между лап, принялась увлеченно чесать живот. – Птичка, Рухх прозывается, - Центральяная выглянула сбоку, - гнездо она на горе вьет.
- На нашей горе? Щас мы ее разом…
- Да пусть вьет, яиц нанесет, кушать будем.
- Нанесет она, как же, на нашу голову.. потом не отмоемся. А сейчас, чего она притащила?
- Не знаю, что-то пестренькое, вон опять летит…- три пары глаз проводили вновь взмывшую в небо птицу. – Может, посмотрим, чего она там принесла.
- Сначала в снегу поваляемся, а потом посмотрим, - великодушно согласились крайние головы и Горыныч, повалившись на спину, принялся кататься в сугробах, довольно урча и похрюкивая.

Емеля
[float=left][/float]
Хорошо на печи ехалось, да спалось сладко. Но не очень. Что-то Емелю тревожило, даже во сне, в котором осуществлялась его самая заветная фантазия - он в нем крееепко спал. Какая-то зверушка лесная, по характеру нанесенных снежной трассе повреждений, переползла через ранее проложенную печкой лыжню, транспортное средство кухонного класса подпрыгнуло на ухабе.
Емеля проснулся.
- Ой, Щукич, и ты здесь? - удивился он, увидев рядом полные укоризны глаза друга. - А чего смотришь-то так? Ой... - до Емели дошло, что он так и не исполнил просьбу Рекрута. - Не, ну а чо... Ну, забыл я, быват. Вона, и за дружками запамятовал заехать. Это все потому, что я рыбы мало ем, невестка старшая говорит, - Емеля покосился на друга, сообразив, что сказал что-то совсем не в тему. - Да и что мне, бросаться было на этого волка, когда он Глафиру твою схватил? Я, между прочим, от военной службы по скудоумию освобожден, и не научен, как по мордасам давать всяким сказочным животным. Тем более, если они ещё и люди. Ой, гляди! - задрав голову вверх, Емеля схватил ведро со Щукой и поднял его повыше. - Птица летит, а в лапах у ней - царевна твоя, платье машкерадное точно ейное! Итить-колотить! Печка, дуй за похитителем пернатым!
Ухнув, печка рванула вперед, позабыв о помехе справа, как сказал бы Щука, "баба за рулём" - и чуть не врезалась в сани, вовремя уйдя влево.
- Ядрёна вошь, у меня за повторное ДТП права отберут! - крикнул Емеля и спрыгнул с печи, чтобы проверить, все ли в санях живы-здоровы.
Сани были пустыми.

Василиса
[float=left][/float]
«Помеха справа» мирно дремала, не заметив, как сани свернули вслед за клубком с широкого Королевского тракта и очутились в дремучем лесу.
Пока самоходные летели по главному пути, промахивая верстовые столбы – у Василисы в ушах засвистело тонко-протяжно, перед глазами полоски замелькали, и девица уснула, спрятавшись под шапкой невидимкой, которая сейчас была – не то что одеялом, а почти плащ-палаткой. И даже сон ей приснился – будто стоит она на высоком подиуме в центре огромной залы, кругом свечи в канделябрах, мрамор да позолота, расхаживают рядком напудренные гессенцы в белых париках, послы Шамаханского царства, в золотых шальварах и тюрбанах с диковинными перьями, басурмане с черными глазами и невиданными мечами на поясе, и поглядывают на девицу, что под звонкие напевы гуслей прогуливается в головокружительной красоты платье, из газа и кружев. И веер у ней в руке, расписанный жар-птицами, и мушка на лице прилеплена, именуемая «мушкой-убийцей»… Посолы бормочут что-то, не разобрать - однако по глазам видно – нравится. И так Василисе хорошо сделалось, голова закружилась, брильянты хороводом пошли…
- …мать-мать-мать, - привычно откликнулось эхо, запуталось в ветках деревьев и осыпалось на голову спросонья ничего не понимающей Василисы.
- Что такое? – затрясла головой девица, и увидела прямо перед собой чье-то добродушно-глуповатое лицо.
Да это же… Глаза у красавицы сделались круглые, как два пятака.
- Емеля! Емелька! – Василиса шапку сбросила, и ну прыгать, да пытаться печного бомбилу за нос поймать, - это я, Василиска! Не узнал, чай? Разве не ты моего братца младшенького прошлую зиму на печке катал, да в сугроб уронил?!
- То-то видно, с прошлой зимы не поумнел, - буркнула из-под шапки раздосадованная мышь, высунула нос наружу, сверля нарушителя черными глазками-бусинками, - у тебя, свет мой Василисушка, на правом крыле царапина. Воеводу дорожного звать будем, али полюбовно разойдемся?

Емеля
[float=left][/float]
- Что за чудо, сани самоходные, а ездока нету, - чесал репу Емеля, осматривая второго участника происшествия на предмет наличия видимых повреждений. Если невидимые имеются, так отъедут сани по своим делам, и вроде уже Емелька не при делах. - Не, ты такое видел, Щукич? - обернулся Емеля к напарнику. - Вообще порядку не стало. выпускают свои колымаги на дороги без водителей, а потом у них, понимаешь, статистика! - умное слово ленивец помнил из не самого приятного разговора с одним из богатырей, который пытался убедить Емелю, что лучше ему права не получать и за управление каким-либо транспортным средством не садиться. - Ну, нету никого, значит... - хотел было Емеля уже смываться с места происшествия, как показалось ему, будто слышит он какой-то писк. Наклонился ниже, звездочка из-за тучи выглянула, и увидел он девицу на санях, только маленькую, с мышку размером. И мышь рядом. Протер глаза, опустил голову пониже, прислушался:
- Наааадо же, Василиса, ты, что ли? А чего это ты маленькая такая? Чего? А это что, мышь пищит? Воеводу? Нееее, давайте-ка полюбовно! - Василису Емеля побаивался немного, потому как она находилась выше его на социальной лестнице.

Бабка Гульда
старая карга
[float=left][/float]
Яга показалась в дверях, увидела птицу, уносящую Глафиру. Охнула, метнулась в чулан. Не стала тратить время на то, чтобы вытащить наружу ступу. Просто прыгнула на метлу верхом - и свечкой ушла в небеса.
Верное помело не подвело бы старую колдунью. Но еще не светало, над темной землей пеленой нависали облака - в них и скрылась птица-похитительница.
Метла, словно игла, прошивала облака по всем направлением. Наткнувшись на Черта, который ладился украсть месяц, Яга облаяла нечистого - но след крылатой похитительницы был потерян окончательно безнадежно.
- Ладно, фламинго линялая, я до твоих перышек еще доберусь, - рявкнула старуха, спикировала почти до верхушек елей и принялась прикидывать, где осталась избушка. Поневоле приходилось возвращаться обратно не солоно хлебавши - а этого Яга ой как не любила! Наглая птица с этой минуты угодила Яге в личные враги.

Ведьмочка
[float=left][/float]
Совместно с Шапкой. Заранее просим прощения Кота за то, что отписали за него, если наша версия его поведения не подойдёт игроку, мы всё потрем.
Судя по всему, гости Яги в её отсутствие не скучали - устроили дискотеку, заставив избушку пуститься в пляс. Хотя, зная уже немного нрав избушки и её обитателей, Вальдегардис заподозрила неладное и собралась было спросить Ягу, что это было, направившись за хозяйкой внутрь, но тут из избушки посыпались гости, словно жолуди с дуба - сначала Глафира, приземлившаяся в руки лейтенанта, потом Емеля, рванувший на печке, будто его ошпарили чем, и пока ведьмочка провожала местного Шумахера взглядом, приключилась беда. Невесть откуда, похоже, что с неба, спикировало нечто крылатое. Сначала Вальдегардис подумала, что это Горыныч вернулся, но голова у существа была одна. Несколько движений когтистыми лапами - и вот уже лейтенант лежит на снегу, а царевна морская взмывает ввысь, плененная птицей.
- О майн готт! - прошептала ведьмочка и, метнувшись на порог избы, позабыв об интересующих ее моментах танцевальных способностей жилища Яги, крикнула: - Фрау, лейтенант ранен! Фроялйн Аннет, помогите мне унести его с поля боя!
Шапочка доплясывала цыганочку с выходом, когда, наконец, в избу влетела Яга. Один хлопок в ладоши - и гусли угомонились, а девица со своим напарником повалились на пол. Аннет запыхавшаяся, раскрасневшаяся, раскинув руки и ноги, в полной прострации глядела в потолок. Кот в отбитых кедах примостился рядом. Сердце ухало так, будто она пробежала сто лье без передыху. Шапка настолько погрузилась в себя, что даже не заметила стремительного ухода хозяйки дома. Велесовна так торопилась, что аж дверь оставила нараспашку. И очень скоро до агентессы донесся взволнованный и испуганный голос, звавший на помощь. Аннет попробовала встать – не получилось. Крик с улицы повторился, и девица, хватаясь за лавку да ухват, что у печи стоял, все-таки поднялась на ножки.
- Ох, ёлки-моталки, хрустальные калоши! – всплеснула Шапочка руками и схватилась за щечки, увидев Вальдегардис, пятна крови и объект тревоги. Она ловко прыгнула в снег, позабыв про усталость, и боль в очумевших ногах.
- Надо его в дом снести! – она схватила лейтенанта за ноги, но те почему-то с хлюпаньем отделились от сапог и снова брякнулись в снег. - Да ну их! – Аннет бросила обувь рядышком и снова схватилась за сорок пятый европейский размер, обернутый в портянки. – Понесли?
Яга как раз взмыла ввысь на помеле, и Вальдегардис, проводив ее взглядом, подхватила лейтенанта под руки. И поняла, что означает выражение "хорошего человека должно быть много". Судя по всему, Серый был очень хорошим, и, соответственно, тяжелым.
- Понесли.
Девицы двинулись в избу.
- Стой. Нельзя вперед ногами в дом вносить. Примета плохая! - Вальдегардис вспомнила лекции по суевериелогии, и санитарки леса затормозились, чтобы переместиться по кругу.
Аннет оказалась у дверей.
Туфелька Вальдегарис поскользнулась на утоптанном снегу, переместила тяжесть её тела вперед, и это чуть не спровоцировало удар головы лейтенанта о косяк.
- Черт, простите, херр Волкофф, - виновато протараторила Вальдегардис, отплевываясь от рыжей пряди, выбившейся из-под капюшона и норовящей залезть в рот.
Девицы довольно ловко, со сноровкой внесли раненого в избу. Серый был без сознания. Мужественная бледность благородно цвела на его лице, а на груди расплывалось кровавое пятно.
- Это что? Кровь? – промямлил вдруг Кот в кедах, и девушки отчетливо услышали звук падающего тела. Шапочка споткнулась о распластанного под ногами напарника, задела ухват у стены, тот накренился и упал, шибанув черенком лейтенанта по лбу.
- Ой, - растерялась Аннет, бросив испуганный взгляд на молодую ведьму. – Вот не везет!
Они уложили волкодлака на лавку. Шапочка припала ушком к его груди и облегченно вздохнула.
-Колотится! – изрекла она. Агентесса открыла свою походную котомку, вытащила оттуда зеленую баночку, открыла. По избе пошел нестерпимый зловонный дух.
- В миг в чувства приводит! – объяснила она Вальдегардис, которая, сморщив нос, смотрела на неё недоуменно. - Бри де Мо! Некоторые его еще и едят… – состроив кислую мину, добавила агентша.
- Я это… Сапоги подберу! – закрыв рот и нос ладонью, Вальдегардис сорвалась с места, словно заправский спринтер, и выбежала на улицу, преследуемая вонью мечты гурмана; глубоко вдохнула спасительного свежего воздуха и, подобрав сапоги Серого, мужественно вернулась в избу.

Бабка Гульда
старая карга
[float=left][/float]
А тут и Яга воротилась. Бросила, вопреки обыкновению, в сенях любимую метлу, поспешно вошла в горницу. Потянула носом:
- Чем это так вкусно пахнет? Вроде как жабами тухлыми...
И тут же перенесла внимание на лежащего на лавке добра молодца:
- Будем лечить али съедим? Пожалуй, вылечим, пригодится он нам еще. Глафиру выручать надобно, а опасные дела - запоминай, Вальдегардис! - завсегда чужими руками делать надобно!
Посерьезнела Яга, рукой махнула:
- А ну, девки, живо окна открыли! С таким духом здорового уморить можно, не то что живого с лавки поднять! Вальдегардис, расстегни на нем кафтан! Запоминай: нитки в ранах не идут лечению на пользу.
Склонилась над обнаженной грудью раненого, хмуро оглядела глубокие раны.
- Крепко его подрала проклятая птица. Малым заговором не обойдешься, придется средний читать.
и завела низким голосом:
- На море Окияне, на острове Буяне лежит бел-горюч камень. На том камени сидит девица, красный шелк прядет. Прядет-выпрядает, наземь не роняет, с земли не подымает. Как прясть устанет, так руда идти перестанет...
Кровотечение унялось, но раны распаханными бороздами перечеркивали грудь и бока лейтенанта.
Яга продолжила:
- Уж пройдусь я по острову Буяну, обойду бел-горюч камень трижды противусолонь, позрю-посмотрю на ясное небо в левую сторону. С левой, закатной стороны летят три врана, три брата, несут трои золоты ключи, трои золоты замки. Запирали они, замыкали они реки, ключи, родники, так замкнули они и на добром молодце Сергее раны глубокие, руду горячую... Как на остров Буян волны катятся, бел песок лижут, на тоим песке следов не остается, так пускай бы на добром молодце Сергее следов от когтей не оставалось, в том слово мое верное да твердое, как утес морской!
Раны на глазах у наблюдавших девушек затянулись, шрамы побледнели и почти исчезли, обозначился лишь легкий след...
- Эй, Лиходей, остался у нас еще сушеный шиповник?
Кот утвердительно мявкнул.
- Вели печке живо отвару сварить... - И, обращаясь к одной Вальдегардис, объяснила: - Когда много крови потеряно, отвар из шиповника очень пользительный...
Вгляделась в побледневшее лицо лейтенанта. Хлопнула в ладоши. Сказала весело, молодо:
- Уж ты встань-пробудись, добрый молодец! Хватит в моей избе лавку пролеживать!

Василиса
[float=left][/float]
Василиса только ойкнуть успела, как тут же в рост пошла – в одно мгновение из Дюймовочки снова превратилась в девицу, высокую, стройную да статную. Подходящих размеров, одним словом.
Ай да Емеля! Ай да с-ссс…нет, это классик сказал, не будем вольничать.
- Спасибо тебе, Емелюшка, - отплевываясь и отряхиваясь от набившегося во все неудобные места снега, пропела Василиса. - И тебе, щука, спасибо, жить тебе долго и вольно, и не закончить век на столе, нафаршированной оливками!
Повеселела красавица, осмотрела себя – как есть хороша, правда, наряд гессенский поистрепался – ну, так мы места знаем, где новый раздобыть, краше прежнего. Вот только Шамаханской царицы уборы так у Яги и остались…
«А, может, рискнуть? Шапка-невидимка у меня есть…» - задумалась Василиса, а мышь – словно телепат какой, мысли читающий, тут же выглянула из-под юбки и верещит:
- Не хочу к Ягнеде, кот у нее, боюсь! Даже не думай. Ты выросла, даже лучше прежней стала – грудь вон на размер больше, а талия на пол-дюйма уже! Возвращаемся в Гессенскую слободу!
- Я тебя в декольте спрячу, - мужественная Василиса сама себе удивилась (однако слегка покраснела – тонкое наблюдение мыши от нее не укрылось) - прорвемся. Только до избушки мы не добрались… Где наш навигатор?
Глянула девица вниз – вот незадача, сани не пострадали, а клубок прямиком под полозья угодил, рассыпался по снегу микросхемами.
- Ах ты, вредитель, - ощерилась на Емельку мышь. Маленькие, они зловредные.
- Он меня спас, полно воевать!..- Василиса, невзирая на возвращенный рост, вес и пикантные объемы, даже в привычном социальном статусе зазнаваться не стала, - пусть Емелька и дурак, и в прошлую зиму Ваньку в снегу извалял, однако сердце у него доброе, и ПДД он знает.
«Может, не дурак, а притворяется? – задумалась Василиса, - эту… ментальную энергию экономит?»
А ведь это мысль! Вдруг совет разумный даст. От мыши толку мало - у нее острый приступ котофобии и мизантропии случился.
- Емелюшка! Щука… Мне-то в Кащееву столицу возвращаться надо, спешно – странные дела там творятся, и разобраться страсть как охота, и на показе побывать, и Ягнеда Велесовна мне должна осталась, я к ней поспешала. Вот в растерянности сейчас, что делать – то ли воротиться, то ли без навигатора по лесу колесить? Не видали вы избушки на курьих лапах?

Емеля
[float=left][/float]
- Видали? - добродушно расхохотался Емеля. - Да мы её... Обоюдка, в общем получилась. - Почему-то Емеле не хотелось вдаваться в подробности первого ДТП, постигшего его этим вечером. - Не советую тебе к Ягнеде сейчас. Не в духе она после того, как её изба когтем в моей печке застряла, хоть я ей и починил ставни. Красиво, кстати получилось, - с чувством удовлетворенного эстета добавил Емеля. - Там у неё полна изба народу, кроме челяди и персонального ассистента какие-то девицы, не по-нашему звать их, и волкодлак. И Глашка, царевна морская, проворонили мы её, - виновато шмыгнул носом Емеля.
Холодало.
- Эй, дрова отборные, октанового числа 95, полезайте-ка по щучьему веленью да по моему хотенью в печку, горите и согревайте. - Куда! Куда 92 лезешь? - Емеля ухватил норовящую проскользнуть в огонь старую влажную корягу, от которой больше дыму, чем толку.
- К Кощею, говоришь... - Емеля прикинул, что если возвращаться домой, там точно найдет его Горыныч. А он сейчас шибко не в духе, похуже Велесовны - нервный очень. В розовых пузыриках, потеряв бочку лучшего коньяка, с несвариением желудка после Ягиного противопожарного средства. Глядишь, на все три головы распространится эта зараза женская, ведь ни для кого не была секретом хворь Центральной. Одни говорили, что это от пропаганды, другие - что болезнь это врожденная, но покуда одна голова этим страдала, было не так тревожно, а вот все три, да с бзиком - пить перестанет, соотвественно, коньяк делать! А то известно, какие ти бабы поборницы трезвости. Этого нельзя было допустить никак, значит, лучше в поле зрения Горыныча не попадаться, попросту - рвать когти. 
Емеля сам себе удивился - умнел на глазах. Наверняка, это так на него действовали увеличившаяся грудь и уменьшившаяся талия Василисы, очень не хотелось ударить перед красавицей лицом в грязь. Была б это не она - запросто.
- Покажу я тебе путь к Кощеевому дворцу. На печи поедешь, или на своих санях? - Емеля повел бровями.

Змей Горыныч
[float=left][/float]
Птица Рух хоть и большая, да вороватая, как сорока, но как курица глупая. Не сразу до нее дошло, что стряслось, а как дошло – принялась отряхиваться, каменья драгоценные так во все стороны и полетели, многие тут же под снег ушли, но были которые и по ветвям застряли. А как отряхнулась - голову подняла, увидела, что на гнезде сидит чудище трехголовое, разорить хочет, так и рванулась вверх с грозным клекотом.
- К свадьбе готовишься? За принца заморского выходить будешь – Изабель недобро прищурилась, а когда Глафира обниматься бросилась, и вовсе дернулась. Голову повернула, одним глазом девицу рассматривает. Для нее все потенциальные невесты заморских принцев тут же становились соперницами.
Да и бусики бусиками, пусть и рубиновые, да только, когда незнакомая соперница тебе вдруг на шею бросается - еще то удовольствие. А от пуфика на щеку прилепленного чихнула так, что едва царевну их гнезда не выдула - отродясь с солтановом царстве ковры да пуфики от пыли не чистили, а тут еще с парика гессенского пудра, что мука из мельничного летка, сыплется.
Извабель глаза проморгала и снова на Глафиру уставилась.
- В избушке у бабушки?
- Это она, про какую бабушку говорит? – влезла с вопросом Левая, - не про Ягу ли? То-то пирогами с морошкой пахнет. Отродясь у Яги внучки не было. А ну признавайся, кто такая будешь? - Левая поглубже в гнездо всунулась, что-то еще сказать хотела, да не успела. Взрыкнула, обернулась, зубами клацнула.
- Я тебе говорил на стреме стоять! - заорала Правая
- Да кто ж знал, что она с низу зайдет! – извернувшись, чтобы достать врагиню, пропыхтела Левая…
Изабель, взвизгнув басом, исчезла за краем гнезда, во все стороны полетели радужные перья, и змей, переплетясь с птицей клубок, полетел вниз. У самой земли клубок распался, и оба противника воинственно махая крыльями, щелкая когтями, клювом и зубами, снова бросились друг на друга.